К 30-летию уничтожения Союза Советских Социалистических Республик – первого в мире государства трудящихся.
Очень характерная статья, опубликованная в ленинградском журнале «Звезда» летом 1990 года. Статья, полная обычной антисоветской риторики, в которой тогда соревновалась советская интеллигенция, и которую государство помогало издавать миллионными тиражами, отражает изменение стратегии рвавшихся к власти «демократов», которые именно тогда сделали ставку на приход власти уже не в единой стране (которой был еще СССР), а в РСФСР (и, соответственно, с последующей ликвидацией Союза). Интересен и автор статьи — сейчас, правда, нужно писать авторка, что я и делаю. Авторка была известной в Ленинграде деятельницей «демократического движения», была у них типа идеологом, — данная статья тому пример, позднее, после избрания В.В. Путина президентом, очень мудро ушла из политики — потому что хорошо знала, что творилось в Санкт-Петербурге при Собчаке, и что некоторые другие, кто тоже знали, почему-то умерли как-то очень быстро, и затем десять лет хранила полное молчание.
Почему демократическое движение России «стесняется» национальной идеи.
Национально-освободительное движение в союзных и автономных республиках — один из главных процессов, от характера развития которого зависит сейчас судьба всех преобразований, идущих в стране. Во многих республиках это движение уже не только стало на ноги, но уверенно делает далеко не первые шаги.
Исключительное положение в этом плане занимает,Россия, в которой общедемократическое движение, достаточно широко развитое, не имеет никаких оттенков национально-освободительного, но в то же время активно и большей частью позитивно поддерживает народные фронты и иные движения подобного типа в союзных республиках. Анализ причин такого положения — дело весьма трудное и требует специальных знаний, поэтому я попытаюсь лишь поделиться собственными соображениями на этот счет.
В сложившейся на сегодняшний день ситуации можно, по-видимому, обозначить несколько основных моментов, которые ставят народы России, особенно русский народ, в тяжелейшие условия, заставляют людей искать выхода из почти непримиримых, во всяком случае, на первый взгляд, противоречий.
С одной стороны, широкие круги общественности уже включились в общедемократическое освободительное движение. Не случайно большое число демократических организаций РСФСР, в том числе и в Ленинграде, восприняли название «народный фронт», пришедшее к нам из Прибалтийских республик. Однако в программе Ленинградского народного фронта (я не берусь садить о других организациях РСФСР) национальный вопрос ставится лишь в самом общем виде.
С другой стороны, многие, в том числе и я, обеспокоены (и на это есть серьезные основания) судьбой русскоязычного населения в союзных республиках: с помощью интерфронтов, «рожденных» и провоцируемых, аппаратом, оно противопоставляется коренному населению и предстает в образе «поработителя», сопричастного и даже ответственного за преступления правителей.
Третья сторона проблемы состоит в том, что в России существует откровенная приверженность части населения идеям великодержавного шовинизма и имперского высокомерия. Как показал опрос общественного мнения («Огонек», 1989, № 43), в РСФСР те, кто желают добра СВОЕМУ НАРОДУ, считают необходимым прежде всего заботиться о единстве и сплоченности СССР (63,4%) и практически не видят необходимости сосредоточить все силы на СОХРАНЕНИИ РОДНОГО ЯЗЫКА И КУЛЬТУРЫ (8,8%). В Прибалтийских республиках картина прямо противоположная (соответственно: 10,2 и 52,9 %).
Эти цифры, как я думаю, отражают целую гамму мыслей и чувств народов, населяющих РСФСР, и в частности русского народа. Тем не менее, на первое место выступает забота о сохранении «тела» СССР, т. е. сохранении той великой державы, которая была создана именно на российской основе. Сохранение же русского языка как бы и не требует заботы, так как его насильственное насаждение в других республиках привело к тому, что он фактически стал государственным языком великой империи. Забегая вперед, напомню, что русская культура уничтожалась в этой империи столь же безжалостно, как и культура всех других народов.
