Л. А. Кутилова
СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА И ПРОБЛЕМА ВОСТОЧНОЙ КАРЕЛИИ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ СОВЕТСКОЙ РОССИИ И ФИНЛЯНДИИ В1918-1923 ГОДАХ
После Февральской революции 1917 г. вопрос о статусе национальных регионов Российской империи — Польши, Украины, Финляндии — Временным правительством был отложен до Учредительного собрания. Такое решение не устраивало Финляндию, которая в одностороннем порядке в декабре 1917 г. провозгласила независимость. Безусловно, объявление суверенитета ускорили октябрьские события в России. Но процессы государственного строительства и обретения суверенитета в Финляндии к исходу 1917 г. уже шли полным ходом. Так, состоялись выборы в сейм, было сформировано правительство П. Э. Свинхувуда. Известные «14 пунктов В. Вильсона», а также Декларация прав народов России, провозгласившие право наций на самоопределение, значительно облегчили задачу обретения и признания финляндского суверенитета. После установления советской власти финляндский парламент 127 голосами против 68 провозгласил себя носителем верховной власти, а 6 декабря утвердил официальную Декларацию о независимости [1, с. 130]. Декретом правительства от 18 декабря 1917 г. Советская Россия признала существование независимой Финляндии. В то же время нужно подчеркнуть, что признание независимости для Советов было в первую очередь средством облегчить осуществление социалистической революции в Финляндии с тем расчетом, что, став социалистической, она присоединится к Советской России. С этим мнением согласны финские историки; так, Э. Кетола пишет: «В отделении Финляндии правительство Свинхувуда видело возможность предотвратить в ней революцию, а правительство Ленина — напротив, развить революцию» [2, с. 300].
Проблемы советско-финских отношений нечасто становятся предметом исследования российских историков, исключением является, пожалуй, советско-финская (зимняя) война 1939-1940 гг., которой посвящена серьезная исследовательская литература [3]. Однако не менее напряженными отношения двух стран были с самого возникновения независимой Финляндии, суверенитет которой рождался в условиях крайне противоречивых событий русской революции, гражданских войн в России и в Финляндии, а также Первой мировой войны. Сложность и разнонаправленность отмеченных процессов и событий привела к тому, что часто в историографии этот период советско-финских отношений трактуют как «неясный» [4, с. 209—211], требующий серьезного осмысления. Появившиеся в последнее время работы о северных войнах России, например, А. Б. Широкорада представляют собой попытку в популярном стиле рассказать о «тысячелетней истории» противостояния с северным соседом в одном издании; содержат ошибки, безапелляционные и поверхностные суждения [5]. Важность поставленной задачи тем более возрастает, что истоки противостояния в «зимнюю кампанию» лежат в тех далеких 1918 — 1920 гг., когда, едва возникнув, Финляндия осознала опасность своего геополитического положения и попыталась впервые реализовать идеи Великой Финляндии. В отечественной историографии также крайне противоречиво, даже полярно отношение к маршалу К. Г. Маннергейму, которому во многом обязана страна своим возрождением. В советское время о нем не упоминали, сегодня одни его превозносят как истинного русского генерала и монархиста [6], другие пытаются выяснить, кем же он был больше: русским генералом или финским маршалом [7]. Ответить на некоторые из поставленных вопросов позволяет внимательное прочтение мемуаров самого маршала, которые, безусловно, являются важнейшим историческим источником [8], тему же Великой Финляндии позволяют проанализировать документы о судьбе Восточной Карелии, наиболее полно собранные в издании 1928 г. Ю. Ключникова и А. Сабанина [9]. Указанные материалы позволяют не только рассмотреть тему на фоне сложнейших международных событий, в том числе Первой мировой войны, но и включить в число участников международное сообщество — Лигу наций.
1917 г. кардинальным образом изменил судьбу десятков и сотен финнов, чья жизнь так или иначе была связана с Россией, в том числе самого известного из них — генерала К. Г. Э. Маннергейма, который после 30 лет службы в царской армии решил вернуться на «малую» родину. Не стало больше монархии, которой он служил, завершилась и карьера, поскольку VI кавалерийский корпус, которым командовал генерал, был реорганизован. Покидать Россию пришлось тайно и в спешке. Поспешность была связана с тем, что генерал понимал — радикальные силы крепнут и вскоре будут представлять смертельную опасность для молодой Финляндии. Нетерпение было настолько велико, что, по словам Маннергейма, революция распространялась «как лесной пожар» и «земля уже горела под ногами» [8, с. 77, 80]. Положение в Финляндии осложнялось тем, что рядом находился революционный центр — Петроград, и, по мнению генерала, уже в октябре 1917 г. охваченные бунтарским духом русские приступили к созданию отрядов будущей Красной гвардии [8, с. 85]. В тексте мемуаров Маннергейм часто ставит знак равенства между понятиями русский и красный, большевик. Речь, конечно, идет не только о русских, но и о попавших под влияние большевистской пропаганды финнах, которые получали оружие и поддержку от большевизированных частей русской армии. Однако обвинение в иностранном происхождении «бунта» связано с искренним убеждением Маннергейма, что большевистские идеи были привнесены на финскую почву русскими, отсюда и абсолютное нежелание в последующем признавать гражданскую войну, уверенность, что в противостоянии сторон той поры одна была просто иностранной силой.
