Джалилов Т.А. * К вопросу о влиянии советского фактора на чехословацкие события 1964-1967 годов (2012) * Статья

К предыстории событий в ЧССР в 1968 году.

Джалилов Теймур Агабаевич — главный специалист Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ).

Литература, посвященная событиям «Пражской весны», столь обширна, что требует специального историографического исследования¹. Не обойден вниманием исследователей и вопрос о причинах и формах возникновения чехословацкого кризиса 1968 г. Общепризнанным стал выдвинутый З. Млынаржем тезис: «Политический успех Пражской весны был обусловлен именно тем, что движение общества «снизу» и движение в партии «сверху» встретились и в значительной степени объединились. А это было бы невозможно без многолетнего воздействия реформаторского коммунизма внутри правящих диктаторских структур.

Коммунисты-реформаторы, действовавшие в коридорах власти, не могли, разумеется, ничего сделать без ведома партийного руководства во главе с Новотным. Когда о временах Новотного говорят как о сплошном царстве мрачного сталинизма, в которое в январе 1968 года ворвался светлый луч дубчековской реформаторской политики, то истинная картина 60-х годов в Чехословакии значительно искажается. Некоторые черты режима Новотного в 1964 — 1967 годах в действительности были аналогичны либеральным проявлениям «кадаризации» 70-х годов»². Исследования чешского историка К. Каплана наглядно опровергают черно-белую антитезу: сталинизм А. Новотного — пришедшая из неоткуда пражская весна. Они наглядно показывают, что чехословацкое общество в 60-е годы XX в. переживало сложный и многогранный процесс трансформации³.

Тем удивительнее, что столь значимая тема, как исследование воздействия советского фактора на чехословацкие события в период, предшествовавший «Пражской весне», практически выпала из поля зрения ученых. До сих пор в историографии доминирует точка зрения, что советское руководство «проспало» зарождение пражской весны, было абсолютно не в курсе, происходившего в ЧССР, и даже появившийся в Праге 8 декабря Л. И. Брежнев, по словам историка чехословацких событий 1968 г. М. В. Латыша, «так и не усвоив существа разногласий «чехословацких товарищей».., как следует из записи состоявшегося у него 13 декабря телефонного разговора с венгерским лидером Я. Кадером, усмотрел «главную причину этих трудностей в том, что тов. Новотный не знает, что такое коллективное руководство и как общаться с людьми»». А потому позиция Брежнева в этой ситуации, якобы наиболее емко характеризуется пассажем из воспоминаний А. С. Черняева: «Еще не хватало влипнуть в их внутреннюю склоку. Пусть сами разбираются»⁴.

Возникает естественный вопрос: как состыкуется данный постулат с общепризнанным представлением о тотальном контроле Москвы над общественно-политическими процессами стран «народной демократии»? Чтобы разрешить указанное противоречие, необходимо ответить на два вопроса: во-первых, насколько в действительности была исчерпывающей и достоверной та информация, которой обладало советское руководство о происходящем в ЧССР, и, во-вторых, какие решения принимались Кремлем на основании имевшихся данных.

В аппарат ЦК КПСС стекались сведения, собираемые советскими людьми, занимавшими разные посты при посольстве, консульстве, представительствах советских учреждений, центральных газет и журналов, международных организаций и учреждений. Имевшийся в распоряжении аппарата ЦК КПСС, широкий круг источников дополняли советские деятели науки и культуры, писавших отчеты о пребывании за границей, о чехословацких общественных и политических деятелях, напрямую обращавшихся в ЦК, дипломатах соцстран, регулярно информировавших сотрудников Отдела ЦК по тем или иным вопросам. При этом речь идет не только о документах, направлявшихся в ЦК в силу служебных обязанностей (политических отчетах посольства, служебных записок дипломатов и чиновников различных ведомств, записей протокольных бесед и т.п.). Многие, как советские, так и чехословацкие, граждане считали своим долгом «в неофициальном порядке» проинформировать Старую площадь по тем или иным вопросам, поделиться своими соображениями. Важно отметить, что «визави ЦК КПСС» были очень разные люди: от будущих реформаторов А. Дубчека, Ч. Цисаржа, О. Шика до В. Биляка и И. Ленарта. Точка зрения, согласно которой Москва слышала исключительно голос «консерваторов-сталинистов» и формировала свою позицию только под воздействием их взглядов к применительно периоду, предшествующему «Пражской весне», в корне не верна. К тому же ставшие в будущем ключевыми фигурами «нормализации» В. Биляк, Г. Гусак в то время по многим вопросам выступали с позиций, близких реформаторам.

Аппарат ЦК КПСС был не только высшей бюрократической инстанцией в системе советских органов власти, принимавшей те или иные решения, исходя из их «полезности». Он действовал сообразно жестким идеологическим установкам, воспринимая действительность сквозь призму марксистко-ленинской теории. Без учета этого обстоятельства многое, как в действиях самого ЦК КПСС, так в позиции и аргументации источников его информации кажется нелогичным и непонятным. При анализе положения дел в соцстранах, например, первостепенное внимание уделялось состоянию экономики. Согласно марксистскому дискурсу она считалась базисом. Причем в качестве ключевых экономических показателей выделялись весьма непривычные для современного экспертного сообщества показатели: методология и уровень планирования, выполнение плановых показателей, степень вовлеченности всех экономических субъектов в реализацию плановых задач, наличие опережающего роста производства средств производства, социально-экономическое положение рабочего класса. В качестве негативных факторов рассматривались привлечение иностранных займов, высокий уровень экспорта и ориентация на вовлечение в мировую систему разделения труда.

Документы свидетельствуют: рассматриваемая под таким углом зрения ситуация в Чехословакии середины — второй половины 60 годов XX в. должна была вызывать серьезную обеспокоенность в ЦК КПСС.

