Панцов А.В. * Как Сталин помог Мао Цзэдуну стать вождем * Статья

Подобный тезис на первый взгляд кажется парадоксальным. Ведь согласно тому, что по этому поводу писало большинство ученых на Западе и в Китае, а после раскола между КПСС и КПК с начала 1960-х гг. и в России, китайская компартия под руководством Мао уже во второй половине 1930-х гг. стала автономной, а Мао, в отличие от правоверных китайских сталинистов, по существу дистанцировался от Москвы. Многие авторы писали о том, что по их данным Сталин не доверял Мао, являвшемуся в его глазах более «крестьянским националистом», нежели коммунистом. Такие известные западные ученые, как Дж. Фэрбэнк, Б. Шварц, К. Брандт и Р. Норе еще в конце 1940-х — начале 1950-х гг. обосновали ставший затем классическим постулат о «самостоятельности Мао» как в его отношениях со Сталиным, так и в его воззрениях на Китай¹ . Подъем китайской революции в деревне под руководством Мао и в самом деле, казалось, опровергал выводы Маркса, Ленина и Сталина относительно «исторической роли» рабочего класса. До конца 1949 г. Мао ни разу не был в Москве, и Сталин не знал его лично. В то же время в Кремль регулярно поступали негативные сообщения о нем как об «антиленинце» и «троцкисте», направлявшиеся различными советскими информаторами внутри и вне китайской компартии. Одним из таких информаторов был бывший руководитель делегации КПК в Коминтерне Ван Мин, наиболее ярый противник Мао, который посылал свои донесения Сталину в 1942- 1945 гг. через советских представителей в ЦК КПК А. Я. Орлова (Теребина) и П. П. Власова (Владимирова). Например, в январе 1943 г. он направил подробную телеграмму Сталину и Генеральному секретарю Исполкома Коминтерна (ИККИ) Г. Димитрову по поводу «антиленинской», «троцкистской» деятельности Мао. В Москве ее получили 1 февраля. Сам Владимиров также по собственной инициативе снабжал Москву нелестными отзывами о вожде китайских коммунистов² . В этой связи логичным кажется утверждение Н. С. Хрущева о том, что Сталин считал Мао «пещерным марксистом». Да и сам Мао в 1950-е гг., уже после XX съезда КПСС, много раз вспоминал о том, что чувствовал недоверие Сталина к нему³ .

Но обратимся к документальным фактам. Из них следует, что летом 1930 г. именно Москва в лице своего Дальневосточного бюро Исполкома Коминтерна (Дальбюро ИККИ), находившегося в Шанхае, поддержала решение назначить Мао политкомиссаром 1-й (наиболее мощной) армейской группы войск Красной армии Китая, а затем активно выступила за то, чтобы ввести его в Бюро ЦК советских районов. После этого именно Дальбюро предложило назначить Мао председателем Реввоенсовета (и здесь наверняка не обошлось без консультаций с Москвой). Вот что Дальбюро ИККИ писало в политбюро ЦК КПК 10 ноября 1930 г.: «Командование нашей Красной армии (Мао Цзэдун, Пэн Дэхуай) не имело никакой связи с правительством. Правительство — это одно, армия — другое… Такое положение, разумеется, никуда не годится. Надо сделать так, чтобы Мао Цзэдун имел ответственность не только за состояние и действия армии, но и участвовал в правительстве и имел часть ответственности за работу последнего. Надо его назначить членом правительства (председателем РВС). О практической выгоде такого положения говорить не приходится — она очевидна»⁴ . До прибытия в Центральный советский район из Шанхая Сян Ина и Чжоу Эньлая — крупных партийных работников, хорошо известных в Москве, Мао поручалось руководство Бюро ЦК советских районов.

Москва согласилась на избрание Мао в ноябре 1931 г. председателем ЦИК и главой Совнаркома (по терминологии того времени: Народного комитета ЦИК Китайской Советской Республики)⁵ . Именно Москва и ее представитель в Шанхае Артур Эрнст Эверт (он же Джим и Артур, а впоследствии: Артур Браун, Грей, Альберто, Кастро, Гарри Бергер и Негро)⁶ оказали Мао помощь в 1932 — начале 1933 года. Тогда против него выступило Бюро ЦК советских районов, в том числе такие авторитетные руководители, как Чжоу Эньлай, Ван Цзясян, Жэнь Биши и даже командующий Красной армией Китая Чжу Дэ. Мао был подвергнут суровой критике в связи с его тактикой, направленной на отказ от наступления на крупные города. Он предлагал избегать больших сражений, уходить в горы и децентрализовать армию⁷ . Чжоу Эньлай и некоторые другие лидеры советского движения кроме того полагали, что «Мао Цзэдун не понимает марксизма»⁸ . Решение о смещении Мао и публичной критике его было, однако, вынесено без предварительной подготовки и без ведома представителя ИККИ. Об этом Эверт и сообщил секретарю ИККИ И. А. Пятницкому 8 октября 1932 г.: «Не говоря о том, что подобное отношение к вопросу в настоящий момент продемонстрировало бы противнику нашу слабость, — указал он, — подобные решения нельзя принимать, не исчерпав всех других возможностей и без серьезной подготовки (не говоря уже о Вашем согласии). Мао Цзэдун все еще является популярным вождем и поэтому необходима осторожность в борьбе с ним за проведение правильной линии. Таким образом, мы выступили против этой части решений, потребовали устранить разногласия в руководящих органах и выступили против смещения Мао Цзэдуна в настоящий момент». Политсекретариат ИККИ с мнением Эверта полностью согласился, подчеркнув в своем телеграфном ответе ему в марте 1933 г.: «В отношении Мао Цзэдуна необходимо применять максимальную терпимость и товарищеское воздействие, предоставляя ему полную возможность вести ответственную работу под руководством ЦК или Бюро ЦК партии». Москва и Эверт не согласились и с предложением ЦК КПК отправить Мао на лечение в Советский Союз, понимая, по-видимому, что для ЦК это был лишь предлог удалить строптивого и авторитетного руководителя из советского района⁹ .

По настоянию Москвы Мао был переведен из кандидатов в члены политбюро на 5-м пленуме ЦК КПК в январе 1934 года. Правда, вскоре после пленума, в феврале 1934 г., он был заменен на посту председателя Совнаркома Китайской Советской Республики (Народного комитета Центрального правительства — так он тогда стал называться) одним из китайских выпускников коминтерновского вуза Москвы Чжан Вэньтянем. Но это произошло без ведома Москвы¹⁰ .