Молодое финское государство, в создании которого спешит принять участие генерал Маннергейм, должно было обеспечить реализацию Декларации о независимости, что было крайне непросто сделать в противоречивых событиях российской революции и гражданской войны, а также Первой мировой войны. Так, страны Антанты связывали большие надежды с А. Колчаком, однако ему был предъявлен ряд требований, в том числе относительно финляндской независимости, ее надлежало признать при содействии Лиги наций. Позиция адмирала была уклончивой, он не оспаривал права внутренней автономии Финляндии, но все остальные вопросы предлагал оставить на усмотрение будущего Учредительного собрания. Сотрудничества с Лигой наций также не исключал, хотя подчеркивал, что верховенство во всех вопросах внутренней и внешней политики России принадлежит только Учредительному собранию. Даже в сложнейших условиях лета 1919 г. А. Колчак отклонил предложение Маннергейма двинуть на Петроград 100-тысячную финскую армию в обмен на признание независимости Финляндии.
Объективно говоря, при таких обстоятельствах существование Советской власти в России было гораздо более выгодно для Финляндии, поскольку она признала финский суверенитет безоговорочно. В ответ финское государство достаточно сдержанно повело себя на начальном этапе российской гражданской войны. Невозможность активно проявить себя, помимо прочего, была связана с отсутствием собственных вооруженных сил, их еще предстояло создать. «Несмотря на все это, у меня сложилось глубокое убеждение, что наша страна, в отличие от России, сможет спасти свою культуру и социальное устройство», — был уверен генерал Маннергейм [8, с. 8]. Говоря о «крестьянских войсках», которые сражаются за независимость Финляндии на первоначальном этапе борьбы, он имел в виду шюцкор, который стал костяком белой армии. Численность шюцкора к началу 1918 г. уже составляла около 40 тыс. человек [10, с. 36]. Маннергейм подчеркивал, что ополченцы сражаются не против России, они поднялись на борьбу за свободу и независимость Финляндии и против «хулиганов и бандитов, которые угрожают самому порядку в стране и собственности» [там же]. Однако кадровых военных армии не хватало, как не хватало оружия, техники и т. д. Понимая важность данной задачи, уже в январе 1918 г. Маннергейм вошел в комитет обороны, но его деятельность не удовлетворяла генерала, по словам финского историка X. Вайну, в комитете все больше вели салонные разговоры [11]. Маннергейм, разочарованный бездействием комитета обороны, заявил, что выходит из него. Заявление прозвучало как ультиматум, однако в ответ он получил должность председателя и карт-бланш для перестройки деятельности комитета, а, по сути, стал главнокомандующим армии, которой еще не было. Вопрос комплектования армии генерал собирался частично решить за счет добровольцев, вопрос оружия — за счет тайных поставок из Германии, не исключались покупки у дезертиров или контрабанда из Петрограда [8, с. 87]. Вспомним в этой связи, что еще по пути в Финляндию в декабре 1917 г. он обращался к главе французской миссии генералу Нисселю с вопросом, сможет ли Финляндия рассчитывать на оружие Антанты из французских складов в Мурманске [8, с. 79-80]. О важности тайной торговли оружием, о контрабандных путях поставок из русских гарнизонов пишет, например, Е. Балашов в исследовании, посвященном истории шюцкора [10, с. 44], утверждая, что цены на оружие, поступающее из этих источников, были гораздо ниже. Генерал Маннергейм неоднократно подчеркивал, что обретение независимости — это дело собственно Финляндии, и не следует обращаться за помощью к западным странам, в то же время он не исключал возможности частично воспользоваться помощью Германии и Швеции в деле снабжения оружием или добровольцами. Еще раз отмечу убежденность Маннергейма, что иностранная помощь может быть только ограниченной: «Если речь идет о защите свободы народа, то она должна отстаиваться собственными силами и ценой крови его сынов» [8, с. 89]. В воспоминаниях Маннергейм уверяет, что согласился стать во главе будущей финской армии только после категоричного обещания П. Э. Свинхувуда не обращаться за иностранной военной помощью.
Однако не все в начале 1918 г. разделяли эту убежденность генерала; сенат и его председатель Свинхувуд сомневались в возможности самостоятельного решения проблемы. О распространенности такого взгляда пишет известный финский политик Мауно Койвисто, отмечая, что многие видные политики и интеллектуалы и в Финляндии и в Швеции считали, что самостоятельно Финляндии не выжить [12, с. 181], она не сможет противостоять потенциальной угрозе с востока, поскольку Россия будет стремиться улучшить свое геостратегическое положение за счет соседа. Среди историков нет единогласного мнения о том, насколько искренним был в своих мемуарах генерал, когда речь шла о возможности привлечения военной помощи для защиты финского суверенитета, и действительно ли в последующем он стал жертвой обмана сената и Свихувуда, поскольку не знал об уже ведущихся секретных переговорах с Германией [7; 8, с. 89; 13, с. 137]. Сами же немцы были уверены в симпатиях Маннергейма. Так, генерал Э. Людендорф в мемуарах отмечал: «В пользу направления в эту страну (Финляндию) германских войск высказался и генерал фон Маннергейм, но он просил лишь немного повременить… Маннергейм мыслил верно, как мудрый и опытный военный» [14, с. 275]. Следовательно, настроенный в целом проантантовски Маннергейм в то же время не исключал германской помощи оружием или добровольцами в борьбе за независимость.
