А. А. Сагомонян
Вопросы истории. №3, 2002. С.32-50
После окончания второй мировой войны так называемый испанский вопрос был одним из самых сложных, не имел прямых аналогов в Европе. Испания, с одной стороны, была долгие годы дружественным по отношению к Германии и Италии государством, оказывала им помощь в период военных действий, а сам режим, установленный генералом Франко в 1939 г., после гражданской войны считался фашистским. Но с другой стороны, страна формально сохраняла нейтралитет и ближе к концу войны все больше стремилась отмежеваться от держав «оси».
На гребне антифашистской, демократической волны в 1944—1945 гг. предполагался и такой вариант, как оккупация Испании войсками союзников, свержение франкистского режима и передача власти демократическому правительству. Именно на это уповали многие деятели испанской политической эмиграции. Тем не менее, формальных поводов для этого не было. Правительства США и Англии не проявляли заинтересованности в таком развитии событий. Со своей стороны Советский Союз, который традиционно поддерживал тесные связи с испанской компартией, был настроен гораздо более решительно. Испанскому вопросу суждено было стать одной из первых вех в той череде взаимонеприемлемых подходов, которая вскоре вылилась в глобальное противостояние между Востоком и Западом.
Сразу же после создания Организации Объединенных Наций ситуация в Испании стала одной из тем ее повестки дня. На учредительной конференции в Сан-Франциско (апрель — июнь 1945 г.) представитель Мексики (поддерживавшей испанскую республику) Л. Кинтанилья предложил резолюцию, гласящую, что государства, режимы которых были созданы при поддержке держав, воевавших против Объединенных Наций, не могут быть приняты в ООН (1). Единственным таким государством к тому времени оставалась Испания. Мексиканский делегат мотивировал свое предложение тем, что нельзя допустить укрепления режима Франко, свергнувшего с помощью Италии и Германии демократическую республику и сотрудничавшего со странами «оси» в годы войны, тогда как демократические силы Испании сражались на стороне союзников.
Американский делегат К. Хейс подчеркнул, что в его стране с весны 1945 г. сложился новый антифранкистский климат, и выразил «полное /32/ согласие» с предложенной декларацией. От имени Франции резолюцию поддержал Жан Поль Бонкур, отметивший стратегическое значение Испании (2). В поддержку резолюции выступили также делегаты Украины и Белоруссии. К. В. Киселев, представлявший БССР, в частности, заявил: «…фашистская Испания находилась в состоянии войны с белорусским народом. От рук фашистских убийц пало много тысяч белорусских воинов. Особой жестокостью и бессердечием отличались солдаты Франко в расправах над белорусскими партизанами и мирным населением страны… Вот почему для белорусского народа было бы оскорбительно работать вместе с Испанией в рамках одной организации» (3). Резолюция не встретила возражений и была принята без голосования (19 июня).
На первом заседании Потсдамской (Берлинской) конференции глав правительств СССР, США и Великобритании, 17 июля 1945 г., И. В. Сталин предложил «рассмотреть также вопрос о режиме в Испании». В советском проекте соответствующей резолюции предлагалось исходить из того, что режим Франко возник не в результате внутреннего развития страны, а в результате интервенции держав «оси»; он является «серьезнейшей опасностью для свободолюбивых наций в Европе и Южной Америке»; перед лицом жестокого террора испанский народ неоднократно выражал желание восстановить демократию. Поэтому конференции следовало рекомендовать Объединенным Нациям порвать с правительством Франко всякие отношения и «оказать поддержку демократическим силам Испании и дать возможность испанскому народу создать такой режим, который соответствует его воле». Советское предложение было, однако, отвергнуто, в основном благодаря непримиримой позиции У. Черчилля. И все же осуждение режима Франко было зафиксировано в итоговом документе конференции. В резолюцию «О заключении мирных договоров и о допущении в Организацию Объединенных Наций» вошел следующий пункт: «…три правительства… не будут поддерживать просьбу о принятии в члены [ООН], заявленную теперешним испанским правительством, которое, будучи создано при поддержке держав «оси», не обладает, ввиду своего происхождения, своего характера, своей деятельности и своей тесной связи с государствами-агрессорами, качествами, необходимыми для такого членства» (4). Фактически это было подтверждение Сан-францисской резолюции; о каких-либо акциях против Франко речь не шла, хотя осуждение его режима вселило новые надежды в оппозицию.
1946 год был отмечен пристальным вниманием в мире к испанскому вопросу и широким его обсуждением на различных уровнях. О ситуации во франкистской Испании писали газеты многих стран Европы и Америки, ее анализировали в своих записках, нотах, меморандумах политики и дипломаты. Общественные деятели, профсоюзные лидеры, депутаты выражали солидарность с испанскими демократическими силами, в крупнейших городах проходили антифранкистские митинги. Проблема будущего Испании приобрела широкое международное звучание в тот противоречивый переходный период, когда другие проблемы послевоенного мироустройства еще не вызрели окончательно и не обострились до критического уровня.
Упорная борьба вокруг Испании развернулась в стенах только что созданной ООН, где представители различных политических «лагерей» демонстрировали весь арсенал полемических приемов — от полных пафоса призывов к «миролюбивому человечеству» до скрупулезных юридических выкладок. Эти споры, по сути, отражали противоположность целей и подходов в испанском вопросе, а затем, все больше, и нарастание конфронтационности в отношениях между Советским Союзом и западными державами.
В начале и в конце 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла две резолюции по испанскому вопросу, а в апреле — июне он рассматривался Советом Безопасности. Включение вопроса в повестку дня этого органа — чрезвычайный по значимости факт, оно стало итогом сложных дипломатических баталий, начавшихся в конце 1945 года.
12 декабря 1945 г. французский министр иностранных дел Ж. Бидо вручил американскому и британскому послам идентичные ноты, в которых /33/ предлагалось предпринять совместную акцию трех стран против Франко, а именно — разорвать дипломатические отношения с Испанией. В ноте подчеркивалось, что Францию непосредственно затрагивает ситуация в соседней стране, однако сепаратные действия французского правительства не возымели бы должного эффекта. Ставился также вопрос, какую позицию следует занять трем державам в отношении испанского республиканского правительства в изгнании во главе с X. Хиралем 5. (При этом Бидо и генерал Ш. де Голль не поддерживали такой поворот в политике, но были вынуждены пойти на него под давлением левых партий и профсоюзов).
К Советскому Союзу французы не обращались, потому что он не имел с Испанией ни дипломатических, ни торговых отношений и, соответственно, не мог участвовать в каких-либо санкциях. Тем не менее, это был первый случай после окончания войны, когда советская сторона не приглашалась к обсуждению «союзниками» международной проблемы, причем предложение исходило от правительства, наиболее резко осуждавшего режим Франко и имевшего в своем составе коммунистов.
В США многие представители госдепартамента склонялись тогда к разрыву дипломатических отношений с Франко, в то время как Форин Офис не собирался отступать от своей политики невмешательства. Теперь у него появились, казалось, новые аргументы. В декабре 1945 г. британский посол в Мадриде В. Мэллет передал в Лондон информацию о том, что Франко, якобы, готовится уйти в отставку и уступить свое место законному наследнику королевского престола Дону Хуану де Бурбону, если только давление из-за рубежа не вызовет националистическую реакцию в общественном мнении и политических верхах. Вообще же, утверждал Мэллет, применение англосаксонских политических стереотипов к Испании абсолютно недопустимо, ее население отвергает демократию, помня ужасы гражданской войны. Что же касается отсутствия свободы прессы, то она не является порождением франкизма: та же ситуация была и при монархии, и при республике (6).
В госдепартаменте к французской ноте отнеслись, казалось, с большим пониманием. Так, помощник госсекретаря Дж. Данн, встречаясь 19 декабря в Вашингтоне с испанским послом X. Ф. де Карденасом, заявил, что отношения с Испанией Соединенным Штатам «возможно, придется разорвать». О колебаниях в американском внешнеполитическом ведомстве свидетельствует такой факт. 20 декабря Данн принял по его просьбе Ф. де лос Риоса, «министра иностранных дел» в правительстве X. Хираля (он просил у Вашингтона признать это правительство, иначе последнему придется пойти на сотрудничество с коммунистами, чтобы получить признание Советского Союза). Данн заявил, что отношения между США и Испанией постоянно ухудшаются, разрыв дипломатических отношений между двумя странами будет неизбежным логическим результатом этого процесса, причем французское предложение может его ускорить. Однако 22 декабря в официальном американском ответе на французскую ноту было заявлено: США не собирются прибегать к разрыву отношений с Испанией, т. к. эта мера не может дать какого-либо позитивного результата (7).
