Кострикова Е.Г. * Общенациональный кризис 1917 г. в России (по материалам русской прессы). (2017) * Статья

Февральская революция дала исторический шанс всем политическим силам в России реализовать на практике свои теоретические построения. Но никто, кроме большевиков, не смог дать адекватных ответов на запросы времени.


Кострикова Елена Гавриловна, Институт российской истории РАН, ведущий научный сотрудник, доктор исторических наук.


СКАЧАТЬ В PDF


Вокруг истории Великого Октября нагромождено много лжи. Тем, кто не хочет признавать закономерность и объективную неизбежность революции 1917 г. в России, выгодно представлять ее как масонский заговор, осуществленный благодаря финансовой поддержке англичан, французов или немцев. Лишь добросовестное изучение исторических источников позволяет разобраться в характере развивавшегося в России революционного процесса, понять истинную природу эпохального события, осветившего собою весь ХХ век.

Февральская революция, свергнувшая самодержавие, была результатом глубочайшего экономического, социального и политического кризиса, назревавшего в течение десятилетий. Первая мировая война до предела обострила классовые противоречия. В условиях войны революционная ситуация в стране складывалась очень быстро. Кризис охватил все структуры государства, все сферы общественной жизни. Авторитет царя и царской семьи резко упал из-за распутинщины, министерская чехарда дискредитировала правительство. Коррупция, как ржавчина, разъедала государственный механизм. Кризис верхов был столь глубоким, что выход из него путем дворцового переворота был невозможен. У самодержавия практически не осталось сторонников. Авторитетный журнал либерального направления «Вестник Европы» писал: «На стороне правительства нет ни одной законодательной палаты, ни одного сословия, ни одной партии, кроме безнадежно и быстро тающей группы крайне правых, ни одного органа печати, кроме содержимых на казенные средства, ни одной общественной организации, кроме окончательно дискредитированных союзов, именующих себя монархическими, но менее всего служащих истинным интересам монархии»[1].

В. И. Ленин, находясь в эмиграции, пристально следил за развитием событий в России. В последнее время получила широкое распространение политическая спекуляция — утверждение, что вождь пролетариата разуверился в возможности революции. При этом ссылаются на замечание, промелькнувшее в частном письме. Но настоящий вес имеют публичные высказывания Владимира Ильича. 9 (22) января 1917 г., выступая перед молодыми социал-демократами в Швейцарии, он сделал вывод: «Европа чревата революцией. Чудовищные ужасы империалистической войны, муки дороговизны повсюду порождают революционное настроение, и господствующие классы — буржуазия, и их приказчики -правительства, всё больше попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они вообще не могут найти выхода»[2]. Ленин лучше всех понимал, что в нашей стране все предпосылки революции созрели в полной мере.

О том, как Россия, шаг за шагом, прошла путь от Февраля к Октябрю, можно судить по материалам русских газет. Представляя весь политический спектр, они дают достаточно полную и объективную картину происходившего в те великие и драматические дни.

Как приближалась катастрофа царизма? Об этом свидетельствует русская пресса начала 1917 г. Тревожные вести поступали из самых разных уголков Российской империи. Власть теряла все нити управления и контроля над ситуацией. Положение ухудшалось с каждым днем. На страну надвигалась угроза голода и хозяйственной разрухи. Самая осведомленная и влиятельная либеральная газета «Русское слово» сообщала о положении, сложившемся к январю 1917 г. в Оренбурге: «В каждом заседании городская Дума обсуждает вопрос о надвигающемся на город голоде, но никак не может найти выхода из критического положения … Характерно, что в городе имеются 5 различных уполномоченных по продовольствию. Деятельность их, однако, кроме вреда, ничего не приносит. Населению грозит голод, какого ещё не бывало в крае, считающемся житницей России». Не менее тревожные известия приходили из другого зернового центра — Владикавказа: «Настойчиво встает перед населением перспектива остаться без хлеба, хотя город лежит в хлеборобном регионе». Казалось бы, необходимо принять экстренные меры, но прошел месяц и ничего не изменилось. Царская бюрократия просто не знала, что ей делать. В конце 1916 г. правительство попыталось бороться со спекуляцией путем принудительного изъятия зерна у крестьян, т. е. ввело продразвёрстку. «Русское слово» сообщало: «Все попытки, предпринятые правительством для регулирования цен, распределения перевозок и т. д. привели к прямо противоположным последствиям, создали нелегальный рынок с нелегальными способами передвижения, распределения и нелегальными ценами, доходящими до чудовищных размеров»[3]. Голод разрастался, и в телеграммах из провинции (Твери, Симбирска, Харькова, Курска, Костромы, Новгорода, Житомира) уже звучали вопли отчаяния и полной безысходности[4].