В январе-марте 1918 г. он предпринял энергичные усилия для строительства армии. Был открыт штаб армии, создан для нее плацдарм в Восточной Ботнии, упорядочена структура ставки, проведена перегруппировка сил, пополнен офицерский и унтер-офицерский состав. В финскую армию были зачислены шведские офицеры, в том числе из действующей армии. Офицерские кадры составили также обученные в Германии егеря. Затем предстояло преобразовать разрозненные и непостоянные отряды самообороны (шюцкор) в роты, батальоны и полки с установленной структурой управления. Но было понимание, что это лишь первый этап работы по реорганизации армии, необходим был призыв, который и был объявлен в феврале. Маннергейм в это время был всецело поглощен процессом строительства армии.
Между тем события в регионе приняли новый оборот. В Финляндии с конца января 1918 г. развернулась борьба под лозунгами пролетарской революции, и силы, ориентированные на советскую власть и большевистскую партию, спровоцировали гражданскую войну. Советская Россия признала новое революционное правительство — Совет народных уполномоченных, — подписала с ним договор о дружбе и братстве и даже согласилась на передачу северному соседу области Петсамо (Пеленга). Новое правительство в оценке Маннергейма, безусловно, экстремисты, его появление обостряет войну за свободу и независимость, поскольку речь идет о вовлечении в процесс иностранной силы. Именно фактор нахождения русских войск на юге страны, считает он, был решающим в генезисе бунта [8, с. 97]. Маннергейм не хочет признать, что в Финляндии началась гражданская война. Такая позиция генерала позволила активнее начать операции против регулярных русских частей, особенно по их разоружению.
Финляндия оказалась поделена на две части: северную, которую обороняли войска Маннергейма, и южную, где располагался промышленный и административный центр, и которая, по словам Маннергейма, была охвачена бунтом, бунтовщики же спровоцированы русскими. Ради справедливости нужно сказать, что у генерала были основания давать именно такие оценки, поскольку Советская Россия стала оказывать финским большевикам активную помощь против правительства П. Э. Свинхувуда. Например, во главе одной из красных армий в Финляндии встал полковник M. С. Свечников. С другой стороны, нельзя не отметить, что признание ленинским правительством права финского и других народов самим решать свою судьбу резко повысило авторитет большевиков во вновь созданных республиках и облегчило победу там пробольшевистских сил. В Финляндии, таким образом, было два правительства, каждое из которых претендовало на легитимность. Обе стороны готовились к решающим схваткам, укрепляли позиции, проводили мобилизации, изыскивали источники денежных средств, оружия и т. д.
В таких условиях буржуазное правительство Финляндии обратилось за помощью к Германии. Генерал Маннергейм среагировал незамедлительно: «Это известие вызвало у меня удивление и гнев… казалось непостижимым, что правительство, не спрашивая моего мнения, без предупреждения, поставило меня перед фактом», особенно ввиду данных Свинхувудом обещаний [8, с. 107]. Он хотел немедленно уйти в отставку. Однако не понятно, что в этом случае говорило громче — уязвленное самолюбие или понимание того, что интервенция несет в себе риск втягивания Финляндии в мировую войну на стороне Германии. Сомнения относительно искренности позиции генерала усиливаются, поскольку Маннергейм в конечном итоге согласился остаться в «надежде, что удастся придать сотрудничеству такую форму, которая не повредит репутации Финляндии» [8, с. 107]. Представляется, что он либо не хотел признать иллюзорности своих надежд, либо искал оправдания, поскольку прогерманская ориентация Финляндии становилась все более явной. Эта тенденция внешней политики молодого государства соединялась с роялизмом: например, рассматривался вопрос об установлении монархии с одним из немецких принцев во главе. В то же время генерал действительно находит оправдание своим действиям, считая, что интервенция поможет подавить внутреннее большевистское восстание в Финляндии, а он сам сумеет одержать решительные победы еще до прихода немецких войск. Другими словами, выражал уверенность, что сумеет военными методами решить политическую проблему [там же].
Между тем Германию интересовали не столько вопросы укрепления финляндского суверенитета, сколько желание разыграть финскую карту в условиях продолжающейся Первой мировой войны. Это стремление Германии поучаствовать в игре с Финляндией стало особенно явным в дни срыва переговоров в Брест-Литовске. Появилась возможность использовать скандинавскую страну с целью усилить давление на Советскую Россию и ускорить заключение мирного договора; в интересах Германии было также не допустить воссоздания восточного фронта с помощью войск Антанты, которые готовили Мурманскую экспедицию. По словам генерала Э. Людендорфа, интервенция в Финляндию полностью совпадала с интересами Германии [14, с. 275], «Германия сама вызвалась помочь белой Финляндии» [1, с. 147]. В этой политической и стратегической ситуации Маннергейм снимает с себя ответственность за приглашение войск Германии.
