В статье рассмотрены обстоятельства замены партийного руководства Челябинской области в 1950 году. У «челябинского дела» имелись объективные причины: некомпетентность местного руководства, клановость, нарушение основных норм внутрипартийной жизни, злоупотребления директоров крупных предприятий и т.д. Необходимость замены руководства области обозначилась к 1948 г., но, благодаря негласной поддержке A.A. Кузнецова и Н.С. Патоличева, ее удалось избежать. Перемены наступили только в 1949 г., когда в высшем руководстве страны усилились позиции Г.М. Маленкова, а в Челябинской области прошла серия громких скандалов (дело Зальцмана, дело челябинского комсомола, «магнитогорское дело»). Из-за насыщенности внутриполитической и внешнеполитической жизни второй прловины 1949 г. и значения региона кадровые перестановки прошли здесь в 1950 г. и затронули только секретарей Челябинского обкома ВКП(б). Такие кадровые перестановки позволили решить проблемы, с которыми не справилось прежнее руководство.
Фёдоров Алексей Николаевич — кандидат исторических наук, доцент Челябинского государственного университета.
Кадровые перестановки первых послевоенных лет неизменно привлекают внимание отечественных историков. Постоянное обновление источниковой базы, рассмотрение смежных тем, выявление неизвестных обстоятельств позволяют составить более ясное представление о причинах, механизмах и последствиях кадровых перипетий, многие из которых обернулись трагедией. Обычно в поле зрения исследователей попадают известные сюжеты, такие как «ленинградское дело», «дело Госплана», «эстонское», «мингрельское» 1. А вот чистки в местных партийных и советских органах изучаются нечасто 2, хотя некоторые из них выбиваются из категории рядовых происшествий. К числу последних относится замена партийного руководства Челябинской области в 1950 г., названная составителями сборника документов «ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, 1945— 1953» по аналогии с другими кадровыми перестановками тех лет «челябинским делом» 3. Неординарность этого «дела» заключается в том, что решение по нему, в отличие от большинства подобных случаев, принималось на самом высшем уровне — в Политбюро ЦК ВКП(б). Кроме того, зародившись почти одновременно с процессом ленинградской группы, оно оказалось тесно связано с известным делом Зальцмана, исчерпывающие причины и обстоятельства которого до сих пор не выяснены. Все это, как и отсутствие специальных работ по данной теме, располагает к ее тщательному исследованию. Тем более, что уже опубликованы ключевые архивные документы и доступны воспоминания, проливающие свет на некоторые аспекты тех событий 4.
Официальные причины «дела» обозначены в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) «О недостатках в работе Челябинского обкома ВКП(б)», принятом 26 января 1950 года. Прежде всего, в нем говорится о неудовлетворительном руководстве городскими, районными и первичными парторганизациями, слабой связи с активом, отсутствии проверки выполнения принятых решений. Затем перечислены ошибки, допущенные лично руководителями обкома партии. Во-первых, неправильное отношение первого секретаря A.A. Белобородова и второго секретаря A.B. Лескова к директору Челябинского Кировского завода И.М. Зальцману, усугубленное тем, что они даже «после постановления ЦК ВКП(б) о Зальцмане не сделали необходимых для себя выводов». Во-вторых, поддержка Белобородовым непригодных секретарей Магнитогорского горкома партии, которых сместили только после вмешательства ЦК ВКП(б). В-третьих, потакание и содействие Белобородова «разложившемуся» руководству Челябинского обкома комсомола. Бюро обкома партии и особенно его первому секретарю вменили в вину отсутствие критики и самокритики, защиту провалившихся работников, подбор кадров по принципу приятельских отношений и замену сильных работников слабыми, но угодными. Постановление завершалось обвинениями в адрес всего обкома в плохом руководстве областной газетой, массово-политической работой и социалистическим соревнованием, в слабом внедрении новой техники и запущенности сельского хозяйства области 5.
Следует признать, что перечисленные недостатки действительно имели место. Архивные источники и научные исследования подтверждают, что после войны сельское хозяйство Челябинской области находилось в весьма тяжелом положении. Посевные площади увеличивались медленно (в 1940 г. — 1519,7 тыс. га, в 1946 г. — 974,4 тыс., в 1949 г. — 1196,4 тыс.), а довольно умеренные планы хлебозаготовок не выполнялись несколько лет подряд (1946 г. — 64,9 %, 1947 г. — 98,7 %, 1948 г. — 59,6 %, 1949 г. — 74 %)6. С промышленностью дела обстояли несколько лучше. В 1946—1947 гг. из-за непродуманной конверсии с планом по валовой продукции не справились, но затем стали его выполнять и даже перевыполнять (1948 г. — 106,7 %, 1949 г. — 100,6 %). А вот улучшить финансовые показатели, повысить качество продукции и добиться снижения брака, обеспечить рост производительности труда и внедрение новой техники не удалось 7. Поэтому на них и обратили внимание в постановлении. Только подобные упущения предъявляли тогда практически всем региональным комитетам партии 8.
В послевоенные годы во многих парторганизациях был распространен и неправильный подбор кадров. Из-за нехватки людей с опытом и подходящим уровнем образования, реэвакуации и командирования работников в другие области и столицу соблюдать предписанные принципы подбора не удавалось. В таких условиях местное руководство стремилось окружить себя проверенными людьми, наладить с ними неформальные отношения. По такому пути пошел и новый первый секретарь Челябинского обкома ВКП(б) Александр Андрианович Белобородов. 21 марта 1946 г. его назначили вместо Н.С. Патоличева, переведенного на работу в Центральный Комитет. В продвижении Белобородова, с ноября 1941 г. работавшего председателем Челябинского облисполкома, нет ничего неожиданного. В отличие от второго секретаря обкома Ф.Н. Дадонова он давно работал в области, причем как по советской, так и партийной линии. С Патоличевым у него сложились дружеские отношения, которые поддерживались до самой смерти9, и тот наверняка замолвил слово за верного соратника. Впрочем, в марте 1946 г. первыми секретарями уральских обкомов стали и другие председатели исполкомов (С.А. Вагапов в Башкирской АССР, В.И. Недосекин в Свердловской области). В необходимости окружить себя «своими» людьми Белобородов убедился сразу, поскольку доставшаяся ему от предшественника команда не выказывала должной лояльности и рвения. Второй секретарь Дадонов обижался на то, что его не сделали первым, открыто конфликтовал с новым шефом и занимался промышленностью спустя рукава. Прежний третий секретарь И.В. Заикин, ставший председателем облисполкома, работал без инициативы и не терпел никакой критики в свой адрес. Секретарь по кадрам С.Ф. Князев успехами не отличался, часто болел и не имел положенного его статусу высшего образования. «Свежий» секретарь по пропаганде А. Г. Лашин вопреки всем ожиданиям поддержки не оказывал, своим участком работы руководил нехотя, свысока смотрел на коллег. И Белобородов принялся заменять этих людей теми, на кого мог положиться. В 1946 г. ему удалось провести в секретари соратника по облисполкому Г.А. Бездомова. Летом 1947 г. секретарем по кадрам, а затем и вторым секретарем обкома он выдвинул Лескова, с которым доверительные отношения сложились еще во время войны. А в 1948— 1949 гг. секретарями стали П.И. Матвейцев и Г.И. Волошенко, также давно известные Белобородову.