И, наконец, свершилось то, что многие уже давно предчувствовали и чего ожидали. «Русское слово» писало: «Великие, исторические дни переживает великая Россия в настоящий момент. Чаша долготерпения многострадального русского народа переполнилась…». Журнал «Вестник Европы» провозгласил: «С незабвенного дня 27 февраля 1917 г. начинается новая эпоха российской истории. Старый, прогнивший насквозь государственный строй, поддерживаемый жестокими мерами насилия и беззакония, низвергнут единодушным порывом народа и армии. Власть, угнетавшая и разорявшая страну, пала в бесславной борьбе с собственным народом»[5]. Это — свидетельства либералов. А что же монархисты? Ведущий публицист влиятельной газеты консервативного направления «Новое Время» М. О. Меньшиков выступил со статьей с красноречивым названием «Жалеть ли прошлого?». Убежденный монархист и националист, известный независимостью мнений, которого трудно заподозрить в симпатиях к революции и революционерам, говорит с удивительной откровенностью: «Спрашивается, стоит ли нам жалеть прошлого, если смертельный приговор ему был подписан уже в самом замысле трагедии, которую переживает мир? И не один, а два приговора ибо, в самом деле, не мог же несчастный народ русский простить старой государственной сухомлиновщине (Сухомлинов — военный министр царского правительства — Е. К.) того позора, к которому мы были подведены параличом власти? Мне кажется, последний наш император поступил совершенно благоразумно, подписав свое отречение от престола. Обреченность самодержавия гремела в мире, начиная уже с севастопольского погрома (т. е. поражение в Крымской войне 1853-56 гг. — Е. К ), подтверждена была с подавляющею убедительностью на полях Маньчжурии (т. е. в русско-японской войне 1904-05 гг. -Е. К.) и трубой архангела удостоверена в катастрофе 1915 года. Жалеть ли прошлого, столь опозоренного, расслабленного психически-гнилого, заражавшего свежую жизнь народную только своим смрадом и ядом? Я думаю, жалеть о многовековом омуте, из которого мы только что выскочили, не приходится»[6].

В результате Февральской революции в России сложилась уникальная ситуация — двоевластие. Одновременно возникли два центра политической власти: Временное правительство и Петроградский Совет рабочих депутатов. Двоевластие означало одинаковую возможность для проведения как буржуазных реформ, так и более широких демократических преобразований. Газета «Правда» разъясняла трудящимся: «Царская монархия разбита, но ещё не добита. Октябристско-кадетское буржуазное правительство, желающее вести «до конца» империалистическую войну, на деле приказчик финансовой фирмы «Англия и Франция», вынуждено обещать народу максимум свобод и подачек, совместимых с тем, чтобы это правительство сохранило свою власть над народом и возможность продолжать империалистическую бойню. Совет рабочих депутатов, организация рабочих, зародыш рабочего правительства, представитель интересов всех беднейших масс населения, т. е. 9/10 населения, добивающийся мира, хлеба, свободы. Борьба этих трех сил определяет положение, создавшееся теперь и являющееся переходом от первого ко второму этапу революции»[7].

Реальную силу Петроградского Совета была вынуждена признать даже кадетская «Речь»: «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов играет совершенно исключительную роль среди общественных организаций и хотя уже во многих городах образовались такие же советы, но их значение не идет ни в какое сравнение с тем влиянием, на которое притязает Петроградский Совет»[8]. Однако в полной мере Петроградский Совет своей политической силы не применил, поскольку в его составе преобладали представители мелкобуржуазных партий, лидеры которых заняли соглашательскую позицию, постепенно отдавая инициативу и власть Временному правительству.

Одним из важнейших вопросов, стоявших в повестке дня, был вопрос о мире, без решения которого невозможно было выйти из того глубокого кризиса, в котором оказалась страна. Именно по нему разгорелись политические страсти, и произошел раздел между теми, кто хотел подлинного революционного обновления России и сторонниками «Гучковско-милюковской полумонархии». Большевики последовательно отстаивали программу, выдвинутую партией еще в 1915 г., в основе которой было требование немедленного заключения демократического мира без аннексий и контрибуций и призыв к рабочим воюющих стран свергнуть их правительства и взять власть в свои руки. Большевистские организации развернули массовую антивоенную кампанию. «Новое время» сообщало: «Орган большевиков «Правда» издает брошюру в количестве 200 тыс. экземпляров под названием: «Кому нужна война». Брошюра эта предназначена для рассылки по всей России в целях агитации в пользу прекращения войны»[9]. Меньшевики активно поддержали курс Временного правительства на продолжение войны.

Народ хотел мира. Деревня обезлюдела и обнищала. Два миллиона лошадей правительство забрало для нужд фронта. Резко упало производство сельскохозяйственной продукции. Крестьяне требовали земли. Рабочие выступали с лозунгом 8-часового рабочего дня. Революция обострила национальный вопрос. Однако Временное правительство ограничилось введением буржуазных политических свобод.

3 (16) апреля. В. И. Ленин вернулся в революционный Петроград после долгой эмиграции. В своих Апрельских тезисах он убедительно показал, что мирный переход от буржуазного этапа развития революции к социалистическому возможен. Выдвинутый им лозунг — «Вся власть Советам!» — указывал путь к такому переходу.

