Навстречу 100-летию Великой Октябрьской Социалистической Революции.
Марченкова Н.П. — кандидат исторических наук, доцент МПГУ
Непродолжительный путь по времени блок большевиков с левыми эсерами был важной вехой на пути установления однопартийности в России. Вместе с тем это был определенный опыт поиска политических компромиссов, взаимных уступок и острой полемики в условиях идейной и политической конфронтации, сложного процесса взаимодействия партий различной социалистической ориентации. Несмотря на обилие исторической литературы по этой проблеме, она сохраняет сегодня свою остроту и дискуссионность, поскольку существуют различные, подчас диаметрально противоположные точки зрения, которые вводят порой в заблуждение неискушенных читателей. Особенно популярны крайние полюса воззрений.
Одни считают, что большевики, захватив в октябре 1917 г. политическую власть, «сразу же приступили к закладке основ однопартийной диктатуры» и ни с кем не хотели делить власть[1]. Другие утверждают, что сразу после октябрьского переворота установилась двухпартийная система правления: большевики и левые эсеры вместе организовали вооруженное свержение Временного правительства, вместе запретили партию кадетов и оппозиционную печать, разогнали Учредительное собрание, изгнали из ВЦИК фракции правых эсеров и меньшевиков, и что «левые эсеры, запрещая вместе с большевиками партию за партией, сами предрешили свою судьбу». Так, известный экономист Г. Попов в одной из своих аналитических статей, базирующихся на работах В.М. Лаврова и Ю. Фельштинского, сделал «открытие» о том, что «в советское время в исторической литературе всемерно скрывалось главное: в Октябре 1917 г. в России была установлена двухпартийная советская власть. И только 6-7 июля 1918 г. большевики утвердили одно партийность, диктатуру партии Ленина»[2]. Казалось бы, все так просто и понятно.
В ряде солидных исторических изданий настойчиво проводится идея «использования левых эсеров» большевиками «для захвата и утверждения собственной власти», а сама партия левых эсеров оценивается как удобное орудие для политического манипулирования большевиков. По заключению того же Ю. Фельштинского, большевики и левые эсеры вместе готовы были «встать на путь вооруженного восстания и разгона Временного правительства», и что от поражения «большевиков спас блок с левыми эсерами — экстремистским крылом эсеровской партии, выделившимся из ПСР для того, чтобы на практике оказать большевикам помощь своими функционерами и своей крестьянской программой и тем самым спасти от неминуемого краха революцию, с которой левые эсеры отождествляли себя и большевиков»[3]. Ряд авторов изображают большевиков и левых эсеров чуть ли не сиамскими близнецами и механически используют для этого оценки, данные еще в пылу политической полемики бывшими оппонентами левых эсеров и большевиков, которые считали, что «левые эсеры — ближайшие сотрудники и рабские подражатели болыневиков» [4]. Любопытен в этой связи следующий вывод: «Расхождения между большевиками и левыми эсерами в дни подготовки октябрьского переворота и в теории, и практике следует признать несущественными… Большевистско-левоэсеровский блок обе партии считали блестящей находкой… К мысли о необходимости образования коалиции лидеры большевиков и левых эсеров пришли еще до октябрьского переворота. Тактика левых эсеров была проста: бить «направо», кооперироваться «налево» [5].
Анализ многочисленных источников позволяет утверждать, что все процессы взаимодействия большевиков и левых эсеров проходили гораздо сложнее, противоречивее и не столь прямолинейно и однозначно, как это представляется. Путь к сотрудничеству был труден и тернист, а каждый из политических партнеров, несмотря на острые разногласия, должен был с честью до конца пройти свою часть пути, который требовал от многих амбициозных и строптивых лидеров порой наступать «на горло собственной песни», чего они не хотели или просто не могли. Весь период так называемого сближения позиций с октября по декабрь 1917 г. еще до установления официального правительственного блока, когда шел довольно трудный переговорный процесс будущих союзников по левой коалиции, был, по существу, временем взаимных обвинений, нелицеприятных оценок друг друга и острой критики.