И, наконец, четвертое — беспокойство за судьбу демократических преобразований в стране, которые могут быть просто подавлены вооруженной силой на почве раздуваемых самими властями межнациональных конфликтов. Поскольку подобные конфликты происходят, главным образом, в союзных республиках, а не в РСФСР, то и «вина» за эту тревогу, за возможность столь нежелательного исхода как бы и ложится на народы этих республик, а не на «старшего брата», который относительно мирно «отсиживается» в своей «метрополии». Это положение усугубляется тем, что средства массовой информации преподносят широкому читателю, слушателю и зрителю одностороннюю и одиозную информацию. Если учесть, что корни-то межнациональных конфликтов уходят в глубь той жесточайшей национальной политики, которую все 70 лет осуществлял партийно-бюрократический аппарат, то становится очевидным стремление и здесь переложить вину с больной головы на здоровую, т. е. на народы, борющиеся за свое освобождение, за само существование своей нации и своей государственности.
Все эти действительно трудно примиримые противоречия отражают, пожалуй, лишь верхушку того айсберга, который в действительности является причиной отстраненности демократического движения России от национальной идеи, от идеи освобождения народов «метрополии», в том числе русского народа, из-под ига собственных правителей. Однако результат этой отстраненности известен — национальная идея в России отдана в руки «Памяти», извращается ею до степени фашизма в чистом виде, не встречая должного отпора со стороны прогрессивной общественности.
Н. Бердяев полагал, что «Союз русского народа», черная сотня — «это ПОСЛЕДНЯЯ ВСПЫШКА того нравственного идиотизма, который воспитывался силой слишком застаревшего деспотизма» («Совершенно секретно», 1989, № 3). Будущее показало, что это, напротив, было лишь началом процесса, благоприятные условия для развития которого возникли именно тогда, т. е. в 1905 году, и были многократно усилены последовавшими за первой русской революцией годами реакции и всей дальнейшей историей России.
Именно в 1905 году на сцене русской истории впервые сошлись две силы, которым предстояло в дальнейшем сыграть страшную роль в судьбах не только русского народа, но и народов всего мира, силы, с которыми, по мнению Н. Бердяева, общение на почве всечеловеческих норм совести и разума являлось (и является) невозможным. Это, с одной стороны, «истинно русские люди», с другой — «представители лагеря прямо противоположного, помешавшегося на классовой точке зрения». Прямая противоположность этих двух сил состояла в том, что первые выступали под знаменами национальной идеи, христианства и монархии, а вторые вышли со знаменем, прежде всего, классовой идеи, начали проповедь марксизма, а несколько позже выдвинули и идею диктатуры пролетариата.
Эта прямая противоположность уже и тогда была кажущейся, так как первая сила — черная сотня — олицетворяла не национальную идею, а дикий зоологический инстинкт национализма, не вечную правду и истину христианства, а языческий быт темных «христиан», защищающих смертную казнь, жестокость, тьму, насилие над совестью, не ту просвещенную монархию, на которую уповали лучшие славянофилы, а деспотическую власть, которая сама разнуздала эту «анархию рабов», этот «хаос дикости», с тем чтобы «превратить его в орудие борьбы с революцией».
Вторая сила — идеологи первой русской революции — уже тогда заменила проповедь национальной исключительности проповедью классовой исключительности и подготовила почву для создания новой религии со своими идолами, своей моралью, не имеющей ничего общего с моралью общечеловеческой («весь мир насилья мы разрушим до основанья…»); эта сила только на мгновение остановилась на мысли демократической — «власть — народу», в действительности же установила невиданную по жесткости «диктатуру пролетариата», по сравнению с которой деспотическая монархия — детские игрушки.
В России 1905 года и последующих годов не было третьей силы, способной противостоять первым двум. Н. Бердяев объяснял это тем, что «реакционный характер власти произвел большие опустошения в освободительном сознании, внушил отвращение к самой идее нации», в результате чего движение «по психологическому контрасту приняло характер не национальный, КОСМОПОЛИТИЧЕСКИЙ». «Корыстное и бесчеловечное отношение к другим национальным личностям мешает сознать свою национальную личность», — считал Бердяев.
Истина действительно состоит в том, что не может быть свободным народ, угнетающий другие народы. С моей точки зрения, не менее справедливо утверждение, что народ как общность не может быть угнетателем, а является лишь исполнителем воли и желаний своих правителей. Однако образ угнетателя переносится именно на народ, а не на тех, кто, угнетая и порабощая свой народ, с его же «помощью» угнетает и порабощает другие народы. И чем дольше длится этот процесс, тем в большей степени народ государства-поработителя становится «сопричастным» делам, творимым поначалу и без его воли, но его руками, тем в большей степени психология правителя становится психологией народа. «Соучастие» в деянии, пусть подневольное, не проходит бесследно и безнаказанно
Русский народ постигла именно эта трагедия. Со времени своего освобождения из-под татарского ига он не раз был включен в орбиту захватнических войн, безмерно увеличивших географическое пространство его расселения и ассимиляцию с другими народами. Пределы экспансии были положены лишь естественными границами: с севера и востока — океанами, с юга — горами и пустынями. С запада, где подобные преграды отсутствуют, продолжалось присоединение новых территорий всеми мыслимыми в, преимущественно, немыслимыми способами. Даже Великая Отечественная война началась для России оккупацией независимых государств и их народов, а закончилась полным подчинением своему влиянию всей Восточной Европы.
Но самое страшное, на мой взгляд, в этой политике «приобщения» народа к злодеяниям правителей заключается в том, что, начиная с 1917 года, русскому народу непрерывно внушалась мысль о его мессианском предназначении в реализации идеи социализма. Явился новый «бог» в лице марксизма, его «апостолов», его «священнослужителей», которые проповедовали создание «реального» царства коммунизма на грешной земле. Мессией же, призванным осуществить это царство, был избран (кем?) русский народ. Семена этой проповеди народа-избранника, народа-мученика упали на благодатную почву, так как в силу исторических обстоятельств идеи «национального мессианства, сознание великого призвания России, долга перед человечеством и миром» всегда присутствовали в русском самосознании:
«Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!»
В то же время идеи великого призвания России в русском самосознании всегда шли рука об руку с проповедью национальной корысти и национального самодовольства, т. е. попросту с проповедью национализма. И это также было использовано официальной партийной пропагандой, старательно создававшей образ «старшего брата». Сталин в 1943 году, когда перелом в ходе Великой Отечественной войны стал очевиден, заявил, что «главная сила в нашей стране — великая великорусская нация…» и что сама война «ведется за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом» («Огонек», 1989, № 46), а не за «спасение еврейской нации», а следовательно (можно сделать и этот вывод) — не за освобождение Европы и мира от чумы фашизма.
Такая постановка вопроса также близка некоторым русским, которые думают, что власть — носительница национальной идеи, а освободительная борьба с властью национальную идею совершенно отрицает. В этом и кроются корни отождествления себя (народа) с властью, почти слепая вера в батюшку-царя («За Родину, за Сталина!»), который стоит на страже народных интересов. И хоть пропаганда такого подхода велась достаточно осторожно, откровенные преследования евреев в послевоенные годы (дело врачей) говорили сами за себя,
Фактически партократия приняла «монополию хранителя национальной идеи» прямо из рук абсолютной реакционной монархии и так же, как и она, охраняла лишь «тело» России, но не ее дух, честь и достоинство. Однако справиться с охраной «тела» СССР в условиях жесткого тоталитаризма можно было только с помощью народа метрополии, т. е. русского народа. Для этого его следовало «приобщить» к системе управления тюрьмой народов. Я попытаюсь назвать только самые основные методы, с помощью которых достигалось не только «приобщение», но и упорное «воспитание» в русском народе великодержавного сознания, черт имперского высокомерия.
1. Насильственное насаждение русского языка, закрепленное постановлением Совнаркома от 1938 года за подписями Сталина и Молотова об обязательном изучении русского языка в Союзе ССР. Результат известен: закрывались национальные школы; русское население республик не считало нужным изучать язык коренного народа, полагая, наоборот, обязательным приобщение к русскому языку коренного народа, причем в этом действительно возникала необходимость, так как на русском языке велось (и ведется) все делопроизводство, функционирует армия, работают все центральные средства массовой информации, и т. д. и т. п.
2. Создание института русских наместников в союзных республиках, обязательно занимавших (и занимающих) посты вторых (а в автономиях — нередко и первых) секретарей обкомов и прочие ключевые посты. Власть этих прокураторов до самого последнего времени являлась практически неограниченной, и, в отличие от Понтия Пилата, им не приходило в голову хотя бы «умыть руки» при «пролитии невинной крови» тех народов, которыми они фактически управляли. Вряд ли они будут канонизированы какой-либо церковью.
3. Насильственное изменение сложившейся структуры экономики и экономических связей союзных республик под лозунгом создания единой экономической системы и интеграция, далеко не всегда отвечавших интересам коренного населения.