13 января 1964 г. первый секретарь посольства СССР в ЧССР Ф. М. Метельский сообщил о состоявшейся у него беседе с заместителем председателя Госплана ЧССР В. Винклареком. «В ходе беседы, — докладывал Метельский, — тов. Винкларек заявил, что положение в экономике ЧССР остается очень сложным. Поверьте мне, — заявил он, — я уже около 15 лет работаю в Госплане и хорошо разбираюсь в этих вопросах и я пока не вижу возможности оздоровления экономики… Единственная возможность нормализации в развитии чехословацкой экономики — это помощь СССР. Речь идет не о финансовой помощи, а о помощи в сырье, о загрузке наших мощностей, о кооперации в машиностроении и т.д. К сожалению, на данном этапе переговоров по многим вопросам мы еще не пришли к соглашениям… В период заключительных бесед по плану и содержанию памятной записки по результатам переговоров Госпланов ЧССР и СССР 15 января, советский представитель тов. Бачурин попросил, чтобы работники Госплана ЧССР более реально проанализировали свои потребности и, может быть, снизили некоторые свои просьбы к СССР, так как в ходе переговоров выяснилось, что их удовлетворение в первоначальном объеме или очень трудно или невозможно для советской стороны. Иными словами, нужно сузить концы ножниц между вашими просьбами и нашими предложениями, — сказал он. На это Винкларек в шутку заметил: где сузить? Здесь? И показал на свое горло»⁵.

Таким образом, одним из основных способов выхода из кризиса чехословацкой экономики в Праге считали резкое увеличение помощи со стороны СССР. Серьезная проблема заключалась в том, что в этот период Советский Союз сам начал испытывать ощутимые трудности в экономике и оказался не в состоянии удовлетворять все возрастающие запросы своих партнеров по соцлагерю. Понимая это, «чехословацкие товарищи» прибегали к прямому шантажу. 7 февраля 1966 г. Ф. М. Метельский ознакомил ЦК КПСС с точкой зрения заведующего Экономическим отделом ЦК КПЧ Богумила Шимона: «При определении мер преодоления имеющихся трудностей ряд экономистов, — высказывался чехословацкий политик, — предлагали более широкий выход на капиталистический рынок с целью включения в международное капиталистическое разделение труда и преодоление на этой основе автакратичности производства и нехватки многих видов сырья и продовольствия. ЦК КПЧ не может согласиться с этими предложениями прежде всего по политическим соображениям… С другой стороны, мы имеем неограниченный мировой социалистический рынок. Здесь у нас общие цели и идеология и неисчерпаемые источники развития. Правда, в СЭВе не все идет гладко. Многие вопросы экономического сотрудничества не решаются. Мы еще далеки от свободного движения товаров и рабочей силы на социалистическом рынке, чего уже добились в европейском экономическом сообществе»⁶. В завуалированной форме ЦК КПСС был поставлен перед дилеммой: либо советское руководство усилит помощь ЧССР, создаст полноценно функционирующую экономическую систему в рамках СЭВа, либо Прага будет вынуждена искать решения экономических проблем, «интегрируясь в международное капиталистическое разделение труда». А следовательно, Прага выйдет из сферы влияния Москвы.

Такая постановка вопроса вызывала серьезную озабоченность Кремля. В ходе подготовки неофициального визита первого секретаря ЦК КПЧ, Президента ЧССР А. Новотного в Москву 18- 19 января 1966 г, посольство СССР в ЧССР 13 января 1966 г. направило в ЦК КПСС Записку «О некоторых вопросах экономического положения в ЧССР и чехословацко-советских экономических отношениях». «Трудности в народном хозяйстве (ЧССР — Т. Д.), — отмечалось в ней, — усугублялись тем, что жизненный уровень продолжал расти при отсутствии роста национального дохода. За третью пятилетку национальный доход возрос на 11 млрд. крон, а потребление — на 24 млрд. крон, при этом за 1962 — 64 гг. национальный доход возрос всего на 350 млн. крон, а потребление — на 15 млрд. крон.

В результате этой диспропорции между производством и потреблением возникли инфляционные тенденции. Ежегодно население не реализует около 4 млрд. крон своих доходов. Проведенные в 1962 — 64 гг. меры по некоторому повышению цен и оплаты сферы услуг в силу их незначительности не дали результатов… В 1963 году именно в ЧССР впервые возник небывалый прецедент, когда в социалистической стране имело место падение производства и национального дохода. В 1964 и 1965 гг. рост общественного производства был возобновлен… Однако, как отмечал председатель Госплана ЧССР т. О. Черник, в следствие недостаточно критической оценки создавшегося положения и влияния субъективизма и волюнтаризма в экономике, 1964 и 1965 гг. не ликвидировали наиболее существенных диспропорций. В эти годы продолжался рост реальных доходов населения, что обостряло диспропорцию между потреблением и источниками производства. Введенные в строй за последние годы основные производственные фонды не дают еще необходимой отдачи. Продолжается процесс опережения роста основных фондов по сравнению с ростом производительности труда. Снижение себестоимости продукции происходит медленно. Не произошло существенного поднятия технического уровня чехословацкого производства. Хотя сельскохозяйственное производство и ведется интенсивно, оно уже длительное время находится в застое… Требуя все больших дотаций из бюджета, сельское хозяйство не создает необходимых условий для повышения жизненного уровня населения… Ухудшение экономического положения в стране, диспропорция между потреблением и его источниками, вызвали рост задолженности капиталистическим странам. К концу 1964 года по сравнению с 1960 г. задолженность в западной валюте возросла 2,2 раза, т.е. на 1013 млн. инвалютных крон, а в свободно конвертируемой валюте даже в 2,8 раза, т.е. на 1150 млн. инвалютных крон. В 1965 — 1966 гг. она вновь увеличивается на 1,8 млрд. инвалютных крон… Анализ материалов декабрьского Пленума ЦК КПЧ показывает, что положение в экономике ЧССР продолжает оставаться сложным. По вопросу о путях выхода из создавшегося положения в руководящих кругах ведутся острые дискуссии»⁷.