Многие факты свидетельствуют, что союзники шли навстречу друг другу вовсе не с распростертыми объятьями, не по взаимной привязанности, а под воздействием конкретных обстоятельств. По целому ряду причин: доктринальных, политических, социальных и даже нравственных, — это был блок по взаимному расчету с обеих сторон, а не по любви. В нем одновременно проявлялись две тенденции: на сближение и на разъединение. Преобладание первой из них зависело от одного мощного социального фактора, ставшего фундаментом правительственного блока. Как партии трудящихся, большевиков и левых эсеров неумолимо сближали интересы и инициатива широких народных масс накануне Октября, доведенных до отчаяния затянувшейся мировой войной, экономической разрухой и безземельем, требующих от власти мира, земли, хлеба и разочаровавшихся в вялотекущей политике Временного правительства. Все остальное (идеи, тактика, нравственные критерии и т.п.) находилось в сфере разногласий: отношение к вооруженному свержению Временного правительства, к многопартийности в условиях Советской власти, к путям выхода из экономического и политического кризиса, перспективам общественного развития страны и т.д. Об этом свидетельствовала лидер левых эсеров М. Спиридонова: «На блок с большевиками левые эсеры пошли только потому, что стихийно рабочие, солдаты и крестьяне стали сплачиваться в один орган — это было движение снизу, и с ним было нельзя бороться»[6].
Было бы слишком просто представлять левых эсеров политической «игрушкой» в руках большевиков, неким пластилином, из которого можно выделывать различные революционные фигуры, и уж тем более «рабскими подражателями», а большевиков представлять какими-то монстрами, которые пытаются всех под себя подмять вопреки обстоятельствам. История возникновения блока свидетельствует о том, что левые эсеры не были простым объектом политического манипулирования партии большевиков в Октябрьской революции, а довольно капризным, своенравным и непослушным субъектом этой великой драмы. Когда хотели, левые эсеры умели оказывать мощное давление на господствующую правительственную партию и «попортили немало крови» известным лидерам непримиримых большевиков В.И.Ленину и Л.Троцкому, склоняя их к принятию компромиссных решений в интересах общего дела. Чтобы это понять, достаточно хотя бы внимательно прочитать ряд довольно известных документов: т.35. Полн. собр. соч. В.И. Ленина, начиная с 25/Х.1917 г. по март 1918 г., с самой первой страницы и до последней насыщен ожесточенной полемикой пролетарского вождя больше всего именно с левыми эсерами в связи с их протестами по поводу политики большевиков в октябрьско-ноябрьские дни, отстаивания большевистской платформы соглашения с левыми эсерами, а также идейными спорами с ними по важнейшим судьбоносным вопросам жизни страны. Материалы работы I съезда Советов и переговоров между социалистами о конструкции власти, состоявшихся по инициативе Викжеля, протоколы ВЦИК II созыва, заседаний ЦК РСДРП(б) и др. полны накалом страстей, борьбы за партийные интересы, политическое соперничество и стремлением оказать действенное давление на позицию своих партнеров.
В качестве иллюстрации трудного пути к сотрудничеству нам хотелось бы остановиться на начальном его этапе накануне Октября и в октябре-ноябре 1917 г., который, по существу, заложил предпосылки последующих противоречий и осложнений в блоке двух советских партий, а в дальнейшем к установлению однопартийности в стране.
Накануне Октября ни одна политическая партия в России (кроме большевиков) не хотела брать на себя всю полноту власти и уж тем более, вооруженным путем. Идея коалиционной власти была наиболее распространенной в среде политических партий летом-осенью 1917 г. Правда, коалицию все политические партии понимали по-разному. Интересна позиция левых эсеров накануне октябрьского переворота, проливающая определенный свет на характер и исход борьбы политических партий.
Факты свидетельствуют, что по вопросу о власти, как и по целому ряду других принципиальных вопросов, левые эсеры имели свою самостоятельную позицию, независимо от большевиков. Накануне Октября, в дни октябрьского переворота и после него им была ближе идея «однородного социалистического правительства» (ОСП) и они, как могли, боролись за проведение в жизнь этой идеи. Не случайно левые эсеры на II съезде Советов 26 октября 1917 г., а позднее на Чрезвычайном крестьянском съезде 11 ноября заявили, что «не желают связывать себя с правительством Октябрьского переворота», настаивали на организации «однородного социалистического правительства»[7].