Своих людей первый секретарь обкома продвигал и на другие посты. Так, заместителями председателя облисполкома были знакомые ему с довоенных времен Н.П. Паничкин и П.И. Суров. Заведующими отделами обкома работали его приятели А.И. Панкрушев и И.П. Бобков, причем на плаву они оставались, несмотря на все свои проступки. Расположением Белобородова пользовались и первые секретари горкомов партии крупных городов области: П.Я. Кулешов (Магнитогорск, 1947—1949), В.А. Верзилов (Златоуст, 1946—1949) и С.Н. Долматов (Троицк, 1948—1950). Последние не только возглавляли сложные участки работы, но и помогали на партийных мероприятиях, конференциях и пленумах, задавая там нужный тон. Бывало, что они допускали серьезные промашки, но их неизменно прикрывал обком. Так, осенью 1948 г. Кулешов не справился с продовольственным кризисом в Магнитогорске, но на пленуме обкома всю вину за происшедшее переложили на горисполком. А в феврале 1949 г. на городской партконференции он избежал суровой критики и неизбрания в состав горкома партии только благодаря вмешательству Белобородова 10.
С руководителями крупных предприятий Белобородову, до того занимавшемуся в основном сельским хозяйством, отношения пришлось выстраивать по-другому. С директором Магнитогорского металлургического комбината (ММК) Г.И. Носовым взаимодействие наладил Лесков, который когда-то работал там инженером, начальником цеха и парторгом ЦК ВКП(б). А вот с Зальцманом, директором Челябинского Кировского завода (ЧКЗ), пришлось устанавливать личный контакт, преодолевая неприязнь, возникшую в военные годы 11. Начало доверительным отношениям было положено осенью 1946 г., когда коммунисты ЧКЗ настроились не избирать Зальцмана в заводской комитет, что автоматически означало и его освобождение от должности директора. Причин для этого имелось немало: директор не отпускал эвакуированных на родину, постоянно грубил подчиненным, а жилищно-бытовые условия на заводе были просто ужасны. В критической ситуации Зальцман обратился к первому секретарю обкома партии, и тот помог: парторгу ЦК ВКП(б) на заводе Е.В. Мамонтову дал указание «сохранить Зальцмана», самых рьяных критиков с завода перевел и на заводской партконференции своим выступлением снизил накал критики в адрес Зальцмана. На тайных выборах директор получил 20% голосов «против», больше, чем все остальные кандидаты, но в состав парткома вошел 12. Поступок Белобородова понятен: допустить по инициативе снизу отстранение знаменитого управленца, героя и лауреата, которого ценило руководство страны, было слишком самонадеянно. И этот поступок определил все его последующие шаги. Он предоставил Зальцману полную свободу в подборе начальников цехов и отделов. Назначил на партийные должности ЧКЗ полностью управляемых работников. Помог средствами, материалами и людьми, когда в 1948 г. завод получил повышенный план по тракторам (16 500 штук вместо ожидаемых 10 000) 13. А когда прокурор области Н.В. Шляев осенью 1948 г. слишком резво взялся за расследование махинаций группы начальников цехов ЧКЗ, собрал на него весомый компромат 14. Но при этом отношения секретаря и директора не выходили за рамки служебных, не сопровождались подарками и застольями, которые в свое время позволял себе Патоличев.
Еще проще получилось с комсомолом. Возможностей для полноценного контроля над деятельностью молодежных организаций у обкома партии не было. Поэтому эти хлопоты Белобородов полностью переложил на первого секретаря Челябинского обкома ВЛКСМ А.Я. Борисова. На поверку оказалось, что новый руководитель делами занимался без огонька, продвигал приятелей и не упускал возможности злоупотребить служебным положением. Но поскольку очевидных проколов не было, то казалось, что все благополучно. Лишь в декабре 1948 г. открылись нарушения финансовой дисциплины в обкоме ВЛКСМ. Второй секретарь обкома ВКП(б) Дадонов предложил строго наказать Борисова, но Белобородов поверил в непричастность последнего и заступился за него 15. Точно так же он поступил и через полгода, когда информация о предосудительных поступках Борисова дошла до ЦК ВЛКСМ.
О недостатках в работе Челябинского обкома давно знали в центре. В декабре 1947 г. начальнику Управления кадров ЦК ВКП(б) A.A. Кузнецову сообщили об ошибках в кадровой работе обкома и о том, что Белобородов «либерально относится к недостаткам в работе директоров крупных заводов и руководителей строек». Но предложение заслушать отчет секретаря обкома в Центральном Комитете Кузнецов отклонил, ограничившись личной беседой с ним 16. В мае 1948 г. на Белобородова представили заключение, в котором значилось, что область под его руководством «не выполнила планов как по промышленности, так и по сельскому хозяйству». Неудачи объяснялись тем, что он «не имеет необходимого опыта низовой партийной работы», «отличается медлительностью в работе», «не был связан с крупной промышленностью», «проявляет либеральное отношение к некоторой части недисциплинированных хозяйственников». Инспектор, составивший заключение, согласно практике тех лет предложил направить Белобородова на курсы переподготовки и затем использовать на партийной работе в сельскохозяйственной области 17. Но и в этот раз Кузнецов проигнорировал разумное предложение подчиненного. Точно так же закрывали глаза на проступки Зальцмана, сведения о которых поступали постоянно и из разных источников. Так, факты незаконного расходования государственных средств директором ЧКЗ в 1945— 1946 гг. были выявлены в ходе проверок Министерства государственного контроля и Министерства финансов. По их результатам Зальцман в апреле 1947 г. получил выговор от Совета Министров СССР 18.
0 грубом его отношении к работникам стало известно из заявления бывшего начальника цеха точной механики завода И.Г. Беляева, посланного в ЦК ВКП(б) в октябре 1947 года. Этот сигнал проверили быстро, в течение месяца, но решение по нему приняли только 1 марта следующего года. По настоянию А.А. Жданова оно оказалось весьма «мягким»: директору лишь указали на его непартийные методы 19. А в марте-июне 1948 г. работники Министерства государственного контроля обнаружили серьезные нарушения на ЧКЗ в расходовании денежных средств и соблюдении штатов 20. Компромат оказался столь солидным, что Зальцману пришлось обратиться к столичным покровителям. Впрочем, тогда ему помогла и случайность. Летом 1948 г. вокруг ревизии финансово-хозяйственной деятельности Совета Министров Азербайджанской ССР, проведенной Министерством госконтроля, разразился громкий скандал. В результате ведомству Л.З. Мехлиса предъявили обвинение в превышении полномочий и заметно урезали права (в частности, запретили снимать с должности провинившихся и привлекать их к судебной ответственности) 21. На этом фоне контролеров, проводивших проверку на ЧКЗ, отчитали за излишнее рвение, а собранные ими материалы положили под сукно.