Правительство Великобритании свой ответ французам отправило 24 декабря. В нем подчеркивалось, что предпринимать любую акцию против Франко, действительно, следует только совместно, но необходимо тщательно взвесить все ее последствия. Авторы документа утверждали, что в Испании идет процесс консолидации оппозиции и чуть ли не готовится реальная замена Франко (!), в связи с этим не следует делать поспешных шагов (8). Трудно судить, насколько искренне верили в Лондоне в скорый уход Франко, во всяком случае, там были убеждены: в случае установления в Испании республиканского режима доминирующее положение быстро захватят левые силы, и тогда неизбежно начнется новая гражданская война.
Советский Союз заявил в связи с французской нотой, что «серьезное обсуждение… [испанского] вопроса немыслимо без участия всех великих держав, которые несут основную ответственность за поддержание мира и всеобщей безопасности. Всякое иное обсуждение испанской проблемы /34/ может вызвать лишь необоснованные надежды во франкистском стане. …Пора, давно пора перейти в испанском вопросе к конкретным делам. Ликвидация последних островков фашизма — насущнейшая задача, которую необходимо разрешить при создании послевоенной системы мира и безопасности» (9).
Во Франции общественное мнение все настойчивее требовало принятия антифранкистских мер. Открывшаяся 15 января 1946 г. в Париже Конституционная Ассамблея приняла декларацию, выражающую поддержку своему правительству за предложение Соединенным Штатам и Великобритании порвать с Франко и предлагающую гарантировать право на убежище испанским беженцам и антифранкистским лидерам. В результате главе французского внешнеполитического ведомства пришлось убеждать своего английского коллегу предпринять хоть что-нибудь в отношении Испании, чтобы выйти из кризисной ситуации. Э. Бевин, однако, лишь приводил свои уже известные аргументы. Он признал, что, выбирая между Франко и республикой, Соединенное королевство предпочтет первое (10).
Таким образом, каждая из трех стран— США, Англия, Франция — обозначила свою, особую позицию по испанскому вопросу и единство их действий на международной арене было поставлено под вопрос. Госдепартамент видел наилучший выход из положения в публикации совместной декларации США, Великобритании и Франции, призывавшей испанский народ сместить Франко и создать переходное правительство. В Форин Офис не считали такой вариант целесообразным. Отсутствие среди подписавших еще одной стороны — Советского Союза — выглядело бы слишком демонстративным. Хотя, в то же время, о том, чтобы пригласить к участию СССР, речи быть не могло: его появление в числе инициаторов какой-либо антифранкистской акции, по мнению английских дипломатов, только вселило бы страх в «умеренных» испанцев, прежде всего желавших мира и спокойствия (с которыми советское участие никак не ассоциировалось).
Со своей стороны советское руководство предпочитало не выдвигать никаких публичных инициатив в отношении Испании, ожидая, когда с ними выступит кто-либо из его союзников и все более усиленно поддерживая международную антифранкистскую кампанию.
3 февраля 1946 г. Дж. Кеннан, поверенный в делах США в Москве (вскоре ставший известным как идеолог американской политики «сдерживания»), направил госсекретарю Дж. Бирнсу послание, в котором проанализировал основы испанской политики Советского Союза. По его мнению, эта политика есть следствие гражданской войны и второй мировой войны. Свержение франкистами республиканского правительства Испании, посылка на русский фронт Голубой дивизии (причастной к разрушению и разграблению Большого Екатерининского дворца в Царском Селе, «возможно, самого прекрасного из русских исторических памятников»), определили враждебное отношение Москвы к режиму Франко и желание его устранить. Последнее представляется ей необходимым также в силу политических и стратегических интересов. Советский Союз стремится к созданию в Испании прокоммунистического правительства для поддержки с этого ключевого плацдарма компартий в Италии и Франции, проникновения в Латинскую Америку и Марокко. Стратегически же Испания обеспечивает контроль над западным Средиземноморьем. Для достижения своих целей Кремль не может делать ставку ни на свою военную мощь (так как здесь требовалось бы применение авиации и военно-морских сил, которых у СССР явно недостаточно), ни на слабую антифранкистскую оппозицию внутри Испании, ни тем более на непопулярную испанскую компартию. Поэтому тактика его, по мнению Кеннана, заключается в мобилизации мирового общественного мнения и воздействии через него на западные правительства. Особенно ощутимо советское влияние в таких массовых организациях, как Всемирная федерация профсоюзов и Международная женская федерация. Установление в Испании умеренного переходного правительства, ориентированного на Запад, противоречило бы советским интересам. Добиваясь принятия против Франко жестких санкций, /35/ Москва рассчитывает, что в условиях дестабилизации и беспорядков в стране организованность и дисциплина компартии позволят ей взять ситуацию под свой контроль. Интересы России в Испании неизбежно столкнутся с интересами Великобритании и США (11).
Этот документ представляет особый интерес, если вспомнить, что знаменитая «длинная телеграмма» Кеннана, в которой давалась оценка советским геополитическим притязаниям в целом и выдвигалась концепция «сдерживания», была отправлена из Москвы уже 22 февраля. В ней Кеннан также предупреждал: «Если Испания попадет под коммунистический контроль, вопрос о советской базе на Гибралтаре может быть решен» (12). Обозначив же в своем «предварительном» послании в госдепартамент максимально возможные рубежи советской заинтересованности в испанских делах, американский аналитик как бы готовил почву для вывода относительно полной бесперспективности диалога с Москвой.
В этот же период проходили заседания 1-й сессии генеральной Ассамблеи ООН, где ситуация в Испании рассматривалась как одна из актуальных международных тем. Очевидно, что именно ее имел в виду делегат СССР А. А. Громыко, выступая на одном из первых заседаний: «…Было бы ошибочным считать, что военная победа над фашизмом снимает с повестки дня дальнейшую упорную борьбу за искоренение и полную ликвидацию еще оставшихся очагов фашизма. Эта борьба за выкорчевывание остатков фашизма не может быть отделена от работы нашей организации» (13).
Инициатором рассмотрения вопроса об отношении к Испании стала Панама, которая 8 февраля представила проект резолюции. В ней напоминалось о заявлениях по испанскому вопросу, сделанных в Сан-Франциско и Потсдаме, и рекомендовалось всем членам ООН строить свои будущие отношения с Испанией, «в соответствии с буквой и духом этих заявлений» (14). Резолюция была принята с весьма показательным соотношением голосов: 46 — «за», 2 — воздержались (Сальвадор и Никарагуа), при трех отсутствовавших делегациях.
Между тем события приняли новый оборот. 20 февраля 1946 г. в Испании были расстреляны один из лидеров антифранкистского партизанского движения коммунист К. Гарсиа и девять его товарищей. Вскоре к длительным срокам тюремного заключения были приговорены 37 социалистов. Казни и репрессии были обычной практикой франкистского режима, однако в обстановке, когда к нему были прикованы взоры мирового сообщества, это было воспринято как откровенный вызов, если не как провокация.
Во многих странах поднялась новая волна возмущения действиями испанского режима. Давление на западные правительства усилилось, прежде всего со стороны профсоюзов. Во Франции развернувшаяся общественная кампания была особенно сильна, так как Гарсиа был бойцом французского Сопротивления, имел звание подполковника французской армии и был награжден орденом Почетного Легиона. Правительство Французской Республики просило Франко его помиловать, но эта просьба была проигнорирована.
Для советской прессы казнь партизан стала поводом для новых обличений испанской диктатуры и тех кругов в «некоторых странах», которые стремятся «сохранить последний фашистский очаг в Европе». В последующие несколько недель газета «Правда» почти ежедневно публиковала сообщения о различных акциях протеста во всем мире против «фашистского террора» и «кровавого режима» в Испании, а также соответствующие статьи, очерки и фельетоны. Так, в статье «Франко и Дон Хуан» содержалось весьма многозначительное политически, хотя и далекое от реальности утверждение: «Голод, нужда, жесточайшая эксплуатация и фашистский террор заставляют самые широкие слои испанского населения вступать в борьбу против франкистского режима. Борьба растет, несмотря на то, что власти прибегают наряду со зверским террором к безудержной демагогии. …Особого внимания заслуживает рост партизанского движения в Испании. По всей стране действуют партизанские отряды, хорошо организованные, вооруженные и дисциплинированные…» (15). /36/
Крайне жесткую позицию заняла Франция. 26 февраля французский кабинет принял решение, во-первых, привлечь внимание США и Соединенного Королевства к «губительному влиянию существующей в Испании ситуации на международную безопасность», а во-вторых, закрыть с 1 марта франко-испанскую границу. 27 февраля совет министров Франции принял решение обратиться к правительствам США, Великобритании и СССР с предложением о внесении испанского вопроса в повестку дня Совета Безопасности ООН и направил им соответствующие ноты 1б. В них утверждалось, что по сравнению с декабрем ситуация в Испании ухудшилась, на границе двух стран происходит концентрация испанских войск и что политика Франко представляет собой вызов принципам международного мира и безопасности.