Накануне октября стало очевидно, что в стране не сложился такой баланс коалиционных сил, который может удержать начатую в России социальную революцию в рамках созидания, гражданского мира и демократии. Третья и последняя коалиция социалистов с кадетами во Временном правительстве явилась прямой виновницей событий, связанных с октябрьским вооруженным переворотом. Бездеятельность власти в вопросах о мире и о земле являлась мощным стимулом радикализации масс. Развитие событий все более убеждало левых в партии эсеров, что «честная коалиция» социалистов с кадетами — это не только топтание на месте, но и отход от демократии. Раскол в самой многочисленной партии был болезненным симптомом кризиса кадетско-социалистической коалиции, в которой «партия эсеров принуждена была видеть, как бессилен ее лидер Чернов в земельном вопросе — этом основном пункте ее программы, как попустительствует ее член Авксентьев арестами членов земельных комитетов, как ликвидирует дело демократии ее член Керенский» [8].
Во внутрипартийной борьбе левые эсеры все более делают акцент на однородную коалицию всех социалистических партий. Главная идея левых эсеров в это время — создание единого демократического фронта, твердо проводящего реформы в интересах трудящегося большинства, а не плутократии. Формула «однородного социалистического правительства» все более приобретала популярность в социалистических кругах, однако социалисты разных оттенков, от умеренных до большевиков, вкладывали свое содержание в эту формулу: для одних это было «однородное министерство без кадетов и большевиков», для других — «без кадетов и правых социалистов», а для третьих -«от энесов до большевиков» [9]. Таким образом, реализация формулы ОСП затруднялась резкой поляризацией внутри самой революционной демократии.
Утверждения ряда современных историков об экстремизме левых эсеров накануне Октября и однозначной их ориентации только на левый блок с большевиками представляются весьма сомнительными, если обратиться к источникам. Факты свидетельствуют, что именно в вопросе о коалиции накануне и в октябрьско-ноябрьские дни левые эсеры проявили себя не как экстремисты, а как левые центристы (внутри социалистических партий и групп), пытающиеся примирить разные полюса революционной демократии (правых социалистов и большевиков) в вопросе о конструкции власти. Нет ни одного документа, который бы подтверждал подготовку левыми эсерами вооруженного восстания против Временного Правительства. В печати, в общественных организациях левые эсеры, как могли, стремились добиться перелома в коалиционной политике революционно-демократических сил и способствовать выходу мирным путем из кризиса власти заменой правой коалиции социалистов с кадетами левой коалицией всех социалистов (без кадет). Не случайно, левые эсеры, в отличие от большевиков, не вышли из Предпарламента, в котором лидер левых эсеров Б. Камков требовал отставки всех членов Временного Правительства в отставку, а резолюция фракции левых эсеров призывала к созданию «однородной революционной власти, порвавшей окончательно с интересами имущих классов», способной вывести из «кровавого тупика войны и хозяйственной катастрофы» [10].
В то время как большевики олицетворяли ОСП только с Советами, левые эсеры (наряду с меньшевиками-интернационалистами) выдвигали идею создания ОСП, опирающегося на более широкую базу — не только на Советы, но и на др. демократические организации: местные самоуправления, кооперативы, профсоюзы, фабзавкомы, армейские организации. Вместе с тем левые эсеры считали Советы тем центром, вокруг которого могут объединяться все остальные демократические силы. В связи с этим накануне Октября левые эсеры выступали против восстания, как средства выхода из кризиса власти. Полемизируя с В.И.Лениным по вопросу о неизбежности восстания, один из лидеров левых эсеров С.Мстиславский писал: «…как путь борьбы за власть — мы должны отбросить всякую мысль о нем». Эта же идея подкреплялась резолюцией, принятой общим собранием Петергофской организации, перешедшей на позиции левых эсеров, в которой содержался призыв к созданию «однородной сильной революционной власти, ядром которой являются Советы, способной обеспечить созыв Учредительного собрания». «Признаем преступлением призывы к восстанию и будем всеми средствами вести борьбу против этого», — заключала резолюция [11].
Целесообразность ведения переговоров о создании ОСП левые эсеры видели даже тогда, когда оборвалась возможность мирного пути развития революции после октябрьского переворота, организованного большевиками, и шансы на широкую коалицию социалистов оставались уже незначительными. Вооруженное восстание повергло многих социалистов в состояние шока и проложило брешь между различными крыльями социалистических партий, затруднив переговоры о создании совместной коалиции.