Более того, как бы это не звучало неправдоподобно, но именно Москва положила начало культу личности Мао, объявив его на VII конгрессе Коминтерна летом 1935 г. одним из «знаменосцев» мирового коммунистического движения — наряду с Генеральным секретарем ИККИ Г. Димитровым¹¹ . Сделано это было представителем КПК Тэн Дайюанем, но совершенно ясно, что без санкции московского руководства Тэн не мог сказать то, что сказал: тексты речей и докладов всех участников конгресса подлежали предварительному изучению, редактированию и утверждению в соответствующих инстанциях ИККИ. VII конгресс вообще уделил особое внимание вопросу о повышении авторитета вождей коммунистических партий. В этой связи глава делегации КПК в Коминтерне Ван Мин в конце августа 1935 г. на специально созванном совещании делегации, рассматривавшем вопросы реализации решений конгресса, заявил следующее: «Авторитет кого мы должны поднять? Конечно, членов Политбюро… Кого в первую очередь? Это авторитет товарищей Мао Цзэдуна и Чжу Дэ»¹² .

Между прочим, сам Ван Мин к Мао Цзэдуну с пиететом не относился: на посту вождя партии он видел себя. Чуть позже сотрудник его аппарата Го Чжаотан (А. Г. Крымов) составит при его непосредственном участии специальную записку о Мао руководящим деятелям Коминтерна, в которой попытается ослабить складывавшееся у Сталина позитивное впечатление о партизанском вожде. Вот что в ней говорилось: «Социальное происхождение — мелкий помещик [кто-то из читавших записку красным карандашом сверху поставил знак вопроса]. Не было систематических ошибок. Очень сильный работник, большой агитатор и массовик, умеет внедряться в гущу массы, хороший руководитель массовой работы. Имеет богатейший опыт крестьянского движения и партизанской войны. Умеет работать в тяжелых, труднейших условиях. Очень активно и хорошо выполняет работу. Личные свойства — любит сближаться с массами, пропагандистская работа, самоотверженность. Наряду с вышеуказанными положительными сторонами есть недостатки, именно недостаточная теоретическая подготовка, поэтому легко может совершить отдельные политические ошибки, однако при правильном твердом партийном руководстве легко и быстро исправляет свои ошибки. [Большая часть последней фразы была кем-то подчеркнута красным карандашом, отчерчена сбоку и рядом на полях поставлен знак вопроса]»¹³ .

О том, что Ван Мин «подрывал авторитет Мао Цзэдуна среди китайских товарищей в СССР», вышестоящим инстанциям доносили и референты отдела кадров ИККИ Г. И. Мордвинов (псевдоним — Крылов) и Чжан Суйшань (псевдоним — Борис Калашников), а также бывшие члены делегации КПК в Коминтерне Ли Лисань и Чжао Иминь. Вот что, например, заявил по этому поводу 17 февраля 1940 г. в беседе с работниками ИККИ Ли Лисань: «Мне казалось, что главным источником распространения сведений о том, что Мао Цзэдун не является политическим руководителем, был Ван Мин. Он говорил мне, Сяо Аи [Чжао Иминю] и др., что Мао Цзэдун практически очень хороший человек, но теоретически очень слабый человек. Ван Мин в разговоре со мной и Сяо Аи, которому он доверял больше, чем мне, говоря о докладе Мао Цзэдуна на II съезде Советов, сказал, что в докладе есть много слабых мест и что он их исправил и теперь доклад стал лучше. Другие документы, полученные из Китая, также исправлялись и таким образом многие исправленные документы в Москве выглядели иначе, чем в Китае»¹⁴ .

Стало быть, поднимать авторитет конкурента Ван Мин был вынужден под давлением руководителей Коминтерна. Сразу же после VII конгресса в Советском Союзе началась кампания восхваления Мао. В начале декабря 1935 г. с обширным панегирическим очерком «Мао Цзэдун — вождь китайского трудового народа» выступил журнал «Коммунистический Интернационал» — теоретический и политический орган Коминтерна. Статья была не подписана, но ее автора установить несложно. Это был заместитель заведующего иностранным отделом «Правды» А. М. Хамадан¹⁵ , выполнивший задание высоких партийных инстанций в меру своих ограниченных возможностей: никаких особых документальных материалов в его распоряжении не было, если не считать рассказов о Мао китайских сотрудников ИККИ. Вскоре после этого, 13 декабря 1935 г., статью того же автора о вожде китайского народа опубликовала «Правда», после чего его биографический очерк наряду с написанными им биографиями Чжу Дэ и Фан Чжиминя, командира войск КПК в пограничном районе Фуцзянь — Чжэцзян-Цзянси, погибшего в 1935 г., вошел в брошюру «Вожди и герои китайского народа»¹⁶ . В 1938 г. в Москве был издан сокращенный перевод книги «Красная звезда над Китаем» американского журналиста Э. Сноу — первого западного корреспондента, взявшего интервью у Мао (оно было опубликовано в его книге в виде автобиографии Мао под названием «Генезис коммуниста»)¹⁷ . Автобиография Мао, помещенная в русском издании книги Сноу, была препарирована должным образом. Все самокритические замечания Мао Цзэдуна были изъяты, а сам текст сильно урезан и отредактирован, чтобы яснее оттенить главную мысль Сноу: Мао Цзэдун — «законченный ученый классического Китая, глубокий знаток философии и истории, блестящий оратор, человек с необыкновенной памятью и необычайной способностью сосредоточения… Интересно, что даже японцы рассматривают его как самого блестящего китайского стратега… Он совершенно свободен от мании величия, но в нем сильно развито чувство собственного достоинства и твердой воли». В 1939 г. в Москве были опубликованы канонический биографический очерк Мао, основанный на заново отредактированной записи Сноу, которая частично была дополнена собственной информацией ИККИ, и брошюра «Мао Цзэдун. Чжу Дэ (Вожди китайского народа)», авторство которой принадлежало бывшему соученику Мао Цзэдуна по Дуншаньской начальной школе высшей степени и педагогическому училищу г. Чанша, известному китайскому коммунисту и писателю Эми Сяо (Сяо Саню), жившему тогда в Москве. Из этой книги также становилось ясно, что Мао — «образцовый» руководитель китайского коммунистического движения¹⁸ .