О том, что на фоне экономического кризиса в руководстве КПЧ возникли «острые дискуссии», в ЦК КПСС были хорошо осведомлены. 5 марта 1966 г. член Президиума ЦК КПЧ З. Фирлингер через советника-посланника посольства СССР в ЧССР И. И. Удальцова информировал ЦК КПСС о «большой озабоченности», вызванной у него «состоянием дел в области руководства народным хозяйством ЧССР, подчеркнув, что очень плохо дело обстоит с подготовкой пятилетнего плана. Этот план, сказал он, у нас никак не получается, не свёрстывается. Трудности у нас сейчас большие, продолжал он, но самое трудное, я думаю, будет после XII съезда партии. Сейчас все у нас заняты подготовкой к съезду, тем, чтобы обеспечить такую расстановку кадров, которая, как он выразился, «позволила бы сохранить власть в тех же руках»; все внимание сосредоточено на том, чтобы обеспечить проведение съезда, а многим важным хозяйственным вопросам не уделяется необходимого внимания и трудности в этой области не ослабевают, а возрастают»⁸.

Если З. Фирлингер не вдавался в подробное объяснение, почему в момент экономического кризиса в ЧССР возникла столь острая необходимость сосредоточить все силы на том, чтобы «сохранить власть в тех же руках», то несколькими месяцами ранее, после декабрьского 1965 г. пленума ЦК КПЧ, посвященного, в основном, экономическим вопросам, другой чехословацкий партийный деятель — секретарь ЦК КПЧ Д. Кольдер в беседе с послом СССР в ЧССР СВ. Червоненко напрямую говорил о своем желании «проинформировать узкий круг советских товарищей в ЦК КПСС. Он мог бы, — подчеркивал Кольдер, — откровенно побеседовать с заведующими отделами, которые в ЦК КПСС занимаются проблемами экономики Советского Союза. Т. Кольдер при этом добавил, что ему кажется, что в ЦК КПСС не очень хорошо знают, в каком положении находится экономика Чехословакии и какие могут быть политические последствия, если вовремя не обратить внимание на создавшуюся обстановку. Поэтому он хотел бы поподробнее информировать обо всем этом ЦК КПСС. Желательно было бы, — говорил т. Кольдер, — чтобы на таких беседах присутствовал и представитель отдела ЦК КПСС, которым руководит т. Андропов Ю. В.»⁹. К сожалению, мы не знаем, состоялась ли эта встреча в ЦК КПСС, однако уже из цитированной записи беседы Д. Кольдера с С.В. Червоненко видно, что так волновало представителя чехословацкой партийной элиты. Кольдер отмечал возникшие на пленуме дискуссии и считал необходимым «в доверительном порядке» рассказать о «заслуживающем внимания выступлении» «кандидата в члены ЦК КПЧ т. Ярославы Долежаловой, которая руководит работой среди женщин в Остравской области… Оценивая положение между XII и XIII съездами КПЧ, т. Долежалова, — по словам Кольдера, — подчеркнула, что КПЧ находилась в сложной политической обстановке в связи с разоблачением культа личности, в связи с отстранением Хрущева от руководства, в связи с китайским раскольническим курсом. К сожалению, — продолжала она, — партия не получила четкого и оперативного разъяснения всех этих проблем, в результате чего многие вопросы механически переносились в областные, районные и местные партийные организации и там развертывались различные дискуссии, которые не всегда имели правильную трактовку. Обращаясь к материалам, которые представлены на нынешнем пленуме ЦК КПЧ, она сказала, что и здесь, на этом пленуме, мы пока что не видим мужества со стороны руководства ЦК КПЧ дать объективный анализ причин невыполнения наметок XII съезда КПЧ… плохого положения в сельском хозяйстве… плохого положения в деле осуществления программы по поднятию жизненного уровня населения… Затем т. Долежалова говорила о том, что в КПЧ и в стране имеет место проявление тенденции ненужной ложной демократии и что, видимо, это объясняется тем, что по многим вопросам нет полной ясности, что в республике замечается ослабление государственной, партийной и производственной, трудовой дисциплины… она приводила пример в связи с освобождением министра школ и культуры ЧССР т. Цисаржа, вокруг чего возникли ненужные различные ситуации, особенно среди творческой интеллигенции и студенческой молодежи… К сожалению, такие факты имеют место не только в отношении т. Цисаржа, но и в связи с перестановкой кадров в ЦК КПЧ и правительстве ЧССР, — подчеркнула она. Со своей стороны т. Кольдер в этом месте высказался в том плане, что выступление на пленуме ЦК КПЧ т. Долежаловой членами ЦК было выслушано с вниманием и что, по его, Кольдера, мнению, оратор выражала настроение большинства членов КПЧ, работников центральных учреждений и обкомов»¹⁰.