На II съезде Советов обсуждение вопросов о власти и об отношении к перевороту достигло большой остроты между большевиками и социалистами. От фракции левых эсеров С. Мстиславский поддержал заявление меньшевика-интернационалиста Ю. Мартова о недопустимости кровопролития и гражданской войны и указал, что «начатый ВРК за несколько часов до открытия съезда государственный переворот пресекает всякую возможность нормального ведения работ съезда, что революционная демократия не может принять на себя ответственность за происходящее и поэтому предлагает принять немедленные меры к пресечению всяких столкновений» [12].
Демонстративный уход со съезда правых эсеров и меньшевиков в знак протеста против «захвата власти большевиками» не только не ослабил коалиционной политики левых эсеров, но и усилил их критическую позицию в отношении конструкции большевиками однопартийной власти (первого состава СНК). Примечательно заявление В. Карелина от имени левых эсеров, что «необходимо достигнуть соглашения со всеми фракциями, ушедшими со съезда, так как только правительство, которое объединит все эти элементы, способно будет вести твердую демократическую политику», что «против настоящего состава правительства фракции протестует и будет голосовать против представленного списка». Карелин указал также, что «в списке комиссаров могло бы быть несколько левых социалистов-революционеров, но фракция отказалась от этого», т.к. «хочет сыграть роль примирителя между всеми слоями демократии» [13]. «Необходимо организовать демократическую власть в самом широком масштабе», — подчеркнул один из лидеров левых эсеров Б. Камков [14].
Левые эсеры на съезде выразили недовольство диктаторскими замашками большевиков. «Мы решительно заявляем, — обратился к ним Карелин, что не допустим угроз по адресу городской думы, которую вы хотели разогнать. Вообще, агрессивная политика большевиков по отношению к другим партиям недопустима» [15]. В этом заявлении прослеживается непримиримость левых эсеров, их политическая воля и независимая позиция, однако оно носило декларативный характер, поскольку у социалистов не было механизма воздействия на новую власть. Резкая позиция левых эсеров не смутила наиболее радикальную часть большевиков, от имени которых Л. Троцкий выразил принципиальную линию лидеров большевиков на вооруженное восстание, выступил категорически против коалиции с соглашателями, ушедшими со съезда, и предложил резолюцию в очень негативных тонах осуждающую их «как контрреволюционеров» и «прислужников буржуазии». По требованию левых эсеров резолюция была снята Л. Каменевым [16].
Таким образом, большевики в ходе работы съезда могли убедиться, с каким настойчивым и несговорчивым союзником им придется иметь дело. Однако уже на съезде между большевиками и левыми эсерами зрело понимание взаимной полезности, несмотря на серьезные разногласия и разъединяющие тенденции, прозвучавшие в речах их партийных лидеров. В частности, Б.Камков на заседании своей фракции 26.Х заявил: «Для меня ясно, что организовать власть без большевиков сейчас невозможно. Гоц и другие объявили, что с большевиками они в правительство не пойдут. Не в наших интересах поддерживать политику изоляции большевиков, так как эта политика на руку Калединым и Корниловым. Те, кто ушли со съезда и шельмуют этот съезд, разрушили мост соглашения» [17]. В свою очередь, Л. Троцкий, обращаясь, прежде всего, к левым эсерам, подчеркнул, что «большевики не боятся изоляции от других групп», что лично он сам «против коалиции, но всякой группе, которая думает осуществить свою программу на деле, отказавшись от контрреволюционных мыслей, способной пойти в одну ногу, готов сказать: добро пожаловать» [18].
Как видим, разница в подходах к вопросу о власти у будущих союзников здесь четко обозначилась, но предстоял еще трудный путь к сближению в совершенно новых условиях, когда инициатива и перевес сил находились на стороне партии, организовавшей вооруженное восстание. Документы свидетельствуют, что левые эсеры в конце октября-ноября 1917 г. еще не потеряли надежд на создание новой власти в рамках ОСП на основе объединения всей революционной демократии и, выступая в роли посредника, стремились втянуть в переговорный процесс все заинтересованные стороны, но, прежде всего, старались примирить крайние полюса этой демократии (правых эсеров, меньшевиков и большевиков). Известно, например, самое активное участие левых эсеров в переговорах политических партий о создании ОСП, состоявшихся по инициативе Викжеля, в котором они имели определенное влияние. Левые эсеры добивались на переговорах создания такой коалиции, которая удовлетворяла бы, прежде всего, восставшие массы и ликвидировала кровопролитие и гражданскую войну [19]. Однако центристская позиция левых эсеров о коалиции всей революционной демократии не встретила поддержки ни со стороны правых и даже умеренных социалистов, требующих «бойкота большевиков, узурпировавших власть», ни со стороны большевиков, отказывающихся от соглашения с оборонцами [20]. Последнюю точку попытке левых эсеров примирить разбегающиеся полюса социалистов поставило заседание ЦК большевиков 1 ноября, в резолюции которого было записано: «принять участие в последней попытке левых эсеров создать так называемую однородную власть с целью разоблачения несостоятельности подобной попытки и окончательного прекращения переговоров о коалиционной власти» [21].