Для англичан такой поворот событий был крайне нежелателен, поскольку это сразу же вовлекло бы в обсуждение испанской проблемы Советский Союз. В Лондоне пришли к выводу: французская инициатива во многом инспирирована «советскими агентами», которые делают ставку на то, что возможные инциденты на франко-испанской границе спровоцируют военный конфликт и заставят вмешаться великие державы. Британские политики утверждали, что ситуация в Испании является внутренним делом суверенного государства, и не хотели создания прецедента ее обсуждения в Совете Безопасности: она не содержала ни такого момента, как спорная проблема между двумя странами, ни явной угрозы миру и безопасности — чего требовал Устав ООН. Американское правительство также выразило Франции свое несогласие, утверждая, что принятие французского предложения было бы мерой незаконной, способствующей возобновлению гражданской войн (17).
После появления такой перспективы, как передача испанского вопроса в Совет Безопасности, американский проект — выпустить совместную декларацию трех стран — приобрел значение альтернативного и, соответственно, получил новый импульс. 4 марта декларация была опубликована 18. Она содержала следующие положения: 1). До тех пор, пока в Испании сохраняется режим генерала Франко, испанский народ не может рассчитывать на полномасштабные и сердечные отношения с нациями, разгромившими германский нацизм и итальянский фашизм. 2). Испанский народ должен своими силами решить свою судьбу без какого бы то ни было вмешательства извне, но и без новой гражданской войны. 3). Выражалась надежда, что патриотические и либерально настроенные силы сумеют мирным путем добиться устранения Франко, запрета фаланги, создания временного правительства, которое проведет выборы. 4). Правительство, которое восстановит свободы, получит признание и помощь, включая помощь в восстановлении экономики. 5). Вопрос о продолжении или разрыве дипломатических отношений с нынешним испанским правительством будет решаться в зависимости от будущих перемен.
Этот документ отличался от предыдущих резолюций по Испании тем, что апеллировал непосредственно к испанскому народу, призывая его свергнуть Франко, и гарантировал признание и помощь будущему правительству со стороны западных держав. Однако о каком-либо содействии в деле свержения диктатуры не говорилось. Не было в декларации также и речи о санкциях против режима Франко, не объявлялось о разрыве с ним дипломатических отношений. Все надежды связывались с добровольным уходом каудильо, ведь только это и могло обеспечить мирный характер перемен. Пункт о «временном правительстве» означал игнорирование уже существующих в изгнании республиканских институтов.
9 марта в «Правде» появилась большая статья (без подписи) «К ликвидации фашистского режима в Испании», в которой давалась не только исчерпывающая оценка Кремлем заявления трех стран, но излагалось видение советским руководством испанской проблемы в целом. В Архиве внешней политики РФ содержится документальное свидетельство того, что автором этой статьи был В. М. Молотов. Его записка, адресованная Сталину, гласит: «Прилагаемую статью об Испании я направил в «Правду» для /37/ напечатания… Нет ли возражений или поправок?». И краткая резолюция последнего: «Можно. Ст.» (19).
Полемика с позицией западных стран начиналась уже с первых фраз, а именно с утверждения, что в Испании «фашистский режим фактически поддерживает состояние гражданской войны». Впоследствии этот тезис не получил развития в советской пропаганде, зато второй принципиально важный момент в ближайшие месяцы повторялся буквально во всех выступлениях советских политиков и дипломатов по испанскому вопросу: режим Франко «представляет собой угрозу для всеобщего мира и безопасности». В отношении декларации от 4 марта указывалось, что она «является некоторым шагом вперед с точки зрения критики и осуждения» франкизма, но вместе с тем — «совершенно недостаточна, так как оставляет открытым вопрос о ликвидации фашистского режима в Испании». По мнению автора, «речь должна идти о действенных мероприятиях, направленных к свержению Франко», а не о новых призывах и уговорах. Он резко высказывался о принципе «невмешательства» в дела Испании, который «как в прошлом, так и в настоящее время больше всего устраивает самого Франко. … Он стал общим лозунгом Франко и его зарубежных покровителей».
8 марта 1946 г. поверенный в делах США в Испании Ф. Бонсал направил госсекретарю США следующее сообщение. «В Париже некоторое время находилась советская военная миссия во главе с полковником Лапшиным. В СССР опасаются, что США и Великобритания добиваются, чтобы внешняя и экономическая политика Испании ориентировалась на них. Советский Союз стремится расстроить планы западных демократий и с этой целью задействовал мощные средства для проникновения в Испанию. Среди этих средств— использование дисциплинированной Французской компартии и испанских эмигрантов во Франции. Влияние Москвы на французских коммунистов и испанских беженцев стало совершенно очевидно в последнее время …Члены советской военной миссии в Париже имеют постоянные контакты с испанскими эмигрантами… пытаются организовать отправку нелегальных грузов с оружием и амуницией в Испанию… Пассионария, лидер испанских коммунистов, которая несколько лет жила в России, постоянно посещает советское посольство и передает другим испанским группам полученные приказы…» (20).
Таким образом, и широкая международная антифранкистская кампания, и решительные заявления советских политиков, и активизация помощи испанским партизанам — все это выстраивалось в звенья одной цепи. В Москве к этому времени, по-видимому, сложился определенный план, для полной реализации которого требовался, однако, целый комплекс благоприятных условий. Но даже при невозможности успешного воздействия на ситуацию в самой Испании, эта страна представляла интерес как козырь в политическом противоборстве с Западом в условиях установившегося «холодного мира».
В Архиве внешней политики РФ находится письмо Громыко Молотову, которое он направил из Вашингтона 11 марта. Советский посол предлагал возможный вариант резолюции Совета Безопасности по Испании. «В настоящее время еще не вполне ясно,— писал он,— поставит ли французское правительство данный вопрос на одно из ближайших заседаний Совета Безопасности ввиду опубликования известного англо-франко-американского заявления… Надо полагать, однако, что данный вопрос французы поставят в Совете, так как они уже в достаточной степени заангажировались на этот счет и отступить от занятой ранее позиции им будет не так легко». Ожидая, что для англичан советский проект окажется неприемлемым и они смогут его отклонить, Громыко выражал убеждение, что такой проект все же следует внести на рассмотрение Совета Безопасности «для того, чтобы зафиксировать нашу позицию по данному вопросу. Политически для нас это будет, безусловно, выгодно. Пусть англичане и др. тянут назад и компрометируют себя в глазах общественного мнения». Нельзя не отметить, что своих главных оппонентов советский дипломат видит именно в англичанах, а не в американцах. «Наша тактика должна сводиться к тому, чтобы Совет Безопасности принял хотя бы и недостаточно политически твердую резолюцию», т. к. вообще не принять решения и ограничиться просто обменом мнениями «было бы нам политически невыгодно». Проект Громыко предусматривал в качестве меры, направленной на устранение Франко, призвать все страны, как являющиеся членами ООН, так и не входящие в ООН, разорвать дипломатические отношения с Испанией. Обоснованием могут служить такие пункты: режим в Испании, пришедший к власти при поддержке германского и итальянского фашизма, несовместим с принципами Устава ООН; Франко предоставил убежище германским военным преступникам; испанский режим представляет угрозу мирному существованию народов 21. Таким образом, уже в начале марта советская дипломатия выразила готовность добиваться через ООН дипломатических санкций против Франко, а в случае неудачи использовать обсуждение своего проекта для компрометации сторонников политики невмешательства. Забегая вперед, можно констатировать, что когда дело дошло до обсуждения испанского вопроса в Совете Безопасности, Громыко пришлось там отстаивать гораздо более радикальную позицию.