«У нас в последнее время, — продолжал т. Кольдер, — нередко принимаются хорошие решения, но не доводятся до конца, не организуется их проведение в жизнь, мы много декларируем, — подчеркнул он, — чтобы исправить положение, сложившееся в творческих союзах, надо иметь там подготовленное, твердо стоящее на позициях социалистического реализма и партийности ядро работников, через которых ЦК КПЧ мог бы проводить свою линию. Такого ядра в творческих союзах сейчас нет, оно растеряно, — говорил он… Кольдер сказал, что недавно состоялся республиканский съезд студентов, на котором отделы ЦК КПЧ, которые отвечают за работу среди молодежи, фактически потерпели фиаско. На съезде студентов было трудно провести партийную линию. Как бы обобщая, т. Кольдер говорил о том, что с кадрами надо работать терпеливо и ежедневно, особенно с представителями творческой интеллигенции. В этой связи он привел пример о том, как он лично и другие товарищи из ЦК КПЧ работают с профессором-экономистом О. Шиком, который, если бы не внимание со стороны ЦК, мог бы сползти на ошибочные позиции в деле экономического строительства в стране. Шик сейчас, — продолжал т. Кольдер, — не освободился от ошибочных взглядов, но все же он полностью не перешел на югославский путь управления народным хозяйством. Продолжая, т. Кольдер заметил, что в результате всех этих недостатков в руководстве идеологическим фронтом, проблемы, возникшие в научных учреждениях, вузах и творческих союзах, превратились в проблему всей партии»¹¹. Слова Кольдера находили подтверждения в беседах С. В. Червоненко с заведующим идеологическим отделом ЦК КПЧ П. Ауэрспергом. 3 декабря 1965 г. Ауэрсперг в беседе с послом СССР рассказывал о трудностях, «которые возникли в Чехословакии, где среди части творческой интеллигенции появились тенденции к отходу от принципов партийности в литературе, искусстве, от принципов социалистического реализма, появились тенденции либерализации и ревизионизма. Продолжая т. Ауэрсперг сказал, что ЦК КПЧ вынужден был пойти на освобождение от работы министра школ и культуры ЧССР т. Цисаржа, который не обладал достаточной принципиальностью и устойчивостью, часто плыл по течению, а иногда и поддерживал такого рода тенденции, не проявлял настойчивости в проведении партийной линии в учреждениях науки, образования и культуры республики… Т. Ауэрсперг приводил факты, показывающие Цисаржа как карьериста и конъюнктурщика»¹². О том же сообщал «советским товарищам» и вице-президент Чехословацкой академии наук, академик В. Штолл: «Надо прямо сказать, — говорил Штолл, — что положение в литературных газетах и журналах у нас не благополучно. Как известно, декабрьский пленум ЦК КПЧ резко осудил деятельность ряда редакций, которые публиковали на страницах газет и журналов подчас вредные статьи. В некоторых из них исподволь, а в отдельных просто открыто, брались под сомнение вопросы развития социалистического реализма, партийности в литературе и искусстве и т.д. Однако вопреки решениям Пленума ЦК КПЧ подобного рода публикации не прекратились и в настоящее время. Об этом, например, свидетельствуют вышедшие уже после пленума ЦК КПЧ литературные журналы «Пламень», «Гость до дому».

Из номера в номер в «Литературных новинах», «Культурном животе» и других газетах публикуются статьи и материалы, направленные против руководящей роли партии в литературе и искусстве. Характерно отметить, что делается это под благовидным предлогом ликвидации последствий культа личности. Некоторые литературные критики пытаются взять под сомнение буквально все, что было создано в области литературы и искусства за весь период существования социалистической революции, т.е. с 1945 г. по настоящее время. Под предлогом ликвидации последствий культа личности берутся под сомнения даже те литературные произведения, в которых показывается руководящая роль партии, пафос нашего народа в борьбе за новую жизнь, подвергаются уничтожающей критике лучшие писатели и поэты и т.д. В последнее время появляются статьи, в которых берется под сомнение работа покойного Президента Академии Наук ЧССР, одного из выдающихся деятелей науки и культуры, лучшего друга Советского Союза Зденека Неедлы. И в то же самое время литературные газеты и журналы продолжают превозносить творчество Кафки, Сартра, Фишера и других. Например, Сартру, Фишеру отводятся первые страницы вышедшего после декабрьского пленума журнала «Пламень». В этом же плане опубликована статья в молодежном журнале, в котором так же, как и в журнале «Пламень», превозносится Сартр… Необходимо отметить и то обстоятельства, заявил т. Штолл, что под предлогом критики культа личности Сталина в ряде статей протаскиваются антисоветские взгляды. К сожалению, такие с позволения сказать, литераторы и критики, не получают должного отпора. Вам вероятно известно, сказал т. Штолл, что газета союза писателей Словакии «Культурни живот», возглавляемая некто П. Штевчеком, продолжительное время вела и практически продолжает вести буквально подрывную работу в литературе и искусстве Чехословакии. На декабрьском пленуме ЦК КПЧ был предрешен вопрос о снятии с работы главного редактора Штевчека. Об этом было объявлено и на пленуме ЦК КП Словакии при обсуждении итогов декабрьского пленума ЦК КПЧ. Однако до сих пор Штевчек продолжает возглавлять газету, публиковать на ее страницах ревизионистские статьи и материалы. В защиту Штевчека выступили известные словацкие писатели Мнячко, Минач и др. Большую поддержку Штевчек получает от восстановленного в партии и являющегося в настоящее время членом идеологической комиссии ЦК КПЧ Новомесского… Мне кажется, сказал тов. Штолл, что нынешний президиум Союза чехословацких писателей не способен исправить создавшееся положение в литературе. Этого не желают многие члены правления Союза писателей»¹³.

28 марта 1966 г. сотрудник советского посольства в Праге И. И. Удальцов (до этого долгие годы проработавший в аппарате ЦК КПСС и, по сути, руководивший «чехословацким направлением» Отдела ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран) сообщил на Старую площадь о состоявшейся у него беседе с членом президиума ЦК КПЧ, секретарем ЦК КПЧ И. Гендрихом, игравшим, по мнению чехословацких историков, роль «серого кардинала» при лидере КПЧ А. Новотном. «В ходе беседы т. Гендрих, — по словам Удальцова, — остановился на некоторых вопросах, связанных с положением в чехословацкой литературе и искусстве… Еще много будет трудностей с писателями, продолжал т. Гендрих, но особенно плохо обстоит сейчас у нас дело в области кинематографии. При этом надо отметить, что наиболее неблаговидную роль играет здесь кинокритика, упорно толкающая нашу кинематографию по неправильному пути безыдейности, подражания худшим образцам западного искусства. Уже в самое последнее время, продолжал т. Гендрих, наши кинематографисты создали несколько совершенно безобразных фильмов абсурдного, эротического, крайне пессимистического характера»¹⁴. В свою очередь советский дипломат «сказал т. Гендриху, что, насколько я знаком с последними статьями чехословацких историков, у меня складывается впечатление, что в основе некоторых неправильных положений, содержащихся в этих статьях, лежит отказ от классового подхода к оценке исторических событий и деятельности отдельных лиц. Это, по моему мнению, проявилось, в частности, в статье Я. Кршена о Э. Бенеше и в некоторых других статьях.