С упрочением в ЦК ВКП(б) группы Маленкова отношение к огрехам Челябинского обкома партии и директора ЧКЗ круто изменилось. 18 февраля 1949 г. Совет Министров СССР неожиданно объявил Зальцману выговор за срыв в течение последних двух лет заданий по производству танка ИС-4 22. А в марте 1949 г. Маленков взялся разбирать заявление секретаря парторганизации заводоуправления ЧКЗ А.М. Зверева о безобразиях на заводе, чем положил начало «делу Зальцмана». Последнее обычно связывают с «ленинградским», ссылаясь на утверждение самого Зальцмана о том, что его сняли с должности директора и исключили из партии за отказ дать показания против A.A. Кузнецова и Я.Ф. Капустина 23. В ряде моментов эти события действительно соприкасались, но не процесс ленинградской группы сыграл здесь основную роль. Имелись другие обстоятельства, о которых и написал Зверев: крупные махинации начальников цехов и отделов, недостачи ценностей на десятки миллионов рублей, нарушения штатной и бюджетной дисциплины, сокрытие директором злоупотреблений своих подчиненных. Неизбежным следствием таких безобразий стало «море бесхозяйственности», породившее инертность в работе и зловредный дух, из-за которого «несколько лет не выполняется план». Искоренить такие порядки, по мнению Зверева, мог только Центральный Комитет, так как «силами местных органов… не решить наболевших вопросов нашей заводской жизни» 24.
Зверев составил заявление 21 февраля, когда выяснилось, что, благодаря помощи обкома партии, Зальцман вновь избежит наказания за беспорядки на заводе. 1 марта оно попало к Сталину, который тут же перенаправил его Маленкову 25. Однако Георгий Максимилианович вопреки своей привычке немедленно приступать к делам, порученным «хозяином», почти месяц им не занимался, так как был занят недавно стартовавшими «делами» ленинградской группы и Госплана. Только 9 апреля 16-страничное заявление обсудили в Секретариате ЦК с участием заместителя Председателя Совмина СССР В.А. Малышева и министра транспортного машиностроения И.И. Носенко, которым поручили предварительно проверить поступивший сигнал. После отчета Зальцмана, уверенно опровергшего обвинения в свой адрес, они дальновидно рассудили, что имеющиеся факты «в известной степени правильно характеризуют недостатки и пороки в руководстве и стиле работы директора Кировского завода», и предложили создать комиссию ЦК для более обстоятельной проверки на месте 26. По неизвестной причине в Челябинск отправились только работники министерства, которые подтвердили наличие некоторых «негативных» явлений, прежде всего, грубое отношение директора к начальникам цехов. Результаты доложили Маленкову, однако указаний от него не последовало, и 29 апреля вопрос был снят с контроля ЦК 27.
21 мая Секретариат ЦК вернулся к казалось бы закрытой теме и поручил новой комиссии перепроверить факты, изложенные в записке Зверева28. Можно согласиться с Г.В. Костырченко, который объясняет возникшие задержки тем, что «все это время Маленков и стоявшие за ним аппаратчики, расправлявшиеся тогда с конкурентами из “ленинградской” группировки, решали, видимо, как лучше использовать Зальцмана в своей политической игре» 29. Но привязывать эту игру только к «ленинградскому делу» не стоит. Здесь сплелось несколько сюжетов. С 17 марта по 21 мая Министерство госконтроля проверяло финансово-штатную дисциплину на 11 ведущих заводах Министерства транспортного машиностроения 30. Выявленные нарушения вкупе с делом Зальцмана позволяли инициировать чистки в важнейшем министерстве и тем самым ослабить позиции его бывшего руководителя и нынешнего куратора В.А. Малышева. Другим поводом для этого стала задержка ЧКЗ с выполнением специального задания в рамках атомного проекта. Дело в том, что входившее в состав завода ОКБ-700 не изготовило вовремя механизм инициирования подрыва ядерного боеприпаса 31.
Комиссия под началом заведующего сектором Отдела машиностроения ЦК ВКП(б) А.П. Панина прибыла в Челябинск в конце мая и проработала здесь до середины июня. Но помимо нее у обкома партии появилась еще одна забота. В конце мая подтвердились сведения о злоупотреблениях ряда комсомольских вожаков Магнитогорска (присвоение и растрата крупных сумм, создание «черной кассы», подделка счетов). Тогда арестовали и привлекли к суду комсорга ЦК ВЛКСМ на ММК и секретаря Сталинского райкома ВЛКСМ, а первого секретаря Магнитогорского горкома комсомола сняли с должности и исключили из партии. Одновременно «отличились» и руководители комсомола в Челябинске: употребив спиртное, они затеяли в парке отдыха драку с милиционером. Одного из них освободили от должности, а второго сняли с работы и исключили из партии 32. Казалось, местные органы все сделали правильно. Но «забыли» своевременно известить о происшествиях ЦК ВЛКСМ и согласовать с ним свои действия. Поэтому в начале июня в область прибыл представитель центра. Он вник в подробности всех происшествий и попутно убедился в «исключительной запущенности работы» комсомольской организации ММК и неправильном подборе кадров обкомом комсомола 33.
Однако двойную проверку удалось пройти относительно благополучно. Комиссия ЦК ВКП(б) оказалась лояльной к Зальцману: Панин знал его по работе в Нижнем Тагиле, Мосин наверняка получил указание министра защищать «своего», а заведующий отделом машиностроения обкома Руссак и парторг ЧКЗ Ульяненко проводили давнюю линию обкома на сохранение директора. Поэтому комиссия не только проверяла «отрицательные» факты, но и подбирала «положительные» и даже советовала устранить кое-какие ошибки, среди которых самой серьезной оказался перевод Зверева на другой завод 34. В итоге проверяющие подтвердили справедливость некоторых обвинений (невыполнение плана, грубость, растраты, кадровые ошибки), предложили привлечь Зальцмана к «строгой ответственности», но переложили часть вины на бывшего парторга Мамонтова и вывели из-под удара обком, предложив поручить его первому секретарю совместно с министром тщательно подобрать кадры для завода 35. Еще проще уладили проблему с комсомолом: Белобородов поручился за Борисова перед ЦК BЛKCM и на этом инцидент был исчерпан. Наконец, чтобы убедить вышестоящие органы в своем принципиальном отношении даже к именитым нарушителям, обком пошел на серьезную жертву и «сдал» директора Челябинского металлургического завода Я.И. Сокола: за неправильный подбор кадров ему объявили выговор и попросили ЦК ВКП(б) освободить его от обязанностей 36. И через месяц Сокол отправился работать главным инженером на небольшой завод в Аше.
Но надежды на благоприятный исход, подкрепленные помимо прочего тем, что 16 июня ЦК ВКП(б) предоставил Белобородову очередной отпуск, не оправдались. Во-первых, до Маленкова дошли сведения об изгнании Зверева с ЧКЗ, в результате чего дело предстало в весьма неприглядном виде. Во-вторых, в июне Зальцман отказался свидетельствовать против ленинградцев, из-за чего Маленков решил «раскрутить» и его дело. В 20-х числах июня имевшийся материал в срочном порядке пополнили негативными фактами и вновь обсудили в ЦК ВКП(б), но теперь уже с вызовом Лескова, Мамонтова и Зальцмана. В ходе нескольких заседаний окончательно прояснилась позиция Челябинского обкома, поскольку Лесков выставлял Зверева в неприглядном свете, защищал Зальцмана и просил оставить его директором. Сам Исаак Моисеевич сначала уверенно отрицал предъявленные ему обвинения и смягчал даже очевидные промахи и только под конец признал все ошибки 37. В ходе разбирательств Маленков изыскивал любые поводы, чтобы добиться строгого наказания директору ЧКЗ, а заодно и его покровителям из обкома. Поэтому он буквально ухватился за записку секретаря ЦК ВЛКСМ Михайлова о вскрывшихся к тому времени безобразиях в челябинском комсомоле. Маленков прочел ее 27 июня и тут же предписал в 3 дня подготовить по ней материал для рассмотрения на Секретариате ЦК ВКП(б). Но уже на следующий день Лесков своим поведением дал повод, достаточный для привлечения обкома к ответственности, и комсомольское дело отложили на потом 38.