Под предлогом интеграционных процессов велось строительство новых предприятий и происходило заселение союзных республик русскоязычными «мигрантами», не повинными ни в чем, кроме того, что они решились на переезд. Коренное же население физически уничтожалось, и это привело в конце концов к тому, что в ряде республик коренной народ оказался в меньшинстве. Привело это и к другому результату: русский народ, и так безмерно расселенный на огромных пространствах, все в большей степени утрачивал связи с Родиной и все в большей степени терял свое историческое самосознание.
4. Положение России (РСФСР) в структуре СССР, отличающееся от всех других республик тем, что это, во-первых, Федерация внутри Федерации, а во-вторых, тем, что это странное образование не имеет ни своей столицы, ни своих общественных организаций, ни своей Академии наук и т. п. И это — не случайно, это только еще раз призвано доказать исключительность именно России, которая свою исконную столицу — Москву — сделала одновременно столицей всей державы, которой не нужна Российская Академия наук по той простой причине, что в АН СССР примерно 90 % ее членов составляют представители РСФСР; которой не нужно и свое Политбюро, так как на сегодня, скажем, в Политбюро ЦК КПСС вообще нет ни одного представителя союзных республик.
Теперь самое время понять, был ли русский народ мучеником или стал лишь послушным и бездумным исполнителем воли своих правителей, восприняв их мораль?
Я убеждена в том, что «богоизбранность» русского народа обошлась ему слишком дорого и что он мучился и страдал ничуть не меньше других народов нашей страны. Кроме двух мировых войн русский народ, так же как и другие народы СССР, пережил и третью — «беспрецедентную в истории войну тоталитарного режима против собственного народа, в которой погибли десятки миллионов людей, погибли целые социальные слои: крестьянство, национальная интеллигенция, национальная аристократия, т. е. носители бытового уклада и исторической памяти, а также этнического самосознания своего народа» (Г. Старовойтова, «Материалы конференции демократических движений и организаций страны», Л., 1989). В результате всего этого у русского народа, возможно, больше, чем у других народов, прервана этнокультурная традиция и в значительной степени потеряно историческое самосознание, которое упорно и настойчиво вытеснялось идеей «великой нации на великой территории».
Подобное положение и отражает результат действия тех двух сил, которые впервые так очевидно появились на сцене русской истории в 1905 году: с одной стороны, силы, исповедующей классовый подход и изничтожающей историческое самосознание нации, с другой — пропагандирующей и насаждающей национализм и великодержавный шовинизм. Тот же Н. Бердяев в трагическом 1938 году писал: «Расовая идеология представляет собой большую степень дегуманизации, чем классовая пролетарская идеология. С классовой точки зрения человек может все-таки спастись, изменив свое сознание, например, усвоить себе марксистское мировоззрение, хотя бы он был дворянин или буржуа по крови, он может даже стать народным комиссаром» («Дружба народов», 1989, № 10), Величайшее заблуждение! И именно потому, что «избранная раса есть такой же миф, как и избранный класс». Нет, спастись не удалось никому, даже тем, кто заблуждался, быть может, вполне искренне: «Я с небес поэзии бросаюсь в коммунизм, потому что нет мне без него любви»!
Проведение политики насильственного уничтожения национального самосознания народов сопровождалось насаждением зловредной идеи создания новой общности — СОВЕТСКОГО НАРОДА, что привело к уничтожению колоссального пласта национальных культур всех народов, в том числе и русского народа.
Но в результате такой политики, как я думаю, именно русский народ стал первой жертвой пропаганды этой идеи, так как это и был главный способ «приобщения» его к управлению тюрьмой народов. И это подтверждается тем, что именно население РСФСР больше всего озабочено единством и сплоченностью СССР, а не сохранением родного языка и культуры. Тем самым русский народ сполна расплачивается за свою роль Мессии, продолжая нести крест идеологии и политики своих правителей.
Надежды Н. Бердяева на новую русскую интеллигенцию, которая соединится с ширью народной жизни, отнимет у реакционной государственности национальную идею и выставит ее на знамени освободительного движения русского народа, рухнули. Рухнули прежде всего потому, что была физически и морально уничтожена практически вся русская интеллигенция. Ее место заняла не та НОВАЯ интеллигенция, о которой мечтал Н. Бердяев, а интеллигенция, «болезненное отщепенчество» которой от идеи нации приняло, в силу уже не реакционного, а тоталитарного характера власти, настолько уродливые формы, что излечение будет длительным, трудным и далеко не однозначным.