Таким образом, левым эсерам стало ясно, что «верхи» большевиков больше не будут участвовать в переговорном процессе по созданию ОСП, который они считали коалиционной утопией. Инициатива левых эсеров была близка к краху. Правда, до первых чисел ноября 1917 г. посредническая миссия левых эсеров еще имела некоторые шансы на успех ввиду нестабильности политической ситуации в обеих столицах, а также ввиду наметившегося глубокого раскола на радикальное большинство и умеренное меньшинство внутри правящей большевистской партии по вопросу о конструкции власти.
Радикальное большинство ее лидеров (во главе с В.И. Лениным и Л.Д.Троцким) по существу было сторонником однопартийности, т.к. вопрос о конструкции власти и эффективность ее деятельности связывали не с партийно-политической коалицией, а с коалицией социальной (т.е. поддержкой власти союзом рабочих и крестьян). И Ленин, и Троцкий неоднократно это подчеркивали в своих выступлениях на заседаниях II съезда Советов, ВЦИК Советов, на митингах и собраниях трудящихся, отдавая предпочтение формуле «однородного большевистского правительства» [22]. Как теоретики партии, Ленин и Троцкий в принципе, априорно не были противниками коалиции, но как политики выставляли жесткие, принципиальные условия политической коалиции, обеспечивающей лидерство одной партии: признание прочного большинства в правительстве за большевиками, признание власти Советов и декретов II съезда Советов [23]. Сторонникам Ленина в партии нужна была не широкая коалиция разномыслящих социалистов, которые могут превратить СНК как инструмент управления в простую говорильню или дискуссионный клуб, а вполне скрепленная общими принципами команда единомышленников, которая действовала бы как отлаженный, бесперебойный механизм в рамках довольно узкой коалиции. С точки зрения демократии такое правительство было бы шагом назад по сравнению с Временным правительством, которое обогатилось опытом партийных коалиций, хотя результаты его работы давали скудные плоды, несмотря на высокий профессиональный и интеллектуальный потенциал. Наверное, Ленин и Троцкий, как дальновидные политики, увлеченные идеями диктатуры, разрабатывая принципы компромиссов и сотрудничества во власти, учли негативные последствия демократических игр Временного правительства и его печальную судьбу и не хотели ее повторять. Поэтому они скептически относились к инициативам Викжеля, считая их абсолютно бесплодными, и в своих выступлениях и конкретных акциях пытались охладить коалиционный пыл многих революционных демократов, в том числе левых эсеров.
С другой стороны, на политику блоков и соглашений большевиков, несомненно, влиял доктринальный подход, который был четко выражен Л. Троцким в полемике с умеренными большевиками А. Луначарским и В. Ногиным, предлагавшими на заседании Петербургского комитета большевиков 1 ноября 1917 г. разделить власть с социалистами. На что Л. Троцкий решительно возразил: «Всякая власть есть насилие, а не соглашение. Наша власть есть насилие большинства народа над меньшинством. Это неизбежно. Это есть азбука марксизма» [24]. Очарованный решимостью Троцкого, и, назвав его за это лучшим большевиком, Ленин на заседании еще раз подтвердил курс партии: «Наш лозунг теперь: без соглашений, т.е. за однородное большевистское правительство» [25]. Весьма колоритную аргументацию против сотрудничества с другими партиями привел на этом заседании А. Слуцкий: «Теперь, когда мы победили, хотят нас повести на путь соглашательства. Соглашение с ними есть замаскированный путь отступления от власти. Раньше у кормила власти стояли партии соглашения с буржуазией, а теперь стоим мы, без соглашения. Мне кажутся, лишними слова т.Луначарского о том, что ж плохого, если дадим (во ВЦИК) 50 мест городским думам? Что значит дать 50 мест? Ведь не для мебели мы их возьмем. Ведь мы стоим за власть советов. Затем хочу спросить: каким образом через краны, называемые Камковыми, к нам польется керосин? Каким образом через эсеров нам откроются двери злачных мест? Во всем этом полная беспринципность…»[26]. Как видим, некоторые непримиримые большевики не хотели пускать в большевистскую переднюю не только правых, но даже и левых эсеров.