Неудивительно, что Москва положительно отнеслась к решениям расширенного совещания политбюро ЦК КПК в г. Цзуньи (провинция Гуйчжоу, 15 — 17 января 1935 г.), на котором Мао вошел в состав Постоянного комитета политбюро, заняв там по существу лидирующие позиции¹⁹ . Об этих решениях руководство ИККИ и ВКП(б) узнало вскоре после окончания VII конгресса Коминтерна из сообщения Чэнь Юня (члена Постоянного комитета политбюро ЦК КПК и участника совещания) и члена КПК Пань Ханьняня, прибывших в Москву в сентябре 1935 года. Судя по имеющимся в Центральном архиве ЦК КПК документам, Чэнь Юнь и Пань Ханьнянь передали свое сообщение лично секретарю ИККИ Д. З. Мануильскому²⁰ . Чэнь Юнь и Пань Ханьнянь, однако, не располагали копией принятой совещанием в Цзуньи резолюции «Об итогах борьбы против пятого вражеского «похода»». Их сообщение, стало быть, не было подтверждено документами. Текст резолюции Москва получила позднее — где-то в 1936 году. Его привез еще один участник совещания, кандидат в члены политбюро ЦК КПК Дэн Фа. Второй экземпляр резолюции в конце 1939 г. передал в отдел кадров ИККИ Лю Ялоу (псевдоним — Ван Сун), бывший командир 2-й дивизии 1-й армейской группы Красной армии Китая и будущий командующий ВВС КНР, прибывший в Москву на учебу в Военной академии им. М. В. Фрунзе²¹ .

Правда, не все в Исполкоме Коминтерна в 1930-е гг. рассматривали Мао как безоговорочного кандидата на высший пост в китайской компартии. Дальневосточная секция Восточного лендерсекретариата ИККИ и ее заведующий П. Миф стремились выдвинуть на ключевые посты в КПК китайских выпускников московских интернациональных вузов — Коммунистического университета трудящихся Китая (КУТК) и Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ). И не случайно: Миф в 1925 — 1927 гг. являлся проректором, а в 1927 — 1929 гг. — ректором КУТК, в 1936 г. он же возглавил КУТВ. Наиболее активные из мифовских выдвиженцев составили в КПК так называемую группу «28 большевиков», среди которых прежде всего выделялись Ван Мин и Цинь Бансянь. Именно с помощью Мифа Ван Мин в 1931 г. занял пост руководителя делегации КПК в Коминтерне, а Цинь Бансянь стал Генеральным секретарем ЦК КПК.

Однако другие работники Коминтерна, ЦК ВКП(б) и Дальбюро ИККИ отдавали себе отчет в ограниченности практического опыта у «птенцов Мифа». Часть из них делала ставку на выдвижение таких старых коминтерновских кадров, как Чжоу Эньлай и Сян Ин.

В то время в ИККИ имелось несколько фракций, наиболее известные возглавлялись Пятницким и Мануильским. Эти группы ожесточенно, хотя и закулисно, боролись друг с другом. Не было единства и среди тех, кто курировал Коммунистическую партию Китая. Нередки, например, были конфликты Мифа с заместителем заведующего Восточным лендерсекретариатом Л. И. Мадьяром²² . Понятно поэтому, что отдельные фракции в ИККИ, во многом в силу чисто личных амбиций входивших в них аппаратчиков, поддерживали «своих людей» в КПК.

Что же касается Сталина, то он вплоть до конца 1930-х гг. не делал ставку ни на одну из группировок ни в ИККИ, ни в руководстве китайской компартии и комбинировал руководство КПК на основе трех групп: доморощенных партизанских кадров (Мао и его сторонники), московских выпускников (Ван Мин, Цинь Бансянь и др.) и старых коминтерновских кадров (Чжоу Эньлай, Сян Ин и др.). Поэтому и не давал ни одной из этих групп расправиться с другими. Именно этим, скорее всего, и объясняется целенаправленное возвышение Москвой в начале и середине 1930-х гг. Мао в противовес другим, уже укрепившимся к тому времени лидерам партии: Чжоу Эньлаю и Сян Ину, а также новым, но ставшим уже влиятельными, кадрам: Ван Мину и Цинь Бансяню.

Окончательный выбор в пользу Мао Сталин сделал в конце 1930-х годов. Летом 1938 г. руководство ИККИ дало согласие на избрание Мао Генеральным секретарем ЦК КПК — вместо Чжан Вэньтяня, занимавшего этот пост с февраля 1935 г. после отставки Цинь Бансяня. В начале июля 1938 г. Димитров передал это решение тогдашнему и.о. главы делегации КПК в ИККИ Ван Цзясяну, собиравшемуся на родину. Преемник Вана на посту главы делегации Жэнь Биши присутствовал при беседе. Вот что сказал тогда Димитров: «Вы должны передать всем, что необходимо поддержать Мао Цзэдуна как вождя Компартии Китая. Он закален в практической борьбе. Таким людям, как Ван Мин, не надо бороться за руководство»²³ .

Вернувшись в Китай, Ван Цзясян 14 сентября, на заседании политбюро в Яньани, доложил о решении Москвы. Участник заседания Ли Вэйхань впоследствии вспоминал о впечатлении, которое это сообщение произвело на собравшихся: «На заседании Ван Цзясян передал… точку зрения Димитрова, который недвусмысленно указывал на то, что вождем китайского народа является Мао Цзэдун. Слова Димитрова оказали огромное влияние на присутствовавших. С этих пор наша партия лучше и яснее осознала руководящее положение Мао Цзэдуна; вопрос о едином партийном руководстве был разрешен»²⁴ .

В конце 1939 — начале 1940 г. ИККИ подготовил рекомендации ЦК КПК по организационному вопросу к предстоявшему VII съезду КПК. Их должен был устно доложить Мао Цзэдуну и другим членам ЦК Чжоу Эньлай, находившийся в Советском Союзе на лечении с июня 1939 г. и собиравшийся выехать обратно в Китай в конце февраля 1940 года. Вот что говорилось об этом в телеграмме Димитрова Мао Цзэдуну от 17 марта 1940 г.: «Чжоу Эньлай информирует вас лично обо всем, что мы обсуждали и согласовали по китайским делам. Нужно все это серьезно рассмотреть и совершенно самостоятельно принять окончательные решения. В случае несогласия с нами по некоторым вопросам — просьба срочно и мотивировано осведомить нас об этом»²⁵ .

