Источник: «Вопросы истории», 2014-2
Супоницкая Ирина Марковна — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.
«Совершенно ясно, — заметил после поездки в 1928 г. по Соединенным Штатам немецкий философ Г. Кайзерлинг, — что только американская система, а отнюдь не большевистская, заслуживает названия социалистической»1. Подобное суждение может показаться парадоксальным личным мнением мыслителя. Однако Т. Драйзер, в то же время побывавший в СССР, пришел к схожей мысли. «Я предчувствую, что наша страна со временем советизируется — возможно, уже на моих глазах» — писал он, полагая, что стране с крупными корпорациями несложно перейти к советской системе2. В этом был уверен и кандидат в президенты от коммунистической партии США У. Фостер. «Когда правительство Соединенных Штатов возглавит коммунист, — заявил он в 1928 г., — что этот день настанет, так же несомненно, как восход солнца, — то правительство будет не капиталистическим, а советским, за ним будет стоять Красная армия, чтобы установить диктатуру пролетариата»3. Фостер намеревался вместе со свержением капитализма уничтожить все буржуазные партии и превратить страну в Соединенные Советские Штаты Америки4. В 1930-е гг. популярным лозунгом компартии стал «Коммунизм — это американизм XX века», привлекший новых членов. Хотя еще раньше, в 1925 г., В. Маяковский в поэме «Летающий пролетарий» писал о том, как «Великая Американская федерация присоединяется к Союзу советов!», правда, это должно было произойти через 200 лет.
Уже на рубеже XIX и XX вв. социалисты видели в трестах базу будущего нового общества. А в утопическом романе «Взгляд назад» (1888 г.) Э. Беллами предсказал победу национализации в Америке и переход собственности к одной государственной корпорации. Книга породила в Соединенных Штатах движение за национализацию, по стране создавались клубы Беллами.
Новый импульс идея социализма получила после революции 1917 г. в России. В 1919 г. в США возникли сразу две коммунистические партии. Инициатором одной из них был молодой журналист Джон Рид, вернувшийся из советской республики. Коммунисты и им сочувствующие, подобно Драйзеру, верили, что Америка тоже перейдет вскоре к новому, справедливому обществу, и стремились ускорить его приход. Один из них, Морис Коэн, полагал, что деятельность компартии, «авангарда рабочего класса», приведет к установлению советской системы во всем мире, то есть к «созданию лучшего общества для масс»5.
В Новом Свете оказалось немало поклонников советской республики. Американцев привлекали энергия россиян в стремлении создать новое общество, социальная активность и оптимизм, свойственные им самим. Советская Россия перехватила у Америки лидерство в социальном эксперименте, динамизме развития; о ней говорили как о «громадной лаборатории». Американцы откликнулись на призыв советской власти помочь в восстановлении разрушенного гражданской войной хозяйства, тем более, что послевоенный экономический кризис оставил многих без работы. «Больше всего, — писал в воспоминаниях инженер-химик Немми Спаркс, — нас тянуло к этой удивительной русской революции, к новому миру, который только что создавался». Не найдя работу по специальности на родине, он уехал в Сибирь, в организованную там Автономную индустриальную колонию Кузбасс (АИК), где участвовал в пуске коксохимического завода, и домой вернулся коммунистом. Рабочий-инструментальщик Луи Гросс из Техаса остался в России; побывал в разных регионах, вступил в компартию и получил советское гражданство, заметив: «Я теперь стопроцентный ред»6.
Идеи коммунизма увлекли не только рабочих, но и американских интеллектуалов. Побывавшие в советской республике журналисты Л. Стеффенс, А. Уильямс (в СССР известен как Вильямс) и Дж. Рид восторженно отзывались об увиденном. «Я был в будущем, и оно работает», — заявил Л. Стеффенс7. Его поразил энтузиазм советских людей 1920-х гг.; у молодежи он обнаружил черты психологии нового общества, свободного от индивидуалистических ценностей капиталистического мира. «Они обладают таким чувством собственного достоинства, которого вам не приходилось видеть, — писал Стеффенс в 1923 г. — Они ничего не боятся… У них нет собственности, они не могут ничем владеть, они могут только служить, их религиозный идеал — эффективность» 8.
Некоторым американским журналистам, работавшим в Советском Союзе, были близки идеи социализма. Корреспондент United Press International Ю. Лайонс прожил в СССР несколько лет (1928 — 1934). Выходец из бедной семьи еврейских иммигрантов из Белоруссии, он с детства впитал социалистические взгляды. Его перу принадлежит книга о Н. Сакко и Б. Ванцетти. Лайонс не был членом компартии США, но принадлежал к массовому отряду попутчиков, разделявших коммунистические взгляды. Ему первому из западных журналистов Сталин в 23 ноября 1930 г. дал интервью. Другой попутчик, Л. Фишер, работал в советской России 14 лет, отсылая сочувственные статьи о молодой республике рабочих и крестьян в еженедельник «The Nation».
Просоветскими материалами отличался один из влиятельных журналистов, корреспондент газеты «New York Times» У. Дюранти, который провел в СССР 12 лет (1922 — 1934). Ему благоволил Сталин, дав в 1933 г. два интервью. Репортажи о большевистском режиме принесли Дюранти известность и Пулитцеровскую премию, хотя в журналистских кругах он прослыл апологетом советской власти, даже аморальным и беспринципным человеком. Дюранти сдержанно комментировал коллективизацию и репрессии сталинского режима, приводя слова пословицы: «Нельзя сделать омлет, не разбив яиц» (русский аналог: лес рубят — щепки летят). Как и Фишер, Дюранти отрицал факт голода на Украине. Когда молодой английский журналист Г. Джоунс, нарушив запрет советских властей на поездки иностранцев по стране, побывал на Украине (он знал русский, так как его мать несколько лет прожила в России) и опубликовал материал о катастрофическом голоде, Дюранти обвинил его, по сути, во лжи9. Но вскоре о голоде узнал весь мир, а Дюранти чуть не лишился Пулитцеровской премии.