12 марта Франция сообщила Великобритании, США и Советскому Союзу, что собирается поставить испанский вопрос перед Советом Безопасности, так как существование режима в Испании «представляет угрозу для всеобщего мира»; предлагалось применить к нему меры в соответствии со статьей 39 Устава ООН, которая определяла, что Совет Безопасности устанавливает наличие такой угрозы или акта агрессии и рекомендует меры для поддержания или восстановления мира. В доверительной беседе с английским послом Бидо, однако, заявил, что «постарается сделать все возможное, чтобы избежать постановки вопроса перед Советом Безопасности». По словам министра, его положение было просто отчаянным: уже несколько дней с ним добивается встречи советский посол А. Е. Богомолов, которого все же придется принять и который, несомненно, будет оказывать на него давление в отношении Совета Безопасности (22).
Пока западные союзники продолжали консультации, на авансцену выступило правительство Польши, которое направило на имя Генерального секретаря ООН два письма, 8 и 9 апреля, настаивая на включении испанского вопроса в повестку дня Совета Безопасности. Основанием служило то, что режим Франко представляет угрозу международному миру (гл. VII) Устава ООН). Для «подстраховки» делалась также ссылка на другую статью Устава, гласящую: организация должна принимать меры и вмешиваться, когда возникают международные разногласия или трения (гл. VI). В качестве меры воздействия предлагался разрыв дипломатических отношений с Испанией государств— членов ООН. (Одновременно Польша заявила о признании испанского эмигрантского правительства Хираля, в которое тогда вошел представитель компартии).
Как раз в начале 1946 г. польский представитель на два года вошел в Совет Безопасности ООН в качестве одного из шести непостоянных (избираемых) членов. Этим представителем стал О. Ланге, около 12 лет проживший на Западе, в частности в США. Он был одним из нескольких видных эмигрантов-некоммунистов, которые согласились сотрудничать с СССР в деле формирования нового коалиционно польского правительства. Ланге приезжал в Советский Союз весной и осенью 1944 г., встречался со Сталиным и Молотовым, участвовал в обсуждении польской проблемы во время визита в Москву Черчилля и С. Миколайчика, премьера польского правительства в эмиграции (23).
Присутствие в Совете Безопасности такого союзника серьезно подкрепляло позиции советской делегации, особенно если учесть, что тогда же в СБ вошла Мексика, не говоря уже о Франции — постоянном члене Совета. США и Великобритания могли оказаться в невыгодной ситуации, так как, отвергая неприемлемые для себя меры в отношении правительства Франко, вынуждены были бы выступать в качестве его защитников. Английской дипломатии, самой решительной противнице обсуждения испанского вопроса в Совете Безопасности, пришлось голосовать за внесение вопроса /39/ в повестку дня, чтобы не остаться в одиночестве: «за» выступил американский делегат Э. Стеттиниус, в соответствии с инструкцией, полученной от госсекретаря Дж. Бирнса. Тот выражал удовлетворение тем, что проблема будет рассмотрена Советом Безопасности, хотя признавал, что Кремль может воспользоваться обсуждением, дабы отвлечь внимание мировой общественности от других проблем, наносящих ущерб его международному престижу (имелся в виду прежде всего параллельно обсуждавшийся в СБ болезненный для СССР иранский вопрос). Сам факт обсуждения, по мнению Бирнса, будет иметь позитивное влияние на ситуацию внутри ООН (среди членов которой, действительно, намечалась явная поляризация позиций), однако доводить дело до голосования не следовало. Ведь если Совет проголосует, что режим Франко не представляет угрозы миру, то это будет дипломатическим успехом диктатора, если же будет принято польское предложение, то это откроет путь дальнейшему давлению на Совет, за принятие им новых мер (24).
Таким образом, менее заинтересованные на тот момент в испанских делах США попытались сыграть роль «примирителя» двух сторон в СБ с диаметрально противоположными взглядами, рассчитывая в процессе переговоров если не снизить уровень разногласий между ними, то во всяком случае не допустить явного кризиса внутри этого ключевого органа новой международной организации. Американцы, кроме того, не хотели предстать в роли защитников франкистской диктатуры, оставляя Советскому Союзу миссию главного борца за свободу и демократию на этом поле. Англичанам пришлось согласиться со своим главным союзником.
Франко сразу же отверг все предполагаемые обвинения. В приуроченной к началу обсуждения ноте сообщалось о военных приготовлениях «групп испанских революционеров» на юге Франции, их планах прорыва на испанскую территорию и провозглашения собственного «правительства». Утверждалось, что в этих приготовлениях участвуют советские агенты, «направляемые или поддерживаемые московским правительством». В подтверждение приводились такие факты, как присутствие в этом районе советских офицеров и прибытие в Марсель советского корабля «Клим Ворошилов» с военным снаряжением. Вывод был прямо обращен к членам Совета Безопасности: «В то время, когда обвиняют Испанию, революционные элементы проявляют активность на границе. Они являются инструментом советской пропаганды и поддерживаются Францией. Это и есть серьезная и явная угроза миру в настоящее время» (25).
Рассмотрение испанского вопроса в Совете Безопасности началось 17 апреля 1946 года (26). Его открыл Ланге, который заявил: 1). Режим Франко был установлен против воли испанского народа вооруженными силами держав «оси», врагами Объединенных Наций; 2). Во время второй мировой войны фашистский режим в Испании был неофициальным, но деятельным соучастником держав «оси»; 3). Он продолжает оставаться «центром фашистской заразы и плацдармом, с которого война может снова распространиться по всему миру». Испания содержит большую армию (600—700 тыс. чел.), «некоторые участки пограничной зоны между Испанией и Францией мощно укреплены, …месяц назад фашистское правительство приступило к сосредоточению военной силы вдоль французской границы»; 4). В Испании «немецкие ученые и инженеры продолжают заниматься изысканиями для изобретения новых средств ведения войны». Главное обвинение, выдвинутое Ланге, состояло в том, что «некий доктор Герман фон Сегерстадт, специалист по тяжелой воде, работавший по ядерному горючему в нацистском предприятии в Норвегии, в настоящее время состоит …директором подобного же рода испанского предприятия». Испания сделалась прибежищем для десятков тысяч нацистов, среди них — известные военные преступники и политические лидеры. Нацистские агенты используют Испанию как базу для осуществления своих планов реванша. В связи с этим Ланге предложил резолюцию, призывающую всех членов ООН, имеющих дипломатические отношения с Испанией, к их полному разрыву.
Представитель Франции поддержал польское предложение, но свою /40/ позицию аргументировал соображениями общего порядка («дух господства и завоевания, который характеризует эту форму диктатуры, представляет собой угрозу международной безопасности») и не упоминал об испано-французских «трениях». Делегат Нидерландов заявил, что большинство представленных обвинений являются лишь догадкой: «Л не слышал ни одного слова, которое с какой-нибудь степенью достоверности или хотя бы вероятности указывало бы на действительно враждебные по существу действия испанских вооруженных сил». Представитель Великобритании А. Кадоган выступил с подробным опровержением представленных обвинений как «угрозы миру». Многие из положений доклада Ланге основываются «на позициях и действиях генерала Франко в первые годы войны», в отношении же последних лет, утверждал английский делегат, приводятся лишь сомнительные факты и предположения. Он отверг самый серьезный пункт обвинения: Посольство Соединенного Королевства в Мадриде сообщило в январе, что нет никаких доказательств того, что немецкие ученые в Испании занимаются научно-исследовательской работой, относящейся к разработке новых методов ведения войны. …Союзные миссии в Мадриде следят за немецкими техническими специалистами в Испании …Большинство находящихся там немцев ведет спокойный и скромный образ жизни, надеясь избежать репатриации». По твердому убеждению англичан, требование разрыва дипломатических отношений не имеет под собой оснований. Стеттиниус заявил, демонстрируя свою «неангажированность», что Совет Безопасности должен тщательно изучить и обсудить проблему, рассмотреть все относящиеся к делу факты.
Выступление Громыко было исполнено обличительной риторики (здесь были и «фашистская гидра», и «крах политики невмешательства», и «голоса борцов за мир» и т. п.). Большое место он уделил факту посылки на советский фронт Голубой дивизии, т. е. фактическому участию Испании в войне, поддержал все польские обвинения в адрес режима Франко и высказался за принятие срочных мер.
Представитель Австралии предложил создать специальный комитет для расследования и изучения всех фактов. Большинство делегатов поддержало эту идею — за исключением Громыко и Кадогана, позиции которых были однозначны и не предполагали никакого «расследования».