1 мая (18 апреля) «Правда» писала: «Мы свергли царя, мы добились политической свободы. Но господство капитала, угнетение человека человеком, наемное рабство остались. В день Первого мая мы даем обет бороться, не покладая рук, до того момента, когда будет положен конец всему капиталистическому строю — этому строю насилия и эксплуатации. Да здравствует Интернационал! Да здравствует Социализм!».

В день Первомая, когда трудящиеся России отмечали праздник пролетарской солидарности, Временное правительство направило союзным державам ноту, в которой объявляло о готовности вести войну «до победного конца». Маски были сброшены. До этого момента многие ещё верили, что власть поймет общенародное желание мира. Правительство же резко и определённо высказалось за продолжение империалистической бойни. И тогда народ сказал свое веское слово. 20 и 21 апреля (3 и 4 мая) на улицы Петрограда вышло не менее 100 тысяч человек. «Русское слово» с нескрываемым беспокойством писало: «Зловещие события, разворачивающиеся в Петрограде… не могут не вызывать серьезной тревоги за судьбы русской революции и дело демократии»[10].

«Нота Милюкова» спровоцировала политический кризис, в результате которого было сформировано первое коалиционное правительство с участием меньшевиков и эсеров.

С каждым днем обстановка в стране становилась все более напряженной. В обиход прочно вошло слово «разруха». «Вестник Европы» предупреждал: «… разруха достигла таких размеров, дальнейший рост которых угрожал бы самому существованию государства и завоеванной народом свободы… Одновременно с продовольственным кризисом обостряется кризис в области транспорта, в области промышленности… Тяжелый кризис переживает городское хозяйство, особенно в столицах»[11].

Газеты сообщали о недостатке продовольствия в действующей армии: «Для прокормления наших армий требуется 456 вагонов муки в день. В течение марта ежедневно грузилось по 300 вагонов муки. Недостаток пополнялся из запасов, которые ныне иссякли». «Новое время» предупреждало о грядущем голоде: «Официальные сведения открыто говорят об огромной недогрузке продовольственных припасов, как для армии, так и для городов… Грузят… только по 80 вагонов в день. Причина — отсутствие подвод и хлеба из деревень…»[12].

Присутствие эсеров и меньшевиков не повлияло на аграрную политику Временного правительства. Кроме демагогических обещаний решить проблему после окончания войны, крестьянство ничего не получило. Начались самовольные захваты помещичьих земель. Волнения достигли значительного размаха. Из газеты «Новое время»: «Симбирский губернский комиссар телеграфирует… о продолжающихся в Симбирской губернии и соседних уездах Самарской губернии аграрных эксцессах, выражающихся в арестах, по постановлению сельских комитетов, землевладельцев и управляющих имениями, произвольном захвате земли и произвольном установлении арендных цен…». «Вестник Европы» сообщал: «Известия об эксцессах и насилиях продолжают поступать из разных местностей России. Нужно надеяться, что беспорядкам скоро будет положен конец»[13]. В открытом письме делегатам I Всероссийского съезда крестьянских депутатов В. И. Ленин изложил большевистскую аграрную программу: «Вся земля должна принадлежать народу. Все помещичьи земли должны без выкупа отойти к крестьянам»[14].

Современные почитатели монархии, а вслед за ними представители либеральной буржуазии, уверяют, что Россия была близка к победе, но помешал приход большевиков. Однако свидетельства современников опровергают этот сомнительный «оптимизм». «Русские Ведомости» писали: «К концу третьего года войны признаки истощения стали обозначаться с угрожающей быстротой… Недостаток топлива вынуждает к сокращению и без того слабой работы наших фабрик, а уменьшение производительности фабричного труда… начинает также принимать угрожающие размеры». Били тревогу и лидеры крупного капитала. Конференция промышленников Юга России представила правительству записку о состоянии промышленности Донецкого и Криворожского районов, крайне важных для обороны страны: «Положение весьма близко к промышленной анархии… Совершенно очевидно, что мы идем к полному промышленному развалу, остановке предприятий, безработице и отсутствию топлива, металлов и соответствующему отсутствию необходимых предметов потребления…»[15].

Народ бедствовал, рабочие и крестьяне в солдатских шинелях погибали на фронте от пуль и снарядов, а их дети и жены умирали с голоду в тылу.

Ко всем напастям добавился сепаратизм, который взяла на вооружение местная националистически настроенная буржуазия. «Русские ведомости» сообщали о выдвинутом украинскими националистами требовании отделения от России»: «Нельзя не протестовать против той формы решения вопроса, которую предлагают наиболее крайние украинские группы… Ведь всё государство, а не одно местное население вкладывало свой труд и свои деньги, а иногда и свои жизни ради благосостояния этих частей. Ведь Новороссия, населенная теперь преимущественно украинцами, была отвоёвана от турок не одними украинцами, а всеми нами… Вся Россия… несла жертвы.., чтобы открыть себе доступ к Черному морю, а теперь этот доступ был бы вновь отрезан от России, если бы Украина превратилась в независимое государство»[16].

