Идет сбор всех погибших частей… Б.Г.
Мамка моя деда не любила страшно. Еще бы – в 1991 – когда в Средней Азии русских резали – дед, никому не говоря ни слова, разменял свою трехкомнатную в Центре, в которой он, после смерти бабушки, жил один, на однокомнатную и двухкомнатную на окраине – и отдал, именно отдал, то есть подарил двушку семье из Таджикистана. Семья – дети какого-то его фронтового друга.
Мама валерьянку пила стаканами, отцу плешь проела, даже хотела в суд подать – чтобы деда признали недееспособным – но тут уже отец уперся. Он-то своего отца знал получше ее. Они, короче, месяц не разговаривали, а потом мамка к деду до самой его смерти в гости не ходила – а дед, соответственно, к нам заходил только тогда, когда ее дома не было.
Дед был коммунякой. Говорят, при Брежневе написал в цэка коммунячье целое письмо, где обозвал их всех гадами и козлами, которые доведут Союз до ручки, и его стали по райкомам таскать – даже из партии исключить хотели – так он им дулю показал и сказал: «Мне партбилет в Сталинграде политрук Мыкола Горенко дал, героически погибший через неделю на Тракторном. Только он у меня партбилет и отобрать может. А у вас отобралки не выросли, пинджаки мышиные!»
Отстали от деда – все-таки старик, махнули рукой.
Когда путч случился – дед у телевизора сидел с каменным лицом и смотрел «Лебединое озеро». Я у него был – батька мне сказал: «Съезди к старику, как он там». И я почти неделю у деда жил – в магазин ходил за продуктами, готовил поесть.
И когда Горбачев из Фороса вернулся, и когда Ельцин дедову коммунячью партию запретил в прямом эфире – дед так с каменным лицом у телевизора и просидел. Ни слова не сказал.
И только раз я видел, как он плакал – когда зимой советский красный флаг над Кремлем спустили. Да и то – не плакал, так — просто слеза одна на стариковскую щеку.
Дед прошел всю войну, был десантником, воевал и после нее – в Корее обучал местных и китайских добровольцев, в 1956 два раза входил в Будапешт. До генералов не дослужился – майором ушел на пенсию. Потом работал в школе военруком.
Писал что-то в тонкие школьные тетрадки по 2 копейке шутка, когда помер, мы с отцом разбирали его имущество. А имущества у него и не было по сути – как он сам мне сказал: «Алёшка, у мужчины все его вещи должны помещаться в один чемодан и рюкзак – а все остальное от лукавого».
Стали мы с отцом тетрадки его смотреть – а там ничего и не понятно – писал он какой-то скорописью-шифром, а вот как теперь расшифровать?
Я бы много про него мог рассказать – хотя, по малолетству и дурости собственной не много про войну его расспрашивал, теперь жалею, конечно. Любил я деда. Как похоронили его – умер он тоже никого не напрягая, утром не ответил на контрольный звонок, когда батька приехал – лежал в постели холодный уже, а рядом на тумбочке сберкнижка с «гробовыми» – как похоронили его, мы с отцом на кладбище два-три раза в год ездим. У деда креста нет на могиле – звездочка красная, даже с кладбищенскими пришлось поругаться, но дед накрепко запретил крест ставить. Только звездочку красную. Сидим с батькой у этой звездочки, он мне про деда что-то рассказывает – что сам помнит. Потом домой едем. Мамка после похорон ни разу с нами – так и не простила.
Собственно, все это предыстория к тому, что произошло два года назад, и что я решил записать на всякий пожарный.
Как-то я в Инете засиделся, лег спать поздно – и сон был как у убитого, такой глубокий. И вот во сне я чувствую – сидит у моей кровати кто-то. Я сажусь, глаза открываю – дед сидит возле кровати. Только лет этак на 30-40 моложе – не совсем молодой, ну, наверное, батькиного возраста. И одет странно – в какую-то чудную форму военную. Но без всяких знаков и значков.
— Здорово, Алёшка, – говорит. Он меня всегда так звал
— Привет, дед, — говорю я (а сам понимаю, что это сон, между прочим).
— Тут, Алёшка, такое дело – подняли меня из мертвых.
— Кто поднял? – спрашиваю.
— Эти, — и дед так рукой вверх показывает. – Со звёзд которые. Понадобились им солдаты, потому как какая-то страшная угроза объявилась – не-гу-ма-но-ид-ная.
Дед это слово с трудом сказал.
— И вот они отовсюду солдат собирают – потому что сами им, видать, не справиться. И меня в том числе подняли. В порядок привели, омолодили – и, Алешка, пойду я снова на фронт. Послужу опять.
А я и сказать не знаю что. Он на меня так посмотрел, и говорит:
— Отцу помогай, мать не обижай: бабы иногда дуры, но без них жизни нет. Учись, Родину люби. Пошел я…
Тут я чего-то пробормотал, типа: «А ты вернешься?»
Он, уже стоя, посмотрел на меня и говорит:
— Жив буду – вернусь. Тут у нас тоже в России повоевать придется – с не-гу-ма-но-и-да-ми. Только теперь нашими.
И ушел в темноту.
Я проснулся, на часах 5 утра, в комнате никого. Полежал с открытыми глазами, снова заснул – но уже больше никаких снов не видел.
Утром, правда, странное было – батька мой за завтраком сидит – и весь какой-то не такой. Задумчив. А потом спросил меня – когда мамки на кухне было:
— Тебе никакие сны чуднЫе не снились?
— Нет, — говорю. – Ничего не снилось.
— Вот и славно, — ответил и закрыл тему.
Вот, собственно, и все. Вся история, так сказать.
Но чего-то меня зацепило. Стал я после этого сам не свой, честно. Книжки стал скачивать из Инета по военному делу, всякие там руководства для спецподразделений и коммандос. Стало мне почему-то страшно любопытно, как сделать самодельный фугас, какие слабые места у танков разных стран, обращение с оружием. Просто маньяком заделался, чесслово — от всего, что стреляет, взрывается, летает с диким свистом, ездит, грохоча броней — сам не свой. Как в детстве от книжек Толкина. Кончилось тем, что перевелся со своего второго курса техвуза в военное училище. Когда пришел и сказал об этом предкам, мать чуть в обморок не свалилась. Когда отошла, только одно и сказала:
— Вот кровь-то дедовская, проклятая!
А отец ничего не сказал – понял, что бесполезно.
Так что я теперь учусь в военном училище, год еще – и лейтёхой стану. Народ там у нас разный – в основном, карьеристы, конечно. Но несколько парней правильных есть. Мы так иногда собираемся поговорить о том о сем. Куда страна идет, какие перспективы, как дальше жить. Книжки читаем, в том числе и старые, советские. Ну и как-то так получилось, что я там у нас за старшего.
Я это все вообще к чему. Понимаете, коли не приснилась мне вся эта бодяга – деду, когда он со своего фронта космического вернется, помощь понадобится. Потому что тут у нас дела уже совсем фиговые – про станицу слышали, в которой бандиты заправляли чуть ли не двадцать лет? Девушек насиловали, людей грабили и убивали – пока три семьи разом не вырезали, только тогда и стало известно. А сколько таких станиц, деревень, городов в России? Вот то-то и оно. Повоевать-то надо будет, похоже — сами по себе наши негуманоиды не рассосутся.
Ну а если дед не вернется – погибнет он там в своих межгалактических сражениях, например, или это вообще мне сон такой приснился, и не было ничего. То что это меняет? А ничего не меняет. Просто значит – нам самим придется.