Обращаясь во время дискуссии к Стеттиниусу, Громыко, пытаясь призвать его в союзники против «консервативных» наций, даже сделал такое отступление: «Известно, что гражданские войны в некоторых странах были не так уж плохи. Всем известно историческое место гражданской войны в Соединенных Штатах Америки и ее значение. Боязнь гражданской войны в Испании представляет собой оправдание бездействия в отношении насажденного Гитлером и Муссолини фашистского режима». Нетрудно предположить, какое впечатление это заявление произвело на его западных коллег…
Английские дипломаты не сумели убедить американцев выступить против создания специального комитета и «повести за собой» представителей других стран. Стеттиниус был намерен твердо следовать избранной госдепом «центристской» линии. В связи с этим британская делегация получила инструкции из Лондона голосовать за создание комитета по испанскому вопросу (27). Комитет призван был установить, «привела ли ситуация в Испании к международным трениям и является ли она угрозой международному миру и безопасности», а если это будет установлено — предложить соответствующие практические меры. В его состав вошли пять членов Совета Безопасности — Австралия (председатель), Польша, Бразилия, Китай, Франция. По итогам своих расследований комитет должен был представить в Совет доклад до 31 мая 1946 года (28).
Перед голосованием Громыко заявил, что по-прежнему считает создание комитета ненужным, но не стал пока применять права вето и воздержался. Все остальные 10 членов Совета проголосовали «за». Подкомитет по испанскому вопросу работал с 29 апреля по 31 мая 1946 года. Всего состоялось 17 заседаний. Комитет собрал и изучил множество документов, /41/ полученных от государств — членов ООН, проанализировал розданные им анкеты, провел ряд встреч. Ни о каких попытках послать комиссию в Испанию, чтобы изучить вопрос на месте, или встретиться с представителями испанского правительства, речи не было.
Впервые с трибуны Подкомитета публично заявило о себе республиканское правительство Хираля, вручившее меморандум, в котором, в частности, утверждалось, что Испания уже располагает «самой мощной военной машиной во всей Западной Европе» (29).
31 мая Подкомитет представил свой доклад. Этот документ призван был стать отражением выработанного компромиссного подхода, приемлемого для всех членов Совета Безопасности. С одной стороны, его авторы стремились не допустить, чтобы их выводы могли хотя бы в какой-то степени трактоваться как оправдание Франко, с другой — председатель комитета, австралийский министр иностранных дел Г. Эватт был твердым сторонником принципа невмешательства во внутренние дела государств (именно он предложил внести соответствующую статью в Устав ООН на конференции в Сан-Франциско). Поэтому в плане предложенных мер воздействия комитет не слишком далеко ушел от уже принятых ранее международных деклараций. Доклад не подтвердил обоснованность обвинений франкистской Испании в проведении разработок атомного оружия, а также в подготовке нападения на Францию и т. п. Так как политика Франко не создает «непосредственной угрозы», как это трактует ст. 39 Устава, Подкомитет основывал свои заключения на главе VI (ст. 34), а не VII, то есть не предлагал применения к Франко мер принуждения и санкций. Он признал, что режим Франко не является миролюбивым; он действительно имеет фашистское происхождение и природу; продолжает применять методы преследования против политических противников; он не угрожает миру, однако деятельность его «создает ситуацию, являющуюся потенциальной угрозой для международного мира и безопасности».
Подкомитет рекомендовал в связи с этим: а) поддержать авторитетом Совета Безопасности принципы, изложенные в Трехсторонней декларации от 4 марта;
б) передать собранные материалы и сам вопрос на рассмотрение Генеральной Ассамблеи ООН вместе с рекомендацией, чтобы была принята резолюция о немедленном прекращении всеми членами ООН дипломатических отношений с правительством Франко;
в) Генеральному Секретарю предпринять шаги к информированию всех членов ООН о рекомендациях Совета (30).
С 6 по 26 июня проходило обсуждение доклада в Совете Безопасности. Оно вылилось в непримиримое столкновение подходов, выдвинутых советской и английской делегациями. Американский представитель сумел добиться серьезного изменения в тексте доклада относительно рекомендаций. Он предложил самим членам комитета внести добавление в пункт «б»: «или были приняты другие меры, которые Генеральная Ассамблея сочтет подходящими и эффективными при существующих в данный момент обстоятельствах». Члены комитета согласились, и таким образом эта поправка, значительно смягчающая смысл рекомендаций, вошла в текст без голосования в Совете (что соответствовало бы обычной процедуре) (31).
Громыко заявил, что собранные Подкомитетом материалы полностью подтвердили все обвинения против режима Франко, который представляет серьезную угрозу для поддержания мира. Однако комитет, по его мнению, не осмелился сделать правильные выводы. Советская позиция осталась неизменной и состояла в том, что вопрос не следует передавать в Генеральную Ассамблею, а решение о разрыве дипотношений с Испанией должен принять сам Совет Безопасности, который в противном случае рискует подорвать свой авторитет (32). Это чрезвычайно жесткое по тону выступление оставляло мало шансов для достижения консенсуса, учитывая, что советская делегация обладала особыми правами при голосовании.
Кадоган, в свою очередь, также выразил несогласие с тезисами доклада. Он интерпретировал их как попытку вмешательства во внутренние /42/ дела государства, «определенная угроза миру» со стороны которого осталась не доказанной. По сути, заявил он, «мы пытаемся оказать давление на Испанию, чтобы свергнуть существующий там режим», а на это Устав ООН не дает юридического права. Со всеми сделанными оговорками английский дипломат все же признал допустимым передачу испанского вопроса на рассмотрение Генеральной Ассамблеи, но при условии, что ей не будет дана рекомендация о разрыве дипломатических отношений. Кадоган внес соответствующую поправку к резолюции, которая, однако, была отклонена шестью голосами против двух, при трех воздержавшихся (33).
18 июня голосовалась сама резолюция по докладу. Предваряя голосование Громыко впервые позволил себе сделать открытый выпад против английской делегации. Он саркастически процитировал полученное накануне по каналам агентства «United Press» сообщение о том, что официальные круги в Мадриде были «в восторге», узнав об усилиях Кадогана оттянуть принятие мер против режима Франко. За этим последовало скептическое замечание Эватта: какова же будет радость Франко, когда он узнает, что один из постоянных членов Совета Безопасности поставил крест на всей работе подкомитета … Так по существу и произошло.
Резолюция голосовалась отдельно по каждому пункту. Пункт «а» набрал 10 голосов «за», один— «против» (СССР), и соответственно не был принят.
После этого с неожиданным заявлением выступил Кадоган: несмотря на все свои предыдущие возражения, он намерен голосовать за пункт «б» (о рекомендациях Генеральной Ассамблее), т. к. его поддерживает большинство Совета. «Я голосую не столько за резолюцию, — заявил он,— сколько против пренебрежения волей большинства». Но его лишь слегка завуалированный призыв остался не услышанным. Голосование по 2-му и 3-му пунктам, а также по всей резолюции в целом дало идентичный результат: девять голосов «за», один «против» (СССР) и один воздержался (Нидерланды) (34).
Таким образом, советская делегация воспользовалась правом вето и практически единолично отклонила резолюцию. Ясно, что протестуя против передачи вопроса в Генеральную Ассамблею, СССР отстаивал прежде всего свою возможность контролировать принятие решений по любому делу, рассматриваемому в Совете Безопасности, оставаясь даже не в меньшинстве, а в одиночестве.
После этого Ланге внес новое предложение: поставить на голосование свой первоначальный проект резолюции от 17 апреля,— и о том, что Совет Безопасности призывает все страны немедленно разорвать дипломатические отношения с Испанией. При голосовании 24 июня за предложение Ланге высказались только Мексика, Польша, СССР и Франция. Но у польского представителя был готов новый вариант резолюции — с выражением единодушного мнения Совета Безопасности о природе режима Франко, решением Совета держать положение в Испании под своим контролем и снова поставить испанский вопрос на обсуждение до 1 сентября текущего года. Ланге так аргументировал введение в резолюцию определенной даты: «Это возлагает на испанский народ как бы известное обязательство. Устанавливается срок, до истечении которого испанский народ должен освободиться от режима Франко. … Иначе испанский вопрос снова будет поставлен в Совете Безопасности» (35).
В проекте Ланге ничего не говорилось о возможности рассмотрения испанского вопроса на Генеральной Ассамблее ООН, более того, такая возможность фактически блокировалась: ведь пока какой-либо вопрос находился в повестке дня Совета Безопасности, Генеральная Ассамблея не имела права выносить по нему рекомендации и, строго говоря, даже обсуждать. В этом, собственно, и заключался главным смысл маневра польской делегации.