То, что организатором атаки на Челябинский обком ВКП(б) был именно Маленков, подтверждает пространный проект постановления Секретариата ЦК ВКП(б), представленный 30 июня 1949 г. Пономаренко, Шкирятовым и Малышевым. В резолютивной части они предложили Зальцмана с завода убрать и передать его дело в КПК, освободить Мамонтова от обязанностей второго секретаря Челябинского горкома и объявить выговор, а обкому и его первому секретарю указать на неправильное отношение к Зальцману. Но Маленкову проект не понравился, и Пономаренко со Шкирятовым пришлось внести правки: смягчить наказание Мамонтову (убрали выговор) и усилить роль Белобородова (его выделили и поставили ему на вид). Однако и такой вариант категорически не устроил Маленкова, и он собственной рукой переписал пункт о Белобородове: «Вопрос о неправильном отношении к непартийным поступкам Зальцмана со стороны Челябинского обкома ВКП(б) рассмотреть на заседании Секретариата ЦК с вызовом т. Белобородова» 39. В этой редакции постановление 1 июля приняли на заседании Секретариата, а 11 июля его утвердило Политбюро. Заметим, что обычно решение оперативного органа ЦК одобрялось его Политическим бюро в течение 3—5 дней, а при необходимости в тот же день. Разрыв же в десять суток означает, что баталии вокруг Зальцмана после 1 июля не стихли, а перешли на тот уровень, осветить который документально почти невозможно. Остается только предположить, что в это время Маленков давил на Малышева, вынуждая его «сдать» подопечного во избежание масштабных чисток в курируемом министерстве. И Малышев уступил, что подтверждает постановление Совета Министров СССР от 11 июля 1949 г. «О нарушениях финансово-штатной дисциплины на заводах Министерства транспортного машиностроения», согласно которому директора ведущих заводов получили лишь предупреждение 40.
Согласно постановлению, Зальцманом занялась Комиссия партийного контроля, а за Белобородова взялся Маленков. В конце июля он вернулся к делу челябинского комсомола, которое к тому времени обросло новыми фактами. Самыми подходящими для новых претензий оказались «либерализм и попустительство» Белобородова по отношению к Борисову и «невнимание» к Магнитогорскому горкому партии. Последнее состояло в том, что секретари обкома часто бывали в Магнитогорске, знали обо всех похождениях первого секретаря горкома Кулешова, но с их стороны «не было острой политической оценки запущенности партийной работы» 41. При таком раскладе Белобородову, вернувшемуся из отпуска, оставалось только признать ошибки и пообещать исправить их. 5 августа Секретариат ЦК ВКП(б) наложил на него сразу два взыскания: указал на недостатки в работе комсомола и вынес выговор за Зальцмана. Но, вместе с тем, в постановлении значилось: «Заслушать в октябре месяце с. г. отчет о работе Челябинского обкома ВКП(б) на заседании Оргбюро ЦК». Это означало новое наказание. Оно было озвучено еще 1 августа в записке, представленной заведующим Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) A.Л. Дедовым: «Тов. Белобородов не обладает качествами большого руководителя и не может дальше оставаться на посту первого секретаря Челябинского обкома ВКП(б)» 42. На вопрос, почему Маленков не добился этого в августе, простого ответа нет. Наверняка сказались его занятость «ленинградским делом», начавшаяся уборка урожая и участие Челябинской области в подготовке к испытаниям атомной бомбы. К тому же для проведения важного кадрового вопроса через Оргбюро и Политбюро требовалось соблюсти формальности и представить солидные доказательства. Однако намеченный на октябрь доклад заслушали только в январе следующего года. У новой отсрочки также имелось несколько причин. Во-первых, в октябре 1949 г. Берия и Маленков попытались превратить «ленинградское дело» в резонансный политический процесс, и остальные их хлопоты отошли на второй план 43. Во-вторых, Маленкову поручили разобраться с пропажей секретных документов в Госплане и поведением первого секретаря Московского обкома и горкома ВКП(б) Г.М. Попова 44. В-третьих, немало времени у Георгия Максимилиановича, отвечавшего в ЦК ВКП(б) за сельское хозяйство, отнимали напряженные хлебозаготовки. Много внимания потребовала и внешняя политика, активизированная испытанием атомной бомбы, провозглашением КНР и созданием НАТО. Наконец, нельзя отрицать, что у челябинских секретарей имелись заступники, которые пытались замять дело.
Челябинский обком ВКП(б) получил несколько месяцев на исправление ошибок. И прежде всего выправили положение с комсомолом: 15 августа бюро обкома партии одобрило решение ЦК ВКП(б), 19 августа Белобородов принял участие в IV пленуме обкома комсомола, где отличился принципиальным выступлением, а 29 числа утвердили план мероприятий «по усилению партийного руководства комсомольской организацией области» 45. Затем Белобородов решился наконец-то сместить оберегаемого им Кулешова, признав, что тот «насаждает в организации порочные методы руководства», «не пользуется авторитетом» и «допустил серьезные ошибки в руководстве работой городской комсомольской организации». Остается загадкой, почему ЦК ВКП(б) не освободил Кулешова по собственной инициативе, а дождался предложения обкома, но 12 сентября первым секретарем Магнитогорского горкома партии стал инструктор Отдела партийных, комсомольских и профсоюзных кадров ЦК ВКП(б) Г. С. Павлов. С ним приехал еще один бывший работник того же отдела — Н.В. Лаптев, утвержденный вторым секретарем Челябинского горкома партии 46. Кстати, «варяги» выполнили все задания, поставленные перед ними Маленковым: проконтролировали работу обкома партии и собрали дополнительный компромат. Затем обком принялся за проблемы, о которых пока не знали в столице. В сентябре рассмотрели вопрос о работе Троицкого горкома партии, чье руководство славилось семейственностью, гулянками и защитой проворовавшейся дирекции мясокомбината. Сначала по привычке ограничились мягким наказанием — предупреждением первому секретарю горкома, но когда «Известия» опубликовали заметку о троицких расхитителях, того спешно сняли с должности. В октябре 1949 г. на закрытом заседании обсудили недостатки кадровой работы в Челябинском спиртотресте и на Уральском автозаводе, руководители которых получили партийные взыскания 47. При этом в отношении первого дела проявили особую «бдительность», сообщив в ЦК ВКП(б) о том, что сам Главспирт прислал на работу в область сомнительных в политическом плане людей 48.