Одним из приверженцев коммунистической идеологии и Советского Союза был журналист Макс Истмен, ученик философа Дж. Дьюи, лидер леворадикальных литераторов и редактор журнала «The Masses», пропагандировавшего идеи кооперативного движения и социализма. Истмен считал русскую революцию «высшим социальным достижением человечества», а большевистское правительство — «наиболее справедливым, мудрым, гуманным и демократическим правительством, которое когда-либо существовало» 10. В СССР он видел образ будущей Америки. В 1922 — 1924 гг. Истмен жил в России, хорошо знал ее властную элиту (был женат на сестре Н. В. Крыленко), участвовал в работе XII и XIII съездов РКП(б). Будучи почитателем Л. Троцкого, написал его биографию, переводил его работы. Перед отъездом Истмена в Америку Троцкий передал ему письмо Ленина к съезду, которое тот опубликовал, вызвав сенсацию на Западе и нападки партийцев на Троцкого, который тут же отказался от информации, объявив ее вымыслом журналиста, что, впрочем, не помешало их дальнейшему сотрудничеству.
Со второй половины 1920-х гг. росло число американских визитеров в СССР. Среди них были писатели и литераторы (Т. Драйзер, Дж. Дос Пас-сос, Э. Уилсон), философы и политики (Дж. Дьюи, Р. Нибур, Р. Лаффолетт, Р. Тагвелл).
Дьюи после поездки в Советский Союз в 1928 г. расценил его как «великий эксперимент», самый интересный из всех, которые когда-либо проводились на земле, правда, добавил, что предпочел бы видеть его в России, а не в собственной стране. Самым важным он считал попытку большевиков сформировать «новую ментальность и новую мораль кооперативного социального типа». Такое общество будет отличаться от западного капитализма с частным капиталом и индивидуальной прибылью11. Философ надеялся на появление подобного общества в Америке и работал над созданием для него новой национальной традиции — коллективистского индивидуализма12.
О необходимости радикального изменения американской системы писал еще в 1914 г. политический мыслитель, один из лидеров прогрессизма Г. Кроули. Он полагал, что концентрация богатства и финансовой власти привела к «хаотичному индивидуализму», поэтому стране необходимо «эффективное регулирование» государства. На смену демократии индивидуализма должна прийти «высоко социализированная демократия», демократия коллективизма13. Либералы, собравшиеся вокруг основанного Кроули журнала «The New Republic» (Дж. Дьюи, У. Липпман, Э. Уилсон, М. Каули, С. Чейз), надеялись на мирную трансформацию Америки без революционных потрясений, в отличие от экономически отсталой России.
Назвав американскую систему социалистической, Кайзерлинг, разумеется, не имел в виду победу в ней социализма российского образца, как полагали Драйзер и Фостер. Американцев, считал немецкий мыслитель, роднит с русскими приверженность «общему делу». «В американской нации, — писал он, — социальные тенденции превалируют над индивидуальными»14. Взгляду Кайзерлинга близко мнение другого философа, Дж. Сантаяна, который отмечал «героический общественный дух» американцев, назвав среди трех признаков американизма наряду с трудолюбием и стремлением к преуспеванию «свободный дух кооперации»15. Эта традиционная приверженность «общему делу» и желание перемен в стране, вступившей в эпоху крупных корпораций, объясняют интерес американцев к советскому эксперименту.
В кризисные 1930-е гг. СССР стали даже рассматривать как модель для Соединенных Штатов. Привлекала, прежде всего, плановая система и социальная политика. Профессор Колумбийского университета Дж. Каунтс, дважды побывавший в 1920-е гг. в Советском Союзе, заметил, что эта страна бросила вызов Америке не Коминтерном, Красной армией и ГПУ, но Госпланом и системой образования16. В 1932 г. Лига за независимые политические действия во главе с Дьюи представила четырехлетний план выхода США из кризиса, который включал федеральную помощь безработным, общественные работы, социальное страхование, общественную собственность на коммунальные предприятия, железные дороги и пр. Историк Ч. Бирд в своем пятилетнем плане возложил контроль за его выполнением на Национальный экономический совет с представителями бизнеса, рабочих и аграриев, а в основных отраслях предлагал ввести систему картелей17. Однако, поддерживая идею планирования, американские либералы отчетливо понимали дефекты советской системы и осуждали тоталитаризм и террор в СССР.
Если большинство надеялось изменить страну с помощью реформ, то некоторые во время кризиса перешли на радикальные позиции. В 1931 г. литератор Э. Уилсон заявил о банкротстве либерализма, который не может предложить ничего, кроме общественного владения сферой коммунальных услуг. Он полагал, что в Америке пришло время для социализма, хотя считал американскую компартию неэффективной и предлагал «отделить идеологию коммунизма от коммунистов»18. Журналист Дж. Чемберлин находил противоречивым понятие «плановый капитализм» и тоже не видел альтернативы «социалистической Америке или промышленной демократии» в условиях современного хаоса19. Леворадикалы почитали Ленина, Истмен называл его «сверхчеловеком в политике», а другие — даже современным Христом. «Если Америка хочет сохранить свою душу, — заявил один из них, — …она должна перейти от буржуазной экономики и психологии к восприятию пролетарской философии жизни»20.