Тов. Гендрих согласился с этим и сказал, что он считает этот вопрос главным при характеристике положения в чехословацкой исторической науке. Отход от классовых позиций у некоторых историков объясняется, с одной стороны, серьезным влиянием западной буржуазной науки, а, с другой стороны, политической и теоретической незрелостью ряда молодых историков, которые проявляют большую активность, но не имеют необходимого идейного фундамента»¹⁵. Развивая свою мысль «Гендрих рассказал о состоявшейся 11 марта в ЦК КПЧ его встрече с группой ведущих историков и отметил, что он не вполне удовлетворен тем, как она прошла, поскольку ее участники больше ставили вопросы организационного характера, чем историко-партийные и теоретические проблемы… В дальнейшем ходе беседы т. Гендрих высказал свое мнение по ряду вопросов истории КПЧ и ЧССР, ставших в последнее время предметом дискуссии. Прежде всего, он остановился на дискуссии, возникшей вокруг статьи В. Краля, в которой критикуется книга Г. Гусака «Свидетельство о Словацком национальном восстании». Статья В. Краля, сказал т. Гендрих, в основном правильная и мы ее поддерживаем. Она была опубликована с ведома Президиума ЦК КПЧ. Хотя в ней и есть отдельные неточные формулировки, но в главном она правильно подвергает критике книгу Г. Гусака, содержащею весьма серьезные недостатки принципиального характера. Тов. Гендрих заметил, что на только что состоявшейся в Братиславе районной партийной конференции три делегата выступили с критикой статьи В. Краля, в защиту взглядов Г. Гусака. Надо прямо сказать, продолжал он, что в этом споре много политического»¹⁶.

Последняя теза, высказанная И. Гендрихом, — свидетельство обострившихся в рассматриваемый период чехо-словацких национальных противоречий. О сути конфликта ЦК КПСС было хорошо осведомлено благодаря полученной 25 марта 1966 г. «Информации Генконсульства СССР в Братиславе», в которой сообщалось: «Тов. Биляк, а затем тов. Дубчек и член Президиума ЦК КПС, председатель Словацкого Совета профсоюзов тов. В. Даубнер, в доверительном порядке поделился о состоявшемся в январе с.г. в Тренчине районом партийно-хозяйственном активе. В работе актива принял участие тов. А. Новотный, которому после его обстоятельного выступления был задан ряд вопросов, касающихся мер ЦК КПЧ по выравниванию экономического уровня Словакии до чешских областей и усилению словацкой прослойки в руководящем составе Центральных учреждений ЧССР. По словам собеседников, тов. А. Новотный остро реагировал на эти вопросы, тем более что они были поданы без подписи как анонимные. Он заметил, что вопросы проникнуты националистическим духом и что, по-видимому, националистические веяния в Словакии достаточно сильны, если они дают знать о себе даже на партийном активе. Сделанные тов. А. Новотным замечания и его неожиданный уход с собрания серьезно взволновал тренчинских товарищей, которые, как отметили собеседники, «совсем сбились с ног, не зная, что делать в связи с этим». Собеседники, каждый по-своему, но в целом высказались примерно в том смысле, что если после выступления тов. А. Новотного в Кошице, в котором он упомянул о словацком национализме, для нормализации обстановки, особенно среди братиславской интеллигенции, потребовалось два — два с половиной года, то и теперь для этого потребуется столько же, а может быть и больше…

В еженедельнике ЦК КПЧ «Культурна творба» от 24 февраля с.г. напечатана статья Вацлава Крала «О свидетельстве Гусака несколько по-иному», в которой с определенных позиций подвергается разбору книга Г. Гусака «Свидетельство о Словацком национальном восстании». Статья Крала вызвала в Словакии отрицательную реакцию, прежде всего, среди интеллигенции, особенно историков. Она расценивается как определенная попытка поставить под сомнение политическую концепцию Словацкого национального восстания, его значения для чехословацкого народа. Статья, по словам друзей, несколько возрождает былую версию о словацком буржуазном национализме и тем самым усиливает шероховатости в отношениях между чехами и словаками. Некоторые из этих замечаний друзей совпали с положениями, содержащимися в статье Ю. Шпитцера «Уважение к людям — уважение к истории», напечатанной в «Культурном животе» от 11 марта с.г. «Тенденция статьи Крала, пишет Шпитцер, является ясной… Здесь не идет речь о критике книги Гусака, здесь ставятся обвинения, которые вели к деформациям исторической трактовки восстания с неблагоприятными последствиями для его участников». Статья Ю. Шпитцера сопровождена примечанием о том, что по проблематике, которую затронул Крал, на следующей неделе намечена беседа чехословацких историков, итоги которой будут опубликованы в еженедельнике «Культурна творба». Однако вышестоящие органы от беседы предложили отказаться и никаких публикаций по этому вопросу не допускать. Такое решение среди интеллигенции, а так же и друзей было расценено как «зажим», лишний раз свидетельствующий, мол, о том, «что чехам можно, то словакам не дозволено»»¹⁷.

Очевидно, что чувство «ущемленности» испытывала не только словацкая интеллигенция, но и партийное руководство КПС. В беседе с советским дипломатами 4 февраля 1966 г. Первый секретарь ЦК КПС А. Дубчек «высказал несколько своих и известных ему соображений по национальному вопросу. В целом он считает, — сообщали в ЦК КПСС сотрудники Генконсульства СССР в Братиславе, — что этот вопрос после определенного затишья стал несколько активизироваться. Причиной послужили не всегда правильные отношения центральных органов к инициативе словацких организаций. В ряде случаев все то, что выходит из Словакии, эти органы не против поставить под сомнение, как проявление словацкого национализма… Была также затронута государственно-правовая сторона национального вопроса. Ссылаясь на мнение многих авторитетных товарищей, в том числе чешских партийных и государственных деятелей, т. Дубчек высказался в том смысле, что может быть в свое время лучше было бы все же решить указанную сторону вопроса таким образом, как это предлагали К. Готвальд, Г. Димитров, Д. Мануильский, т.е. на федеративной основе»¹⁸.

Конфликт между партийными элитами Праги и Братиславы достиг такой остроты, что Дубчек счел необходимым «пожаловаться советским товарищам». Генконсул СССР в Братиславе И. С. Кузнецов информировал ЦК КПСС: «Дубчек упомянул о той неприязни, которую испытывает к нему тов. Гендрих, а так же о некоторых шагах последнего по зондированию возможности для отстранения от работы секретарей ЦК КПС тов. В. Биляка и тов. Ф. Барбирека, хотя это наиболее принципиальные и преданные делу партии товарищи. Тов. Дубчек в принципе не исключает и такого оборота дела, когда за его бескомпромиссность… руководство ЦК КПЧ поставит вопрос о его освобождении от работы в ЦК КПС, например, «под предлогом перевода в ЦК КПЧ как выросшего работника, получившего соответствующий партийный опыт и закалку, а затем под любым «благовидным» предлогом направит на какую-нибудь второстепенную роль»»¹⁹.

Обобщая сведения о «нарастающих кризисных явлениях в ЧССР» советские дипломаты в «Политическом отчете посольства СССР в ЧССР за 1966 г.» докладывали в ЦК КПСС, что за «отчетный период»: «Продолжалось с нарастающей силой идеологическое давление с Запада, под воздействие которого попали значительные слои населения, прежде всего — интеллигенции и молодежи. Серьезно активизировались внутренние враждебные элементы… это также оказало отрицательное воздействие на определенные слои интеллигенции, служащих государственных учреждений и молодежи. Именно в этих слоях стали нарастать проявления антисоциалистических, антигосударственных и антисоветских настроений, вызывавшие серьезную озабоченность и тревогу у руководства ЦК КПЧ.

В создавшейся обстановке, усложнявшейся определенными экономическими трудностями и отрицательным влиянием известных процессов в социалистическом лагере… ЦК КПЧ оказался перед необходимостью принимать неотложные меры для оздоровления обстановки, пресечения антисоциалистических и антисоветских проявлений… выражением тенденций, противостоящих политике ЦК КПЧ явились попытки некоторых работников хозяйственных органов государственного аппарата, идеологических учреждений, определенных групп интеллигенции ослабить связи и сотрудничество ЧССР с Советским Союзом, расширить контакты с Западом, опорочивать деятельность КПЧ и органов народной власти в прошлом и настоящем, распространять социалистические, мелкобуржуазные взгляды, противопоставлять молодежь старшему поколению и т.п. Эти тенденции проявились в ряде фильмов, произведений художественной литературы и изобразительного искусства, в некоторых телевизионных передачах, в позиции ряда литературно-художественных, молодежных и даже историко-партийных журналов.

Борьба этих двух тенденций нашла известное отражение и в рядах КПЧ»²⁰.

Комплекс мер, предлагаемых посольством СССР в ЧССР ЦК КПСС для «нормализации положения в Чехословакии» можно представить себе по «Политическому письму Посольства за I квартал 1966 г. О некоторых вопросах, связанных с возможными внешнеполитическими мероприятиями Советского Союза в отношении ЧССР на ближайшие годы» от 24 марта 1966 г. «По мнению посольства, — говорится в этом документе, — тезис о сближении экономики ЧССР и СССР в настоящее время приобретает исключительно важное значение для дальнейшего укрепления политических и экономических отношений между нашими странами, не вдаваясь в обсуждение точности формулировки этого тезиса можно утверждать, что он является не только весьма перспективным с точки зрения экономики, но и исключительно актуальным в политическом отношения, т.к. в нем заключена линия ориентации Чехословакии на Советский Союз. Эта линия затрагивает самую решающую сферу наших взаимоотношений экономическое сотрудничество. К тому же вам выгодно поддерживать это стремление ЧССР не только по политическим, но и по экономическим соображениям… Имея в виду, что экономическое сотрудничество в рамках СЭВ приобретает все большее политическое значение и становится важнейшим фактором внутреннего экономического развития, сравнительно небольших социалистических; стран Европы, считали бы обходимым иметь четкую многолетнюю перспективу политики СССР в отношении СЭВ и смелее идти на заключение долгосрочных соглашений в его рамках…

Все эти вопросы, однако, могут быть успешно реализованы при условии, если советское государство будет иметь не только пятилетний план развития народного хозяйства, но и перспективные планы, хотя бы по основным направлениям, с обязательным их сочетанием с внешнеполитической программой, рассчитанной по меньшей мере на десять лет. Без этих условий, несмотря на самую высокую политическую зрелость руководящих кадров социалистических стран и их интернационализм, нельзя стабилизировать экономические отношения социалистических стран с СССР в рамках СЭВ и, следовательно, обеспечить влияние СССР в самой решающей сфере — экономике, тем более, что западные страны весьма настойчиво осуществляют натиск на социалистические государства в целях их отрыва от Советского Союза… По мнению Посольства, в разработке перспективных внешнеполитических шагов Советского Союза в отношении социалистических стран (в данном случае речь идет о европейских социалистических странах. — Т. Д.) не менее важное место наряду с предлагаемыми мерами по дальнейшему развитию экономических связей должны занять проблемы нашего идеологического влияния… факты настоятельно требуют разработки в Центре акций, направленных на активное противодействие идеологическому натиску Запада, а также на усиление внешнеполитической пропаганды и идеологического влияния Советского Союза на социалистические страны… Как нам известно, руководство КПЧ весьма обеспокоено проникновением западной идеологии в ЧССР… Важным вопросом, на наш взгляд, является более четкая разработка идеологических установок. Одновременно назрела необходимость уточнить и вопрос о главной опасности в международном коммунистическом и рабочем движении. В последние годы, прежде всего в связи с раскольническим курсом китайского руководства и осуществлением линии XX съезда КПСС на ликвидацию последствий культа личности, острие идеологической борьбы было направлено против догматизма. В то же время была несколько ослаблена борьба против ревизионистских тенденций. Следует отметить, что издержки курса по ликвидации последствий культа личности были особенно чувствительны в тех братских партиях и странах, где этот курс переплетался с тенденциями так наз. либерализации внутриполитической жизни. Все это, по нашему мнению, требует усиления борьбы за чистоту марксизма-ленинизма как против догматизма, так и против ревизионизма. Ослабление борьбы с ревизионизмом может привести к тому, что он превратится в главную опасность в нашем движении, особенно в настоящих условиях…

Опыт двадцатилетия строительства социалистических государств, имеющиеся проблемы в их взаимоотношениях показывают, что возникла необходимость в нынешней обстановке поднять уровень работы посольств СССР в социалистических странах. Прежде всего, целесообразно рассмотреть в Центре вопрос об усилении широкой подготовки кадров для работы в центральных учреждениях СССР, осуществляющих связи с соцстранами, а также подготовку специалистов для работы непосредственно в социалистических странах, которые бы знали их историю, национальные традиции, культуру и язык… Посольство вновь подчеркивает, что хорошо налаженная внешнеполитическая деятельность советского государства, а тем более перспективное планирование внешней политики не могут успешно осуществляться без глубокого знания нашими работниками страны пребывания и прилегающего к ней географического района. Поэтому проблема подготовки кадров является одним из решающих вопросов успешного осуществления внешней политики Советского Союза и выработки рекомендаций по ее важнейшим направлениям»²¹.

Одни предложения советских дипломатов, как, например, одновременное «усиление идеологической борьбы с догматизмом и ревизионизмом» носили демагогический характер. Другие — о повышении профессионального уровня сотрудников, или о перспективном экономическом планировании и усилении роли СЭВ — были вполне разумны. Основная проблема заключалась в том, что все начинания советского посольства в Праге не выходили за рамки давно сложившегося внешнеполитического курса Москвы в отношении Восточноевропейских соцстран, в то время как резко менявшиеся реалии политической жизни требовали выработки принципиально новых подходов. Ни МИД СССР, ни тем более посольство СССР в ЧССР не обладали достаточными для этого полномочиями.

В рамках советской политической системы существовала лишь одна «инстанция», обладавшая необходимыми возможностями для выработки и принятия фундаментальных решений по принципиальным вопросам и располагавшая подходящим «инструментарием» для их претворения в жизнь — ЦК КПСС. Даже на основании сравнительно небольшого комплекса документов, который мы рассмотрели, можно сказать: в ЦК КПСС обладали всей полнотой сведений о клубке противоречий, дестабилизировавшем общественно-политическую ситуацию в Чехословакии. Ни о каком «незнании», «недооценке событий» речи быть не может. Тем удивительнее, что на всех цитированных нами документах (как, впрочем, и на подавляющем большинстве выявленных по исследуемой теме материалов) стоит одна и та же, «стереотипная» резолюция сотрудников отдела ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран: «Материал информационный, использован в работе отдела». Установить, каким образом поступавшая информация использовалась отделом ЦК КПСС, по документам не представляется возможным. Нам не удалось обнаружить ни одной «инициативной записки» отдела в адрес вышестоящих инстанций — Политбюро ЦК КПСС и Секретариата ЦК КПСС, где бы обращалось внимание на нарастание «кризисных явлений в ЧССР» и предлагались меры по разрешению кризиса. На данный момент ни выявлено ни одного постановления Политбюро и Секретариата ЦК КПСС за 1964 — 1967 гг., которое позволило бы говорить о том, что высшие органы ЦК КПСС были обеспокоены ситуацией в Чехословакии и занимались ее разрешением. Конечно, можно предположить, что вопрос решался, согласно излюбленной «цековской» формулировки «в доверительном порядке», на основании устных указаний. Однако, как показывает длительный опыт работы с материалами аппарата ЦК КПСС, даже в этом случае некоторые документальные следы не могли не сохраниться. Так, если хранящейся в РГАНИ личный фонд Ю. В. Андропова (бывшего с 1957 по 1967 г. заведующим отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран и с 1962 г. по 1967 г. Секретарем ЦК КПСС, «курировавшим» соцстраны) действительно практически полностью был «вычищен» (видимо в период пребывания Андропова на посту Генерального секретаря ЦК КПСС), то в личном фонде Л. И. Брежнева (также хранящемся в РГАНИ) практически полностью сохранились стенограммы переговоров и записи его бесед с чехословацкими партийными и государственными деятелями, а также значительный комплекс материалов по чехословацкой тематике, связанных с подготовкой и проведением встреч на высшем уровне. Во время переговоров с Л. И. Брежневым А. Новотный неоднократно обращался с просьбами об оказании экономической помощи ЧССР и, как правило, «находил понимание советских товарищей». Никаких иных примет, свидетельствующих о серьезности сложившегося положения дел в Чехословакии, указанные документы не содержат. Так же как не находит подтверждения распространенный в историографии тезис об отрицательном отношении «генсека» к лидеру КПЧ вызванным его «особо доверительными» отношениями с Н. С. Хрущевым и настороженным отношением к отставке последнего. Это особенно бросается в глаза при сопоставлении стенограмм переговоров Л. И. Брежнева с А. Новотным и Л. И. Брежнева с Я. Кадером. Во время первой же встречи 9 ноября 1964 г. с вновь избранным генеральным секретарем ЦК КПСС лидер венгерских коммунистов поднял «больной» для советской стороны вопрос о методах отстранения от власти Н. С. Хрущева: «Тов. Кадар говорит, — читаем в стенограмме переговоров, — что венгерским товарищам хотелось бы, чтобы их как можно точнее поняли в этом вопросе…

Получив подробную информацию от вашего посла в Будапеште, я сразу подумал (причем, надо учитывать, что теперь этот вопрос стал для нас понятнее, яснее), как все это объяснить венгерским коммунистам, а также всем друзьям Советского Союза и социализма в Венгрии…

Решение о Хрущеве в первый момент вызвало у нас настоящий шок, поскольку мы знали лишь одну сторону его деятельности. Многим было жалко его, в том числе и мне. Человеку 70 лет, всю жизнь посвятил служению делу социализма, советской власти. В таких случаях жизнь лучше заканчивать по-другому. Люди сразу начали говорить, что, видимо, его сняли за плохую работу, но жалели, что не были по достоинству оценены его заслуги.