Одновременно обком партии принялся засыпать вышестоящие органы различными проектами. Инициативы исходили от него и прежде, но 4-й квартал 1949 г. в этом смысле стал рекордным. 10 августа Белобородов и новый директор ЧКЗ Скачков сообщили Сталину о необходимости масштабного строительства жилья для работников завода, половина которых проживала в «некомфортных условиях» (землянках, бараках под снос, подвалах, кухнях и ванных). Через месяц в обкоме подготовили предложение о реконструкции заводов оборонного значения, появившихся в области во время войны и совершенно обойденных вниманием в послевоенные годы. В октябре на имя Маленкова как секретаря ЦК ВКП(б) поступили просьбы об оказании помощи Копейску, население которого за годы войны выросло почти в два раза, а ЖКХ осталось прежним, и переводе Магнитогорска из областного в республиканское подчинение, что увеличило бы его финансирование 49. К Маленкову, но уже как куратору электростанций, Белобородов обратился с инициативой в 1,5 раза больше запланированного увеличить мощность электростанций (на 981 тыс. кВт вместо 656 тыс. кВт), чтобы разрешить проблему с энергоснабжением предприятий и населения. Наконец, в декабре подготовили огромный перечень мероприятий по подъему сельского хозяйства в области 50. Большую часть проектов наверху одобрили, причем в самые короткие сроки. Так, решение СМ СССР о жилищном строительстве на ЧКЗ появилось 9 октября (через 2 месяца), а о развитии городского хозяйства Копейска 11 декабря (через 1,5 месяца). Предложение по Магнитогорску в ЦК ВКП(б) не приняли, но оказали ощутимую помощь. А в апреле 1950 г. финансами, ресурсами и кадрами помогли сельскому хозяйству области 51. Впрочем, наибольшей удачей обкома стала просьба к Сталину об отмене строительства авиационного завода в Челябинске. Такой промышленный объект, предполагавший приток 100 тыс. новых жителей, грозна обрушить экологию и слабое ЖКХ города. Мнение обкома не сразу, но учли, и вместо возведения очередного гиганта приняли программу по благоустройству Челябинска, Копейска и Коркино 52.
А вот с самокритикой, которой в партийной жизни придавали особое значение, у секретарей обкома не заладилось. О Зальцмане они вспоминали нехотя, умалчивали о своей роли в его деле и не спешили «принимать меры». И причины такого поведения не столь просты, как казалось. В начале июля Лесков рассказал на бюро обкома, как проходил разбор дела Зальцмана в ЦК, но на предложение коллег ознакомить актив с принятым наверху решением сказал: «Хорошо, поговорю с кем-то из товарищей, которые работали в комиссии по Кировскому заводу». И вскоре заявил, что ему посоветовали не ставить вопрос на широкое обсуждение 53. Если вспомнить, что Политбюро отнюдь не всегда утверждало кадровые инициативы Оргбюро и Секретариата, то такое поведение становится понятным. Пока вопрос по Зальцману не утвердил сам Сталин, не стоило разворачивать критику и самокритику. Зато когда все прояснилось, и 19—20 июля на ЧКЗ при участии представителя ЦК ВКП(б) и министра состоялся актив, следовало сменить тон. Но Лесков этого не сделал. На пленуме Челябинского горкома, состоявшемся 28 июля, он кратко сообщил о решении Центрального Комитета, сделав акцент на освобождении Мамонтова, а не снятии Зальцмана. Он не предложил вывести опального директора из состава горкома и это сделали по настоянию рядовых работников горкома партии 54. Даже на областном партактиве, проходившем 5—6 августа, он поведал о судьбе Зальцмане только по настоянию коммунистов. Но и здесь нет ничего странного: Лесков ждал возвращения шефа и не делал «смелых» шагов, которые могли навредить тому. А вот поведение Белобородова, получившего выговор за Зальцмана, остается непонятным.
В жизни партийного аппарата послевоенных лет известны случаи, когда своевременное признание ошибок и рьяное разоблачение виноватых, позволяли смягчить наказание от вышестоящих инстанций. Именно так поступил первый секретарь Красноярского крайкома ВКП(б) А.Б. Аристов, когда в 1949 г. его подчиненные оказались замешанными в деле о хищениях на Красноярском заводе плодовоягодных вин 55. Но глава Челябинского обкома партии подобной расторопности не проявил. Он не стал по горячим следам устраивать публичное обсуждение вскрывшихся «дел» и каяться в собственных ошибках. Лишь после исключения Зальцмана из партии, в конце октября провели пленум, где среди прочего затронули вопрос подбора кадров. Но и здесь Белобородов обошелся общей информацией и лишь упомянул, что «ЦК ВКП(б) первому секретарю обкома объявил выговор». Предметного разбора не последовало, и Зальцмана вывели из состава обкома не как снятого ЦК, а «как исключенного из рядов ВКП(б)» 56. Впрочем, самую грубую ошибку Белобородов совершил на внеочередной партийной конференции ЧКЗ. Там он терпеливо выслушал все замечания в свой адрес и удержался от обычной своей отповеди, но не сделал ничего, чтобы предотвратить феноменальный провал Зверева на выборах заводского парткома (217 голосов «за» при 311 «против»)57. Понятно, что делегаты сами по себе были настроены против «героя», с которым связывали падение прежнего директора. Но в Москве это событие однозначно расценили как «неправильное отношение» обкома к Звереву.
Только один раз Белобородов сделал ход, который походил на попытку реабилитировать себя в глазах вышестоящего руководства: предложил лишить Зальцмана полномочий депутата Верховного Совета СССР 58. Впрочем, в ЦК ВКП(б) эту инициативу оставили без внимания. Зато заинтересовались запиской бывшего заместителя директора ММК по техническому снабжению Я.А. Козлова. Тот критиковал директора на партсобраниях, пока летом 1949 г. второй секретарь обкома Лесков не отозвал его в Челябинск. Четыре месяца опальный Козлов просидел без работы и лишь в октябре устроился заместителем директора метзавода в соседней области. Здесь он подробно написал о кадровых ошибках и злоупотреблениях Носова, желая «помочь оздоровлению обстановки на комбинате и в Магнитогорске». В ноябре заявление тщательно проверили и в январе обсудили на заседании Секретариата ЦК ВКП(б) 59. Казалось, к уже имевшимся претензиям в адрес челябинских секретарей прибавится еще и «дело Носова». Но этого не произошло. Во-первых, ММК планы выполнял и числился передовиком, а во-вторых, как покажут дальнейшие события, Носов согласился помочь центру с «разоблачением» секретарей Челябинского обкома партии.
Полагавшаяся перед отчетом в Центральном комитете проверка прошла в конце ноября-декабре 1949 года. Бригада, возглавляемая инструктором Отдела партийных органов ЦК ВКП(б) М.П. Подугольниковым, изучила документы, обследовала несколько горкомов, провела личные беседы и рассмотрела массу заявлений и даже предложений. Самые ценные сведения поступили от Лаптева, раскопавшего немало прежних и подметившего много новых промахов обкома и Лашина, который уже полгода как учился в Москве. Последний поведал об отсутствии критики и согласия между членами бюро обкома, нерешительности Белобородова, несоответствии своей должности Лескова и прочих тонкостях 60. Вряд ли эти факты существенно обогатили имевшийся компромат, но в итоговой записке «О работе Челябинского обкома ВКП(б)», датированной 13 января 1950 г., Лашин не упоминался ни разу, хотя завал с идеологической работой, недостатки в работе вузов и сомнительные мероприятия вроде конференции «по общему подъему культуры» были целиком на его совести 61. Вообще в данной записке бросается в глаза зацикленность на Белобородове и Лескове. Их фамилии красуются на всех 18-ти страницах. Из других заметных фигур в негативном плане упоминаются только Носов и редактор областной газеты Константиновский. На них, видимо, и планировалось взвалить вину за недостатки в работе Челябинского обкома партии. Правда, Носов избежал этой участи.