Эватт и Кадоган выступили с возражениями, которые сводились к тому, что надо обеспечить право Генеральной Ассамблеи рассмотреть испанский вопрос. Англичанин внес поправку о том, что Совет Безопасности /43/ будет держать испанский вопрос в своей повестке дня только вплоть до начала сессии Генеральной Ассамблеи. Эту поправку поддержали Франция и США. Таким образом, западные страны выступили за фактическую передачу вопроса в Генеральную Ассамблею, где отсутствовало право вето и решения принимались квалифицированным большинством, и где, как можно было ожидать, многие члены проявят должную «бдительность» в отношении вмешательства во внутренние дела.
Громыко сразу же высказался в поддержку польского проекта, хотя оценил его как недостаточный и не соответствующий серьезности обстановки в Испании. Мотивировал он свою позицию парадоксальным образом: заявил, что готов согласиться с резолюцией, поскольку «Совет Безопасности в результате длительного рассмотрения вопроса оказался неспособным принять какое-либо лучшее решение».
Ситуация была фактически тупиковой. Последней попыткой выйти из нее было создание редакционного комитета в составе Австралии, Великобритании и Польши, однако согласованного проекта резолюции он выработать не смог.
Последнее заседание Совета, посвященное испанскому вопросу (26 июня) оказалось беспрецедентным по напряженности противоборства «советско-польского» и «англо-австралийского» блоков. Борьба велась по поправкам, по процедурным вопросам, голосовались отдельные абзацы и даже фразы проекта резолюции (36). Громыко настойчиво использовал право вето при голосовании каждого пункта, который «угрожал» передачей испанского вопроса на рассмотрение Генеральной Ассамблеи ООН. Его непримиримая позиция дала повод Эватту заявить: «Г-н Громыко должен понять, что его «нет» не может применяться к каждому из представленных предложений, до тех пор, пока не останется только его собственное предложение! …». Все эти сложные маневры, «увенчавшие» обсуждение вопроса, по сути, отражали реальную слабость позиции советской делегации.
Итоговая резолюция содержала лишь положение о том, что Совет Безопасности «оставляет ситуацию в Испании под своим наблюдением и сохраняет в списке дел, находящихся на его рассмотрении с тем, чтобы в любое время быть готовым принять необходимые меры». Фактически это означало отсутствие какого-либо ощутимого результата всей полугодовой антифранкистской эпопеи. Как английские, так и советские планы в отношении Испании остались нереализованными, а республиканское правительство Хираля «союзники» попросту проигнорировали.
Официальная советская оценка итогов обсуждения испанского вопроса в Совете Безопасности была дана в «Правде» 1 июля. Эти результаты были названы «худосочными» и неудачными для СБ. Ответственность за неудачу полностью возлагалась «на тех членов Совета, которые провалили предложения польского делегата порвать дипломатические отношения с франкистской Испанией, в первую очередь на Англию и СЕНА… Стремление утопить испанский вопрос в омуте юридической казуистики, переросшее к концу дискуссии в попытки вообще снять с обсуждения проблему франкистской Испании, более чем красноречиво отражает политику» этих держав в отношении гитлеровского подручного Франко. Английская и американская делегации обвинялись также в попытке умалить значение Совета Безопасности и «поставить под вопрос единогласие пяти постоянных членов Совета». Можно предположить, что эта «установочная» публикация (многие положения и формулировки которой не раз впоследствии цитировались в «Правде») исходила от Молотова.
Бездействие главного органа ООН в испанском вопросе при одновременном нагнетании обвинительной риторики составило такой баланс, который в наибольшей степени благоприятствовал Франко. С одной стороны, диктатор сумел представить дело таким образом, будто международным нападкам подвергается не его режим, а Испания и испанский народ, и использовать для укрепления своей власти чувство уязвленной национальной гордости. С другой стороны, он с удовлетворением наблюдал за нападками его противников друг на друга. /44/
В «Правде» испанская тема вновь актуализировалась в связи с десятилетней годовщиной начала «борьбы испанского народа против фашистских орд Франко». Так, 18 июля газета опубликовала статью Б. Изакова «В петле невмешательства», в которой автор утверждал, что в Испании, по заявлению самого Франко, государство преследует цель «истребления одной трети мужского населения страны». Кроме того, «франкистская фаланга создала военизированную организацию в составе десяти тысяч человек, готовящихся осуществить нечто вроде Варфоломеевской ночи: истреблению подлежат уцелевшие противники Франко», и т. п. Именно на этом фоне следовало оценивать политику невмешательства Англии и США, их роль во время обсуждения польского предложения в Совете Безопасности.
О том, что в Москве внимание к испанским делам не ослабевало, свидетельствует «сов. секретный» документ, рассматривавшийся министерством иностранных дел в августе—сентябре 1946 года. На документе имеется датированная 4 сентября резолюция Молотова. Автор документа, ссылаясь на то, что во Франции находится множество испанских эмигрантов, действуют республиканские организации, связанные с подпольем, и т. п., предлагал «возложить на посольство во Франции собирание для МИД СССР разносторонней информации по Испании и поддержание связей с испанскими республиканскими и демократическими организациями». Надо полагать, сбор информации велся и ранее (и через другие ведомства), теперь же планировалось эту деятельность организовать на новом уровне: «командировать в Париж для работы в посольстве по испанским делам квалифицированного дипломатического работника» (37).
23 октябре в Лейк-Саксесе начала работу сессия Генеральной Ассамблеи ООН. В отчетном докладе, с которым генеральный секретарь ООН Трюгве Ли выступил 24 октября, испанский вопрос был затронут в качестве одной из важных международных проблем, причем именно в контексте взаимоотношений между великими державами: «Пока будет сохраняться в Испании режим Франко, он останется постоянной причиной недоверия и несогласия между основателями ООН… Надеюсь, что те, кто привел нас к победе и миру, найдут способы и средства, благодаря которым свобода и демократическое правительство будут восстановлены в Испании». Роль Генеральной Ассамблеи Трюгве Ли видел в том, что она «может оказать ценную услугу, дав своим органам и государствам-членам ООН общие указания об их отношении к режиму Франко» (38).
Представители целого ряда стран поддержали инициативу генерального секретаря по Испании. Среди них— многие латиноамериканские страны, Польша, Югославия и др. Не упоминая о возможной роли Генеральной Ассамблеи, а в первую очередь «разоблачая» защитников Франко, Молотов заявил: «…некоторые великие державы взяли на себя моральную ответственность за бездействие в отношении опасного очага фашизма в Европе». Кроме того, испанский вопрос он затронул в связи с отстаиванием принципа единогласия пяти держав в Совете Безопасности: право вето он назвал фундаментом ООН. Ситуация вокруг Испании все отчетливее воспринималась как узел противостояния между СССР и его недавними союзниками по антигитлеровской коалиции. Так, делегат Кубы заявил: «Мы должны принять все меры против вспышки тлеющей испанской проблемы, чтобы она не превратилась в яблоко раздора между Востоком и Западом» (39).
31 октября при утверждении повестки дня Генеральной Ассамблеи в нее был включен испанский вопрос. Основанием для этого стало письменное обращение делегаций Бельгии, Чехословакии, Дании, Норвегии и Венесуэлы к генеральному секретарю ООН (40). Но чтобы обсуждение стало возможным, необходимо было снять этот вопрос с повестки дня Совета Безопасности.
Среди советских дипломатов вначале не было единства мнений относительно целесообразности такого шага. В «Справке по испанскому вопросу» от 29 октября 1946 г. (хранящейся в фонде референтуры ООН Архива внешней политики РФ) сообщается, что глава испанского республиканского /45/ правительства Хираль обратился к Молотову с просьбой о снятии испанского вопроса с повестки дня СБ, с тем чтобы он мог быть рассмотрен Генеральной Ассамблеей. «Просьба Хираля вызвана тем,— сообщает автор, зав. отделом МИД по делам ООН А. А. Рощин,— что он надеется собрать две трети голосов в Ассамблее в пользу рекомендации о разрыве членами ЮНО [ООН] дипломатических отношений с Франко … Тов. Молотов внес предложение об удовлетворении просьбы Хираля … и одновременно запросил мнение тов. Громыко по этому вопросу. Тов. Громыко отрицательно отнесся к такому предложению и в свою очередь предложил воздержаться при голосовании в том случае, если какая-либо страна внесет [такое] предложение…» (41). Как видим, все же речи о вето в ответе Громыко не было, он возражал лишь против снятия вопроса по инициативе СССР.