Во время президентской кампании 1932 г. радикальные интеллектуалы в открытом письме «Культура и кризис» призывали поддержать кандидатов от компартии У. Фостера и Дж. Форда, поскольку только эта партия «стоит за социализм не на словах, а на деле» и предлагает реальное решение проблем кризиса — создание правительства рабочих и фермеров21. Письмо подписали 52 человека, среди них писатели Ш. Андерсон, Э. Колдуэлл, Дж. Дос Пассос, Э. Уилсон, хотя ни один из них не был членом компартии. «Только социализм, — говорилось в письме, — может уничтожить эксплуатацию и бедность, которые господствуют при капитализме. Общественное владение и управление средствами производства и распределения является исходной точкой социальной, экономической и культурной реорганизации». Авторы были убеждены, что в США с высоким уровнем развития производства гораздо легче построить социализм, чем в России. «Капитализм разрушителен для культуры, — заключили они, — тогда как коммунизм стремится сохранить цивилизацию и ее культурное наследие»22.
Сторонники планирования были и среди представителей крупного бизнеса. Президент компании «Дженерал электрик» Дж. Своуп в 1931 г. предложил Гуверу начать регулирование производства и цен с помощью торговых ассоциаций, созданных в каждой отрасли. План Своупа поддержала Торговая палата, но президент Гувер отказался от него, назвав фашистским, разновидностью корпоративного государства Муссолини23. Он был использован во время «нового курса» Ф. Д. Рузвельта.
Американское правительство также испытало влияние советской системы. Если президент Гувер не хотел и слышать о планировании экономики, то Рузвельт видел в нем «путь в будущее». «Возможно, не далек тот день, — заявил он в 1932 г., — когда планирование станет частью национальной политики этой страны»24. Сторонниками планирования были три его советника из Колумбийского университа, Р. Моули, А. Берли и Р. Тагвелл, прозванный «красным Рексом». После посещения в 1927 г. СССР профессор экономики Тагвелл перешел от идеи регулирования национальной экономики к необходимости ее планирования, для чего считал нужным изучать советский эксперимент, особенно опыт работы Госплана. «Вызов России Америке, — заявил он, — состоит не в достоинствах советской системы, хотя и они нуждаются в рассмотрении. Этот вызов скорее в идее планирования, целенаправленном, разумном контроле над экономикой. Это, полагаю, мы должны воспринять как руководство для нашей экономической жизни, чтобы заменить устаревшие идеи философии laissez-faire»25.
Тагвелл верил, что на смену конкуренции придет кооперация и что общественный контроль заменит частный, а потому в России видел будущее Америки. Выступая по радио в 1932 г., он даже заявил о необходимости отказаться от американской системы бизнеса и перейти к планированию по советскому образцу, кооперированию сельского хозяйства и промышленности26. В советской системе Тагвелла привлек характер экономики, работающей «в общественных интересах»; отсутствие резкого неравенства в распределении доходов, рабочий контроль над производством. Он даже склонялся к мысли, что планирование всего хозяйства возможно лишь при общественной собственности и контроле над средствами производства, чего добиваются коммунисты27. Американский экономист не знал реальностей советского хозяйства, не выполнившего ни одного плана, и того, что само планирование преследовало скорее пропагандистские, идеологические цели.
Взгляды Тагвелла в администрации Рузвельта считали радикальными, хотя некоторые, подобно министру сельского хозяйства ГА. Уоллесу, под чьим руководством он работал, их разделяли. В 1935 г. Тагвелл возглавил Администрацию по переселению, целью которой было помочь бедным семьям во время кризиса, спасти их от голода. Он намеревался переселить около полумиллиона человек (фермеров, арендаторов) на плодородные земли, а также построить 50 городов. Тагвелл рассматривал этот проект как фундамент будущего кооперативного общества. Однако Конгресс назвал проект социалистическим, обвинив автора в антиамериканизме, и срезал финансирование. В результате было построено лишь 3 города и переселено около 4 тыс. человек28. Тагвелл ушел в отставку, его организация была признана неконституционной и реорганизована. В 1940-е гг. экономист внедрял планирование в Пуэрто-Рико, где стал губернатором.
Другой поклонник сталинского режима — американский посол в СССР в 1936 — 1938 гг. Джозеф Дэвис. В марте 1938 г. он присутствовал на политическом процессе Н. Бухарина, А. Рыкова и др., слышал их признательные показания, поверил в заговор, который они замышляли под руководством М. Тухачевского, и пришел к выводу о справедливости решения суда. Советское правительство, по его мнению, действовало быстро и энергично, и к 1941 г. пятая колонна в СССР была уничтожена, чистки освободили страну от предателей29. Фильм по его книге «Миссия в Москву» (1943 г.), понравился Сталину, его показали советским зрителям. Дэвис стал единственным западным дипломатом, награжденным в 1945 г. орденом Ленина.
Противники администрации Рузвельта упрекали ее в «культе планирования», которое приведет к социализму и коллективизму; а также в «русофильстве». Один из самых яростных критиков «нового курса» экс-президент Гувер утверждал, что активное вмешательство государства в экономику будет способствовать централизации власти, усилению бюрократизации, ограничению предпринимательской активности, а значит — снижению экономической эффективности и потере американских ценностей. В результате США превратятся в разновидность коллективистского государства, подобие СССР и гитлеровской Германии.
Гувер, по существу, обвинил Рузвельта в «советизации» Америки, назвав «новый курс» попыткой «коллективизировать американскую систему жизни»30. Первым принципом коллективизма он считал концентрацию власти и видел в ней нарушение принципа разделения властей, когда исполнительная власть подминает законодательную и ограничивает независимость судебной системы. Решение Рузвельта о создании государственной компании по управлению долиной реки Теннесси, чему препятствовал сам Гувер в бытность президента, он расценил как «переход к социализму с помощью электричества»31. (Совсем как Ленин: «социализм есть советская власть плюс электрификация всей страны»).
При Рузвельте, полагал Гувер, доминирующую роль в структурах, определявших политику (госдепартамент, министерства финансов, сельского хозяйства, труда, внутренних дел, комитеты по регулированию), играли представители левого крыла демократической партии, симпатизировавшие советской России (Д. Ачесон, Г. Моргентау, Г. Икес и др.), которых он назвал «тоталитарными «либералами»»32.
Правительство Рузвельта, по его мнению, признало Советский Союз под давлением коммунистов и их попутчиков, несмотря на то, что он не выполнил поставленные условия (уплата долга, религиозная свобода, прекращение коммунистической пропаганды). «С признанием СССР наши двери открылись для коммунистического проникновения…»33.
На первый взгляд обвинения Гувера можно было бы расценить как брюзжание потерявшего власть консерватора, однако они оказались не безосновательны.
СССР немало способствовал «советизации» Америки, активно занимаясь пропагандой своих успехов, приглашая известных людей, с восторгом рассказывавших о новом обществе. С этой же целью он участвовал во Всемирной выставке 1939 г. в Нью-Йорке, затратив огромные деньги. Советский павильон поражал размерами грандиозной 24-метровой скульптуры рабочего с рубиновой звездой в руке (работа Вячеслава Андреева), напоминавшей американскую статую Свободы; фрагментом станции метро Маяковская в натуральную величину, а также огромным (4-метровым) макетом Дворца Советов, который должен был превзойти самое высокое здание в мире — небоскреб Эмпайр Стейт билдинг в Нью-Йорке. Он убеждал посетителей в скорой победе СССР в соревновании с Америкой. Павильон пользовался популярностью, добавив сторонников нового рабоче-крестьянского общества.
Давно известно, что Советский Союз и Коминтерн финансировали коммунистическое движение в мире, в том числе и в США, руководили деятельностью компартий. Но только открытые для исследователей в 1990-е гг. архивы Коминтерна Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) окончательно это подтвердили, показав «советский мир американского коммунизма» — тесную связь компартии США с Советским Союзом и Коминтерном34.
До установления дипломатических отношений между СССР и США деньги для американской компартии доставляли курьеры, в том числе Дж. Рид, бизнесмен А. Хаммер, получивший одну из первых концессий. В 1920 г. Рида арестовали с деньгами и бриллиантами в Финляндии, когда он возвращался из России домой. Субсидии компартии США продолжались до конца 1980-х гг., генеральный секретарь Г. Холл в 1988 г. оставил расписку в получении 3 млн. долларов35.
Кризисные 1930-е гг. — время наибольшей политической активности коммунистов. В феврале 1930 г. Коминтерн потребовал изменить методы работы компартии, сделав акцент на «массовые революционные действия пролетариата — забастовки, демонстрации и пр.» 36. Весной 1930 г. в нескольких городах коммунисты вывели на улицы более 1 млн. человек, выступивших против безработицы; в 1931 г. руководили крупнейшей забастовкой горняков. Они создавали независимые от АФТ профсоюзы, которые вошли в Лигу профсоюзного единства; по инициативе компартии прошли голодные марши безработных на Вашингтон и поход ветеранов (бонус-армия) в 1932 году.
До 1935 г. коммунисты были в оппозиции к администрации Рузвельта, называя его общественным врагом N 1, даже фашистом. Но их позиция резко изменилась после выступления Г. Димитрова на 7-ом Конгрессе Коминтерна (1935 г.), который поддержал политику Рузвельта и раскритиковал американскую компартию за сектантство. Коммунисты перешли к сотрудничеству с демократической партией, вошли в Народный фронт. Под их влиянием находилась четверть членов Конгресса производственных профсоюзов. Численность компартии к 1939 г. достигла пика, составив, по ее подсчетам, около 100 тыс. чел., хотя зарегистрированных было 66 тыс., зато сочувствующих — в 10 раз больше37.
При установлении дипломатических отношений с Соединенными Штатами советское правительство обязалось отказаться от коммунистической пропаганды в Америке. В интервью 1936 г. Сталин уверял в соблюдении договоренностей 38. Однако Советский Союз и Коминтерн продолжали пропаганду, определяли стратегию и тактику компартии, ее кадровую и организационную политику, отношение к рабочему движению и администрации Рузвельта. По их приказу был снят лозунг «Коммунизм — это американизм XX века», несмотря на сопротивление американских коммунистов (им не помогло обращение к Димитрову)39. Даже конфликты между партийными лидерами разрешались в Москве, как и прежде, когда по ее указанию объединились возникшие в 1919 г. две компартии. В письме от 2 февраля 1938 г. Коминтерн требовал прекратить политические разногласия между тов. Фостером и тов. Браудером. «Компартия США никогда не была независимой политической организацией», — заключили исследователи40.
Об интересе к марксизму в американском обществе и его пропаганде, которой занимались в 1930-е гг. коммунисты, на слушаниях комитета по расследованию антиамериканской деятельности говорил историк Д. Бурстин, около года состоявший в компартии. В Гарвардском университете открыто существовал кружок по изучению марксизма, его члены организовали среди учителей профсоюз, где рассказывали о коммунистической идеологии. После заключения в 1939 г. пакта между СССР и Германией Бурстин, как и его коллеги, вышел из компартии41.
Но СССР занимался не только пропагандой коммунизма. С 1920-х гг. советские спецслужбы начали работу за рубежом, ею руководила военная разведка — ГРУ. Коминтерн обязал все компартии создать подпольный аппарат, в США с этой целью в 1932 г. был направлен Дж. Питерс. В отчете 1939 г. о работе аппарата его руководитель Р. Бейкер, сменивший Питерса, сообщал, что за четыре года были налажены связи между ЦК партии и штатами, созданы группы людей, не прикрепленных к парторганизациям, то есть засекреченных42. Партия занималась вербовкой агентов для советской разведки, сбором информации. На советские спецслужбы, как свидетельствуют документы, работали не только сам генеральный секретарь Браудер, его жена и сестра, но и множество рядовых членов компартии43.
Сотни американских коммунистов учились в Международной ленинской школе в Москве, где им преподавали марксизм-ленинизм, советскую историю и прочие предметы. Некоторые из них были приняты в компартию СССР.
О шпионаже свидетельствует и другой источник, рассекреченный в США в 1995 г., — советская дипломатическая переписка 1940-х годов. Опасаясь сговора между СССР и Германией, Соединенные Штаты в 1943 г. начали расшифровку этой переписки (проект «Венона»), которая оказалась донесениями советских разведчиков генералу П. Фитину, главе внешней разведки НКВД. Она подтвердила сотрудничество компартии США с советскими спецслужбами, о чем после войны рассказали перебежчики, бывшие советские агенты Э. Бентли и У. Чендлер, работавшие в подполье курьерами. «Шпионаж был регулярной деятельностью американской компартии», она стала пятой колонной и работала в интересах СССР против своей страны — таков вывод историков Дж. Хейнса и Х. Клера после изучения этих материалов47.
В докладах ФБР 1945 и 1946 гг. президенту Трумэну, составленных на основе информации перебежчиков, говорилось о деятельности в США в 1930- 1940-е гг. нескольких тайных коммунистических групп 48.
Один из создателей подполья — коммунист Гарольд Уэр, сын старейшей деятельницы рабочего и социалистического движения в США Э. Блур, «матушки Блур», как ее называли в Америке, с детства впитавший идеи коммунизма. В молодости вступил в компартию; выпускник сельскохозяйственного колледжа Уэр написал для Ленина обзор о состоянии американского сельского хозяйства, а во время голода 1921 г. в советской России отправился с тракторным отрядом на помощь голодающим. Десять лет Уэр помогал создавать крупное коллективное аграрное хозяйство в СССР.
В 1930-е гг. он выполнял другое задание компартии: работая в администрации по регулированию сельского хозяйства (ААА), организовал из сотрудников госаппарата в Вашингтоне тайный коммунистический клуб численностью около 75 чел., позднее его участники, в основном члены компартии, разделились на несколько подпольных групп. Среди них были юристы (братья Э. Хисс и Д. Хисс, Дж. Эбт, Л. Прессман), экономисты (Х. Уайт, В. Перлоу). К 1938 г., как сообщил Чемберс, советские агенты проникли в государственный департамент, министерство финансов, Бюро стандартов и другие государственные структуры49. Они были даже в Белом доме.
Среди тайных информаторов Сталина, входивших в коммунистическое подполье, было 13 высокопоставленных сотрудников администрации Рузвельта, в том числе экономист Х. Д. Уайт, помощник министра финансов Моргентау; политический советник, дипломат госдепартамента Э. Хисс и административный помощник президента Рузвельта в аппарате Белого дома Л. Кёрри 50.
Самая значительная фигура — талантливый экономист Хэрри Уайт, имевший наибольшее влияние на министра финансов Г. Моргентау. Вместе с Дж.М. Кейнсом он являлся создателем Бреттонвудских соглашений 1944 г., заложивших основу послевоенной мировой финансовой системы, а затем — первым директором Международного валютного фонда. Уайт, родом из семьи еврейских иммигрантов из Литвы, не был членом компартии, но разделял ее идеологию; помогал устроиться на работу многим коммунистам, в том числе экономисту В. Перлоу.
В 1944 — 1945 гг., как сообщалось в советских дешифрованных посланиях, Уайт посоветовал руководителям СССР настаивать на своем праве вето в ООН. Он пытался влиять на американскую политику в интересах СССР. Когда 3 января 1945 г. Советский Союз попросил у США заем в 6 млрд. долл. на 30 лет под 2 1 /4 %, Уайт предложил дать 10 млрд. под 2%, но проект был отклонен51. Уайт попал под подозрение ФБР и ушел с государственной службы в Международный валютный фонд. В 1948 г. он был вызван в комитет по антиамериканской деятельности палаты представителей Конгресса и после первого заседания умер от сердечного приступа.
Другим высокопоставленным сотрудником администрации Рузвельта, ставшим советским агентом, был Элджер Хисс. Выпускник Гарвардской школы права, ученик либерального юриста Ф. Франкфуртера, члена Верховного суда, входивший в ближайшее окружение Рузвельта, он являлся одним из активных деятелей «нового курса». С 1933 г. работал в администрации по регулированию сельского хозяйства, с 1936 г., — в государственном департаменте, дойдя к концу войны до поста главы Офиса специальных политических связей, занятого стратегическим планированием. Хисс готовил документы для Ялтинской конференции и входил в состав американской делегации, был одним из создателей Организации Объединенных Наций, генеральным секретарем учредительной конференции в Сан-Франциско в 1945 г., которую открывал.
Консервативные историки постоянно критикуют внешнюю политику Ф. Рузвельта и, в частности, Ялтинские соглашения. Одну из последних атак предприняли в 2012 г. С. Эванс и Х. Ромерстайн в книге «Секретные агенты Сталина. Подрыв правительства Рузвельта», где они утверждают: во время Ялтинской конференции Хисс оказался единственным переговорщиком около уже больного Рузвельта кроме недавно назначенного госсекретарем Э. Стеттиниуса, поэтому были приняты невыгодные для США решения, в частности, о предоставлении Советскому Союзу трех голосов в ООН (для Украины и Белоруссии). Благодаря своим агентам, полагают авторы, Сталин оказывал реальное влияние на политику Соединенных Штатов, чем объясняют победу коммунистов в Китае 52. Вопрос о степени влияния советских спецслужб нуждается в тщательном исследовании, но авторы явно преувеличивают их роль, включая в агенты влияния даже ближайшего советника Рузвельта Г. Гопкинса.
Три члена группы Уэра — Л. Прессман, Н. Уитт (Witt), Дж. Эбт, как и Хисс, — выпускники Гарварда, занимали посты в администрации Рузвельта. После гибели Уэра в автокатастрофе группу возглавил Уитт. Две другие группы возглавляли Н. Сильвермастер, родившийся России, и В. Перлоу, сын иммигрантов из Сибири. Оба в США получили высшее образование. Экономист-статистик В. Перлоу после окончания Колумбийского университета работал в госструктурах, в том числе в министерстве финансов под началом Х. Уайта.
Советская разведка работала по трем направлениям: военному, политическому и общему, ее задача — сбор военно-технических данных. Агенты не знали друг друга и были связаны только с курьером 53.
Исследователь коммунистического движения в США Т. Дрэпер писал, что основная часть коммунистов занималась только пропагандой коммунистической идеологии и не участвовала в конспиративной работе 54. Однако по расшифрованной советской переписке обнаружено 349 американских граждан и иммигрантов, сотрудничавших со спецслужбами СССР. Более 50 чел., занимавших важные политические посты, сообщает Гувер, являлись членами компартии 55.
Одним из молодых «романтиков-радикалов» был Лоурэнс Дагген, сотрудник отдела Латинской Америки госдепартамента, который вместе с женой и приятелем Н. Филдом из Европейского отдела увлекся советским экспериментом и стал работать на НКВД. После допроса 11 декабря 1948 г. агентами ФБР по делу Хисса Дагген выбросился из окна57.
Самое удивительное в деятельности этого типа советских агентов — их бескорыстность, они работали исключительно по идейным соображениям, искренне веря в справедливость советской социальной системы и надеясь увидеть ее в собственной стране. Это были молодые люди с высшим образованием, обеспеченные, представители среднего класса, часто дети иммигрантов из России, как Х. Уайт, В. Перлоу, Н. Сильвермастер. Когда советский агент полковник Б. Быков перед Рождеством спросил Чемберса, можно ли наградить «источники» (так называли информаторов) деньгами, тот ответил отрицательно, объяснив, что это будет воспринято как оскорбление, поскольку они — коммунисты «по принципиальным соображениям»58.
Во многом благодаря подобным честным и бескорыстным сотрудникам советская разведка смогла в 1930 — 1940-е гг. добиться наивысших успехов. Этих убежденных коммунистов не оттолкнули от Советского Союза даже политические репрессии и советско-германский пакт 1939 г., они продолжали сотрудничать с КГБ и ГРУ и в 1940-е годы.
Однако большинство леворадикалов советская политика отрезвила, заставив отказаться от утопических идеалов коммунизма, признать ошибочность надежд на советский эксперимент и вернуться к либеральным ценностям. Увлечение коммунистическими идеалами и советской Россией длилось в Соединенных Штатах недолго. Опасения Гувера, одного из самых непримиримых врагов советской власти, в «советизации» Америки не сбылись. Еще в 1919 г. в письме Вильсону он справедливо заметил, что коммунизм не представляет угрозы для Соединенных Штатов, ибо его идеи распространяются только в обществе с большим разрывом между средними и низшими классами, когда последние «невежественны и в нищете»59.
Действительно, коммунизм или фашизм не были популярны в США, стране с широким средним слоем населения, созданной на принципе приоритета прав и свобод личности. Американцы привыкли добиваться защиты своих интересов с помощью представительной власти, а не насилия. Они категорически отрицали идею классовой борьбы и диктатуры пролетариата. Общество без прав и свобод человека было для них неприемлемо. Даже первый почитатель советской республики и свидетель ее рождения Дж. Рид начал испытывать сомнения. В последние годы жизни он не соглашался с большевиками в Коминтерне, не принимал их отношение к крестьянству. Его разочарование было столь велико, что, как предположил историк Р. Пайпс, он не захотел выздоравливать после тифа60. (это как??? — А.К.)
В преследовании Троцкого философ Дьюи увидел крах революционного марксизма и полагал, что диктатура пролетариата приведет к диктатуре над пролетариатом. Он пришел к мысли о неприменимости российского опыта в США: «Мы должны перестать смотреть на Советский Союз как на модель для решения наших собственных экономических проблем и как на источник защиты демократии от фашизма. …Я всегда чувствовал, что традиции России и нашей страны настолько различны, что мы не можем буквально подражать им (в буквальном смысле)»61.
В письме 1934 г. «Почему я не коммунист?» среди самых важных обстоятельств Дьюи назвал чуждую Америке автократическую природу русской церкви и государства, игнорирование коммунистами глубокой веры американцев в индивидуальность и неприемлемость классовой войны как средства разрешения социальных конфликтов62. В 1937 г. он не исключал возможности союза гитлеровской Германии и советской России. Хотя Дьюи, как и другие либералы, критиковал западную демократию, считая ее несовершенной, ему были дороги ее ценности, отсутствовавшие в тоталитарных режимах СССР и фашистской Германии 63.
Многие, прежде очарованные, интеллектуалы превратились в непримиримых противников Советского Союза и антикоммунистов. В работе «Конец социализма в России» (1938 г.) Истмен писал о поразительных изменениях, произошедших в 1930-е гг. в СССР. «Власть перешла от рабочих и крестьян к привилегированной бюрократии». Битва за социализм проиграна, заключает он, в стране произошла контрреволюция. Сталинский тоталитарный режим по существу не отличается от режима Гитлера и Муссолини. Еще одно доказательство тому — политические процессы и расстрел старых большевиков. «Эксперимент социализма в России завершен», — делает вывод Истмен64. Он назвал марксизм «устаревшей религией», «немецкой романтической мечтой». «Я считаю, что нам нужно расстаться с этими утопическими и абсолютными идеалами»65.
После коллективизации и голода, вызванного ею, журналисты Лайонс и Чемберлин уехали из СССР враждебно настроенными к сталинскому режиму, также признав советский эксперимент и социализм утопией. Лайонс в своей книге «Командировка в утопию» критиковал тоталитарный режим. «Авторитарный социализм, — писал Чемберлин, — просто наиболее экстремальная форма коллективистской утопии… В природе коллективистской диктатуры — жертвовать индивидуумом ради мнимых интересов государства. …Коллективистское государство означает конец личности (individual personality)»66.
Члену национального комитета Молодежной коммунистической лиги Дж. Векслеру хватило одной поездки в СССР в 1937 г., чтобы полностью отказаться от коммунистических идей. Везде он видел портреты Сталина, люди боялись говорить о политических процессах; американские студенты рассказали ему о ночных арестах. Возвратившись в Америку, Векслер с женой вышли из Молодежной лиги, став антикоммунистами67.
Такое же разочарование постигло коммунистку Д. Пойнц. Она была членом ЦК компартии США, работала нелегально, по заданию Коминтерна ездила в Китай. Во время поездки в СССР узнала о репрессиях, гибели друзей и вышла в 1937 г. из компартии. Однажды в Нью-Йорке, где она жила, ее вызвали в Центральный парк, втащили в машину, и больше ее никто не видел68. По предположению знакомых, она была убита советскими спецслужбами.
Не скрывал своих сомнений Драйзер после посещения нового общества, правда, в русской версии книги они были вырезаны: «Иногда мне кажется: не новая ли это форма самодержавия?» Увиденное в советской России заставило писателя говорить о ее будущем в сослагательном наклонении: «Если со временем она (система детского образования в СССР. — И. С.) не превратится в модификацию догматического коммунизма в России, то может возникнуть новое рациональное общество с идеальным правительством, которого еще никогда не существовало»69. Но победил именно «догматизм». Писатель признался, что он «неисправимый индивидуалист» и «не полностью разделяет советскую идеологию и методы ее претворения в жизнь». Впрочем, это не помешало ему остаться верным другом СССР и в 1945 г. незадолго до смерти вступить в компартию.
Прекрасно понимал различия между американским и русским социализмом Кайзерлинг. Подданный Российской империи, родом из Эстляндии, он имел русские корни (его прадедом был министр финансов Е. Ф. Канкрин), но после революции, потеряв имение, уехал в Германию на родину жены, внучки Бисмарка. Хорошо зная Россию, философ заметил, что в ней «индивид как таковой должен умереть во благо сообщества. Ничего подобного мы не видим в Америке. То, чего русский социализм хочет добиться террором и принуждением, в Америке происходит без всякого насилия и само собой. …В Америке социализм проявляется в форме всеобщего благосостояния, а в России в форме всеобщей бедности. Америка — социалистическая страна благодаря свободному сотрудничеству всех, Россия — благодаря классовому господству»70.
Ценности индивидуализма и либерализма оказались для американцев дороже российского коллективизма. После второй мировой войны увлечение коммунизмом сменилось антикоммунизмом.
Примечания
1. КАЙЗЕРЛИНГ Г. Америка. Заря нового мира. СПб. 2002, с. 200.
2. DREISER TH. Dreiser Looks at Russia. N.Y. 1928, с. 10.
3. Цит. по: DRAPER TH. American Communism and Soviet Russia. N.Y. 1960, p. 298.
4. FOSTER W.Z. Toward Soviet America. N.Y. 1932, p. 213, 268, 275.
5. KLEHR H., HAYNES J.E., FIRSOV F.I. The Secret World of American Communism. New Haven-London. 1995, p. 218.
6. Цит. по: КРИВОШЕЕВА Е. Большой Билл в Кузбассе. Страницы интернациональных связей. Кемерово. 1990, с. 124, 166.
7. The American Image of Russia. 1917 — 1977. N.Y. 1978, p. 79.
8. American Appraisals of Soviet Russia, 1917 — 1977. Metuchen. -NJ. 1978, p. 215.
9. BASSOW W. The Moscow Correspondents. Reporting on Russia from the Revolution to Glasnost. N.Y. 1988, p. 68 — 69, 72.
10. CANTOR M. Max Eastman. N.Y. 1970, p. 84.
11. DEWEY J. Impressions of Soviet Russia and the Revolutionary World: Mexico-China-Turkey. N.Y. 1929, p. 73, 103.
12. DEWEY J. Individualism Old and New. N.Y. 1930.
13. CROLY H. The Promise of American Life. N.Y. 1914, p. 23, 25.
14. КАЙЗЕРЛИНГ Т. Ук. соч., с. 195.
15. SANTAYANA G. Character and Opinion in the United States. N.Y. 1921, p. 169, 196 — 197.
16. COUNTS G.S. The Soviet Challenge to America. N.Y. 1931, p. X.
17. SCHLESINGER A.M. Jr. The Age of Roosevelt. 3 vols. Boston. 1957 — 1960, vol. 1, p. 207 — 208.
18. KLEHR H. The Heyday of American Communism: The Depression Decade. N.Y. 1984, p. 78; PELLS R.H. Radical Vision and American Dreams. Culture and Social Thought in the Depression Years. N.Y. 1973, p. 58. (WILSON E. An Appeal to Progressives. — New Republic. LXV, 14.1.1931, p. 237.).
19. CHAMBERLAIN J. Farewell to Reform. N.Y. 1932: http://www.cooperativeindividualism.org/ chamberlain-john_farewell-to-reform-1932.html
20. CANTOR M. Op. cit., p. 81; SCHMALHAUSEN S.D. An American vs. America. Behold America! N.Y. 1931, p. 755.
21. Culture and the Crisis. N.Y. 1932, p. 23, 27.
22. Ibid., p. 18 — 19, 30.
23. HOOVER H. The Memoirs of Herbert Hoover. N.Y. 1952, vol. 3, p. 420.
24. Цит. по: GRAHAM O.L., Jr. Toward a Planned Society: From Roosevelt to Nixon. N.Y. 1976, p. 18.