Отчет Челябинского обкома партии Оргбюро ЦК ВКП(б) заслушало 16 января 1950 года. На заседании среди прочих присутствовал Патоличев. После доклада Белобородова и содоклада Подугольникова выступили Азарова (?), Михайлов (секретарь ЦК ВЛКСМ), Кузнецов (председатель ВЦСПС), Козлов (заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б)), Дедов (заместитель заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б)), Пономаренко (секретарь ЦК ВКП(б)) и Маленков. Работу областного комитета признали неудовлетворительной, постановили обсудить недостатки на пленуме обкома, а Козлову поручили составить проект постановления СМ СССР о помощи сельскому хозяйству области 62. К этому решению прилагался проект постановления, через 10 дней утвержденный Политбюро. Но 20 января вопрос обсудили вновь, теперь на заседании Секретариата. На сей раз выступили Пономаренко, Белобородов, Шкирятов, Хрущёв и Маленков, после чего первому поручили подготовить новый проект постановления 63. Единственное объяснение такому повороту — «находки», позволявшие усилить нажим на челябинских секретарей. Участие заместителя председателя Комиссии партийного контроля Шкирятова подсказывает, что речь могла идти о каких-то проступках Белобородова и Лескова. Второй «находкой» оказался директор ММК, которого в обкоме прикрывали точно так же, как в свое время директора ЧКЗ. Была еще анонимка, живописующая «нравы» челябинских секретарей, но она была столь бестолковой, что использовать ее не было смысла64. Впрочем, новый проект так и не составили, утвердив на Политбюро изначальный вариант. Можно предположить, что вся эта затея понадобилась, чтобы вынудить Белобородова на какое-то признание или сотрудничество. Но почему игру не довели до конца — из-за уступок секретаря или потому, что решили не доводить дело до крайности, — остается только гадать.
Самое примечательное в постановлении по Челябинскому обкому то, что в нем нет резолюции, обычной для документов такого рода. В тексте прямо указаны виновные, но наказание им не определено. Это предоставили сделать членам пленума обкома. На наш взгляд, высшее партийное руководство пошло на столь неординарный шаг для того, чтобы разъяснить причины чисток, обрушившихся на партийные органы в 1949—1950 годах. Требовался достаточно яркий, но вместе с тем отвлеченный пример. И «челябинское дело», вобравшее в себя ряд громких событий (снятие знаменитого директора, освобождение всех секретарей горкома крупнейшего индустриального центра), но не связанное напрямую с «ленинградским», вполне подходило для этого. Тот факт, что «челябинское дело» вывели на финишную прямую после того, как решили не раздувать «дело» ленинградской группы, лишь подтверждает гипотезу. Привлечение же партийной массы к определению санкций проштрафившимся руководителям позволяло представить дело как низовую инициативу. Впрочем, эту часть пускать на самотек в ЦК ВКП(б) не собирались, поэтому-то «обработали» Лашина и Носова, а заодно предложили выступить с разгромной критикой в адрес шефа даже Лескову 65.
VII пленум Челябинского обкома партии, проходивший 3—5 февраля 1950 г., показал, что все приготовления не были лишними. Первые выступления на критичный лад особо не настраивали. Белобородов просто воспроизвел текст постановления, признав справедливость каждого его пункта. Лесков, приняв на себя большую часть вины за провал в Магнитогорском горкоме и раскрыв свою роль в истории Зверева, стал рассказывать о чудачествах Зальцмана и ляпах коллег, вызывая смех присутствовавших. Заведующий машиностроительным отделом обкома Руссак и секретарь Тракторозаводского райкома Самохвалов критиковали руководство, но осторожно. А секретарь партколлегии Ерасов и вовсе заявил, что с моральной точки зрения ничего плохого о секретарях сказать не может, и стал повествовать о третьих лицах. Благодушный настрой сбил только Лаптев, принявшийся разоблачать проштрафившихся секретарей. Особое внимание он уделил Лескову, поведав собравшимся о его поведение в ЦК и замалчивание им дела Зальцмана. А под конец поставил вопрос о снятии первого и второго секретарей обкома. После подобной атаки прения стали заметно жестче. Последовали весьма критичные и насыщенные подробностями выступления Матвейцева (секретарь обкома), Рождественского (заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов обкома), Беспалова (председатель Челябинского горисполкома), Лашина, Мамонтова и Носова. Шестеро из 34-х ораторов последовали примеру Лаптева и заявили, что руководство следует освободить от работы. И все же обсуждение пошло иначе, нежели предполагалось по сценарию: помимо Белобородова и Лескова собравшиеся осуждали Лашина (за лояльность к Зальцману, запущенность идеологической работы, отсутствие опыта) и Носова (за игнорирование парторганов, зажим критики, грубость), а вину за недостатки обкома возложили на его прежних первых секретарей — Сапрыкина и Патоличева 66.
Трудности возникли и при обсуждении проекта резолюции. Комиссия под руководством Лаптева предложила максимально жесткий вариант, в котором пленум просил ЦК снять Белобородова и Лескова за «политические ошибки» и «неискреннее поведение», а Лашина освободить за «недостатки и ошибки в руководстве идеологической работой». Но секретари попросили исключить вторую фразу, которая могла дорого обойтись им. Белобородову не пришлось уговаривать коллег: 44 голосами «за» при 3 голосах «против» они выполнили его просьбу. Вокруг Лескова с подачи Лаптева разгорелся нешуточный спор. Только заступничество ряда членов пленума (31 голос «за» и 16 «против») позволило ему избавиться от опасной формулировки. Настоящий скандал чуть не разгорелся и из-за Лашина, недоумевавшего, отчего некоторые члены пленума предложили снять, а не освободить его. Впрочем, недоразумение уладили даже без вмешательства представителей ЦК (Подугольникова, Новикова, Паршина), и секретаря обкома партии по пропаганде решили «освободить» 67.
С запиской Подугольникова о прошедшем пленуме Маленков ознакомился 15 февраля 1950 года. Вычитывая текст, он подчеркнул фразы о новых фактах «небольшевистского поведения» секретарей обкома, вечерах на даче Зальцмана и поддержке заведующим отделом пропаганды Челябинского обкома партии людей с националистическими взглядами. Но с куда большим вниманием он изучил вторую записку, содержавшую замечания участников пленума в адрес бывшего первого секретаря обкома ВКП(б) Патоличева. Красным карандашом Маленков выделил такие высказывания: «основу попустительства безобразиям Зальцмана заложил т. Патоличев», «т. Патоличев создавал атмосферу охранения директора завода (ММК. — Л.Ф.) от критики», «Патоличев дал здесь (в области. — А.Ф.) свои корни негодного руководства» 68. Конечно, на основании этого факта самонадеянно утверждать, что «челябинское дело» было в первую очередь направлено против Патоличева. Но то, что Маленков использовал любую возможность раздобыть порочащие соперника «факты», доказывают и другие материалы. Как бы там ни было, но 17 февраля Секретариат утвердил предложение пленума обкома, хотя и с двумя показательными поправками: Белобородова и Лескова освободили от обязанностей, а о Лашине не было ни слова. В тот же день прояснилась и судьба Носова: его простили, обязав «принять меры к серьезному улучшению дела подбора кадров и покончить с неправильным отношением к критике недостатков в его работе» 69. Все это указывает на то, что высшее руководство не планировало раздувать событие. Кстати, дальнейшая судьба фигурантов «челябинского дела» подтверждает такой вывод.
Белобородова с его согласия перевели в Калинин 70, где он возглавил областной отдел коммунального хозяйства, а затем областное управление сельского хозяйства 71. Лесков отправился работать заместителем начальника цеха на Запорожсталь. Там при поддержке друзей он занялся наукой и в 1955 г. защитил кандидатскую диссертацию по экономике. Вслед за тем его перевели в столицу, где он возглавил Объединение научно-технических издательств и защитил докторскую диссертацию. Скоропостижная смерть прервала его успешное восхождение по научной и административной лестнице 72. История Лашина, освобожденного от должности 29 марта 1950 г., первоначально оказалась лучше. Ему присвоили ученую степень кандидата юридических наук, и он какое-то время проработал в Министерстве высшего образования СССР. Но вскоре был назначен деканом юридического факультета МГУ им. Ломоносова, а затем и вовсе лишен руководящих постов 73. В 1950 г. свои должности потеряли и другие управленцы местного масштаба (секретарь обкома партии Волошенко, заместители председателя облисполкома Суров и Паничкин, заведующий отделом сельского хозяйства Куницын), раскритикованные на VII пленуме обкома. Инициатором их освобождения был новый глава Челябинского обкома партии А.Б. Аристов, которому потребовалось отчитаться в искоренении кадровых ошибок предшественника и одновременно подыскать людей, способных вывести область из кризиса. Все эти кадровые подвижки никак не походят на серьезные чистки и тем более массовые репрессии. И этому есть простое объяснение: ни высшее, ни новое областное руководство не желало провоцировать кадровый дефицит и неразбериху, а тем более подкреплять слухи о возможном повторении массовых репрессий в стратегически важном регионе.
Впрочем, у «челябинского дела» было еще одно последствие: благодаря смене руководства область наконец-то вышла из затяжного кризиса. Осенью 1950 г. впервые за несколько лет были выполнены планы хлебозаготовок. К концу года улучшилась работа крупных предприятий, благодаря чему те выполнили план по основным показателям 74. С партийной и идеологической работой было хуже, но признание и быстрое исправление новым руководством своих ошибок в глазах вышестоящих органов и местных коммунистов сглаживало недостатки. Ключевую роль во всем этом сыграл Аристов, опытный номенклатурщик и человек редкостной трудоспособности. Будучи выдвиженцем Маленкова, он получил значительную помощь, но решающую роль сыграло то, что он сумел быстро вникнуть в местные дела, настроить на рабочий лад обком и подчинить себе хозяйственников. Впрочем, выкладываться сверх человеческих сил Аристова понуждали и промашки в Красноярском крае, из-за которых его перевели в Челябинскую область. Если бы он не справился на новом месте, его карьера завершилась бы так же, как у Белобородова.
Из изложенного выше материала следует, что «челябинское дело» было составной частью масштабных кадровых чисток 1949—1950 гг., охвативших партийные и хозяйственные органы центрального и регионального уровня. Для его появления имелись объективные причины: недостаточная компетентность партийного руководства области, запущенность основных участков работы, потакание директорам крупных предприятий, забвение важнейших правил внутрипартийной жизни и многое другое. Но в высших органах власти на эти недостатки, вполне обычные для руководства многих региональных комитетов партии, обратили внимание лишь с укреплением там команды Маленкова. Ключевую роль здесь сыграло «дело» Зальцмана, которое Маленков использовал для укрепления своих позиций в Совете Министров СССР и структурах, связанных с атомным проектом. Секретари Челябинского обкома ВКП(б) открыто поддержали Зальцмана, вследствие чего и сами подверглись критике сверху. Случайно открывшиеся тогда же непорядки в комсомольских организациях области и Магнитогорском горкоме партии уже к августу 1949 г. позволили сформировать основу «дела» Челябинского обкома. Но второй этап, когда определяли меру наказания местному руководству, затянулся на четыре месяца из-за занятости Маленкова более важными делами, прежде всего «ленинградским». Только в январе 1950 г. наверху решили более не раздувать «челябинское дело», но при этом вынесли на публичное обсуждение с участием местного партийного актива. В таком виде «дело» вызвало заметный резонанс в самой области, настроило ее руководство на необходимый лад и к концу 1950 г. кризис в ней был уверенно преодолен. Последнее обстоятельство наряду с тем, что немногочисленные виновные получили неожиданно мягкое наказание, и обеспечило «неизвестность» делу Челябинского обкома ВКП(б).
Примечания
1. БОЛДОВСКИЙ К.А. Аппарат Ленинградской городской партийной организации и его место в системе властных отношений в СССР. 1945—1953 гг. Автореф. дис. канд. ист. наук. СПб. 2013, с. 9—10, 24—28; ЗУБКОВА Е.Ю. Прибалтика и Кремль, 1940-1953. М. 2008, с. 300-319; ХЛЕВНЮК О.В., ГОРЛИЦКИЙ Й. Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры. М. 2011, с. 84—112.
2. ЛЕЙБОВИЧ О.Л. В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40—50-х гг. М. 2008, с. 114—177; ЛОСЕВА И.В. Массовые политические репрессии в российской провинции: «ленинградское дело» в Горьковской области. — Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2009, № 2, с. 100—103; СУШКОВ A.B. Власть и коррупция: руководство Красноярского края и дело о хищениях продукции на Красноярском заводе плодово-ягодных вин (1949 г.). — Уральский исторический вестник. 2011, № 3, с. 89—95.
3. ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, 1945—1953. М. 2004, с. 240.
4. Общество и власть. Российская провинция. 1917—1985 гг. Челябинская область: документы и материалы. Т. 2. Челябинск. 2005, с. 97—101, 103—109; ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, с. 240—244.
5. ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, с. 240—244.
6. Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГА ЧО), ф. П-288, оп. 13, д. 164, л. 37, 42; МОТРЕВИЧ В.П. Восстановление сельского хозяйства на Урале в первые послевоенные годы (1946—1950 гг.). — Аграрный вестник Урала. 2012, №4, с. 23-26.
7. ОГА ЧО, ф. П-288, оп. 13, д. 164, л. 5, 9-20.
8. ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, с. 170—173, 236—240, 245—248.
9. В семейном архиве Галины Александровны Рехтиной (дочери A.A. Белобородова) хранится экземпляр воспоминаний Н.С. Патоличева с многозначительной дарственной надписью от 27 декабря 1977 г.: «Примите, дорогой Александр Андрианович, “Испытание на зрелость” на добрую память о вместе пройденном».
10. ОГА ЧО, ф. П-234, оп. 23, д. 2, л. 72-149; д. 3, л. 216-220об., 237-237об.
11. Там же, ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 49, 66.
12. Там же, ф. П-124, on. 1, д. 633, л. 32-46, 163-179, 192-204, 240-241; ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 50, 159.
13. Там же, ф. П-288, оп. 12, д. 50, л. 20—24, 122—130.
14. Там же, оп. 14, д. 127, л. 15—19; оп. 71, д. 213, л. 20—41.
15. Там же, оп. 12, д. 135, л. 26—27.
16. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 127, д. 1700, л. 121-135.
17. Там же, д. 1345, л. 202—203.
18. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. Р-8300, оп. 15, д. 1048, л. 1-8, 103-107, 122-137.
19. РГАСПИ, ф. 17, оп. 118, д. 5, л. 117-121.
20. ГА РФ, ф. Р-8300, оп. 15, д. 1071, л. 64-84; д. 1085, л. 301, 303-311, 320-323, 336-337.
21. ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, с. 113—120; РУБЦОВ Ю.В. Мехлис. Тень вождя. М. 2011, с. 323—329.
22. ОГА ЧО, ф. Р-792, оп. 16, д. 2, л. 4-11. _
23. ГЕРВАШ А. Танковый нарком. — Труд. 13.10.1988; СЕРГИЙЧУК В. Танковый король России. Киев. 2005, с. 3—6.
24. РГАСПИ, ф. 17, оп. 118, д. 352, л. 146-161.
25. Там же, ф. 558, on. 11, д. 876, л. 13—18.
26. Там же, ф. 17, on. 118, д. 352, л. 142, 145-162.
27. Там же, д. 360, л. 117; д. 448, л. 188-203; ОГАЧО, ф. П-124, on. 1, д. 904, л. 83; Путь советского офицера: Владимир Дмитриевич Тарасов (1923—1978). Челябинск. 2013, с. 110—112.
28. РГАСПИ, ф. 17, on. 118, д. 405. л. 34.
29. КОСТЫРЧЕНКО Г.В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. М. 2003, с. 617.
30. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 51, д. 707, л. 9-31; ф. Р-8300, оп. 15, д. 1108, л. 25-47.
31. ШУБАРИНА Л.B. Оборонно-промышленный комплекс на Урале: Региональный опыт развития, 1945—1965 гг.: монография. Челябинск. 2011, с. 81—82.
32. ОГА ЧО, ф. П-234, оп. 23, д. 8, л. 88-89, 130-132.
33. РГАСПИ, ф. М-1, оп. 3, д. 601, л. 183-191; оп. 4, д. 1081, л. 24.
34. Показательно, что получив от Г.М. Маленкова негативный отзыв о своей работе, члены комиссии немедленно «вспомнили» еще несколько фактов о грубом и недостойном поведении Зальцмана. См.: РГАСПИ, ф. 17, оп. 118, д. 448, л. 160—161.
35. Там же, л. 164—174.
36. Общество и власть, с. 94—96.
37. РГАСПИ, ф. 17, оп. 118, д. 448, л. 175-187; ОГА 40, ф. П-124, оп. 1,д. 969, л. 108, 160; ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 68, 82, 161-162.
38. РГАСПИ,ф. 17,оп. 118, д. 467,л. 23—25; ф. М-1,оп. 3,д. 601, л. 183—206; оп. 4, д. 1086, л. 10.
39. Там же, д. 448, л. 128—130.
40. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 51, д. 707, л. 72-74.
41. РГАСПИ, ф. 17, on. 118, д. 467, л. 21-22; д. 485, л. 195-208.
42. Там же, л. 204.
43. Судьбы людей. «Ленинградское дело» . СПб. 2009, с. 56—58.
44. РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 1078, л. 34-35; ф. 558, on. 11, д. 762, л. 32-35.
45. ОГА ЧО, ф. П-288, оп. 13, д. 90, л. 8; д. 94, л. 27,174-186; ф. П-485,оп. 1,д. 1851, л. 14, 25—27об.
46. РГАСПИ, ф. 17, on. 118, д. 522, л. 25-27.
47. ОГА 40, ф. П-288, оп. 13, д. 108, л. 4-7, 37-54; оп. 42, д. 33, л. 121-123, 130-146.
48. РГАСПИ, ф. 17, on. 118, д. 668, л. 19-22.
49. ОГА 40, ф. П-288, оп. 13, д. 160, л. 72—73,81—86; д. 161, л. 62-63; д. 198, л. 16-18,103-104.
50. Там же, ф. П-288, оп. 13, д. 155, л. 1—84, 116—119; оп. 14, д. 127, л. 110—113.
51. ГА РФ, ф. Р-5446, on. 1, д. 383, л. 281-283; д. 395, л. 120-123; д. 400, л. 374-379; д. 413, л. 256-265.
52. Общество и власть, с. 109—116.
53. ОГА 40, ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 90.
54. Там же, ф. П-92, оп. 6, д. 188, л. 79; ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 69—70, 90.
55. СУШКОВ A.B. Ук. соч., с. 92-94.
56. ОГА 40, ф. П-288, оп. 13, д. 5, л. 20; д. 6, л. 62—84; оп. 14, д. 2, л. 86.
57. Там же, ф. П-124, оп. 1,д. 897, л. 39-41,53, 101-103, 116-117, 131-132; ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 71.
58. Там же, ф. П-288, оп. 13, д. 160, л. 77; д. 161, л. 88.
59. РГАСПИ, ф. 17, оп. 118, д. 596, л. 131-136; д. 705, л. 1-11.
60. ОГА 40, ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 149.
61. РГАСПИ, ф. 17, оп. 118, д. 693, л. 32-49.
62. Там же, on. 116, д. 480, л. 2; on. 118, д. 693, л. 1—68.
63. Там же, on. 116, д. 481, л. 77.
64. Там же, ф. 558, оп. 11, д. 899, л. 138-139.
65. По совету друзей (В.Э. Дымшица и возможно Н.С. Патоличева) Лесков отказался от этого предложения и поэтому во время пленума ожидал ареста.
66. ОГА 40, ф. П-288, оп. 14, д. 2, л. 20-189.
67. Там же, л. 195—202.
68. РГАСПИ, ф. 17, on. 118, д. 744, л. 223-229.
69. Там же, on. 116, д. 491, л. 59, 61—62.
70. О том, что Белобородову предоставили возможность самому выбрать место новой работы, в своих воспоминаниях сообщает его дочь Г.А. Рехтина: «Ему предложили на выбор несколько вариантов. Точно помню, что среди них были Тверь, Брянск и Калининград. Брянск казался совсем уж небольшим городом, Калининград находился слишком далеко и тоже был мал, и только Тверь находилась рядом с Москвой. Это обстоятельство оказалось решающим, потому что именно тогда встал вопрос, где дальше будет учиться окончивший с медалью школу Анатолий (сын A.A. Белобородова. — А.Ф.)». Личный архив автора.
71. КОРСАКОВ С.Н. Белобородов Александр Андрианович. Челябинская область: энциклопедия. Т. 1. 4елябинск. 2008, с. 351.
72. ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, с. 437.
73. Памяти Анатолия Григорьевича Лашина. — Вестник Московского университета. Серия 12, социально-политические исследования. 1994, № 2, с. 96.
74. Очерки истории 4елябинской областной организации КПСС. 1917—1977. Челябинск. 1977, с. 228—230.
Источник: «Вопросы истории», 2016, №6.