Какие рекомендации были сделаны, дает представление докладная записка отдела кадров ИККИ Димитрову, хранящаяся в архиве. В ней, в частности, говорится: «Нужно иметь в виду, что среди старых кадров партии Ван Мин авторитетом не пользуется. Во всяком случае Ван Мин не является в КПК авторитетом, который бы вырос из его деятельности в самой партии. К руководству в партии он выдвинут на IV пленуме ЦК [январь 1931 г.] под давлением Мифа [ко времени написания записки Миф был арестован НКВД и расстрелян как «враг народа»]. Ввиду ряда неясностей и сомнений, которые вызываются деятельностью Ван Мина и в связи с бесспорными фактами дезинформации руководства на XVII съезде ВКП(б), на XIII пленуме ИККИ и на VII конгрессе Коминтерна²⁶ , рекомендовать руководству КПК не выдвигать Ван Мина на первые роли и на ведущие руководящие посты в руководстве партии. Члена Политбюро ЦК Кон Сина [Кан Шэна, заместителя Ван Мина в делегации КПК в ИККИ в 1933 — 1937 гг.] и кандидата в члены Политбюро Фан Лина (Дэн Фа) и членов ЦК КПК Гуань Сянъина и Ян Шанкуня рекомендовать руководству партии не выдвигать в состав Политбюро и состав Секретариата ЦК и не использовать на кадровой, организационной и особисте кой работе.

Члена Политбюро и Секретаря ЦК Бо Гу [Цинь Бансяня] и членов ЦК Ло Мана (Ли Вэйхань), Чэнь Чанхао, Чжан Хао [Линь Юйина] и Кун Юаня рекомендовать руководству партии не выдвигать в состав ЦК и не использовать на кадровой и оргработе и в центральных органах партии… По материалам отдела кадров ИККИ и из бесед с Чжоу Эньлаем, Чжэн Лином [Жэнь Биши], Мао Цзэминем и др. составлены характеристики на 26 руководящих работников КПК (характеристики прилагаются), которые могут быть выдвинуты на VII съезде в руководящие органы партии. В основном это наиболее авторитетные, испытанные и закаленные кадровые работники партии, прошедшие через тяжелое подполье, через гражданскую войну и в настоящее время ведущие партийную, военную и военно-политическую работу. Из этих 26 товарищей особенно выделяются: Линь Бяо, Хэ Лун, Лю Бочэн, Не Юнчэн [Не Жунчжэнь], Сяо Кэ, Сюй Сянцянь, Чэн Гуан [речь идет о Чэнь Гуане или Чжоу Эньлае], Дэн Сяопин, Е Цзяньин, которые пользуются всеобщей известностью не только в партии, но и во всей стране, как руководители и командиры частей 8-й армии; Дэн Инчао (женщина) [жена Чжоу Эньлая], Мао Цзэминь, Гао Ган, Сюй Тэли, Чэнь И, Лю Сяо, Чжан Цици, Цзэн Шань являются вполне проверенными и опытными партийными работниками…

Мао Цзэдун действительно является самой крупной политической фигурой в КПК. Он лучше других руководителей КПК знает Китай, знает народ и правильно разбирается в политических событиях и в основном правильно ставит задачи»²⁷ .

Как видно, подавляющее большинство рекомендованных лиц являлись сторонниками Мао Цзэдуна. Те же, кого Москва предлагала более не использовать на ответственной работе, считались в ИККИ приверженцами Ван Мина, ставшего на тот момент главным антагонистом Мао. ИККИ и стоявший за его спиной Сталин явно старались помочь избранному ими вождю КПК консолидировать власть. В этом они даже переборщили: ни Кан Шэна, к тому времени открыто переметнувшегося на сторону Мао, ни некоторых других партработников Мао Цзэдун уже не считал своими врагами. Кан Шэна он даже пытался защитить в одном из писем Димитрову: «Кон Син [Кан Шэн] — надежный человек»²⁸ . Интересно, что в то же самое время младший брат Мао Цзэдуна Мао Цзэминь, находясь в 1939 г. в Москве, высказывал критические замечания в адрес Кан Шэна: «Сейчас в Яньани создана высшая партийная школа, которой заведует загадочный Кан Шэн. Он среди учащихся создает свою агентурную сеть и вербует людей. Я боюсь, что это не партийная школа, являющаяся кузницей партийных кадров, а школа, через которую Кан Шэн и др. создают свои кадры»²⁹ . Возможно, младший брат не был в курсе всех дел брата старшего!

Укреплению авторитета избранного Москвой вождя КПК способствовала и финансовая помощь, которую китайская компартия получила со стороны Коминтерна и ВКП(б) не только в 1920-е гг. (о чем всегда было известно), но и в 1930-е годы. Речь идет о десятках миллионов американских долларов. Так, в ноябре 1936 г. Исполком Коминтерна принял решение предоставить китайской компартии финансовую помощь в размере 550 тыс. американских долларов. Первая часть этой суммы в размере 150 тыс. американских долларов ИККИ собирался передать уже в конце ноября. В телеграмме Секретариата ИККИ в Секретариат ЦК КПК от 2 марта 1937 г. было обещано увеличить в текущем году финансовую помощь КПК до 1 млн. 600 тыс. американских долларов. На самом же деле в 1937 г. размер коминтерновской помощи КПК приближался к 2 миллионам американских долларов³⁰ . Агенты Отдела международной связи (ОМС) Исполкома Коминтерна в Шанхае передавали деньги для ЦК КПК через Сун Цинлин, вдову бывшего первого президента Китая Сунь Ятсена, которая оказывала помощь Москве и КПК по идеологическим соображениям. Именно с ней контактировал Мао Цзэдун. В ноябре 1936 г., например, в ответ на адресованное ей письмо Мао, в котором говорилось о финансовых трудностях КПК, Сун Цинлин помогла коминтерновским представителям передать Мао 50 тыс. американских долларов через коммуниста Пань Ханьняня. «Почти коммунистка», — отзывался о ней Димитров, отлично зная, что Сун Цинлин, помимо участия в финансовых операциях, поставляла советской разведке и конфиденциальную информацию о положении дел в стране. В секретной корреспонденции Иностранного отдела НКВД она фигурировала под своим западным именем, мадам Сузи³¹ .

СССР продолжал оказывать финансовую помощь китайской компартии (то есть фактически Мао Цзэдуну) даже после того, как 22 июня 1941 г. на Советский Союз напала гитлеровская Германия! В особых папках политбюро ЦК ВКП(б) хранится соответствующий документ: решение политбюро от 3 июля 1941 г. выделить ИККИ «один миллион американских долларов для оказания помощи ЦК компартии Китая». Исполком Коминтерна запрашивал у политбюро больше — два миллиона, но остался удовлетворен и одним³² . Именно в тот день, 3 июля, Сталин впервые после начала войны выступил по радио с обращением к народу, признав оккупацию германскими войскам Литвы, значительной части Латвии, западной части Белоруссии и части Западной Украины. Фашистская авиация бомбила Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу и Севастополь, а политбюро принимало решение направить один миллион американских долларов ЦК китайской компартии!