Обо всем этом я говорю не ради Хрущева, а для того, чтобы пояснить, что если мы хотим завоевывать симпатии людей, живущих в условиях капитализма, то вопросы отношения к людям мы должны решать по-человечески…

Мы всегда откровенно рассказывали вам о нашем положении, не скрывая ни хорошего, ни плохого. И надо сказать, что освобождение Хрущева вызвало у нас известный политический надлом — возникла неразбериха, неопределенность…

Хотел бы еще раз вернуться к вопросу о положительной оценке деятельности Хрущева. Перед поездкой в Москву мы советовались у себя в Политбюро и я сказал там, что, так или иначе мне трудно не уважать старика, не за ошибки, а за всю его жизнь, за то, что он сделал ради укрепления советско-венгерской дружбы. Если учитывать допущенные им ошибки, то он, конечно, был снят правильно. Но ведь мы же ко всему прочему и люди. Лично с Хрущевым, с вами, с т. Аристовым и с другими мы познакомились в тяжелую пору 1956 года. Вы тогда оказали нам большую помощь. И я лично, никогда не забуду тех людей, кто был тогда рядом с нами, ни Хрущева, ни вас, ни Аристова, ни остальных. Подобные субъективные моменты, как мне кажется, тоже имеют некоторое отношение к политике.

Любой некоммунист знает, что коммунисты работают и днем, и ночью, не жалеют ни сил, ни здоровья. И нас нередко упрекают в том, что мы, мол, нередко используем людей до самого конца, а потом выбрасываем, как выжатый лимон. Это отнюдь не способствует росту симпатий к коммунистам.

Для меня является вопросом чести сказать вам, что плохо об этом человеке я думать не могу. Я обычно трудно сближаюсь с людьми, но перейдя с кем-нибудь на «ты», я не могу так просто от него отказаться, даже если он допустил ошибки… Искать встречи с Хрущевым я не собираюсь, возможно, никогда его больше не увижу, но если мы встретимся, то я обязательно с ним поздороваюсь»²².

Подобных резких заявлений А. Новотный никогда себе не позволял. На фоне напряженных, «наполненных подводными камнями» советско-венгерских переговоров той поры стенограммы встреч руководства КПСС и КПЧ производят удивительно «благодушное» впечатление.

Мы должны обратить внимание на то, что непреодолимая пропасть разделяла аппарат ЦК КПСС, тщательно накапливавший сведения о развитии чехословацкого кризиса в 1964 — 1967 гг., и высшее партийное руководство, никоим образом не реагировавшем на эту информации. Отчасти прояснить столь парадоксальную ситуацию может датированная 18 январем 1968 г. записка «К урокам Чехословацких событий». На документе резолюция Л. И. Брежнева: «Т. Александрову. Переговорить со мной» и многочисленные подчеркивания, свидетельствующие о серьезном внимании, уделенном генсеком тексту, установить автора которого не представляется возможным. Однако очевидно, что он принадлежал к ближайшему окружению Л. И. Брежнева.

По мнению написавшего эту записку, на момент ее составления, чехословацкий кризис был благополучно преодолен! А это подводит к мысли о том, что события «Пражской весны» действительно могли быть полной неожиданностью для советского политического руководства.

Как отмечает автор документа, «события в Чехословакии отрицательно сказались на авторитете нашей страны и партии. Это связано с тем, что в глазах широкой общественности, в глазах большинства коммунистов Советский Союз рассматривался (и, видимо, не без оснований) как сила, препятствующая обновлению руководства»²³. Вину за случившееся он возлагает на «соответствующие органы и, прежде всего посольство СССР в Праге», которые «располагают значительным количеством фактов, все же не смогли правильно оценить ситуацию и, соответственно, не смогли правильно ориентировать ЦК КПСС», тем самым снимая всю ответственность за произошедшее с аппарата ЦК КПСС. Суть чехословацкого кризиса, в значительной степени, объясняется в записке тем, что «общество, партия, люди переросли (или перерастают) существующий уровень руководства, его компетентность, существующие формы организации общественной жизни». Она сводится к вопросу о партийном руководстве и внутрипартийных конфликтах. И все же автор документа вынужден констатировать: «все это (события в ЧССР. — Т. Д.) еще и еще раз настоятельно требует тщательно разобраться в обстановке, определить и отчетливо выявить свое принципиальное отношение к действительно прогрессивным и назревшим преобразованиям. Это один из реальных путей повышения авторитета КПСС и СССР и усиления нашего влияния на процессы, происходящие в мировой системе социализма»²⁴.

Это, пожалуй, самый главный урок, который могло извлечь советское руководство. Только предложив обществу «стран народной демократии» привлекательную модель будущего, пойдя на подлинную замену отжившего новым, выработав систему необходимых реформ и возглавив их ЦК КПСС мог рассчитывать на реальное преодоление кризисных явлений. Пока все внимание фокусировалось на борьбе в высших партийных эшелонах и воспринималось в значительной степени сквозь призму советских внутриполитических событий, связанных с относительно недавней отставкой Хрущева, а все надежды возлагались на замену «упустившего ситуацию» лидера партии на нового, более «удачного», «способного навести порядок» (применительно к ЧССР замена на посту первого секретаря КПЧ А. Новотного на А. Дубчека — «чехословацкого Хрущева на чехословацкого Брежнева», как это воспринималось некоторыми в аппарате ЦК КПСС — болезнь лишь «загонялась вглубь» и неминуемо должна была вспыхнуть с новой силой, что и произошло в ходе наступившей в 1968 г. «Пражской весны».

²³ Там же, ф. 80, оп. 1, д. 879, л. 1.

²⁴ Там же, л. 3.

Источник: «Новая и новейшая история», 2012, №6.