И в этом нет ничего удивительного. Каждый новый акт вандализма против других народов («очищение» Дальнего Востока от китайцев и корейцев, а Невской дельты — от ингерманландцев; уничтожение «в одночасье» Республики немцев Поволжья; расправа с калмыками, чеченцами, ингушами, балкарцами, крымскими татарами, карачаевцами, месхами; насильственное включение Нагорного Карабаха в состав Азербайджана; оккупация Латвии, Литвы, Эстонии, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и последовавшие за этим репрессии по отношению к народам, населяющим эти республики и территории; ввод советских войск в Венгрию и Чехословакию; неправедная по отношению к афганскому народу и безбожная по отношению к нашим молодым людям и их матерям война в Афганистане; непрекращающиеся преследования евреев, кровавая расправа в Тбилиси, связанная с именем советского генерала с русской фамилией — Родионов…) мог вызвать и вызывает до сих пор у русской интеллигенции лишь ужас бессилия перед великодержавной геноцидной политикой.
Именно эта политика и приводит к тому, что демократическое движение России «стесняется» национальной идеи, вызывает ничем не оправданную и опасную отстраненность от идеи свободы собственной нации, боязнь показаться националистом в глазах прогрессивной общественности народов СССР и Мира при самом произнесении звука — РОССИЯ! Ведь вся эта вакханалия геноцида (да простят меня те народы, которые не поименованы в этом скорбном перечне) исходила из Москвы, все из той же исконной русской столицы.
Надежды Н. Бердяева в 1908 году на то, что «кончится период скитальчества русской интеллигенции и она возвратится на Родину, к своему народу», также рухнули. Наоборот, ныне мы переживаем уже третью эмиграцию. Те же русские интеллигенты, которые находили в себе силы остаться со своим народом или вернуться к нему, те русские интеллигенты, которые всегда исповедовали идею нации в ее идеальном выражении: «нация, как личность, должна себя охранять и укреплять не во имя свое, а во имя своего высшего назначения»,— подверглись жесточайшим репрессиям. Но они, эти русские интеллигенты, стала совестью нации, и имя этой совести — Дмитрий Лихачев.
Сегодня русская интеллигенция, как никогда в истории России, обязана вернуться к своему народу. К русскому народу обязана вернуться та русская интеллигенция, на знамени освободительного движения которой, ЗНАМЕНИ РОССИИ, будет написано: «Свободная ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РОССИЯ — единственный путь к возрождению национальной идеи, к возрождению самосознания русского народа, к возрождению России».
Сегодня, как и в начале века, на пути создания свободной, демократической России, на пути национального возрождения всех ее народов стоит разрушительная сила «патриотического» фронта «истинно русских людей» и все тех же таинственных верхов, при полном попустительстве которых эта разрушительная сила ведет разнузданную пропаганду идей шовинизма, национализма и расовой исключительности. И русская интеллигенция обязана вести с этим беспощадную МОРАЛЬНУЮ борьбу.
Сегодня от демократического движения России, от всех ее народов зависит судьба страны. Свобода России — это свобода всех народов СССР. Но мы должны понять, что сможем быть вместе с народами других республик только в том случае, если наши мысли, наше сознание будут свободными. Мы должны изжить идеи великодержавного шовинизма; навсегда покончить с имперским высокомерием; покончить с тем, что называют, и справедливо называют, колониальной Россией. Мы должны убедить всех на деле, что русский народ остался верен искони присущим ему свойствам добра и человеколюбия, что, стремясь к своей свободе, он будет стремиться к ней во имя блага всех и каждого.
Сегодня, как и в прошлом веке, колокол должен звать народ к освободительной борьбе, он должен звать к свободной и демократической России, а не к России фашистской. Сегодня мы должны помнить вещие слова Пушкина: «Россия вспрянет ото сна!». Сегодня мы должны, мы обязаны гарантировать себе и своим потомкам эту бессонницу ради демократической России. Тогда мы победим.
Ноябрь 1989 г.
М. Е. Салье,
член Оргкомитета МАДО, член Правления Ленинградского народного фронта.
Источник: «Звезда», 1990, №6.