Чувствуя поддержку Кремля и используя советские деньги, Мао в 1941 г. инициировал движение «чистки» партии (чжэнфэн), главным объектом которой и стал Ван Мин. Отношение Сталина к Ван Мину было настороженным уже с декабря 1936 г., со времени известного Сианьского инцидента, когда мятежный маршал Чжан Сюэлян арестовал в г. Сиань (пров. Шэньси) главу Национального правительства Чан Кайши вопреки желанию Сталина, стремившегося превратить Чан Кайши в союзника. Сталин тогда неожиданно позвонил Димитрову и, не скрывая раздражения, спросил: «Кто этот ваш Ван Мин? Провокатор? Хотел послать телеграмму убить Чан Кайши». Димитров ответил, что ничего об этом не знает. «Я Вам найду эту телеграмму!» — бросил трубку Сталин³³ . Телеграммы он, правда, не предъявил. Скорее всего ее просто не было, а Сталина кто-то неправильно информировал. Однако эпизод был весьма характерным: к Ван Мину вождь относился с большой подозрительностью.

И вот в конце 1930-х гг. Сталин фактически «кинул» Ван Мина. Последний, правда, продолжал пользоваться доверием Димитрова, у которого за время работы в Москве сложились с Ван Мином добрые приятельские отношения. Ван Мин и его жена Мэн Циншу перед отъездом на родину в ноябре 1937 г. оставили в семье Димитрова свою дочь Фаину (ей было тогда пять лет), и Димитров и его жена Роза удочерили ее. Понятно поэтому, что Генеральный секретарь ИККИ должен был с особым беспокойством следить за судьбой друга, превратившегося в главного оппозиционера Мао. Однако без санкции Сталина Димитров ничего не мог предпринять.

Другими объектами чжэнфэна стали Цинь Бансянь и остальные «28 большевиков». Кстати, многие из тех, кого Мао «чистил» в те годы, входили в тот самый список лиц, к которым Москва относилась с недоверием. Досталось, правда, и Чжоу Эньлаю — за прошлую оппозицию Мао Цзэдуну. Важнейшей составной частью чжэнфэна была выработка канонического курса истории партии. И здесь Мао опять-таки твердо следовал заветам своего учителя. «История иногда требует, чтобы ее исправляли», — как-то проговорился Сталин. Сомнений в этом не было и у Мао. Образцом ему служил «Краткий курс истории ВКП(б)»³⁴ . В новой, канонической, истории партии главная роль будет отдана именно Мао.

Но в полную силу развернуться вождю КПК Сталин не дал. Даже после того, как Мао с помощью ИККИ достиг высшей власти, Москва не разрешала ему принимать какие бы то ни было кардинальные санкции в отношении коминтерновских кадров, к которым он испытывал недоверие. Мао пытался переубедить Москву, но тщетно. О том, как он действовал, дает, например, представление доклад Димитрову от 8 января 1940 г., посланный находившимися в то время в Москве Лю Ялоу, Линь Бяо (будущий министр обороны КНР) и Мао Цзэминем. Этот документ был непосредственно заострен против Чжоу Эньлая, Жэнь Биши, Сян Ина и Цинь Бансяня. В докладе, в частности, утверждалось: «За военный авантюризм должен отвечать в основном т. Чжоу Эньлай, а его основными помощниками были тт. Хан Ин [Сян Ин] и Чжен Лин [Жэнь Биши]»³⁵ . О Цинь Бансяне же в докладе почти в открытую говорилось, что он является врагом революции. То, что авторами доклада были три близких Мао Цзэдуну человека, заставляет предположить, что документ был написан и послан руководителю ИККИ с ведома Мао. Однако несмотря на это и невзирая на тяжесть обвинений, выдвинутых в адрес известных деятелей КПК, документу не было дано хода: учитывая политическую обстановку того времени, не приходится сомневаться в том, что решение положить доклад «под сукно» должен был принять не Димитров, а Сталин. Генеральный секретарь ИККИ не являлся самостоятельной фигурой.

К началу 1943 г. борьба между Мао и Ван Мином обострилась. Ван Мин сказался больным, чтобы избежать участия в проработочных кампаниях. 15 января 1943 г. Димитров получил тревожное сообщение из Яньани по линии военной разведки, скорее всего от Владимирова. В сообщении говорилось, что Ван Мин был серьезно болен. «Необходимо его лечение в Чэнду или в СССР, — доносил советский разведчик, — но Мао Цзэдун и Кон Син [Кан Шэн] не хотят выпускать его из Яньани, опасаясь, что он даст неблагоприятную на них информацию». Стараясь выиграть время, Димитров посоветовал разведывательному управлению не вмешиваться во внутренние дела китайских коммунистов³⁶ .

Ван Мина это, однако, удовлетворить не могло. В конце января 1943 г. он сам, как уже говорилось, через Владимирова и Орлова направляет телеграмму Сталину и Димитрову, в которой в открытую обвиняет Мао Цзэдуна в антикоминтерновской деятельности. 3 февраля Димитров получает телеграмму и от Мао Цзэдуна, содержащую резкие обвинения в адрес Ван Мина: как видно, Мао стало известно о наветах своего врага, и он поспешил контратаковать. Конфликт обострялся. 11 февраля Димитрову неожиданно позвонил В. Г. Деканозов, бывший посол СССР в нацистской Германии, заместитель Наркома иностранных дел СССР. Разговор пошел о Ван Мине: Деканозов посоветовал передать Ван Мину, чтобы тот напрямую обратился к советскому послу А. С. Панюшкину, который бы тогда запросил разрешение на выезд Ван Мина из Китая у Чан Кайши. Возможно, Деканозов по своим каналам получил соответствующую информацию и, зная о приятельских отношениях Димитрова с Ван Мином, поспешил проявить внимание. А вдруг это была провокация? Слишком уж странный ход. Почему надо было запрашивать разрешение у Чан Кайши, а не у Мао Цзэдуна? Скорее всего, Деканозов его проверял: ставит ли Димитров личные отношения выше интересов международного комдвижения. Пришлось Димитрову пожертвовать старым другом. Димитров ничего не стал предпринимать. А через несколько месяцев, 13 декабря 1943 г., отправил Ван Мину пессимистическое послание: «Что же касается вашей партийной работы, постарайтесь это сами урегулировать. Вмешательство отсюда сейчас нецелесообразно»³⁷ . Судьба Ван Мина, казалось, была предрешена.