Между тем, умеренное течение в партии большевиков (во главе с Л. Каменевым, А. Рыковым, Д. Рязановым и др.) развило бурную деятельность по привлечению к власти всех социалистических партий и общественных движений. Умеренные большевики принимали активное участие в переговорах при Викжеле о создании ОСП, были сторонниками многопартийного советского правительства, ответственного перед ВЦИК, что сближало их с левыми эсерами. В частности, 2 ноября ВЦИК советов, при поддержке левых эсеров и умеренных большевиков, принял резолюцию о власти, в которой говорилось о возможности соглашения между социалистами на основе признания декретов II съезда Советов о мире, земле, рабочем контроле, ответственности многопартийного правительства перед ВЦИК, а также включена поправка фракции левых эсеров о введении во ВЦИК на пропорциональной основе представителей, ушедших со II съезда [27]. Однако все эти конструктивные решения повисли в воздухе, поскольку сторонники коалиции испытывали давление со всех сторон. Со стороны правых меньшевиков и эсеров, которые враждебно относились к Октябрьскому перевороту и начали борьбу с большевистской диктатурой. Со стороны ЦК большевиков, который осудил умеренное меньшинство партии за «раскольническую деятельность» и 4 ноября прервал их переговоры с Викжелем. В знак протеста ряд видных деятелей вышли из ЦК и СНК, но вскоре вернулись, подчинившись партийной дисциплине.
В этих условиях возникли симптомы первого правительственного кризиса и опасность политической изоляции большевиков. Нужно было спасать положение за счет укрепления социальной опоры власти, привлечения в правительство тех сил, которые имели тесную связь с трудящимися. И лучшей кандидатуры, чем левые эсеры, нельзя было найти. Тем более, что их посредническая миссия тоже зашла в тупик из-за усиливающейся неприязни и противостояния правого и левого флангов демократии. Левые эсеры сами начинали освобождаться от груза утопических иллюзий о том, что можно запрячь в одну телегу «коня и трепетную лань». Без этого груза их уже легко было впустить в большевистскую переднюю.
Нельзя не коснуться и того факта, что Ленин своей острой критикой левых эсеров способствовал сближению двух партий, хотя больший вклад в этот процесс внесли умеренные большевики, первые, проложившие тропинку к блоку еще тогда, когда левые эсеры весь свой взор обращали на правый фланг демократии. Явный противник создания ОСП В.И. Ленин неоднократно в октябре-ноябре 1917 г. осуждал левых эсеров за их посредническую миссию и затягивание из-за этого двухпартийного соглашения с большевиками. В полемике с ними он постоянно нажимал на самые уязвимые места левых эсеров (их болезненное стремление не оторваться от «низов», от интересов рабочих и крестьян, не отстать от их требований и инициатив, не оказаться «генералами без армии»), которые более всего могли подтолкнуть их к блоку с большевиками. Не случайно, в середине ноября в речи по аграрному вопросу на Чрезвычайном крестьянском съезде Советов Ленин упрекал левых эсеров за коалиционные иллюзии, от которых якобы простой народ уже освободился. «… В июле началась полоса разрыва народных масс с политикой соглашения, но левые эсеры и до сих пор подают всю руку Авксентьевым, протягивая рабочим лишь мизинец» [28]. Такие упреки, тем более на крестьянском съезде, не могли оставаться без внимания левых эсеров, которые очень дорожили мнением народа, и знамя народной партии старались не уронить. Левым эсерам ничего не оставалось, как обратить свои взоры на большевиков.