30 октября в Совете Безопасности Ланге внес предложение снять испанский вопрос с повестки дня Совета и «передать Генеральной Ассамблее все отчеты и документы». Оно не встретило возражений со стороны Громыко и при голосовании 4 ноября было принято единогласно. Первой свои предложения представила польская делегация: в письме на имя председателя Генеральной Ассамблеи П. Спаака от 1 ноября содержался проект резолюции «с призывом о разрыве дипломатических отношений». Во вступительной части делались ссылки на резолюцию Генеральной Ассамблеи от 9 февраля 1946 г. и на заключение Подкомитета по испанскому вопросу. Предполагалось, что Генеральная Ассамблея рекомендует «каждому члену ООН прекратить на будущее время дипломатические отношения с режимом Франко». Во втором польском письме предлагался проект резолюции «относительно исключения франкистского правительства Испании из органов и учреждений, основанных Организацией ОН или связанных с ней». Дополнение к польскому проекту внесла делегация Белорусской ССР — она требовала разрыва не только дипломатических, но и экономических отношений между государствами — членами ООН и франкистской Испанией (42).
Американский проект, составленный председателем сенатского комитета по международным делам Т. Коннели, был внесен 3 декабря. В нем режим Франко характеризовался в более резких, чем ранее, выражениях: «Генеральная Ассамблея ООН убеждена, что фашистское правительство Франко в Испании, которое было силой навязано испанскому народу при помощи держав оси, которое оказывало материальную помощь державам оси во время войны, не представляет испанский народ; из-за его существования Испания лишена возможности быть представленной в ООН». Рекомендательная часть была, однако, гораздо более сдержанной: «Режим Испании должен быть отстранен от участия в международных агентствах, образованных по инициативе ООН, от участия в конференциях и другой деятельности под эгидой ООН, пока не будет сформировано новое приемлемое правительство». И, наконец, последний пункт гласил, что испанский народ должен сам определить форму будущего правления, а генерал Франко должен передать власть временному представительному правительству (43).
Всего на имя председателя Генеральной Ассамблеи Спаака поступили предложения от 13 стран Европы и Америки, но основных, принципиально различающихся, проектов было два — польский и американский. Их обсуждение проходило в Первом комитете Генеральной Ассамблеи 3—4 декабря 1946 года. Там развернулись острые дискуссии относительно способов воздействия на Франко, при этом практически все выступавшие осуждали франкистский режим как фашистский и диктаторский (его защищали лишь несколько латиноамериканских стран). Ланге добавил новые аргументы: существуют два испанских правительства, признанных разными членами ООН; «внутреннее угнетение испанского народа представляет опасность, так как может привести к гражданской войне, в которой противоборствующие стороны будут поддержаны различными членами ООН». Американский и британский представители вновь выступили против «иностранного вмешательства», которое могло бы способствовать разжиганию гражданской войны в Испании. Интересно, что, возражая польскому делегату, Коннелли фактически повторил его доводы: «Разрыв дипломатических /46/ отношений и экономические санкции приведут только к ухудшению положения испанского народа, созданию политического и экономического хаоса в стране, ведущего к гражданской войне. Ситуация создаст международные осложнения, так как каждая из сторон будет добиваться помощи у разных членов ООН». Он добавил, что более благоприятный момент для принятия мер в отношении Франко наступит после восстановления разрушенной войной Европы (44).
Серьезные добавления к американскому проекту предложил представитель Бельгии: а) Генеральная Ассамблея «рекомендует, чтобы, если в течение представляющегося достаточным периода времени перечисленные выше условия осуществлены не будут, Совет Безопасности рассмотрит мероприятия, необходимые для урегулирования ситуации»; б) «рекомендует также, чтобы тем временем все члены ООН отозвали из Мадрида, в виде предупреждения, своих послов и полномочных министров, ныне там состоящих» (45).
На заседании 4 декабря выступил Громыко. «Некоторые государства в Генеральной Ассамблее не хотят применять против Франко эффективных мер и отстаивают политику бездействия,— заявил он.— Советская делегация считает, что минимум, на что должна была бы пойти Генеральная Ассамблея,— это принятие предложения, внесенного делегацией Польши … Что касается проекта резолюции, внесенного делегацией США, то …она является недостаточной, чересчур слабой, …она содержит чуть ли не призыв к Франко и его клике о добровольной передаче власти». Он заявил, что советская делегация поддержит польскую резолюцию (46).
Согласия среди членов Комитета, таким образом, добиться не удалось. Ввиду сложности ситуации было принято решение создать редакционный подкомитет и поручить ему выработать проект резолюции для представления Генеральной Ассамблее. В подкомитет вошли представители 18 стран: 5 постоянных членов Совета Безопасности и все, кто вносил предложения. В качестве основы обсуждения в подкомитете был выбран проект Коннелли, «с тем, чтобы одновременно были приняты во внимание другие проекты и поправки». Подкомитет заседал в течение 6—8 декабря, в результате был выработан следующий текст. Вступление состояло из «вводной части» предложения США и обширного фрагмента из предложения Польши (ссылка на выводы доклада подкомитета по испанскому вопросу), В части рекомендаций был принят один пункт, предложенный США (об устранении Испании от участия в органах ООН), и к нему добавлена совместная поправка пяти латиноамериканских стран — об отказе поддерживать дипотношения с Франко. В ходе обсуждения Коннелли «стойко сопротивлялся всем предложениям, предусматривающим призыв к разрыву дипломатических отношений или экономическим санкциям» (47). Однако было ясно, что большинство склоняется к коллективным дипломатическим мерам в той или иной форме, и что ограничиться подтверждением прежних резолюций и призывов не удастся.
9 декабря предложения поступили на рассмотрение Первого комитета, где борьба возобновилась. Коннели внес свой изначальный проект, без исправлений подкомитета, в качестве «поправки», его поддержали Нидерланды, Великобритания, Куба, Сальвадор. Ланге в связи с этим заявил, что первоначальный текст США апеллирует не к членам ООН, а к испанскому народу, чтобы он сменил правительство; но так как ООН отвергает сотрудничество с Франко, любой призыв к народу будет означать гражданскую войну (48).
Резолюцию редакционного подкомитета поддержали СССР, Франция, Польша, Мексика и др. В результате голосования «поправка» Коннелли была отвергнута. Принятая за основу резолюция подкомитета в ходе обсуждения подверглась новой доработке. Вместо пункта из латиноамериканской поправки были вставлены оба пункта из предложения Бельгии. За резолюцию в целом проголосовали представители 23 стран (Австралии, Бельгии, Белоруссии, Великобритании, СССР, Мексики, Франции, Польши и др.). США воздержались (49). /47/
Итоговая резолюция Комитета подтверждала все принятые ранее решения по франкистской Испании (в Сан-Франциско, Потсдаме и Лондоне), а также выводы Подкомитета Совета Безопасности, квалифицировала режим Франко как фашистский, навязанный испанскому народу Гитлером и Муссолини. В качестве конкретных мер воздействия предлагалось: подтверждение отказа в приеме Испании в ООН и созданные при ней органы; рекомендация всем государствам — членам ООН — отозвать своих послов из Мадрида (без формального разрыва дипотношений); поручение Совету Безопасности вновь вернуться к испанскому вопросу, если в течение «разумного времени» ситуация не изменится.
Таким образом, Первый комитет сумел подготовить и принять компромиссный вариант резолюции, однако фактических сторонников у него набиралось пока меньше половины членов.
В Генеральной Ассамблее обсуждение резолюции происходило 12 декабря. Желающих принять в нем участие записалось так много (только латиноамериканских стран — 16), что время выступления и число выступающих пришлось строго ограничить. Делегаты Франции, Польши и др. высказались в том смысле, что резолюция, конечно, слаба и недостаточна, но ее следует принять в качестве демонстрации конкретной поддержки ООН испанскому народу. Громыко также заявил, что рекомендуемые шаги являются «тем минимальным, на что должна пойти Генеральная Ассамблея», хотя полный разрыв дипотношений с франкистской Испанией был бы вполне оправданной мерой. С наиболее развернутым изложением позиции непримиримых противников резолюции выступил представитель Аргентины. Он заявил, что проблема является внутриполитической и ее разрешение вообще не входит в обязанности ООН. Дальнейшее муссирование испанского вопроса «скорее приведет к новой войне, чем будет содействовать поддержанию мира», а утверждение, что испанское правительство является потенциальной угрозой миру, не выдерживает критики. Аргентинец разъяснял: многие заявляют, что спокойствию и безопасности мира угрожает коммунизм, другие в том же самом обвиняют «империалистический капитализм», однако никто не предлагает вмешательства во внутренние дела коммунистических или же капиталистических стран, чтобы изменить существующий там режим. С другой стороны, Испанию обвиняют в отсутствии демократического правления, но подобная претензия также может быть предъявлена отнюдь не только ей (50).