Перед угрозой надвигавшейся общенациональной катастрофы большевики разработали ясную, простую, но действенную программу: установление рабочего контроля над производством и распределением, над монополистическими объединениями и банками, обнародование сумм сверхприбылей, создание рабочей милиции, введение всеобщей трудовой повинности и т. п. Только такими революционными мерами можно было сломить саботаж капиталистов, покончить со спекуляцией, преодолеть голод.

Большевики вели большую разъяснительную работу среди разных слоев населения, в армии и на флоте. И везде их агитация встречала отклик у трудящихся, солдат и матросов. В начале июня в Петрограде собрался I Всероссийский съезд Советов, на котором Ленин произнес свое знаменитое: «Есть такая партия!».

Что касается Временного правительства, то оно, вопреки здравому смыслу и подлинной заботе об интересах народа и государства, в очередной раз пошло на поводу у союзников. 18 июня войска Юго-Западного и Западного фронтов начали наступление, которое за 18 дней превратилось в кошмарную череду поражений, унесших жизни почти 60 тыс. человек.

Опасаясь окончательно потерять влияние на массы, буржуазия прибегла к политическим манёврам. 2 июля министры-кадеты подали в отставку, провоцируя политический кризис. Фактически так буржуазия хотела покончить с двоевластием, отделаться от ненавистных ей Советов. Ответом стали стихийные выступления в Петрограде. Понимая, что власти только ждут повода, чтобы расправиться с народом и революцией, Петроградский комитет РСДРП (б) пытался предотвратить трагедию, но остановить возмущенные массы не удалось.

4 июля на улицы столицы вышли полмиллиона человек. И тогда Временное правительство прибегло к вооруженной силе. По демонстрантам был открыт ружейный и пулеметный огонь. Впервые после февраля власти стреляли в народ. Двоевластие закончилось. Начались репрессии против лидеров большевиков, рабочих и солдатских вожаков. Редакция газеты «Правда» была разгромлена. Шла охота на Ленина.

В эти тяжелые, полные опасности дни на первый план выходит фигура И. В. Сталина. Он взваливает на себя груз организационной работы. Вместе с остававшимися на свободе членами ЦК он готовит VI съезд РСДРП (б).

К августу кризис принял трагические очертания. Министр торговли и промышленности Прокопович заявил: «Основной вопрос, интересующий меня, — это упадок фабричной, заводской и горной промышленности. Положение угрожающее, и если будет так продолжаться дальше, то мы придём к полному развалу промышленности». Сообщая об этом, «Речь» опубликовала отчет о заседании Экономического совета при правительстве, из которого следовало, что государственный долг России достиг невероятной цифры — 60.000.000.000 рублей! Страна стояла перед экономическим и финансовым крахом. Но министры-капиталисты не хотели ничего менять. Правительство намеревалось довести рабочий день до 10 часов, «потому что теперь не время для отдыха». В опубликованной в «Речи» «Записке горнопромышленников» говорилось: «Совершенно необходимо, чтобы лозунг классовой борьбы был заменен другим лозунгом: согласование классовых интересов на благо как казны, так и других классов…»[17].

В конце июля — начале августа состоялся VI Съезд РСДРП(б). Ленин, находившийся в подполье, передал съезду свои тезисы «Политическое положение», где четко определил: «Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно. Объективное положение: либо победа военной диктатуры до конца, либо победа вооруженного восстания рабочих, возможная лишь при совпадении его с глубоким массовым подъемом против правительства и буржуазии на почве экономической разрухи и затягивании войны»[18].

Выступивший с Отчетным докладом Сталин развил ленинские идеи: «Свержение диктатуры империалистической буржуазии — вот что должно быть теперь очередным лозунгом партии». Это была новая стратегия и тактика борьбы большевистской партии — временный отказ от лозунга «Вся власть Советам». На повестке дня была Социалистическая революция. Только она могла спасти страну. Сталин указывал, что революция «врывается в хозяйственную сферу, ставя вопросы о рабочем контроле в промышленности, о национализации земли и снабжении инвентарём неимущего крестьянина, об организации правильного обмена между городом и деревней, о национализации банков, наконец, о взятии власти пролетариатом и беднейшими слоями крестьян. Революция вплотную подошла к необходимости социалистических преобразований».

Тем временем буржуазия готовилась к последнему удару. Выступая на торгово-промышленном съезде, миллионер П. П. Рябушинский заявил: «К сожалению, нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло ложных друзей народа, членов разных комитетов и советов, чтобы они опомнились»[19].

Одним из самых зловещих признаков грядущей диктатуры стал приказ 13 июля 1917 г. о восстановлении смертной казни на фронте, принятый после отступления русской армии на Юго-западном фронте.

Между тем положение в стране ухудшалось с каждым днем, неуклонно приближаясь к катастрофе. Точным показателем состояния экономики была галопирующая инфляция. По этому поводу «Новое время» напомнило, что два месяца назад экспедиция печатала бумажных денег на 35 млн. руб. ежедневно, а теперь печатает на 55 млн. руб. и денег этих не хватает: «Еще немного столь же удачных финансовых опытов… и банкротство неизбежно»[20].

В условиях разрухи, повальной нищеты и безработицы страну захлестнула волна преступности, коррупция и спекуляция расцвели буйным цветом.