И вдруг произошло чудо. Буквально через несколько дней после пессимистической телеграммы, 22 декабря 1943 г., Димитров послал личное письмо вождю КПК, в котором настоятельно рекомендовал не преследовать Ван Мина. Одновременно он просил не трогать и Чжоу Эньлая, также, по сведениям советской разведки, подвергавшегося критике в ходе чжэнфэна. «Я считаю политически неправильной проводимую кампанию против Чжоу Эньлая и Ван Мина. — писал он. — …Таких людей, как Чжоу Эньлай и Ван Мин, надо не отсекать от партии, а сохранять и всемерно использовать для дела партии»³⁸ . Вне всякого сомнения, Димитров должен был получить на это указание Сталина. Или, по крайней мере, санкцию.

Что случилось за девять дней? Почему Сталин решил сохранить Ван Мина? Возможно, захотел использовать его как некий противовес Мао в будущем? Кто знает, что двигало кремлевским диктатором.

Письмо Димитрова от 22 декабря не осталось без внимания. В ответ Мао прислал даже две телеграммы, 2 и 7 января 1944 года. В первой из них, в частности, говорилось: «Наши отношения с Чжоу Эньлаем очень хорошие. У нас совсем нет никакого намерения отсекать его от партии. У Чжоу Эньлая много успехов и достижений». В то же время Мао не был еще готов отступить в вопросе о Ван Мине. «Ван Мин занимался различной антипартийной деятельностью, — возражал он Димитрову. — Все это доведено до сведения всех партийных кадров. Но мы не собираемся делать это всеобщим достоянием партийной массы в целом, еще меньше собираемся мы публиковать это для ознакомления всей беспартийной массы. В результате критики всех грехов Ван Мина в среде высших партийных кадров, эти кадры еще сильнее сплотились, объединились… С моей точки зрения, Ван Мин — ненадежный человек. Ван Мин раньше был арестован в Шанхае. Несколько человек показали, что он в тюрьме признал свою принадлежность к компартии. Потом он был освобожден. Говорилось также о его сомнительной связи с Мифом. Ван Мин занимался различной антипартийной деятельностью»³⁹ .

Через пять дней, однако, Мао все-таки отступил: он прекрасно понимал, кто на самом деле ведет с ним переписку! «Внутрипартийные вопросы: политика в этой области направлена на объединение, на укрепление единства, — попытался он загладить излишнюю резкость предыдущего послания. — По отношению к Ван Мину будет проводится точно такая же политика. В результате работы, проведенной во втором полугодии 1943 года, внутрипартийное положение, единство партии в значительной степени улучшилось. Я прошу Вас не волноваться. Все Ваши мысли, все Ваши заботы близки моему сердцу, тем более, что мои мысли и мои заботы в основном те же»⁴⁰ .

Получив телеграмму от 7 января, Димитров, наконец-то мог успокоиться. Мао оставался лояльным Москве. «Особенно меня обрадовала Ваша вторая телеграмма, — написал Димитров ему 25 февраля. — Я не сомневался, что Вы отнесетесь к моим дружеским замечаниям с должным серьезным вниманием и примите соответствующие меры, продиктованные интересами партии и нашего общего дела. Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы проинформировали меня о том, к каким практическим результатам привели принятые Вами меры. С братским приветом. Крепко жму Вашу руку»⁴¹ .

За несколько дней до этого, 19 января, Димитров отправил телеграмму и Ван Мину — по поводу его отношений с Мао, проинформировав затравленного приятеля об успешных переговорах с его врагом. Нельзя сказать, что Ван Мин был полностью удовлетворен. Однако он понял, что большего от Сталина и Димитрова ему ждать нельзя. Вождем партии Москва его не желала видеть, но и отдавать его на растерзание Мао не собиралась. Надо было смириться. 7 марта Димитров получил ответ от старого друга: «Дорогой Г. М. [Димитров]! В течение декабря-января мне передали две Ваши телеграммы. Благодарю Вас за заботу о КПК и обо мне. Мое отношение к Мао Цзэдуну остается таким же, как и было раньше, ибо я всей душой поддерживаю его как вождя партии, независимо от личных разногласий между нами в прошлом по отдельным вопросам политики антияпонского национального единого фронта и серьезнейшей кампании, которая в течение последнего года проводилась против меня по вопросам внутрипартийной жизни. [Один] товарищ мне сказал, что он систематически информирует Вас по всем этим вопросам. Я не знаю, что в этой области Вас интересует и какие вопросы неясны. Пожалуйста, дайте указания, и я отвечу. В течение последнего года в партии проводилась кампания по пересмотру всей ее истории на основе идей и деятельности Мао Цзэдуна. Он представляется главным представителем китайского большевизма и китаизированного марксизма-ленинизма. Понимая, что Вы можете усилить авторитет партии, что особенно важно в условиях, когда отсутствует Коминтерн, в условиях, когда акцент делается на КПК как национальную пролетарскую партию, я полностью поддерживаю эту кампанию. Я уже устно и письменно заявил Мао Цзэдуну и КПК, что борьба с лилисаневщиной, выдвижение новой политики антияпонского национального единого фронта — заслуга Мао Цзэдуна, а не моя, как я ранее считал. Я также заявил, что я дезавуирую все политические разногласия. Сердечно благодарю Вас и дорогую Розу за долголетнюю заботу и воспитание моей дочери»⁴² .

На состоявшемся наконец в апреле-июне 1945 г. VII съезде партии и Чжоу Эньлай, и Ван Мин были включены в состав Центрального комитета, а Чжоу Эньлай даже укрепил свои позиции в высшем эшелоне партии.

Вполне возможно, что Сталин и отзывался о Мао в своем ближнем кругу как о «пещерном марксисте». Вероятно, и Мао имел основания обижаться на то, что Сталин ему не доверял. Но кому вообще «вождь народов» верил? Кого из самых преданных оруженосцев не презирал? Кого считал великим марксистом? Все они для него были лишь фигурами на его шахматной доске.

История КПК как 1930-х, так и 1940-х гг. может быть понята только, если мы примем во внимание неизменную идеологическую и во многом политическую зависимость лидеров КПК от Москвы. Об этом, помимо прочего, говорят и многочисленные архивные документы, в которых содержится информация о проходивших в Коминтерне многочисленных проработках руководящих деятелей КПК, вынужденных выступать с самокритикой или отстаивать свою невиновность в связи с обвинениями в т.н. «троцкистской деятельности». Существует даже свидетельство, по крайней мере, косвенное того, что в 1938 г. Сталин, планируя проведение крупного политического процесса над работниками Коминтерна, включил в список предполагавшихся обвиняемых таких китайских коммунистов, как Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, Кан Шэн, Чэнь Юнь, Ли Лисань, Чжан Вэньтянь, Ван Цзясян, Жэнь Биши, Дэн Фа, У Юйчжан, Ян Шанкунь и Дун Биу. Именно на этих лиц выбивал в то время показания из арестованного НКВД в марте 1938 г. Го Чжаотана, в то время являвшегося сотрудником отдела кадров ИККИ, следователь А. И. Лангфанг. Лангфанг пытался выбить показания и на бывшего руководителя КПК Цюй Цюбо, который к тому времени, в 1935 г., уже был казнен гоминьдановцами. Вне сомнения он делал это не по собственной инициативе. Характерно, что никто из этих лиц, за исключением Чжоу Эньлая, не вошел в 1940 г. в список рекомендованных ИККИ членов высшего руководящего состава КПК.

Показательный коминтерновский процесс Сталин предполагал провести в конце весны 1938 г. в дополнение к трем уже состоявшимся процессам — над Зиновьевым и Каменевым, Радеком и Пятаковым, Бухариным и Рыковым. На этот раз главным обвиняемым должен был стать секретарь ИККИ И. А. Пятницкий. Ведущие роли отводились и руководящим деятелям Исполкома Коминтерна Бела Куну и В. Г. Кнорину⁴³ , в то время как китайцы должны были сыграть роли второго плана. Кто знает, если бы Сталин не отказался от этого плана, возможно, многие крупные деятели КПК стали бы его жертвами⁴⁴ .

Был бы коминтерновский процесс на руку Мао Цзэдуну? Вероятно, да. Ведь устранение из руководства китайской компартии крупных фигур, лояльность которых Мао и Сталин, как мы видели, ставили под сомнение, только укрепило бы власть нового сталинского протеже в Китае. Но в итоге Мао обошелся и без процесса. Всего того, что Сталин для него сделал, ему вполне хватило. В начале 1940-х гг. с помощь всесильного кремлевского диктатора Мао достиг высшего положения в КПК. Через девять лет при поддержке того же Сталина Мао Цзэдун одержит впечатляющую победу над своим историческим противником Чан Кайши. В результате континентальный Китай окажется в тисках коммунистической диктатуры. Верный сталинский ученик Мао Цзэдун начнет построение в своей стране советской модели политического, социального и экономического развития. Иными словами, установит в Китае режим сталинизма, означающего безраздельную власть коммунистической партии, строго централизованной и иерархичной, безграничный культ партийного лидера, всеохватывающий контроль за политической и интеллектуальной жизнью граждан со стороны органов общественной безопасности, огосударствление частной собственности, жесткое централизованное планирование, приоритетное развитие тяжелой промышленности и огромные расходы на национальную оборону.

К середине 1950-х гг. советская сталинизация Китая будет завершена, и Мао Цзэдун выступит с обоснованием собственной теории социалистического строительства, которая в дальнейшем получит название маоизма. Однако сама эта новая концепция явится не более, как китайской формой сталинизма, влияние которого на общественно-политическую жизнь КНР ощущается до сих пор⁴⁵ .

Примечания

1. FAIRBANK J. K. The United States and China. Cambridge, Mass. 1948; SCHWARTZ B. I. Chinese Communism and the Rise of Mao. Cambridge, Mass. 1951; BRANDT C., SCHWARTZ B. and FAIRBANK J. K. A Documentary History of Chinese Communism. Cambridge, Mass. 1952; NORTH R. C. Moscow and Chinese Communists. Stanford, Calif. 1953.

2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 495, оп. 225, д. 6 — 2, л. 6; ДИМИТРОВ Г. Дневник (9 март 1933 — 6 февруари 1949). София. 1997, с. 352; ВЛАДИМИРОВ П. П. Особый район Китая 1942 — 1945. М. 1975.

3. ХРУЩЕВ Н. С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания в 4-х кн.). Кн. 3. М. 1999, с. 23; ВЕРЕЩАГИН Б. Н. В старом и новом Китае. Из воспоминаний дипломата. М. 1999, с. 123; Мао Цзэдун о Коминтерне и политике Сталина в Китае. — Проблемы Дальнего Востока, 1994, N 5, с. 107; Brothers in Arms. The Rise and Fall of the Sino-Soviet Alliance. 1945 — 1963. Stanford, Calif., 1998, p. 338 — 340, 348, 350, 354 — 355; LI ZHISUI. The Private Life of Chairman Mao: The Memoirs of Mao’s Personal Physician. N.Y. 1994, p. 117.

4. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док. -ты. Т. III. М. 1999, с. 48, 1067, 1108 — 1109.

5. Сборник материалов по истории развития организаций КПК — эволюция руководящих органов и их персонального состава. Пекин. 1983, с. 163 (на кит. яз.).

6. Артур Эрнст Эверт (1890 — 1959) был членом Компартии Германии с 1919 г., членом ее ЦК в 1923 и 1927 — 1929 гг., а в 1925 — 1929 гг. являлся членом политбюро ЦК КПГ. В 1929 — 1931 гг. он был заместителем заведующего Восточным лендерсекретариатом ИККИ в Москве. В 1932 г. прибыл в Шанхай в качестве представителя Коминтерна в Китае и секретаря Дальбюро ИККИ. Он оставался в этой стране до 1934 года. После этого Сталин отправил его налаживать коммунистическую работу в Бразилии, где в 1935 г. Эверт был арестован за организацию вооруженного коммунистического восстания. В 1945 г., после 10 лет тюрьмы, где его подвергали бесчеловечным пыткам, он был выпущен на свободу по амнистии. В конце жизни страдал умопомешательством. Умер в ГДР.

7. Сборник материалов, с. 49; ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док. -ты. Т. IV. М. 2003, с. 146 — 148, 152 — 153, 158 — 159. См. также РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 71, т. 3, л. 176 — 179.

8. ВАН СУН (Лю Ялоу), ЛИ ТИН (Линь Бяо) и ЧЖОУ ДЕНЬ (Мао Цзэминь). Доклад Генеральному секретарю ИККИ Г. Димитрову. 8 января 1940 г. — РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 477, л. 49.

9. См. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док. -ты. Т. IV, с. 194, 295, 585 — 586.

10. Сборник материалов, с. 198; ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док. -ты. Т. III, с. 49.

11. См. ЦИН ШИ (Ян Куйсун). Сдерживал ли Коминтерн Мао Цзэдуна. — Волны столетия, 1997, N 4, с. 33 (на кит. яз.).

12. Цит. по: ТИТОВ А. С. Материалы к политической биографии Мао Цзэдуна. Т. 2. М. 1970, с. 137.

13. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 71, т. 1, л. 242 — 243.

14. Там же, д. 6, т. 1, л. 62, 63.

15. Коммунистический Интернационал, 1935, N 33 — 34, с. 83 — 88. А. М. Хамадан (настоящая фамилия Файнгар) родился в 1908 г. в Дербенте. До своего назначения в «Правду» (1932 г.) несколько лет работал в Генеральном консульстве СССР в Харбине в качестве заведующего Информбюро. Впоследствии — заместитель главного редактора журнала «Новый мир». В начале войны — корреспондент ТАСС. Судьба Хамадана сложилась трагически. В 1942 г. в Севастополе он попал в плен к гитлеровцам. В лагере для военнопленных (где его знали под именем Михайлов) вел подпольную работу, за что был заключен в тюрьму, а затем, в мае 1943 г., казнен. О его жизни см.: ХАМАДАН А. М. Записки корреспондента. М. 1968.

16. ХАМАДАН А. Вождь китайского народа — Мао Цзэдун. — «Правда», 13.XII.1935; его же. Вожди и герои китайского народа. М. 1936.

17. Книга Э. Сноу была впервые опубликована в Лондоне в 1937 г. См. SNOW E. Red Star Over China. Lnd. 1937.

18. СНОУ Э. Героический народ Китая. М. 1938, с. 72, 74; SNOW E. Op. cit., p. 83, 84; МАО ЦЗЕДУН. Биографический очерк. М. 1939; ЭМИ СЯО. Мао Цзэдун. Чжу Дэ (Вожди китайского народа). М. 1939.

19. См. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док-ты. Т. III, с. 49.

20. См. ЯН КУЙСУН. Отношения между КПК и Москвой. 1920 — 1960. Тайбэй. 1997, с. 420 (на кит. яз.). Вместе с Чэнь Юнем и Пань Ханьнянем в Москву прибыла и вдова бывшего руководителя КПК Цюй Цюбо, технический секретарь Организационного отдела ЦК КПК Ян Чжихуа, однако, она не принимала участие во встрече с Мануильским.

21. ВАН СУН (Лю Ялоу), ЛИ ТИН (Линь Бяо) и ЧЖОУ ДЕНЬ (Мао Цзэминь). Доклад Генеральному секретарю ИККИ Г. Димитрову. 8 января 1940 г., л. 53.

22. Об одном из таких конфликтов см.: ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док-ты. Т. III, с. 1306 — 1327.

23. См. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 71, т. 3, л. 185; Хронологическая биография Ван Цзясяна. Пекин. 2001, с. 190 (на кит. яз.).

24. См.: там же, с. 196; Хронологическая биография Мао Цзэдуна. 1893 — 1949. Т. 2. Пекин. 2002, с. 90 (на кит. яз.); Биография Мао Цзэдуна 1893 — 1949. Пекин. 2004, с. 531 (на кит. яз.); ЛИ ВЭЙХАНЬ. Воспоминания и исследования. Т. 1. Пекин. 1986, с. 415 — 416 (на кит. яз.).

25. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 472, л. 189.

26. По словам Ли Лисаня, «Ван Мин на VII конгрессе и в других местах преувеличивал цифры и факты… Ван Мин считал, что преувеличивать цифры и факты нужно для пропаганды». Там же, д. 6, т. 1, л. 63. По приказу Ван Мина его секретарь Ляо Хуаньсин (псевдоним — Ганс Ляо) подтасовывал материалы, чтобы создать у ИККИ видимость бурного революционного подъема в Китае (там же).

27. Там же, ф. 495, оп. 225, д. 472, л. 186 — 189; ф. 495, оп. 74, д. 314.

28. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 403.

29. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 472, л. 18.

30. См. ЯН КУЙСУН. Попытка крупномасштабной помощи Советского Союза китайской Красной армии. — Новые исследования по [истории] отношений между Советским Союзом, Коминтерном и китайской революцией. Пекин. 1995, с. 324 — 326 (на кит. яз.).

31. См. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док-ты. Т. IV, с. 1092; Mao’s Road to Power. Revolutionary Writings. 1912 — 1949. Armonk, Lnd. 1999, p. 356 — 357; ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 117.

32. РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 36, л. 41; ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 238.

33. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 118.

34. Там же, с. 101. О влиянии «Краткого курса историиВКП(б)» на Мао Цзэдуна см.: HUA-YU LI. Stalin’s Short Course and Mao’s Socialist Economic Transformation of China in the Early 1950s. — «Russian History». Vol. 29. N 2 — 4 (Summer-Fall-Winter 2002), p. 357 — 376.

35. ВАН СУН (Лю Ялоу), ЛИ ТИН (Линь Бяо) и ЧЖОУ ДЕНЬ (Мао Цзэминь). Доклад Генеральному секретарю ИККИ Г. Димитрову. 8 января 1940 г., л. 52.

36. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 349.

37. Там же, с. 352, 354, 396.

38. Коммунистический Интернационал и китайская революция. Док-ты и материалы. М. 1986, с. 296.

39. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 402 — 403.

40. Там же, с. 403.

41. Там же, с. 407.

42. Там же, с. 404, 412.

43. О подготовке этого процесса см.: STARKOV B. A. The Trial That Was Not Held. — «Europe-Asia Studies». 1994. Vol. 46, N 8, p. 1297 — 1316; MULLER R. Der Fall des Antikomintem-Blocks — ein vierter Moskuaer SchauprozeB. — «Jahrbuch fur Historische Kommunismusforschung», 1996, S. 187 — 214.

44. То, что Сталин отказался от идеи процесса не спасло, тем не менее, Пятницкого, Бела Куна и Кнорина. Они были расстреляны без суда. Помимо них было уничтожено большинство известных коминтерновских специалистов по Китаю: А. Е. Альбрехт, Л. Н. Геллер, Н. А. Фокин, Т. Г. Мандалян, Павел Миф, Н. М. Насонов, М. Г. Рафес, И. А. Рыльский, Гейнц Нойман, Йозеф Погани и другие. Только немногие избежали репрессий. Среди них — Артур Эверт и Отто Браун. Бывший представитель Исполкома Коммунистического Интернационала Молодежи в Китае С. А. Далин, а также бывший советник по финансовым вопросам при Национальном правительстве Гоминьдана М. Альский (В. М. Штейн) провели в советских трудовых лагерях почти по двадцать лет каждый.

45. «Issues and Studies». Vol. 41, N 3, p. 181 — 207.

---

«Вопросы истории», 2006, № 2, стр. 75-87