Представители Великобритании и США высказались против рекомендации Совету Безопасности вернуться в будущем к рассмотрению «надлежащих мер», так как это противоречит Уставу ООН: Совет должен сам решать, следует ли ему принимать меры. Делегация Великобритании внесла предложение голосовать этот пункт отдельно; он был принят 29 голосами при 8 «против» и 11 воздержавшихся. Резолюция в целом была принята 34 голосами (на этот раз среди них были и США), против проголосовали 6 стран (все — латиноамериканские, во главе с Аргентиной), воздержались 13.
Большинство участников обсуждения — членов ООН — проявили явную заинтересованность в принятии резолюции, поэтому главным оппонентам в испанском вопросе пришлось пойти по пути сложного поиска некоей средней линии, без претензий на достижение невозможного. При этом США и Великобритания сумели не допустить принятия рекомендации о разрыве дипломатических отношений с Испанией, а Советский Союз смог поставить новый барьер на пути возможной нормализации в ближайшем будущем отношений между Франко и западными державами.
Другой вопрос — в какой степени и каким образом резолюция могла повлиять на развитие ситуации в самой Испании, на власть Франко. Изоляция франкизма обернулась немалыми трудностями для страны и народа, но сам режим сумел даже стабилизироваться и консолидироваться, а каудильо — закрепить за собой, в условиях «нападок» из-за рубежа, титул национального лидера и спасителя от ужасов новой гражданской войны. Кроме того, за принятым решением уже явно не стояло ничьей (даже /48/ советской) подлинной решимости действовать. Франко не мог не оценить того, что документ от 12 декабря — это максимум, на что смогло решиться «мировое сообщество», а именно — чрезвычайно резкое осуждение при весьма ограниченных мерах воздействия. По большому счету брать на себя ответственность за будущее Испании ни все великие державы вместе, ни кто-либо из них по отдельности не собирались.
Единственный действительно важный пункт резолюции — о подключении к испанской проблеме Совета Безопасности — так никогда и не вступил в силу. В соответствии с рекомендацией резолюции своих послов из Испании отозвали три страны — Великобритания, Сальвадор и Нидерланды (однако во главе посольств были оставлены дипломатические представители более низкого ранга). Остались в Мадриде послы Ватикана, Португалии, Ирландии и Швеции, в январе 1947 г. к ним присоединился новый посол Аргентины. Остальные страны в это время уже не имели в Испании представительства на таком уровне. В целом же большинство исследователей согласны в том, что дебаты вокруг испанского вопроса в 1946 г. в конечном счете способствовали укреплению режима Франко.
Резолюция от 12 декабря 1946 г. — один из последних достигнутых между «Востоком» и «Западом» политических компромиссов в преддверии «холодной войны».
Примечания
1. Espana у ONU. Vol. 1. Madrid. 1978, p. 30.
2. FRUS. 1945. Vol. 1. Washington, 1971, p. 1166—1167, 1358—1360; Espana у ONU. Vol 1, p. 30; Documents of United Nations Conference of International Organization. San-Francisco. 1945. Vol. 6. N. Y.; 1945, p. 152—162.
3. Правда, 22.VI.1945.
4. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Потсдам. Т. VI. М. 1984, с. 301, 334.
5. FRUS. 1945. Vol. 5, р. 698.
6. PORTERO F. Franco aislado: la cuestion espanola (1945—1950). Madrid. 1989, p. 118—119.
7. FRUS. 1945. Vol. 5, p. 705, 707.
8. PORTERO F. Op. cit., p. 139.
9. Правда, 13.1.1956.
10. PARTEROF. Op. cit., p. 140—144; РОЗАНЦЕВА H. А. Франция в ООН. 1945—1980. M. 1984, с. 72.
11. FRUS. 1946. Vol. 5, p. 1030, 1033—1036.
12. FRUS. 1946. Vol. 2, p. 678.
13. Правда, 19.1.1946.
14. ООН. Генеральная Ассамблея. Офиц. отчеты. 1-я сессия, 1-я часть. Пленарные заседания. Лондон. 1946, с. 189; ООН. Генеральная Ассамблея. Резолюции, принятые Генеральной Ассамблеей на 1-й части ее 1-й сессии. Лондон. 1946, с. 41, 191.
15. Правда, 2 и 3.III.1946.
16. FRUS. 1946. Vol. 5, p. 1043—1044; РОЗАНЦЕВА Н. А. Ук. соч., с. 73.
17. PORTERO F. Op. cit, p. 147—148; FRUS. 1946. Vol. 5, p. 1048—1049.
18. Espana у ONU. Vol. 1, p. 61—62.
19. АВП РФ, ф. 06 (Секретариат В. М. Молотова), оп. 8, папка 34, д. 536, л. 2.
20. FRUS. 1946. Vol. 5, p. 1047—1048.
21. АВП РФ, ф. 06 (Секретариат В. М. Молотова), оп. 8, папка 34, д. 533, л. 1—4.
22. Устав ООН и Статут Международного суда. М. 1945, с. 18; FRUS. 1946, Vol. 5, p. 1058— 1059.
23. О. Ланге был принят И. В. Сталиным (вместе с В. М. Молотовым) 17 мая 1944 г., беседа продолжалась более двух часов.— Исторический архив, 1996, № 4, с. 76; SIEROCKI Т. Oscar Lange. Warszawa. 1989, S. 148—154, 183—186.
24. FRUS. 1946. Vol. 5, p. 1065—1069.
25. Ibid, p. 1070—1072.
26. ООН. Совет Безопасности. Офиц. отчеты. 1-й год. 1-я серия. № 2. Нью-Йорк. 1946, с. 87—103, 123. /49/
27. PORTEROF. Op. cit., p. 166—167.
28. ООН. Совет Безопасности. Офиц. отчеты. 1-й год. 1-я серия. № 2, с. 131—132.
29. Правда, 20, 25, 29.V.1946.
30. ООН. Совет Безопасности. Офиц. отчеты. 1-й год. 1-я серия. № 2, с. 183—184.
31. Там же, с. 184.
32. Там же, с. 188—189.
33. Там же, с. 193—194, 206.
34. Там же, с. 208.
35. Там же, с. 214—216, 222.
36. Там же, с. 221—241.
37. АВП РФ, ф. 06, оп. 8, д. 534, папка 34, л. 16—17.
38. ООН. Генеральная Ассамблея. Офиц. отчеты 2-й части 1-й сессии. Нью-Йорк. 1952, с. 13.
39. Там же, с. 82, 104.
40. United Nations. General Assembly. First Committee. Summary Records of Meetings 2nov.— 13 dec. 1946. Lake Success (New York), [б. г.]. Annexes, p. 352 (Далее— First Committee).
41. АВП РФ, ф. 433, on. 1, папка 1, д. 19 (1946), л. 50.
42. ООН. Совет Безопасности. Доклад Генеральному секретарю ООН за период с июля 1946 по июнь 1947 г. Нью-Йорк. 1947, с. 11; ООН, Генеральная Ассамблея. Комитет 1. [1946— 1947]. А/С. 1/24,25; First Committee, p. 354.
43. FRUS. 1946, Vol. 5, p. 1080—1081.
44. First Committee, p. 228, 239—240.
45. ООН. Генеральная Ассамблея. Комитет 1. [1946—1947]. A/C.l/107.
46. Правда, 9.XII.1946.
47. ООН. Генеральная Ассамблея. Комитет 1. [1946—1947]. А/С.1/128. Доклад подкомитета по испанскому вопросу; FRUS. 1946. Vol. 5, р. 1081.
48. First Committee, p. 296.
49. См.: Правда, 13.XII.1946; FRUS. 1946. Vol. 5, p. 1082; First Committee, p. 302—305.
50. ООН. Генеральная Ассамблея. Офиц. отчеты 2-й части 1-й сессии, с. 256—265.