Недостаток продовольствия остро ощущался даже в столицах. Обсуждался вопрос о сокращении выдачи хлеба на карточку до 1,3 фунта в день. «Утро России» сообщало о переносе начала занятий в высших и средних учебных заведениях, о сокращении числа коек в городских лазаретах, об организации бюро для содействия всем желающим выехать из Москвы[21].

Продовольственная проблема усугублялась полным развалом железнодорожного хозяйства. По данным газеты «Речь», процент неисправных вагонов достиг 25,3%, а на некоторых дорогах доходил до 50%. Кадетская газета подвела итог: «Эсеровские черновские комитеты в деревнях, эсеровские теоретики в городах создадут нам на Руси такой голод и холод, что этой их работы Русь долго не забудет»[22].

Неспособное исправить положение правительство Керенского прибегло к убогим бюрократическим приемам. Возмущенные граждане жаловались, что на подъезде к Петрограду, устроены «заставы», которые отбирают у пассажиров продукты: «если у вас три жареные курицы — вам оставляют одну…». «Речь» извещала: «Для организации и руководства распределением обуви и галош в Петрограде при Центральной продовольственной управе учреждается бюро… Порядок распределения обуви и галош среди населения каждого дома решается общим собранием жильцов. Удостоверения на право получения одной пары обуви с указанием имени, отчества, фамилии и возраста жильца будут выдаваться домовыми уполномоченными»[23]. Конфискация в пользу государства жареных кур и коллегиальное распределение галош! И эти господа хотели управлять Россией!

В поисках виновного в катастрофическом положении страны буржуазия и ее обслуга из числа интеллигенции обрушилась на русский народ, «не оправдавший», как они считали, их ожиданий: «Тот, кого звали народом-богоносцем, кто жил, как мученик, и умирал на полях битв как герой, кто из века в век горел исканием Божьей правды на земле — сбросил с себя покровы и показал отвратительный образ подлого скота и кровожадного, бессмысленного зверя»[24]. Непокорный народ следовало наказать, не стесняясь в средствах. Контрреволюция готовила введение в стране военной диктатуры.

Остановить готовившийся контрреволюционный реванш мог только народ под руководством закаленной в боях, сплоченной, безгранично доверяющей своим вождям партии большевиков. Находясь в подполье, Ленин готовился к решающему штурму. В те тревожные дни он писал: «Все признаки указывают на то, что ход событий продолжает идти самым ускоренным темпом, и страна приближается к следующей эпохе, когда большинство трудящихся вынуждено будет доверить свою судьбу революционному пролетариату»[25].

Испугавшаяся собственного народа «совесть нации» поспешила вручить судьбу страны диктатору. На так называемом «Государственном совещании», состоявшемся в середине августа в Москве, состоялись «смотрины» будущих диктаторов. Более всех «глянулся» новый верховный главнокомандующий генерал Лавр Корнилов, которого представили как «первого солдата Временного Правительства».

В то время как в Москве шло помпезное действо, события на фронте приняли драматический оборот. Газеты писали: «Рига сдана и русское оружие покрыто новым позором»[26]. Теперь непосредственная опасность нависла уже над Петроградом.

Россия неуклонно приближалась к катастрофе. Банкротство буржуазного правительства было очевидно: поражение на фронтах, экономический коллапс, разлад всего государственного механизма. Судорожные и бездарные попытки выправить положение лишь усугубляли ситуацию. Речь шла о судьбе государства. Смертельная угроза голода и холода сжималась на горле России. Провинция уже голодала по-настоящему. Обе столицы были на грани голода. В стране царили чудовищный топливный кризис и паралич железных дорог. Без сырья и энергии останавливается промышленность. «Новое время» предрекало: «К печальным событиям на фронте прибавляется новое ужасное бедствие. Мы, несомненно, накануне голодных бунтов. Наши города и вся северная часть России накануне действительного голода». Рупор монархистов «Московские ведомости» в статье «Над бездной» панически восклицал: «Последняя черта! Еще один шаг — даже не шаг, а одно только легкое движение — и мы все, вся Россия низвергнемся в бездну… Кто спасет нас?»[27].

Волнения охватывают армию. Введенные верховным главнокомандующим генералом Корниловым драконовские меры по «наведению дисциплины» вплоть до расстрела вызвали возмущение солдатских масс, но не испугали их. Воинские части на фронте и в тылу всё чаще выступают на стороне народа.

Естественно, что в этих условиях народ стремительно левел, шёл за теми политическими силами, которые боролись против войны, голода, разрухи. И впереди всех — большевики. Всё больше рабочих, солдат и беднейших крестьян осознавали неразрывность своих интересов с партией Ленина. Это были вынуждены признать даже её политические враги. Из газеты московских промышленников «Утро России» от 20 августа (2 сентября): «Над большевиками, еще недавно “униженными и оскорбленными” как будто всходит звезда исторического “успеха”. Армия их сторонников растет в числе, и вино восстания вот-вот снова ударит им в голову. 400 000 рабочих «голосовали» за них своей стачкой-протестом». Газете П. П. Рябушинского злобно вторило «Новое время: «Большевики работают, чувствуя за собой силу и власть. За них хлопочут, их освобождают, их торжественно водворяют на прежние места в советы и комитеты… Солдаты, безнадежно застрявшие в Петрограде и участвующие в выборах и митингах… дали свои голоса большевикам»[28].