Начинался другой этап коалиционной политики левых эсеров, от которого по сути дела зависела их судьба как политической партии. Не реализовав свои идеалы широкой демократической коалиции в рамках ОСП, они согласились на коалицию левого блока и вынуждены были признать условия соглашения большевиков, как господствующей партии, чтобы не оказаться как правые эсеры и меньшевики без социальной опоры, лишь «свадебными генералами». Левые эсеры, в отличие от своих правых соратников по партии, несмотря на свой революционный романтизм, были все же более прозорливыми и чуткими к народным нуждам, они отчетливо понимали, что октябрьское восстание не было только «злой волей» большевиков. А правые социалисты с большим запаздыванием отмечали, что увлеченные собственной фразеологией, они потеряли массы, «ибо, если за меньшевиками и эсерами были бы массы, Октябрьской революции не было бы» [29]. «Октябрь был вызван ошибками марта… Революция — это всегда великая трагедия, в которой и героем, и жертвой часто является сам народ», — признавался левый эсер и демосоциалист И.Штейнберг [30]. Вопреки утверждению историка Ю. Фельштинского блок с большевиками был для левых эсеров вынужденным, но не желательным в условиях ясно выраженной невозможности правых и умеренных социалистов поддержать вооруженное выступление рабочих и солдат Петрограда и Москвы против паралича власти, не получивших своевременно мир и землю от Временного правительства.
Таким образом, трудный путь к блоку большевиков и левых эсеров проходил через идейную борьбу, разочарования, развенчание иллюзий о возможности широкой и сплоченной коалиции демократических партий, потерю недавних партийных друзей и союзников. Конечно, в этом блоке были не только потери, но и приобретения. Однако, сужение коалиции до двухпартийной, при отсутствии демократической системы сдержек и противовесов власти, таило в себе угрозу новых политических кризисов и опасность возникновения не только однопартийности, но и ничем не прикрытой партийной диктатуры.
Примечания
- Бородина О. И. Россия на рубеже 2-х эпох (Современный подход к преподаванию истории). М, 1992. С. 59; Пайпс Р. Русская революция. Ч. 2. М, 1994. С. 7, 177-179; и др.
- Попов Г. Июль восемнадцатого: Как большевики победили Советскую власть. -Известия, 1998, 8 июля. С. 5.
- Фелъштинский Ю. Крушение мировой революции. Брестский мир. очерк первый. X. 1917 — XI. 1918. М„ 1992. С. 83, 494.
- Авксентьев Н. Большевистский переворот. Воспоминания. -Отечественная история. 1992. № 5. С. 145.
- Наше отечество. Опыт политической истории. Ч. П. М, 1991. С. 94, 95.
- Очерк: Судьба Марии Спиридоновой. В кн.: Илешин Б. И. Глоток малиновой воды. М„ 1990. С. 191.
- Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. (25-26 октября 1917 г.). Сб. док. и мат. М., 1997. С. 80, 121; Правда, 1917, 15 ноября. С. 2.
- Штейнберг И.З. От февраля по Октябрь 1917. — Берлин, 1923. С. 89.
- ОР (Отдел рукописей) РПБ C-Пб., Ф. 1000. On. 1. Ед. хр. 1. Л. 495, 500.
- Штейнберг И.З. Указ. соч. С. 118, 125.
- Знамя труда, 1917. 22 октября. С. 1,4.
- Второй Всероссийский съезд Советов р.ис.д. С. 115.
- Там же. С. 80.
- Там же. С. 72.
- Там же. С. 106.
- Там же. С. 42,43, 141.
- Там же. С. 119; Знамя труда, 1917, 28 октября. С. 1.
- Всероссийский съезд Советов р. и с.д. С. 106, 114.
- ГАРФ, Ф. 5498. Оп.1. Ед. хр.58. Л. 4, 11-13, 19, 23, 33.
- ОР РПБ C-Пб., Ф. 1000. Оп.1. Ед. хр.1. Л. 500, 502; ЦГА C-Пб., Ф. 1-1, On. 1. Ед. хр. 5, л. 13.
- Протоколы ЦК РСДРП (б): Август 1917 — февраль 1918. М., 1958. С. 129.
- Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.35. С.43,45,58, 72-73; Троцкий Л. Сталинская школа фальсификации. М., 1990. С. 118,119, 121.
- Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 35. С. 76.
- Пропавшая грамота. (Заседание Петербургского комитета РСДРП(б) 1 (14) ноября 1917 г.) — В кн.: Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций. — М„ 1990. С. 131.
- Там же. С. 119, 121.
- Там же. С. 130.
- Протоколы заседаний ВЦИК Советов II созыва. М., 1918. С. 12-16.
- Ленин В.И. Поли. собр. соч. С. 35. С. 94.
- ЦГАИПД C-Пб, Ф. 1. On. 1. Д. 1021. Л.16.
- Штейнберг И. От февраля по Октябрь 1917 г. С. 127, 128.
Из книги «Власть и общество России в прошлом и настоящем». Сборник статей. М., 2000