В дальнейшем на взаимоотношения России и Финляндии события продолжавшейся Первой мировой войны оказали самое серьезное влияние. С одной стороны, заключенный в начале марта Брест-Литовский мирный договор не позволил воплотить в жизнь договор РСФСР и созданной Финляндской социалистической рабочей республики. С другой стороны, он предусматривал вывод российских войск, флота и Красной гвардии с финской территории и прекращение революционной агитации и пропаганды и отражал, таким образом, настойчивость германской стороны в стремлении закрепить независимость Финляндии [15, с. 47-51]. В ответ на просьбу правительства Финляндии к германскому командованию о реальной помощи в защите суверенитета было предложено высадить десант на побережье Финского залива. Необходимо отметить, что лидеры финской политики, по крайней мере до наступления войск Антанты на Западном фронте летом 1918 г., всецело полагались на победу Германии в мировой войне. Через несколько дней после подписания Брестского мира с большевиками немцы высадились на Аландских островах. Эта германская дивизия, постоянно угрожавшая северному флангу защищавших Петроград частей Красной Армии, оставила территорию Финляндии только в декабре 1918 г. А в апреле 1918 г. германские войска были введены на территорию собственно Финляндии и 11 апреля остановились под Хельсинки. При поддержке городских отрядов самообороны немцам удалось достаточно быстро взять столицу, разгромив Красную гвардию, и они продолжили продвижение на север. Главнокомандующий финской армией К. Г. Маннергейм решил еще до подхода немцев занять один из промышленных центров город Тампере. Операция была вполне успешной. Однако десантные соединения немцев активно вмешались в события и под Тампере, и на границе с Россией. Пресса восхищенно писала о «братьях по оружию», имея в виду Маннергейма и фон дер Гольца, командующего немецким десантом. Но взаимоотношения двух командиров складывались непросто, как отмечает финский исследователь X. Вайну, немцев не устраивало, что их дивизия была подчинена Маннергейму, в самой Финляндии последний тоже нравился не всем: подозрительным было его происхождение, явные симпатии к Швеции, недостаточное знание финского языка [11]. Многие в Финляндии были уверены, что он «больше швед, чем финн» [16], кроме того, его подозревали в диктаторских замашках. Однако в целом взаимодействие финских и немецких войск, нужно признать, было результативным. Через три месяца гражданское противостояние в Финляндии в основном было завершено.
Гораздо серьезнее складывались дела в Карелии. Эта территория с самого начала стала камнем преткновения в отношениях России и независимой Финляндии. Воспользовавшись трудным положением Советов и при поддержке Германии, буржуазная Финляндия начала войну с Советской Россией, предъявив территориальные претензии в отношении Карелии. Боевые действия на севере становились все более широкомасштабными. Вооруженные финским буржуазным правительством отряды добровольцев вторглись на российскую территорию — в Восточную Карелию. Спорным стал территориальный вопрос о принадлежности не только Карелии, но и Кольского полуострова. В финской историографии действия Финского государства часто трактуются как превентивные, утверждается, что после разгрома финских большевиков около трех тысяч из них, имевших боевой опыт, перебрались в Россию, преимущественно в Карелию, поэтому существовала серьезная угроза нанесения ими удара по северу Финляндии. Даже в «Политической истории Финляндии», авторы которой достаточно взвешенно описывают события, утверждается, что нарушить границу финляндские пограничники вынуждены были в ответ на желание населения приграничных волостей присоединиться к Финляндии [1, с. 153]. Согласно подобным трактовкам, Финляндия вступила на территорию России исключительно для того, чтобы обезопасить свои тылы и поддержать стремления местного населения. На деле еще в конце января, выбирая очаг формирования армии, Маннергейм сделал свой выбор в пользу Восточной Ботнии [8, с. 89]. Важность плацдарма определялась тем, что железнодорожное сообщение напрямую связывало его с Карелией, виды на которую, следовательно, оформились еще в январе 1918 г. Кроме того, в официальном заявлении Свинхувуда, сделанном в начале марта, говорилось, что Финляндия готова нормализовать отношения с Советской Россией, если к Финляндии отойдут Восточная Карелия, часть Мурманской железной дороги и весь Кольский полуостров. Будущий премьер-министр Р. Эрих также заявил, что убытки, понесенные Финляндией в войне с большевиками, могут быть покрыты путем присоединения Карелии и Кольского полуострова. Следовательно, в качестве конечной цели войны явно прослеживалось создание Великой Финляндии [1, с. 150; 17].
Уже в самом начале марта был разработан план организации национальных восстаний в регионе и создан «Временный комитет Восточной Карелии» для введения оккупационной администрации [17]. Позднее на Парижской мирной конференции Финляндия настаивала на включении всей Карелии и Кольского полуострова в свой состав. Наступление в этом районе началось в середине марта, официально война была объявлена только два месяца спустя, в ходе военных действий финские войска захватили районы Восточной Карелии, а в 1920 г. также район Петсамо (Печенги). В Восточной Карелии при поддержке Финляндии были сформированы и официально признаны региональные органы власти, выступавшие за отделение от России, — Олонецкое правительство и временное правительство Архангельской Карелии. Есть сведения о том, что финские правительственные круги стремились при поддержке Лиги наций провести на этих территориях плебисцит. Так, во время переговоров с генералом Юденичем Маннергейм обсуждал вопрос о референдуме в Восточной Карелии и предоставлении культурной автономии Ингерманландии в ответ на помощь в захвате Петрограда [1, с. 162].
Однако Финляндия не учла развития событий в ходе Первой мировой войны и изменение позиций воюющих сторон со времени подписания Брестского мира. Ее активность вошла в противоречие с планами германского командования, которое стремилось теперь к обмену территориями: Выборгскую губернию России на область Печенги. Последняя была необходима Германии для ведения войны на севере с Англией, чьи войска в июне 1918 г. уже высадились в Мурманске. Английская эскадра высадила на Кольском полуострове десант, известный под названием Мурманской военной экспедиции. Ее основными задачами были не столько сражения, сколько организация, приведение в боевой порядок и руководство частями российской армии для противодействия трем силам — немцам, большевикам и финнам. Таким образом, весной 1918 г. Финляндия оказалась в поле большой политики: «в руках регента Финляндии оказались ключи от мировой истории» [1, с. 162]. Когда в события вмешались войска Антанты и вместе с белогвардейцами начал действовать экспедиционный англо-канадский корпус, ситуация в этом регионе тем более осложнилась. Великобритания была крайне обеспокоена присутствием вражеских немецких войск на территории Финляндии: в понимании англичан на территории союзного им Российского государства, а также неблагоприятными политическими переменами в России и заключением российско-германского мира, поэтому попыталась укрепить позиции Антанты на Севере. Оценивая эти действия Антанты, Маннергейм обвиняет ее в подозрительности в отношении германо-финского сотрудничества, упрекает британцев, что те слишком мало внимания придают финским стремлениям укрепить свою независимость, той «борьбе за свободу, которая положила предел расширению большевизма в Скандинавии» [8, с. 136]. Генерал забывает об историческом контексте, в котором развернулась борьба за независимость Финляндии. Ее роль в борьбе с большевиками признавалась, но заключительный период Первой мировой войны диктовал свои условия: финский ее театр был одним из многих, скорее даже второстепенным, где британцы реализовывали собственные цели — настойчиво пытались обеспечить связь с белой Россией через Северное море и Мурманск. В этом плане удивительно было без подозрений смотреть на сотрудничество Финляндии с немцами. К. Г. Маннергейм призывает Францию и Великобританию поверить в стремление финнов переориентировать свою внешнюю политику при сохранении полной независимости. Действительно, характеризуя позицию руководства Финляндии как крайне противоречивую, надо учитывать, что с марта 1918 по ноябрь 1920 г. сменилось 6 правительств, которые имели разные политические ориентиры.
Сам же генерал после окончания победных операций 16 мая парадным маршем ввел армию в столицу Хельсинки, однако через две недели сложил с себя полномочия главнокомандующего. Как представляется, основной мотив поведения верно изложен в мемуарах. Генерал не смог смириться с планами правительства на волне германизма реорганизовать финские вооруженные силы по германскому образцу и тем самым обречь себя на роль «свадебного генерала» в армии, которую он и создавал [8, с. 131]. Горечью наполнены слова главнокомандующего армии о том, что когда он покидал зал сената, никто не встал, чтобы подать ему руку, вместе с тем он твердо решил, что никогда не согласится «собственным именем подписывать рекомендации, которые предпишет немецкая военная комиссия» [там же].
Таким образом, Восточная Карелия в 1918 г. оказалась тем регионом, где переплетались интересы очень разных сил — «красной» и «белой» России, стран Антанты, Германии, Финляндии — и, конечно, самих карелов — коренного населения региона. Для них пример только что обретшей независимость Финляндии имел большое значение, не удивительно, что в январе 1918 г. на народном съезде в Ухте было принято постановление о необходимости создания Карельской республики. Но ситуация осложнилась тем, что в марте 1919 г. Советская власть в Восточной (Беломорской и Олонецкой) Карелии образовала Карельскую трудовую коммуну — автономное образование, призванное удовлетворить национальные чаяния коренного населения региона. В историографии ее иногда трактуют как буферное государство, созданное по типу Дальневосточной республики исключительно в политических целях. Действительно, возглавила коммуну группа присланных из Москвы «красных финнов» во главе с Э. Гюллингом (финский социал-демократ, в 1918 г. один из лидеров Совета народных уполномоченных, правительства социалистической Финляндии).
Между тем военные действия в этом регионе продолжались, развиваясь с разным успехом в течение 1919 — начале 1920 г. В их результате к лету 1920 г. стороны вышли на границу, какой она была в 1917 г.; под контролем финнов остались лишь две волости. Начались переговоры, они шли с большим трудом и их успех напрямую зависел от исхода военной компании, завершились переговоры только после успешных наступательных операций Красной Армии в середине лета 1920 г. подписанием Тартуского (Юрьевского) договора (октябрь 1920 г.). Финскую мирную делегацию на переговорах возглавлял Ю. К. Паасикиви, советскую — Я. Берзин. Согласно условиям договора, к Финляндии отходила вся Печенгская область, западная часть полуострова Рыбачий, часть полуострова Среднего и все острова к западу от разграничительной линии в Баренцевом море. Граница на Карельском перешейке устанавливалась от финского залива по р. Сестре и далее на север по старой русско-финской границе (текст договора: [9, с. 8-12]). Переговоры о Восточной Карелии и Печенге были самыми трудными, в конечном итоге стороны согласились на компромисс: Россия удовлетворила требования Финляндии о Печенге, отклонив притязания на Восточную Карелию. Обсуждая вопрос о Печенге, финские дипломаты апеллировали к указу Александра II 1864 г., который обещал компенсировать Великому княжеству Финляндскому изъятые территории Сестрорецкого завода [18, с. 104]. Договор включал помимо политических и территориальных условий военный, финансовый, экономический, культурный, гидрологический и правовой разделы.
Советско-финская граница устанавливалась по старой линии границ между внутренними губерниями Российской империи и Великого княжества Финляндского, исключая Печенгу. В текст Тартуского договора была включена декларация о самоуправлении Восточной Карелии. Судьба этого региона — части Архангельской и Олонецкой губерний с преобладающим карельским населением — определялась, таким образом, несколькими документами: внутригосударственным советским декретом от 8 июня 1920 г. и международными актами — мирным Тартуским (Юрьевским) договором (ст. 10 и 11) и приложенной к нему Декларацией о гарантиях политической, экономической и культурной автономии для карельского населения. В декларации утверждалось, что карельское население Архангельской и Олонецкой губерний имеет право национального самоопределения, местный народный язык должен стать языком администрации, законодательства и народного просвещения, кроме того, было сделано специальное заявление относительно ингерманландцев [9, с. 66-67]. Им гарантировалось право на национально-культурную автономию и общинное самоуправление, был решен вопрос о беженцах. Финнам и карелам, участвовавшим в гражданской войне, объявлялась амнистия, предоставлялось право возвратиться на родину. В последующем Советское правительство вынуждено было сохранить на освобожденных территориях Карельскую трудовую коммуну как автономное образование в составе РСФСР (с 1923 г. Карельская АССР).
Как уже отмечалось, противоречивость рассмотренных событий привела к тому, что в историографии этот период советско-финских отношений трактуют как неясный. Не все (в том числе Маннергейм) соглашаются, что в Финляндии имела место гражданская война, а военные действия 1918 — 1920 гг. против РСФСР нередко квалифицируются не как война против другого суверенного государства, а как борьба за Восточную Карелию, как национальная внутрифинляндская задача, лежащая вне сферы международных отношений. Разнородность оценок объясняется несколькими обстоятельствами. У этих событий нет четкого начала, военные действия начались в марте, однако официально были объявлены через два месяца. В них участвовали как регулярные части армий Маннергейма и Красной Армии, так и отряды разного рода добровольцев, а также местные карельские жители, русские коммунисты и финские коммунисты, бежавшие от белого террора из Финляндии. В силу географических условий и политических пертурбаций почти не сложились четкие определенные фронты, участки боевых действий были изолированы, что тоже не производит впечатления регулярной войны. Военные действия шли не непрерывно, а временами, сменяясь месяцами затишья. Они часто носили партизанский характер [8, с. 101]. Все эти обстоятельства, вместе взятые, и придают этой войне впечатление неясности.
После окончания конфликта в Восточной Карелии и смягчения напряженности в финско-советских отношениях взаимная подозрительность между государствами не исчезала. В последующем уже после подписания Тартуского мирного договора северный сосед России неоднократно утверждал, что в противовес принятым обязательствам в отношении Восточной Карелии Советское правительство ухудшало и без того трудное положение населения северных территорий, проводя массовые безмерные реквизиции и принудительные разверстки, что вызвало в крае сопротивление большевизации [9, с. 122]. Поэтому в октябре 1921 г., воспользовавшись благоприятной ситуацией, — Россия была ослаблена гражданской войной, политикой «военного коммунизма», Кронштадтским мятежом, выбирала новые пути экономического развития — Финляндия попыталась силой оружия ревизовать условия Юрьевского (Тартуского) мира: начала вооруженные действия с целью силового отторжения Восточной Карелии. На ее территории были созданы подпольные воинские формирования и при поддержке белогвардейских отрядов они продолжали бои до середины февраля следующего года. Свои действия Финляндия связала со стремлением заставить Россию безусловно выполнять Тартуский мирный договор, особенно в части, касающейся прав карельского национального меньшинства, поскольку речь шла о населении, родственном финскому по происхождению и языку. Так, в обращении к Лиге наций Финляндия объясняет свои действия тем, что с незапамятных времен население Восточной Карелии «испытывало на себе влияние цивилизации Финляндии и привыкло искать в этой стране помощи и поддержки в своих нуждах. При таких именно обстоятельствах оно и теперь обратилось к финляндскому народу, который с таким сочувствием относился к жителям Восточной Карелии» [там же]. Правительство апеллирует к обязательствам Лиги наций защищать национальные меньшинства и утверждает, что «налицо положение, когда национальное меньшинство находится в величайшей опасности и под угрозой полного уничтожения и, следовательно, нуждается во всех гарантиях и всемерной непосредственной помощи, которые могла бы дать ему Лига наций». Финляндия подчеркивает, что сама «всегда в самой широкой мере признавала и уважала нужды национальных меньшинств» [9, с. 123].