Корниловский мятеж провалился. «Вестник Европы» писал: «»Первый солдат Временного Правительства» внезапно превратился в мятежника, устроителя вооруженного восстания против существующей государственной власти, представляющей собой новую революционную Россию»[29]. Именно рабочий класс, революционные солдаты и матросы, ведомые партией Ленина, не дали погубить революцию, не позволили разразиться гражданской войне. Кадетская «Речь» вынужденно признавала: «… Выступление Корнилова не могло не усилить крайние левые элементы»[30].

Выход кадетов из состава Временного правительства сузил до предела его социальную базу. Последующие шаги Керенского и Директории показали, что эта власть не только не способна предотвратить экономическую катастрофу, но ведет к её углублению.

По всем экономическим и финансовым показателям буйство кризиса осенью 1917 г. не знало предела. Страну захлестнула инфляция. Государственный долг к октябрю превысил сумму в 49 млрд. руб. Ощущалась острая нехватка кредитных билетов. Для ликвидации этого дефицита правительство выпустило массу новых бумажных денег — печально известных «керенок», которые обесценивались с каждым днём. Цены на продукты и товары первой необходимости в течение месяца выросли на 340%. И по-прежнему продолжались провальные военные действия на германском фронте, внося свой чудовищный вклад в общую картину разрухи и гибели страны и государства.

В это время Ленин завершил одну из главных своих работ, «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». В ней он сформулировал программу спасения Родины: рабочий контроль над производством и распределением, национализация банков, слияние их в один государственный банк, национализация крупной промышленности. Он указывал: «Идти вперед в России ХХ века, завоевавшей республику и демократизм революционным путем, нельзя, не идя к социализму…»[31].

Выборы в Петроградскую думу, прошедшие в начале сентября, укрепили позиции большевиков. Но то, что произошло в Москве, вызвало настоящий шок. Ещё совсем недавно, в июне на выборах в городскую думу москвичи оказали доверие эсерам, отдав им 55% голосов. Большевики тогда получили лишь 11%. Однако всего лишь за три месяца соотношение сил полностью изменилось. Выборы в районные думы, состоявшиеся 24 сентября, принесли полную победу представителям РСДРП (б) — 51,3%! Эсеры едва набрали 14%. Дружно поддержали пролетарскую партию рабочие окраины и солдаты Московского гарнизона. «Новое время» вынуждено было признать: «Московские выборы в районные думы дали чрезвычайно яркий результат. Победили большевики. Да ещё как победили!.. Трех месяцев было достаточно для того, чтобы произошел полный разрыв между эсеровской группой и её избирателями». Монархические «Московские ведомости» высказались еще более определенно: «Грозным признаком служат выборы в районные думы в Москве. За большевиками сверкают штыки темных распропагандированных солдат. Что может сделать против этого правительство? Сидящие там, в сущности, повисли в воздухе». «Русское слово» мрачно предсказывало: «Районные выборы в Москве приобретают значение, далеко выходящее за пределы специального круга чисто московских и муниципальных интересов. Это — знамение времени»[32]. Высоко оценил значение этого события В. И. Ленин.

По стране катилась волна народного гнева. Измученный войной, голодом, лишениями, которым не видно было конца, русский мужик восстал. В способность правительства хоть что-то исправить уже не верили даже те, чьи ставленники окопались в Зимнем дворце. «Беспрерывно заседает Временное правительство, заслушивает “сообщения с мест“, ужасается и шлёт телеграммы о принятии немедленных мер. Но на другой день получается телеграмма: “Все распоряжения сделаны, но не могут быть осуществлены, ибо сила не подчиняется власти!”», — писала газета «Утро России» в первый день октября.

На фронте одно поражение следовало за другим. Не успели опомниться от потери Риги, как Петроградское телеграфное агентство принесло удручающую весть о высадке германского десанта. По столице поползли тревожные слухи, которые нашли подтверждение на заседании правительства, состоявшемся 5 октября. «Газета-Копейка» сообщала: «Из доклада Керенского выяснилось, что германцы сосредоточивают весь свой флот для нанесения решительного удара нашей обороне с моря. Угроза Ревелю вполне реальна, а в случае падения Ревеля не менее реальной будет угроза самому Петрограду. Налеты цеппелинов — вопрос ближайшего времени. Предотвратить эти налеты невозможно»[33].

Последние недели существования старой России свидетельствуют об агонии режима, не способного управлять страной. Финансовый крах был неизбежен. Газеты писали: «Казна Российской республики трещит от непосильных расходов… Мы захлёбываемся в миллиардах, но мы нищие…». Перешедшая все грани экономическая катастрофа привела к остановке крупнейших и некогда прибыльных предприятий. «Речь» привела убийственную статистику. С марта по июль 1917 г. были закрыты 569 предприятий, работу потеряли 104 570 человек[34].