25. TUGWELL R.G., HILL H.C. Our Economic Society and its Problems. N.Y. 1934, p. 527.
26. ROSEN E.A. Hoover, Roosevelt, and Brains Trust: From Depression to New Deal. N.Y. 1977, p. 163 — 164, 175.
27. TUGWELL R.G., HILL H.C. Op. cit., p. 512 — 514, 543.
28. GRAHAM O.L., Jr. Op. cit., p. 44 — 45.
29. DAVIES J.E. Mission to Moscow. N.Y. 1941, p. 269 — 270, 280.
30. HOOVER H. The Memoirs of Herbert Hoover, vol. 3, p. 471.
31. Ibid., p. 440.
32. Ibid., p. 354 — 355.
33. Ibid., p. 436.
34. См. публикации документов: КУРКОВ Н. В. К вопросу о финансировании компартии США Коминтерном. Американский ежегодник. 1993. М. 1994, с. 170 — 178; KLEHR Н., HAYNES J.E., FIRSOV F.I. The Secret World of American Communism. New Haven-London. 1995; KLEHR H., HAYNES J.E., ANDERSON K.M. The Soviet World of American Communism. New Haven-London. 1998.
35. KLEHR H., HAYNES J.E., FIRSOV F.I. Op. cit., doc. N 1, p. 22 — 24; doc. N 3 — 4, p. 29; KLEHR H., HAYNES J.E., ANDERSON K.M. Op. cit., doc. N 45, p. 155.
36. KLEHR H. The Heyday of American Communism: The Depression Decade. N.Y. 1984, p. 32.
37. KLEHR H., HAYNES J.E., FIRSOV F.I. Op. cit., p. 9 — 10; KLEHR H., HAYNES J.E., ANDERSON K.M. Op. cit., p. XXXIV, 1.
38. СТАЛИН И. В. Беседа с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» господином Рой Говардом. 1 марта 1936 года. Сочинения. Т. 14. М. 1997, с. 105 — 107.
39. KLEHR H., HAYNES J.E., ANDERSON K.M. Op. cit., doc. N 8, p. 39.
40. Ibid., p. 4; doc. N 7, p. 38.
41. Thirty Years of Treason: Excerpts from Hearings before the House Committee on Un-American Activities, 1938 — 1968. N.Y. 1971, p. 605 — 607.
42. BAKER R. Brief on the Work of the CPUSA Secret Apparatus, 26 January 1939. KLEHR H., HAYNES J.E., FIRSOV F.I. Op. cit., doc. N 27, p. 86 — 87.
43. Ibid., p. 235 — 243.
44. Ibid., p. 202.
45. Ibid., doc. N 57, p. 203 — 204.
46. Ibid., p. 183.
47. HAYNES J.E., KLEHR H. Venona. Decoding Soviet Espionage in America. New Haven-London. 2000, p. 7
48. Soviet Espionage in the United States, November 27, 1945, p. 23: http://education-research.org/ PDFs/SOVIET%20REPORT.pdf; Underground Soviet Espionage (NKVD) in Agencies of the United States Government, October 21, 1946: http://education-research.org/CSR/Holdings/Soviet/ NKVD.htm
49. HAYNES J.E., KLEHR H. Op. cit., p. 62; CHAMBERS W. Witness. Chicago. 1952, p. 27.
50. ПОЗНЯКОВ В. В. Разведка, разведывательная информация и процесс принятия решений: поворотные пункты раннего периода холодной войны (1944 -1953 гг.). Холодная война, 1945 — 1963 гг. Историческая ретроспектива. М. 2003, с. 329.
51. HAYNES J.E., KLEHR H. Op. cit., p. 140 — 142.
52. EVANS M.S., ROMERSTEIN H. Stalin’s Secret Agents. The Subversion of Roosevelt’s Government, 2012: https://www.kirkusreviews.eom/book-reviews/m-stanton-evans/stalins-secret-agents/#review; ГРИГОРЬЕВ А. Агенты Сталина в Вашингтоне: http://www.golos-ameriki.ru/content/roosevelt/ 1548184.html
53. Underground Soviet Espionage (NKVD) in Agencies of the United States Government, October 21, 1946, p. 7 — 8, 12.
54. DRAPER TH. American Communism and Soviet Russia. N.Y. 1960, p. 213.
55. HAYNES J.E., KLEHR H. Op. cit., p. 9; HOOVER H. The Memoirs of Herbert Hoover, vol. 3, p. 353.
57. WEINSTEIN A., VASSILIEV A. The Haunted Wood. N.Y. 1999, p. 12 — 21.
58. CHAMBERS W. Op. cit., p. 414.
59. Hoover H. to Wilson W., March 28, 1919. The Papers of Woodrow Wilson, vols. 1 — 69. Princeton. 1966 — 1993, vol. 56, p. 376.
60. ПАЙПС Р. Россия при большевиках. М. 1997, с. 257.
61. DEWEY J. Significance of the Trotsky Inquiry. Later Works, 1925 — 1953. Carbondale. 1987, vol. 11, p. 333, 335.
62. DEWEY J. Why I Am Not a Communist? (1934). The New Deal. A Documentary History. Columbia. 1968, p. 176 — 177.
63. DEWEY J. Freedom and Culture. N.Y. 1939, p. 102.
64. EASTMAN M. The End of Socialism in Russia. 1938: http://www.marxists.org/archive/eastman/ 1938/end-socialism.htm
65. Цит. по: ДОЙЧЕР И. Троцкий в изгнании. М. 1991, с. 473.
66. LYONS E. Assignment in Utopia. N.Y. 1937; CHAMBERLIN W.H. Collectivism: A False Utopia. N.Y. 1937, p. 227 — 228, 235.
67. The American Image of Russia. 1917 — 1977. N.Y. 1978, p. 132 — 134.
68. CHAMBERS W. Op. cit., p. 36.
69. DREISER TH. Op. cit., p. 10, 12.
70. КАЙЗЕРЛИНГ Г. Ук. соч., с. 200, 207.