Советское же правительство иначе оценивало ситуацию, заявив в ноте на имя министра иностранных дел Финляндии 16 ноября 1921 г., что обстановку в Восточной Карелии дестабилизируют бандитские формирования, созданные на финской территории и за ее же счет [9, с. 148]. В документе утверждалось, что, нарушая мирный договор, Финляндия создает атмосферу насилия и террора. Отвергая подобные обвинения, как член Лиги наций Финляндия сочла своим долгом довести до сведения международного сообщества информацию о положении дел в Восточной Карелии. В этот период Финляндия активно сотрудничала в Лиге наций. Но нужно подчеркнуть, что вполне естественный для финнов (они в составе международной организации — Лиги наций) шаг по пути, предусмотренному положениями международного права, последовал лишь после безуспешных попыток решить проблему силой. Вполне вероятно, что предыдущая практика признания Лигой наций ситуаций, созданных завоеванием (например, в случае с Польшей и ее агрессией против Литвы и Восточной Галиции), подталкивала Финляндию на агрессивные действия.
Обратившись к Лиге наций, Финляндия имела в виду, что переданный на рассмотрение международного сообщества вопрос не только затрагивает ее интересы (возможность военных осложнений на границе, увеличение числа беженцев и т. п.), но имеет международный характер. Последовавшая затем переписка министров иностранных дел двух государств ясно обозначила позицию Советского правительства — вмешательство Лиги наций является покушением на суверенные права России.
РСФСР обращала внимание на явно антисоветскую позицию Лиги наций, поскольку ее участники (например Франция и Япония) выступали в качестве наиболее активной силы антисоветской интервенции. Предложение о разбирательстве спора о Восточной Карелии Лигой наций в таких условиях было определено советской стороной как неслыханное по форме и существу, а обращение Финляндии за посредничеством к международной организации как нарушение Тартуского (Юрьевского) договора. Кроме того, правительство Российского государства обращало внимание, что решения, принятые Лигой наций, не обязательны для него. Также было отвергнуто предложение Финляндии образовать специальную комиссию для расследования положения в Карелии [9, с. 131]. Приняв во внимание аргументы, представленные Финляндией, и желая урегулировать конфликт между двумя странами, Лига наций через своего представителя в начале 1922 г. обратилась к Эстонии, имеющей дипломатические отношения с Советской Россией. Речь шла о предложении «почтительнейше» осведомиться у РСФСР о согласии на рассмотрение Восточно-Карельского спора в Совете Лиги наций и о возможности «заседать в совете Лиги наций при рассмотрении дела» [9, с. 165]. Отвергнув посредничество Эстонии, как, впрочем, и любого другого государства, Советская страна 2 февраля 1922 г. еще раз подчеркнула недопустимость вмешательства в ее внутренние дела [9, с. 166]. Россия утверждала, что разрешение вопроса может быть только одним — Финляндия должна «немедленно прекратить вооруженные нападения… и предотвращать их в дальнейшем» [там же]. Не получив, таким образом, согласия России, Лига наций передала спор между Финляндией и РСФСР по поводу Восточной Карелии на рассмотрение Постоянной палаты международного суда. Речь шла о случае, предусмотренном ст. 17 Статута Лиги наций, когда требовалось заключение о сущности спора, в котором одна из сторон не являлась членом организации. Резолюция Постоянной палаты международного суда, принятая 23 июля 1923 г., утверждала невозможность третейского разбирательства и принятия заключения без согласия одной из заинтересованных сторон, в данном случае России. Советское государство, не будучи членом Лиги наций, не было, следовательно, связано Статутом этого международного сообщества, поэтому отсутствовали основания для принятия заключения. Среди других повелительных причин, делающих неуместным разбирательство в такого рода споре, Постоянная палата международного суда назвала невозможность провести обследование, проверить факты на месте при отказе России в содействии [9, с. 201]. Финляндское правительство обвинило РСФСР в нежелании следовать принципам международного права и защищать права национальностей, т. е. те принципы, которые само же Советское правительство и провозгласило. Однако 15 сентября 1923 г. в специальной ноте СССР объявил карельский вопрос исчерпанным и прекратил переписку [9, с. 291]; о разочаровании в деятельности Лиги см. также [19].
Резюмируя вышесказанное, отметим, что переплетение политических, экономических, этнических, языковых внутренних, межгосударственных и международных проблем региона привело к тому, что период войн в Восточной Карелии, несмотря на подписанный мир, завершился только в феврале 1922 г. Но вплоть до 1923 г. Финляндия при поддержке Лиги наций продолжала попытки решить проблему Восточной Карелии. В исследовательской литературе нет единого мнения о том, как оценивать рассмотренные выше события. В финской историографии их часто характеризуют как войну за национальную независимость (освободительную войну), но в то же время это была гражданская война в Финляндии и война между двумя государствами — Финляндией и Россией — за территории Печенги и Восточной Карелии. Авторы «Политической истории Финляндии», рассматривая варианты толкования событий 1918 г., отмечают, что в этих событиях присутствуют восстание (мятеж), революция, классовая война, гражданская война. В то же время они отдают предпочтение термину «междоусобная война». (В финской литературе иногда говорят даже о «периоде племенных войн».) Безусловно, в русском языке термин несет отпечаток архаики, но для исследователей важно, что он является нейтральным и «позволяет увязать различные элементы войны в единое целое» [1, с. 141]. Представляется, что задача дать четкое определение так и останется невыполненной, слишком разнонаправленные тенденции объединились в рассмотренных событиях. Для России они, безусловно, являются региональной составляющей гражданской войны, между тем это и попытка перенести на финскую почву свою большевистскую революцию, положить начало мировому пролетарскому пожару, и в то же время война с другим государством — Финляндией после провозглашения независимости последней (белофинская интервенция в Советскую Россию). Таким образом, в описанных событиях переплелись и внутригосударственные и внешние конфликты. Кроме того, военные действия имели четко выраженный международный аспект, на них наложились события Первой мировой и интервенции. Подчеркну, что внешнеполитический фактор стал определяющим в становлении независимости Финляндии, недаром Ю. К. Паасикиви отмечал, что «Финляндия была спасена Первой мировой войной» [12, с. 11]. В этих событиях также впервые отразилась важность и в то же время опасность геостратегического положения молодого финского государства, оказавшегося сразу после своего провозглашения в водовороте мировых событий. Е. А. Балашов и В. Н. Степаков, воссоздавая историю строительства «линии Маннергейма», утверждают, что понимание этого обстоятельства еще в мае 1918 г. заставило Маннергейма впервые задуматься о том, что защищать Петроград Россия будет в том числе путем «активных наступательных действии», и в связи с этим выступить инициатором плана строительства оборонительных позиций вдоль финско-советской границы [20, с. 5]. Известный финский политик Mayно Койвисто, размышляя о русской истории, об истории отношений Финляндии и России, вспоминал слова поэта У. Кайласа о родине -Финляндии: «Граница открывается как полынья, впереди — восток, Азия. Позади — Запад и Европа, на страже которых стою я» [12].
Список литературы
1. Юссила 0., Хентиля С., Невакиви Ю. Политическая история Финляндии. М.: Изд-во «Весь мир», 2010.472 с.
2. Кетола Э. Русская революция и независимость Финляндии II Анатомия революции. 1917 год в России: массы, партии, власть. СПб.: Глаголь, 1994. С. 298-317.
3. Барышников Н. И. Финляндия во второй мировой войне. Л.: Лениздат, 1985.133 с.; Зимняя война, 1939-1940. М.: Наука, 1998. Кн. 1: Политическая история. 382 с.; Кн. 2. Сталин и финская кампания. 295 с. и мн. др.
4. Лютых А., Тонких В. История международных отношений и внешней политики России в 1901-1939 гг. М., 2005.385 с.
5. Широкорад А. Б. Северные войны России. М.: ООО «Издательство ACT», Минск: Харвест, 2001. 848 с.; Он же. Три войны «Великой Финляндии». М.: Вече, 400 с. Критику указ, работ Широкорада см., напр.: Погорелов Е. В. «Военные тайны» писателя Широкорада II Военно-исторический журнал. 2009. № 3. С. 41-42.
6. Шкваров А. Г. Генерал-лейтенант Маннергейм. Рожден для службы царской… Летопись кавалерийских полков из послужного списка барона Маннергейма. СПб.: Алетейя, 2011.672 с.; Власов В. Л. Маннергейм. М.: Молодая гвардия, 2005.320 с. и др.
7. Фомин С. Барон Маннергейм: русский генерал или финский фельдмаршал? URL: http://rusk.ru/vst.php?idar=322935
8. Маннергейм К. Г. Воспоминания. Минск: ООО «Попурри», 2004.512 с.
9. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях / сост. Ю. Ключников, А. Сабанин. Ч. 3. Вып. 1. М.: Издание Литиздата НКИД, 1928.
10. Балашов Е. Л. Шюцкор. Феномен финского патриотизма. СПб.: Изд-во «Карелико», 2012.204 с.
11. Вайну X. Многоликий Маннергейм II Хронос. URL: http://www.hrono.ru.
12. Койвисто М. Русская идея. М.: Изд-во «Весь мир», 2002.244 с.
13. Власов Л. В. «Всадники-други, в поход собирайтесь!» СПб.: Изд-во «Европейский дом», 2010.232 с.
14. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. М.: Центрполиграф, 2007.351 с.
15. Документы внешней политики СССР. М.: Госполитиздат, 1959. Т. 1. С. 47-51.
16. Григоров Григорий. Повороты судьбы и произвол. Воспоминания. Т. 2.1928-1972. URL: http://www. kannas.nm.ru/Grigorov_Memories.htm
17. Похлебкин В. В. Советско-финляндские отношения 1917-1922 гг. URL: file://E:\ КирьяжЛкп
18. Системная история международных отношений в двух томах/под ред. А. Богатурова. Т. 1. События 1918-1945 гг. М.: Культурная революция, 2006.480 с.
19. Юнгблюд В. Т. От Лиги наций к «системе всеобщей безопасности»: идеи организации мирового сообщества в воззрениях Ф. Д. Рузвельта, 1918-1841 годы II Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2007. Вып. 3 (66). С. 66-70.
20. Балашов Е. А., Степаков В. Н. Линия Маннергейма и система финской долговременной фортификации на Карельском перешейке. URL: http://militera.lib.rU/h/balashov_stepakov/index.html
Кутилова Л. А., кандидат исторических наук, доцент кафедры. Сибирский федеральный университет.
2013