Не успела завершиться уборка урожая, а не только города, но и деревня уже были охвачены голодом. Регионы, производившие хлеб, препятствовали его вывозу. Представления о единой России рушились. Набирал силу местный сепаратизм. Из Екатеринодара «Утру России» телеграфировали: «Ввиду отказа Кубани продавать хлеб и отсутствия всяких других продовольственных продуктов, все побережье Черного моря положительно голодает». Особенно тяжелым и трагическим было положение в Нечерноземье: «Голод в Калужской губернии все разрастается. Весь хлеб в деревнях съеден, не осталось даже для посева. Употреблено в пищу все, что можно есть, . население утверждает, что оно начало питаться рубленой соломой, лепешками из растолченных в порошок деревянных «гнилушек» и т. д. Дети умирают массами.». Безысходность толкала голодных и измученных людей на отчаянные поступки. С теми, кто пытался нажиться на народной беде, расправлялись беспощадно. Из Курска сообщали: «В городе начались беспорядки. Купца Ворошина тысячная толпа била головой о мостовую, начальник милиции получил пролом головы, жизнь его в опасности. Войска открыли по толпе стрельбу. Положение крайне тревожное»[35].

По всей России катился вал народных выступлений. Особенно сильными, многочисленными и кровавыми они были в деревне, голодной и разоренной. Министр внутренних дел эсер А. М. Никитин признал: «. За первые десять дней сентября официально зарегистрировано свыше 250 крупных случаев аграрных беспорядков». Сообщившее об этом «Утро России» констатировало: «Анархия постепенно охватывает страну». Слово «анархия» не сходило со страниц газет. «Русские Ведомости» били тревогу: «Погромная волна растет и ширится и все больше захлестывает Россию». «Московские ведомости» предупреждали: «Начинается последний акт всероссийской трагедии. Ясно, что сила перешла в руки крайнего левого элемента нашей революции — так называемых большевиков. Правда, официально они не стоят у власти. … Однако для всякого спокойного наблюдателя, умеющего беспристрастно разбираться в текущих событиях, ясно, что фактически по всей линии торжествуют большевики»[36].

Положение на фронте становилось все более тяжелым. Немцы развивали стремительное наступление на море. Петроград оказался перед реальной угрозой неприятельского вторжения. На заседании Временного правительства Керенский внес предложение о переезде правительства из Петрограда в Москву. «Утро России», 8/21 октября сообщало: «… Обществом московских заводчиков и фабрикантов в настоящее время изыскиваются помещения для размещения в них эвакуированных из Петрограда работающих на оборону фабрично-заводских предприятий».

Всё, что происходило в России в октябре 1917 г., иначе как агонией власти не назовешь. Не было в стране ни одной сферы общественной, политической, экономической жизни, где наблюдалось хотя бы подобие порядка и организованности. Всё пришло в разлад, на всём лежала печать разрухи и бессилия. Журнал «Русское богатство», подвел итог деятельности Временного правительства с февраля по октябрь: «Важнейшие отрасли государственного ведения одна за другой приходили в катастрофическое состояние. К катастрофе приближалась продовольственная часть. Катастрофически падала добыча топлива. До катастрофических пределов достигало состояние транспорта. С неделю на неделю приходилось ждать полной остановки движения на многих железных дорогах. До катастрофических высот поднималась волна погромов»[37].

Глубоким трагизмом были проникнуты слова автора передовицы в «Русском Слове»: «Мы переживаем дни, когда даже нечуткое ухо слышит тяжелый шаг истории. Немцы овладели Рижским заливом. Правительство покидает Петроград. В этих потрясающих фактах рушится прошлое, готовится будущее России. Неприятель отбрасывает нас в допетровскую эпоху, в несколько дней и часов мы теряем то, к чему Россия стремилась веками. Такие потери ужасны, как показатель военного бессилия… Бесславно кончается «петроградский период русской революции…» Мы расплачиваемся за грехи не только 7 месяцев революции, но и за века самодержавного гнета… Россия не погибнет, конечно, как бы печально ни кончилась для нас война. Волга будет течь в Каспийское море, русский мужик будет пахать свою убогую ниву, будет тянуться нищая, нудная жизнь. Но ведь не о простом зоологическом существовании, а о существовании, достойном великой страны, поставлен вопрос в эти дни…»[38].

Не менее мрачным был прогноз «Московских ведомостей»: «Сумерки сгущаются, наступает беспросветная зимняя ночь, полная ужасов и опасностей. Как мы переживём её, много ли нас уцелеет к утренней заре… Мы наги, мы нищи, мы жалки перед застигшей нас бедой. Нам нечем защищаться, нам не на что надеяться. Наверху царит полная растерянность и безумие. Власть мечется в агонии, но ей ниоткуда нет поддержки, ни сочувствия, ни даже простого доверия»[39].

Самым тяжелым было положение с продовольствием. «Утро России» писало о том, что продовольственный вопрос вступил в фазис полной анархии: «Крестьяне, рабочие и огромная часть городского населения самовольно захватывают поезда, вагоны, нагружают их купленным по вольной цене хлебом и под своей охраной направляют его в голодные губернии»[40]. По Руси, как в XVII веке в Смутное время, бродили толпы голодных людей. Вслед за голодом хлебным наступал голод топливный. Он ощущался даже в столице. «Газета-Копейка» писала: «По распоряжению городского головы произведено срочное обследование запасов твердого и жидкого топлива на городских складах. Выяснилось, что город находится под угрозой полной остановки самых важных своих предприятий, как водопровод, трамвай, электрические станции и т. д.»[41] . Неиссякаемый поток негативной информации притуплял чувства людей и лишал их надежды. Один из авторов «Московских ведомостей» свидетельствовал: «С удивительным спокойствием перечитываешь самые ужасные известия. Мы перешли грань, за которой уже начинается ледяной холод отчаяния…»[42].

Не только монархисты, но и представители крупной буржуазии констатировали политический провал Временного правительства. «Утро России» писало: «Да, теперь уже несомненно, что группа людей, волею судьбы фактических стоящих во главе России, — так называемая «революционная демократия» и ее «полномочные органы», — одержима тяжелой формой прогрессивного паралича. Немощная и бессильная, убогая и духовно и физически»[43].

Россия стояла на пороге новой революции. Все предыдущие события, вся внутренняя и внешняя политика Временного правительства, вся деятельность буржуазных и мелкобуржуазных партий подвели страну и народ к естественному выбору: либо государственный крах, либо — вся власть Советам.

Ленин возвращается в Петроград, чтобы лично руководить подготовкой к восстанию. До события, которому суждено было открыть новую историческую эпоху, оставались считанные дни.

Февральская революция дала исторический шанс всем политическим силам в России реализовать на практике свои теоретические построения. Но никто, кроме большевиков, не смог дать адекватных ответов на запросы времени. В 1917 году победила марксистская теория, блестяще воплощенная в практику.


Примечания:

1

Вестник Европы». 1916. Декабрь.

2

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 327.

3

Русское слово. 1917. 2/15 янв., 12 /25 февр.

4

Там же. 17 февр. / 1 марта.

5

Русское слово. 1917. 2/15 марта; Вестник Европы». 1917. Февраль.

6

Новое время. 1917. 7/20 марта.

7

Правда. 1917. 9/22 марта.

8

Речь. 1917. 16/29 марта.

9

Новое время. 1917. 17/30 марта.

10

Русское слово. 1917. 22 апр./5 мая.

11

Вестник Европы. 1917. Апрель-июнь.

12

Речь. 1917. 17 /30 апреля; Новое Время. 1917. 22 апр. /5 мая.

13

Новое время. 1917. 21 апр. /4 мая; Вестник Европы. 1917. Май-июнь.

14

Солдатская правда. 1917. 11/24 мая.

15

Русские ведомости. 1917. 3(16) июня; Новое Время. 1917. 2/15 июня.

16

Там же. 1/14 июня

17

Речь. 1917. 1/14, 5/18 авг.

18

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. C. 2.

19

Новое время. 1917. 4/17 авг.

20

Там же. 3/16 авг. Русское слово. 1917. 2/15 авг.; Речь. 1917. 10/23 авг.; Утро России. 1917.^9/22 авг., 19 авг. /

21

Там же. 1 сент.

22

Речь. 1917. 5/18, 6/19 авг.

23

Там же. 5/18, 10/23 авг.

24

Новое время. 1917. 2/15 авг.

25

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. C. 52.

26

Московские ведомости. 1917. 24, 25 авг. / 6, 7 сент.

27

Новое время. 1917. 24 авг. / 6 сент., Московские ведомости. 1917. 26 авг. /8 сент.

28

Там же. 25 авг. /7 сент.

29

Вестник Европы. 1917. Июль-август.

30

Речь. 1917. 31 авг. /13 сент.

31

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. C. 192.

32

Новое время. 1917. 30 сент. /13 окт.; Московские ведомости. 1917. 27 сент. /10 окт.;
Русское слово. 1917. 29 сент. /12 окт.

33

Газета-Копейка. 1917. 6/19 окт.

34

Газета-Копейка. 24 сент. /7 окт.; Речь. 1917. 12 /25 окт.

35

Утро России. 1917. 6, 7/19, 20 окт.

36

Утро России. 1917. 1/14 окт.; Русские ведомости. 1917. 1/14 окт.; Московские ведомости. 1917. 27 сент./10 окт.

37

Русское богатство. 1917. № 11-12.

38

Русское слово. 1917. 7/20 окт.

39

Московские ведомости. 10/23 окт. Утро России. 11/24 окт.

40

Утро России. 11/24 окт.

41

Газета-Копейка». 6/19 окт.

42

Московские ведомости. 1917. 7/20 окт.

43

Утро России». 1917. 11/24 окт.


Источник: Октябрьской революции – 100 лет. Сб. ст. – М.: АИРО-ХХI. 2017

Поделиться ссылкой:
  • LiveJournal
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Tumblr
  • Twitter
  • Facebook
  • PDF

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *