Характерная для второй половины 90-х годов статья от автора, приближенного к тогдашнему руководству РФ.
Наумов Владимир Павлович — доктор исторических наук, профессор, ответственный секретарь Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте Российской Федерации.
В последние годы усилился интерес исследователей к очень важному этапу новейшей истории нашей страны — своеобразному переходному периоду, длившемуся от смерти И.В. Сталина в марте 1953 г. до утверждения в октябре 1964 г. Л.И. Брежнева в качестве первого (генерального) секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС). Это время было отмечено жестокой схваткой за единоличную власть на самом верху советской партийно-государственной элиты. Острое политическое соперничество было предопределено не только честолюбием высших руководителей СССР, но и характером созданной Сталиным партийно-государственной системы, которая могла функционировать только при наличии одного единственного лидера. Все разговоры о «коллективном руководстве» были мифом, идеологическим прикрытием бескомпромиссной борьбы, разгоревшейся в Кремле после смерти Сталина и влиявшей на политические события не только в СССР, но и в Германской Демократической Республике (ГДР), Польше, Венгрии, Югославии и других социалистических странах.
К сожалению, вместо научного анализа событий 1953-1964 гг. историки зачастую повторяют стереотипы советской пропаганды. Это объясняется тем, что вплоть до настоящего времени круг источников по рассматриваемой проблеме был искусственно ограничен. Если в нашей стране существовали лишь публикации, трактующие официальную версию, то основанные на «самиздате» и второисточниках зарубежные труды также являлись интерпретацией событий, только с противоположных идеологических позиций[1]. Новые документы [2] и возможность их свободного анализа [3] позволили по-новому осветить историю борьбы советской элиты за власть, глубже раскрыть характер и состав группировок, участвовавших в этой борьбе, дать объективную оценку политических личностей, действовавших в то время, в частности такой знаковой фигуры, как первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, член президиума ЦК КПСС, министр внутренних дел (МВД) СССР, Маршал Советского Союза, Герой Социалистического труда, кавалер различных орденов Л.П. Берия.
На протяжении почти полувека имя Берии прочно ассоциируется в общественном сознании с массовыми репрессиями 30-40-х годов, беззаконием и произволом в деятельности органов госбезопасности и внутренних дел. Его образ как кровавого палача, карьериста, интригана и развратника укоренился в исторической памяти народа. Стереотип «Берия-преступник» был и официально закреплен июльским 1953 г. пленумом ЦК КПСС, объявившим Берию главным виновником всех бед и несчастий, свалившихся на нашу страну в 30-50-е годы.
Советские руководители, одержавшие победу над Берией в борьбе за выпавшую из рук Сталина в 1953 г. власть, оценивали казнь Берии как крупную историческую победу на пути преодоления культа личности Сталина, установления законности, демократических порядков, коллективного руководства в СССР. До сих пор большинство российских историков разделяет эту концепцию событий, основанную на документах КПСС 1953-1956 гг.
Однако ряд современных авторов, выступая против штампов советской историографии, положительно оценивают деятельность Берии после смерти Сталина, стремятся подчеркнуть его огромный вклад в развитие экономики страны, усиление ее оборонной мощи. Под видом объективной исторической оценки личности Берии его действия трактуют как первую попытку десталинизации советского общества, отход от диктаторских методов руководства, осуждение сталинских репрессий и начало реабилитации их жертв, первые шаги к оттепели. Берия предстает чуть ли не провозвестником эпохи великих реформ, предтечей перестройки. Для доказательства этого используются свидетельства близких родственников Берии о его «гуманизме»; рассказы ученых-ядерщиков, повествующих о том, как они работали в возглавлявшемся Берией Спецуправлении Совмина; мемуары разведчиков, которые помогли советским ученым овладеть секретом атомной бомбы; воспоминания соратников Берии или его подчиненных, облагодетельствованных всемогущим маршалом[4].
Да, Берия обладал твердой волей, был готов для достижения поставленных Сталиным задач беспощадно смести любые препятствия, не считаясь ни с какими жертвами. Он внушал чувство неодолимого страха всем, кто с ним сталкивался. Близость к Сталину, возможность бесконтрольно распоряжаться огромными массами заключенных, неограниченные материальные и финансовые средства позволили Берии стяжать славу великого организатора, с блеском выполнявшего любые правительственные задания.
Как ни парадоксально, оценки характера изменений в жизни советского общества, происшедших с марта по июль 1953 г., в работах авторов, придерживающихся противоположных взглядов на роль Берии, совпадают. Только одни видят в этих будто бы крупных переменах итог деятельности Берии, а другие — заслугу его противников из президиума ЦК, которые решительно расправились с заговором Берии против партии и государства.
Какова же на самом деле была роль Берии и его противников в послесталинской истории СССР? Действительно ли в середине 1953 г. в жизни советского общества произошли столь крупные изменения?
События 1953 г., рассматриваемые нами на новой источниковой базе, основу которой составляют ранее не публиковавшиеся документы Архива Президента РФ, Центра хранения современной документации, Главной военной прокуратуры РФ позволяют приблизиться к ответу на этот вопрос.
Феномен Берии был порожден Сталиным. Берия долгие годы старательно исполнял роль верного, бесконечно преданного хозяину слуги, который в то же время был жестоким и циничным руководителем карательных органов. Именно Берия был исполнителем самых грязных и кровавых поручений Сталина. Эти качества Берии — преданность хозяину и жестокость по отношению к другим людям — высоко ценились Сталиным, использовались им в подавлении всякого инакомыслия, любого, по большей части мнимого, покушения на свою диктатуру.
Сталин, в течение десятилетий сосредоточивший в своих руках огромную беспредельную власть, безжалостно расправлялся с каждым, кто мог посягнуть на нее. Со смертью Сталина встал вопрос о новой организации власти, ее перераспределении внутри правящей партийно-советской элиты. На первом после смерти диктатора пленуме ЦК, состоявшимся в марте 1953 г., было принято решение об осуществлении «коллективного руководства». При этом была достигнута договоренность о том, что впредь никто и никогда не будет занимать в партийном руководстве такой пост, который возвышал бы его над остальными членами президиума ЦК.
Среди партийной верхушки Сталин не видел достойного преемника своей власти. Расширением состава президиума ЦК после XIX съезда КПСС Сталин решал задачу смены поколений в высшем партийном руководстве. За 30 лет, в течение которых Сталин возглавлял партию и государство, он не один раз «чистил» ряды номенклатуры, но смерть помешала ему довести очередную «чистку» до конца. Соратники Сталина ждали его кончины, но никто из них при его жизни не осмелился хотя бы в узком кругу обсудить вопрос о преемнике Сталина. Приближенные диктатора отдавали себе отчет в том, что если это станет известно Сталину, то им не миновать мучительной смерти. Не было таких попыток и потому, что немалая группа членов президиума ЦК претендовала на роль наследника власти Сталина. Но среди членов президиума ЦК не было ни одного человека, который своими коллегами был бы безоговорочно признан лидером.
Излюбленным приемом Сталина были заявления о собственной отставке. В последние годы жизни он ссылался на состояние здоровья и на преклонный возраст. Разумеется, возможность отставки Сталина решительно отвергалась его приближенными, а «хозяин» наблюдал за тем, как реагировали на эти его заявления члены президиума ЦК, как они аргументировали необходимость сохранения «вождем» своего поста. Последний раз о такой псевдоотставке Сталин заявил в 1952 г. на пленуме ЦК после XIX съезда партии. Участники пленума отмечали, какой неподдельный испуг отразился на лице секретаря ЦК Г.М. Маленкова. Как председательствовавший, он должен был первым «отговорить» Сталина, «убедить» его взять назад свое заявление об отставке. А если бы Сталину не понравились аргументы Маленкова, а если бы Сталин увидел в его словах неискренность? Маленков не был готов к такому началу пленума.
К моменту смерти Сталина Маленков исполнял роль второго человека в партии, он вел заседания президиума ЦК и Совета Министров СССР, замещал Сталина в правительстве. Маленков выступал с отчетным докладом на XIX съезде КПСС, в его руках был партийный и советский аппарат. Но Маленков не обладал такой харизмой, которая позволила бы ему единолично стать обладателем всей власти, которой владел Сталин. Вызывает удивление, как быстро после смерти Сталина Маленков потерял ключевые позиции, находившиеся в его руках в начале марта 1953 г.
Теми качествами, которых не хватало Маленкову, в избытке обладал Берия. Свойственные Берии напористость и быстрота принятия решений позволили ему вместе с Маленковым взять в свои руки формирование новой власти, определить в ней место старым членам президиума ЦК, разогнать тех, кого выдвинул Сталин на XIX съезде партии. Ни один из новых сталинских выдвиженцев в марте 1953 г. не вошел в состав президиума ЦК.
Особую роль в новом распределении власти играл Н.С. Хрущев, которому Маленков и Берия определили место секретаря ЦК, руководившего организационной работой. Хрущев поддерживал хорошие отношения и с Маленковым и с Берией, но они не воспринимали его как конкурента в борьбе за власть. Каждый из них старался приблизить его к себе и Хрущев положительно откликался на такие действия как со стороны Маленкова, так и со стороны Берии.
«Дружба» Маленкова и Берии дала трещину в первые же недели после смерти Сталина. Их скрытое соперничество вызвало необходимость иметь нейтрального посредника между ними. Таким человеком и оказался Хрущев. На первых порах триумвират Маленков — Берия — Хрущев решал все вопросы, которые затем выносились на заседание бюро Совета Министров и президиума ЦК. Член президиума ЦК, заместитель Председателя Совета Министров А.И. Микоян вспоминал, что когда эта тройка выходила во двор Кремля и о чем-то очень долго шепталась, то их коллеги замирали, стоя около окон своих кабинетов, с опаской ожидая, о чем же договорится высокопоставленная троица.
Однако и «тройственный союз» вскоре развалился. Причиной тому явилась повышенная активность Берии, его демонстративное стремление к самостоятельности, автономности министерства внутренних дел — ведомства, которое он возглавлял в отрыве от «коллективного руководства», вмешательство Берии в те сферы внутренней и внешней политики, которые были прерогативой других членов триумвирата, плохо скрываемые, а подчас и открытые интриги против Маленкова.
На июльском 1953 г. пленуме член ЦК А.П. Завенягин сообщил, что Берия единолично принимал решения об эксперименте по созданию водородной бомбы, о перспективном развитии научных исследований в области атомного оружия[5].
Берия претендовал на роль единоличного лидера партии и государства. В схватку за власть он вступил с продуманной программой действий. Микоян на пленуме ЦК рассказывал: «Я вначале ему (Берии. — В.Н.) говорил: зачем тебе НКВД? А он отвечал: надо восстановить законность, нельзя терпеть такое положение в стране. У нас много арестованных, их надо освободить. НКВД надо сократить, охранников послать на Колыму и оставить по одному-два человека для охраны. Вот какие утверждения он делал. А потом, когда дело дошло до работы, он стал поступать наоборот, еще больше закрутил. Когда он выступал на Красной площади над гробом товарища Сталина, то после его речи я сказал: в твоей речи есть место, чтобы гарантировать каждому гражданину права и свободы, предусмотренные конституцией. Это в речи простого оратора не пустая фраза, а в речи министра внутренних дел — это программа действий, ты должен ее выполнить. Он мне ответил: я и выполню ее»[6].
В первые месяц-полтора деятельности Берии на посту министра внутренних дел в центре его внимания оказались массовые политические репрессии при Сталине.
Уже в марте 1953 г. Берия приказал создать четыре комиссии по проверке «дела врачей», «мингрельского дела», дела бывших сотрудников главного артиллерийского управления министерства обороны, дела бывших работников министерства госбезопасности (МГБ), обвиненных в создании «контрреволюционной сионистской организации» в МГБ. Через пять дней после создания четырех комиссий была учреждена пятая — по проверке обвинений против бывшего руководства военно-воздушных сил и министерства авиационной промышленности СССР. Вскоре комиссии пришли к заключению, что все эти дела были фальсифицированы работниками госбезопасности, а следователи добивались «признательных» показаний преступными методами. Получив в свои руки министерство внутренних дел с его архивами, отлично зная положение дел в карательных органах, порядки, которые он сам и насаждал, Берия предпринял ряд акций, направленных на то, чтобы предстать перед обществом и партией последовательным борцом против злоупотребления властью, против преступлений органов госбезопасности. В записке, направленной в президиум ЦК КПСС 2 апреля 1953 г., Берия сообщал об обстоятельствах убийства председателя Еврейского антифашистского комитета С.М. Михоэлса. Организаторами убийства назывались Сталин, бывший министр государственной безопасности B.C. Абакумов, его заместитель С.И. Огольцов и бывший министр госбезопасности Белоруссии Л.Ф. Цанава.
На следующий день, 3 апреля 1953 г., президиум ЦК КПСС принял постановление по докладу министерства внутренних дел по «делу о врачах-вредителях». В нем сообщалось:
«1. Принять предложение МВД СССР
а) о полной реабилитации и освобождении из-под стражи врачей и членов их семей, арестованных по так называемому «делу о врачах-вредителях» в количестве 37 человек;
б) о привлечении к уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»[7].
Президиум ЦК принял к сведению сообщение Берии о том, что МВД проводятся меры, исключающие возможность повторения впредь подобных извращений в работе органов МВД. Президиум ЦК предложил бывшему секретарю ЦК и министру госбезопасности С.Д. Игнатьеву представить объяснение о допущенных министерством государственной безопасности грубейших извращениях советских законов и фальсификации следственных материалов.
5 апреля 1953 г. опросом членов ЦК КПСС было принято следующее постановление: «Ввиду допущения т. Игнатьевым С.Д. серьезных ошибок в руководстве бывшим министерством государственной безопасности СССР» освободить его от обязанностей секретаря ЦК КПСС»[8]. Этот документ вместе с письмом Берии и постановлением специальной следственной комиссии МВД СССР был направлен всем членам ЦК КПСС, первым секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов КПСС.
Берия настоял на том, чтобы основные материалы, исходившие из МВД и раскрывавшие преступный характер действий этого органа в прошлом, рассылались в партийные организации, что делало их достоянием широкого круга партийных работников. При этом важнейшие материалы ЦК КПСС, в частности протоколы президиума, имели обезличенную подпись «Президиум ЦК», а все прилагаемые к протоколам документы МВД были подписаны лично Берией. Берия стремился подчеркнуть, что это именно он как руководитель МВД является разоблачителем тягчайших преступлений, совершенных органами государственной безопасности в 40-е годы, в то время, когда он был отстранен Сталиным от дел госбезопасности.
Опережая сообщение об итогах рассмотрения «дела врачей» в президиуме ЦК, Берия лично направил в центральные газеты сообщение МВД об этом «деле», показывая широкой общественности, что он, Берия, восстановил попранную справедливость и совершил акт гуманизма.
4 апреля 1953 г. Берия подписал приказ, гласивший, что «министерством внутренних дел СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток — жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и другие. По указанию руководства б. министерства государственной безопасности СССР избиения арестованных проводились в оборудованных для этой цели помещениях в Лефортовской и внутренней тюрьмах и поручались особой группе специально выделенных лиц, из числа тюремных работников, с применением всевозможных орудий пыток». Такие изуверские методы допроса, отмечалось в приказе, «приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика. Пользуясь таким состоянием арестованных следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные признания об антисоветской и шпионско-террористической работе»[9].
Приказ Берии категорически требовал запретить применение к арестованным мер принуждения и физического воздействия, ликвидировать в тюрьмах помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, все орудия пыток уничтожить.
Публикация в прессе сообщения «В МВД СССР», по «делу врачей», осуществленная по личному указанию Берии, вызвала неудовольствие членов президиума ЦК. На следующий день, 5 апреля 1953 г., появилась передовая статья газеты «Правда», в которой пространно говорилось о роли ЦК, его президиума в расследовании ряда важных политических дел, которые, как выяснилось, были фальсифицированы работниками МГБ.
Действия Берии стали предметом обсуждения в президиуме ЦК. Дискуссии внутри президиума ЦК завершились принятием специальных постановлений, в которых положительно оценивались и поддерживались мероприятия, проводившиеся МВД и лично Берией.
10 апреля был принят текст постановления президиума ЦК: «Одобрить проводимые тов. Берия Л.П. меры по вскрытию преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании фальсифицированных дел на честных людей, а также мероприятия по исправлению последствий нарушений советских законов, имея в виду, что эти меры направлены на укрепление советского государства и социалистической законности»[10]. Этим постановлением выражалось доверие и поддержка лично Берии в его деятельности на посту министра внутренних дел после смерти Сталина.
Со второй половины апреля 1953 г. работа органов МВД была направлена на выявление ошибок в национальной политике, в частности, в западных областях Украины, Белоруссии, в Прибалтике, в деятельности ЦК партии и республиканских парторганизаций. Это была широкая акция, осуществленная Берией. Он направил в адрес президиума ЦК ряд записок о недостатках в работе партийных органов Украины и Белоруссии, Литвы и Латвии. По докладным запискам МВД были приняты решения президиума ЦК, в которых в качестве одной из главных задач провозглашалась подготовка и широкое выдвижение национальных кадров во все звенья партийного, советского и государственного аппаратов. От кандидатов на республиканские руководящие должности требовали знания титульного языка республики, партийное делопроизводство намечалось перевести на языки республик. Борьбу с националистическим подпольем в Прибалтике и западных областях Украины и Белоруссии предлагалось вести не только с помощью органов МВД, но и путем совершенствования политической работы, устранения крупных недостатков в национальной политике партии, в оздоровлении политического положения в стране.
Однако не все документы по изменению национальной политики были подписаны Берией. Постановление президиума ЦК, касавшееся положения дел в Латвии, осуществлялось под непосредственным руководством Хрущева. Он подписал справку для президиума ЦК, был докладчиком на его заседании 12 июня 1953 г. На Хрущева ссылался Берия в документах о ситуации в национальных республиках.
Большое место в записках Берии в ЦК отводилось критической оценке деятельности партийных органов после освобождения западной Украины, Белоруссии и Прибалтики от нацистской оккупации. Подчеркивалось, что здесь органы госбезопасности пытались «оздоровить» политическую обстановку с помощью массовых репрессий. Так, в проекте постановления о положении западных областей Украинской ССР отмечалось, что «с 1944 по 1952 годы в западных областях Украины подверглось разным видам репрессий до 500 тысяч человек, в том числе арестовано более 134 тысяч человек, убито более 153 тысяч человек, выслано навечно из пределов Украины более 203 тысяч человек»[11].
Ситуация в Литве и в западных областях Украины рассматривалась на заседании президиума ЦК 26 мая 1953 г. В поддержку решений по западным областям Украины на заседании президиума ЦК выступили Хрущев, Каганович, Микоян, Берия и Маленков. 12 июня при обсуждении политического положения в Латвии основные тезисы постановления ЦК изложил Хрущев. В дискуссии участвовали Ворошилов, Первухин, Берия, Маленков.
Президиум ЦК при обсуждении политического положения в западных районах СССР принял кардинальные меры по кадровым вопросам. Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Украины Л.Г. Мельников был снят с должности. Его место занял А.И. Кириченко. В Белоруссии первый секретарь ЦК Н.С. Патоличев был заменен М.В. Зимяниным, белорусом по национальности.
Однако с реализацией постановления по Белоруссии, принятого 12 июня 1953 г., президиум ЦК не спешил. Очевидно, уже наметился новый поворот в отношении мер, связанных с исправлением «перегибов» в национальной политике. Знаменательно, что в этих документах секретариат президиума ЦК исправил формулировку «советская политика» на «ленинско-сталинская политика». Не спешили в Москве с выполнением того пункта решения президиума ЦК, в котором было записано о смещении Патоличева. Дело затянули до конца июня, когда был арестован Берия. Патоличев остался на своем посту, а претендент на его кресло Зимянин был назначен председателем Совета Министров Белоруссии.
Эти записки, очевидно, сыграли решающую роль в судьбе Берии. Последняя из них обсуждалась на заседании президиума ЦК КПСС 12 июня, а через две недели, 26 июня, Берия был арестован на заседании президиума Совета Министров СССР. В записках Берия не только обличал порядки, царившие при Сталине. Он разоблачал грубейшие отступления от официально объявленной национальной политики, допущенные партией и государством.
В Прибалтике, западной Украине и Белоруссии, присоединенных к СССР в 1939-1940 гг., была крайне напряженная политическая обстановка, не затихала вооруженная борьба националистических формирований против советской власти. Поэтому руководство СССР в 40-50-е годы рассматривало армию и органы госбезопасности как главное средство стабилизации положения и разгрома националистического подполья. Жестокие репрессии в этих областях были направлены не только против участников подполья, но и против симпатизировавших им граждан. Только в западных областях Украины репрессиям подверглось более полмиллиона человек. Столь же безжалостными и жестокими были репрессии и в других областях и республиках.
Ответственность за преступные действия против мирных граждан, не связанных с националистическим подпольем, нес не только Сталин, но и его ближайшие соратники, среди которых был и Берия. Но своими записками Берия как бы выводил себя из круга лиц, ответственных за массовые репрессии. Таким образом он превращался из соучастника преступления в судью над теми партийными и государственными органами и лицами, которые занимались осуществлением преступной политики. Впервые, пусть даже в узком кругу партийной номенклатуры, по существу был поставлен вопрос о личной ответственности членов политбюро за совершенные советской властью преступления, за организацию и участие в массовых политических репрессиях.
Эти разоблачения, на наш взгляд, и послужили причиной внезапного ареста Берии. Косвенно это признал Берия, когда в последнем слове на судебном заседании, решавшем его судьбу, он сказал, что самой большой ошибкой, совершенной им после смерти Сталина, было распоряжение о сборе сведений о работе партийных органов и подготовке записок в ЦК по национальному вопросу.
Членов президиума взволновало предание гласности фактов недавней истории тех советских республик, которые возглавлялись членами президиума ЦК. Секретари ЦК имели прямое отношение к массовым репрессиям, творившимся в этих республиках.
Неслучайно, что после ареста Берии президиум ЦК принял специальное постановление, которым из протоколов «дела Берии» изымались все эти записки. Была изъята и записка по Латвии, к подготовке которой имел прямое отношение Хрущев.
Берия не ограничился сбором сведений о партийных органах и руководящих кадрах в западной Украине, Белоруссии и Прибалтике. Уже после ареста Берии ЦК стали известны факты о том, что он использовал МВД для сбора «компромата» на партработников и в других союзных республиках[12].
Таким образом, Берия пытался предстать другом и покровителем национальных республик, поборником попранной справедливости, игнорируя то обстоятельство, что он был организатором массовых депортаций народов Кавказа в 1944 г. и высылки коренных жителей из Прибалтики в 1947 и 1949 гг.
Берия занимался и проблемами народного хозяйства СССР. Тяжелое финансовое положение, перенапряженность экономики страны, трудности «работы на износ» чувствовали многие партийные и хозяйственные руководители: в начале 50-х годов некоторые отрасли оборонной промышленности работали в режиме военного времени. Поэтому партийно-хозяйственная номенклатура с одобрением отнеслась к адресованному Президиуму Совета Министров СССР предложению Берии пересмотреть планы строительства ряда объектов на 1953 г. Берия предлагал свернуть многие начатые при Сталине «стройки коммунизма», поглощавшие огромные средства из госбюджета. Высвободившиеся ресурсы давали возможность осуществить большие вложения в сельское хозяйство. В списке объектов, строительство которых прекращалось, были каналы, шоссейные и железнодорожные магистрали, предприятия, имевшие оборонное значение. Тем самым подчеркивались мирные намерения советского правительства. Уже 27 марта 1953 г., через 18 дней после похорон Сталина, Берия представил в правительство обширную записку по этому вопросу. Секретарь ЦК H.H. Шаталин признал, что Берия нашел тогда «известную опору среди секретарей наших областных комитетов партии»[13].
Берия занимался также и внешней политикой. Проблемы социалистических стран были не только тесно связаны с внутриполитической и социально-экономической ситуацией в СССР, но и являлись их своеобразным продолжением.
Крупное столкновение мнений и интересов произошло в мае 1953 г. во время переговоров с венгерской партийно-государственной делегацией во главе с М. Ракоши. Обсуждалась новая организация государственной и партийной власти в Венгрии в связи с разделением постов первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся (ВПТ) и Председателя Совета Министров Венгрии. В Кремле было решено, что Ракоши останется во главе ВПТ, а И. Надь возглавит правительство. Ракоши был против разделения высших партийных и правительственных должностей, но советское руководство было неумолимо. Тогда Ракоши поставил перед членами президиума ЦК КПСС вопрос о том, как они осуществляют распределение обязанностей между ЦК КПСС и Советом Министров СССР. «Берия тогда — по словам Хрущева — пренебрежительно сказал: что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой»[14]. Это заявление вызвало острую дискуссию. Она осложнилась и тем, что некоторые члены президиума ЦК выдвигали на руководящие посты в венгерском руководстве кандидатуры своих протеже. В итоге Ракоши остался секретарем ЦК, а кандидатура Надя, которую выдвигал и поддерживал Берия, была утверждена Председателем Совета Министров Венгрии.
Еще более остро обсуждалась в Москве германская проблема. С января 1951 по апрель 1953 г. из ГДР в Западный Берлин и Федеративную Республику Германии переселились почти полмиллиона человек. Особенно много людей ушли на Запад в первые месяцы 1953 г. Среди бежавших было немало рабочих, несколько тысяч членов Социалистической единой партии Германии и Союза Свободной немецкой молодежи.
Это было показателем серьезных недостатков в работе правительства ГДР. При рассмотрении сложившейся в ГДР ситуации в президиуме ЦК КПСС выявились серьезные разногласия. Главным из них был вопрос о темпах строительства социализма в ГДР: до середины 1952 г. руководство ГДР держало курс на форсированное строительство социализма. В результате разразился тяжелый политический и экономический кризис.
Источники не позволяют полностью и объективно определить точки зрения сторон, выявившиеся в ходе заседаний президиума ЦК и Президиума Совета Министров СССР. Мы можем лишь изложить позиции участников дискуссии со слов победителей, используя их доводы и интерпретацию фактов.
Вопрос о ГДР начиная с 14 мая 1953 г. обсуждался на заседаниях Президиума Совмина, где развернулась острая полемика. 27 мая 1953 г. было принято решение, согласованное со всеми участниками заседания.
Вот как об этом рассказывает Молотов, главный оппонент Берии на пленуме ЦК: «Когда обсуждались меры помощи ГДР, то встал вопрос о Германии в целом. В ходе дискуссии Берия категорически заявил: «Что нам этот социализм в Германии, какой там социализм?» Главное, чтобы была миролюбивая Германия. Это заявление Берия вызвало резкое возражение всех участников заседания». Молотов так оценивает значение этого заседания: «Ну, поспорили, поговорили немного, надо формулировать. Мне показалось, что может быть это оговорка, может быть неточность выражения, полемическое увлечение, или не рассчитал человек, что наговорил в горячах. Через некоторое время я получил проект решения по этому вопросу в результате обсуждения. Этот проект решения был затем оформлен в виде протокола № 27, от 27 мая 1953 года. Он оформлен был правильно. Но вот что было там написано, основная установка. Я написал как было вынесено решение Берия по этому вопросу. При выработке предложения мы должны были на основе короткого предложения выработать подробную резолюцию по германскому вопросу. Основные указания при выработке предложений должны были исходить из того, что основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма, проводимый в Германской Демократической Республике. Я позвонил Берия — как так получается — если ошибочный курс на строительство социализма, так на что же у нас курс? Он говорит — там сказано, в настоящих условиях. Что значит в настоящих условиях — в настоящих условиях сначала на капитализм курс, а потом на социализм. Я сказал, что предлагаю поправить эту всю фразу, но сказать — является в нынешних условиях ошибочным курс на ускорение строительства социализма. Берия с этим согласился и, таким образом, если раньше в резолюции предлагалось написать, что курс на строительство социализма в ГДР является неправильным, ошибочным, то теперь предлагалась другая формулировка, в которой признавалось, что «курс на ускоренное строительство социализма [является] ошибочным, неправильным. Эту поправку приняли после некоторых разговоров»[15].
В материалах следствия по делу Берии есть документы, проливающие свет на его позицию в германском вопросе. Берия предлагал не форсировать процесс образования сельскохозяйственных кооперативов по образцу советских колхозов, а ограничиться созданием товариществ по обработке земли и машинно-тракторных станций. Таким образом, позиция Берии по вопросу о строительстве социализма в ГДР была далеко не однозначна. Он, как следует из рассмотренных нами документов, хотел ограничиться такими преобразованиями на востоке Германии, которые напоминали начальный период новой экономической политики (НЭП) в советской России в 20-е годы.
Министр обороны СССР маршал H.A. Булганин вспоминал на июльском 1953 г. пленуме ЦК, что Берия в разговоре с ним настаивал, чтобы Булганин проголосовал за предложение Берии по германскому вопросу. Встретив отпор, министр внутренних дел заявил министру обороны: «Это дальше продолжаться не может. Если так дело пойдет, то нам придется некоторых министров из состава вывести, снять с постов министров». Булганин спросил: «У нас в составе Президиума министры Молотов, Булганин и Берия, о ком идет речь?» Берия ответил: «Сложившееся руководство придется изменить»[16].
Из всестороннего и беспристрастного анализа действий Берии можно сделать вывод, что он стремился разоблачить сталинские злодеяния, выявить участие в них видных партийных руководителей, в частности некоторых членов президиума ЦК, развенчать этих деятелей, а затем привлечь к ответственности. Вся «принципиальность» Берии ограничивалась жесткими оценками действий Сталина, некоторых членов президиума ЦК, ряда партийных органов на местах, но он не сделал ни одного шага к реабилитации пострадавших лиц, находившихся в лагерях и на спецпоселениях.
В речи на июльском 1953 г. пленуме ЦК Хрущев с необыкновенной легкостью признался в том, что в 30-е годы половина политических дел — «липовые». Из президиума раздалась ответная реплика: «больше половины липы»[17].
Таким образом, Хрущев и его коллеги по президиуму ЦК знали о миллионах жертв политических репрессий. Но они не спешили дать свободу невиновным людям, продолжавшим по «липовым» обвинениям томиться в тюрьмах, лагерях и ссылках. Более того, на июльском 1953 г. пленуме ЦК прозвучала критика в адрес Берии за то, каким образом он реабилитировал врачей. Шаталин сказал, что это было сделано «в ущерб интересам нашего государства». Соглашаясь, что реабилитация была «в конечном счете правильным решением, этот член ЦК риторически вопрошал: «Зачем понадобилось склонение этого вопроса в нашей печати?»[18] С Шаталиным был согласен член президиума ЦК Л.М. Каганович. «Все вы знаете, что это было преподнесено сенсационно, что у некоторых вызвало реакцию противопоставления и натравливания», — сказал он[19]. Слова Кагановича вызвали в зале возгласы одобрения.
Берия активно «обрабатывал» членов Бюро Совмина. На заседании он обрушился на них с грубой бранью и оскорблениями, а затем, беседуя в отдельности с каждым, не гнушался шантажом и прямыми угрозами.
К лету 1953 г. Берия близко подошел к обнародованию фактов, которые могли дискредитировать Хрущева, Маленкова и других членов президиума ЦК. Министр внутренних дел поставил вопрос об аресте ставленника Маленкова — бывшего секретаря ЦК и министра госбезопасности С.Д. Игнатьева; был арестован начальник следственной части МГБ по особо важным делам М.Д. Рюмин, который был готов дать показания на Маленкова и Хрущева.
Ситуация в партии и в обществе могла выйти из-под контроля президиума ЦК. Все действия, направленные на восстановление справедливости, исправление извращений и разоблачение преступлений, совершенных при Сталине, вызывали широкую поддержку населения независимо от того, кто за ними стоял.
Большое влияние на развитие событий внутри президиума ЦК оказало предложение Берии о запрещении использовать портреты руководителей партии и правительства для украшения демонстраций. 9 мая 1953 г. по инициативе Берии было принято постановление президиума ЦК «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений, организаций в дни государственных праздников»[20]. Отказ от украшения праздничных колонн портретами руководителей партии был естественным и логичным продолжением заявлений о вреде культа личности, о котором говорили на заседаниях президиума ЦК Берия и Маленков. Если эти заявления были искренни, то тогда члены президиума ЦК, Маленков, как председательствовавший на его заседаниях, не могли отказаться принять предложение Берии.
Однако члены президиума ЦК понимали, что этот акт был направлен против них. Это, естественно, их встревожило и насторожило. Ведь после смерти Сталина руководители партии, особенно те, кто претендовал на единоличное лидерство, были озабочены повышением своего авторитета. В идее Берии усматривался подрыв сложившихся порядков, умаление авторитета членов президиума ЦК. Берия не сомневался, что его знают в стране и без портретов в руках демонстрантов, но для многих его коллег по президиуму это был серьезный удар: население имело о них смутное представление, их плохо знали в стране. Со стороны Берии это был шаг к возможному обновлению состава высшего руководства. Не случайно сразу же после ареста Берии это решение ЦК было отменено.
Как признал на июльском 1953 г. пленуме ЦК Маленков, вопрос о том, что делать с Берией, возник 12 июня после обсуждения на очередном заседании его записок, подготовленных МВД, и постановлений президиума ЦК, принятых на основе той информации, которая содержалась в этих записках. Сепаратные переговоры с отдельными членами президиума продолжались чуть больше недели. Организаторами переговоров выступали Маленков и Хрущев. В необходимых случаях, в частности для беседы с К.Е. Ворошиловым, подключался В.М. Молотов. Не все члены президиума ЦК согласились с доводами Маленкова и Хрущева и поэтому мнение старейшего члена президиума ЦК Молотова было очень важно. К 26 июня все члены президиума ЦК, кроме Берии, знали о характере предстоявшего заседания. Фактически это был заговор президиума ЦК против одного из своих членов. Все элементы заговора были налицо: строгая конспирация, секретная подготовка перечня обвинений, проработка сценария, распределение ролей, закулисные переговоры участников событий, формирование вооруженной группы генералов и офицеров, которым поручался арест Берии.
По поводу этого заседания президиума ЦК существует много версий, основанных не на фактах, а на домыслах. Но есть два достоверных свидетельства. Одно из них принадлежит Хрущеву, который больше внимания уделял внешней стороне события: как арестовывали Берию, как он реагировал на решение о своем аресте. В общем виде Хрущев рассказал о содержании тех обвинений, которые были выдвинуты против Берии[21]. Есть также свидетельство группы генералов и офицеров Московского военного округа (МВО), которые были привлечены Булганиным и Хрущевым для ареста Берии на заседании президиума ЦК, в повестке дня которого был вопрос о летних маневрах МВО. В воспоминаниях Хрущев написал о том, что непосредственно задержание Берии осуществил первый заместитель министра обороны маршал Г.К. Жуков. После объявления решения об аресте Берии, Жуков подошел к Берии и скрутил ему руки, проявив большую силу. Однако Жуков нигде не подтверждает этих слов Хрущева. Да и мало вероятно, чтобы лично Жукову поручили это дело, так как в зале заседаний находились младшие по званию и должности офицеры. Жуков был приглашен на это заседание как прославленный полководец Великой Отечественной, пользовавшийся огромным авторитетом в партии и стране, человек, символизировавший позицию армии.
Недавно стал доступен исследователям документ, имеющий ключевое значение для реконструкции не только событий 26 июня 1953 г., но и частично раскрывающий процесс подготовки членов президиума ЦК к снятию Берии. Речь идет о черновике выступления Маленкова, которым открылось заседание президиума. На полях этого документа Маленков записал наиболее важные предложения, которые высказывались в ходе заседания другими членами президиума ЦК.
Тот факт, что этот документ сохранился в Архиве Президента РФ, вызывает много вопросов: почему черновые записи Маленкова отложились в архиве? Кто передал их в архив? Если это сделал помощник Маленкова Д.Н. Суханов, то кто дал ему документ? Знал ли об этом Маленков? Если знал, то с какой целью он действовал, ведь документ не был полным и точным отражением позиции Маленкова? На все эти вопросы еще предстоит дать ответы. Однако очевидно одно: перед нами новый ценный исторический источник.
Этот документ, а также тщательный анализ писем Берии из заключения, позволяют воссоздать картину происшедшего на заседании президиума ЦК. В речи Маленкова, если судить по черновой записи, были сформулированы основные претензии к Берии. В преамбуле содержались общие положения: «Враги хотели поставить органы МВД над партией и Правительством. Задача состоит в том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и Правительству, взять эти органы под контроль партии. Враги хотели в преступных целях использовать органы МВД22. Задача состоит в том, чтобы устранить всякую возможность подобных преступлений. Органы МВД занимают такое место в системе государственного аппарата, где имеется наибольшая возможность злоупотребить властью. Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупотреблений властью (только такая перестройка; исправление методов; агентура; внедрять партийность)»[23].
Во-первых, в докладе Маленкова Берии ставилась в вину подготовка записок по национальной политике на Украине, в Литве, Латвии и Белоруссии. Маленков оценивал их как попытку «поправить» партию и правительство и в то же время «оттереть на второй план ЦК». Пост министра внутренних дел давал Берии возможность контролировать партию и правительство, что, по мнению Маленкова, «чревато большими опасностями, если вовремя, теперь же не поправить»[24].
Во-вторых, Берии вменялось в вину то, что он настаивал на рассылке документов МВД партийным организациям на местах. Тем самым Берия стремился подчеркнуть, что именно он готовил эти вопросы и что его записки лежат в основе принимавшихся президиумом ЦК решений.
В-третьих, речь шла о позиции Берии в венгерских и германских делах. Поведение Берии оценивалось как подавление коллективного руководства, осуждалась безапелляционность его высказываний. Маленков отмечал, что Берия настраивал членов президиума друг против друга, разобщал их.
Маленков высказывал предложения о том, как исправить положение. Среди предлагаемых мер было снятие Берии с поста министра внутренних дел и назначение на этот пост другого человека[25], освобождение Берии от должности заместителя председателя правительства и назначение его министром нефтяной промышленности, преобразование специального комитета в министерство с возможным назначением на пост министра М.З. Сабурова или М.В. Хруничева.
Маленков писал, что президиум ЦК должен осуществлять повседневный контроль за деятельностью МВД и по крупным вопросам принимать специальные решения за подписью секретаря ЦК, а может быть и Председателя Совета Министров[26].
Воспоминания Хрущева и прения на июньском 1957 г. пленуме ЦК раскрывают обстановку в президиуме ЦК во второй половине июня 1953 г. и содержат некоторые факты о подготовке ареста Берии. Из этих источников следует, что полного единодушия в отношении оценки действий и характера наказания Берии в президиуме ЦК не было.
Кто же был особенно заинтересован в ликвидации Берии? Все члены президиума ЦК были согласны с отстранением Берии от работы в президиуме ЦК и в МВД, но не все требовали заключить его под стражу и затем казнить. Микоян, в частности, предлагал вывести его из состава ЦК и использовать на хозяйственной работе. Активную позицию с самого начала занимали Маленков, Хрущев и Молотов, то есть те члены президиума ЦК, которые претендовали на лидирующее положение в партийном руководстве. В конце концов Микоян и Ворошилов согласились «устранить» Берию, дабы не нарушать единства президиума ЦК. Очевидно, аргументы Маленкова и Хрущева не показались Микояну и Ворошилову убедительными, они не увидели никакого заговора, подготовленного Берией.
В настоящее время на основании изучения тех немногих документов, которые стали доступными историкам, трудно выявить реальные факты, свидетельствующие о заговоре Берии. Можно, пожалуй, говорить о потенциальной угрозе со стороны Берии, о том, что он мог пойти на заговор, что постепенно складывались условия для его осуществления, но нет оснований утверждать, что заговор уже был подготовлен или Берия готовился осуществить его[27].
Знаменательно, что Булганин, один из организаторов и активных участников ареста Берии, признал, что «партия столкнулась с действиями одиночки»[28]. Микоян, характеризуя сложившуюся летом 1953 г. в президиуме ЦК обстановку, сказал, что «стала явной опасность заговорщической угрозы»[29].
На июльском 1953 г. пленуме ЦК не было приведено конкретных фактов, которые бы подтверждали наличие сложившейся группы возглавлявшихся Берией заговорщиков. Об этом свидетельствовала и работа следователей прокуратуры. По делу Берии 26 июля 1953 г. были арестованы заместитель министра внутренних дел Б.З. Кобулов и начальник следственной части по особо важным делам МВД Л.Е. Влодзимирский. Бывший нарком госбезопасности и заместитель Берии В.Н. Меркулов, позже также арестованный, как член ЦК присутствовал на пленуме и не был в ходе его работы выведен из состава ЦК, как это произошло с начальником управления военной контрразведки МВД С.А. Гоглидзе и Кобуловым.
Маленков в первом выступлении на заседании президиума ЦК 26 июня 1953 г. не ставил вопрос об аресте Берии. Речь шла об освобождении его от должностей заместителя Председателя Совета Министров и министра МВД и назначении его руководителем министерства нефтяной промышленности. То есть о том, что предлагал Микоян в ходе переговоров с Хрущевым и Маленковым.
Была ли это действительная позиция Маленкова или уловка, с помощью которой стало возможно объединить членов президиума ЦК, чтобы предпринять иные акции против Берии? Тот факт, что на заседание для ареста Берии заранее была вызвана группа генералов и офицеров, позволяет с уверенностью сказать, что сценарий заседания 26 июня был хорошо продуман и полностью известен лишь Хрущеву и Маленкову. Может быть, в план действий были посвящены Молотов и Булганин. По всей вероятности, знал о возможности ареста Берии и Жуков.
Арест Берии состоялся после длительного обсуждения на заседании президиума ЦК. Выступили все члены президиума. Судя по записке Маленкова, высказывались разные мнения о том, что делать с Берией. На полях записки Маленкова есть слова и о подготовке суда и об использовании Особого совещания. Не исключалась и возможность расстрела без суда и следствия[30]. Вопрос о придании легитимности расстрелу Берии стоял на заседании президиума ЦК уже после того, как Берия был удален из зала.
После ареста Берия был изолирован в одном из помещений кремлевских зданий, а затем переправлен на гауптвахту, находившуюся в расположении штаба Московского округа, затем в подземное бомбоубежище (бункер) штаба противовоздушной обороны (ПВО), где он и находился до начала судебного заседания, во время и после суда, вплоть до исполнения смертного приговора. Для осуществления ареста Берии в Кремль были приглашены генералы и старшие офицеры К.С. Москаленко, П.Ф. Батицкий, В.Ю. Юферов, И.Г. Зуб и другие. Они и взяли Берию под стражу в зале заседаний.
Таким образом, низложенный министр внутренних дел был арестован армейскими офицерами и содержался под стражей в служебных помещениях министерства обороны. Никакого ордера на арест и санкции прокуратуры на содержание под стражей не было. Органы, призванные по закону осуществлять задержание, арест и содержание под стражей, не принимали участия в аресте Берии. Более того, органы госбезопасности были в полном неведении. Хрущев впоследствии объяснял это опасностью освобождения Берии работниками МВД. Сейчас трудно судить о том, насколько такое утверждение соответствовало действительности, но каких-либо документов, указывающих на возможность освобождения Берии из-под ареста с помощью вооруженной силы, нет.
Можно понять организаторов ареста Берии. Они боялись его даже тогда, когда он под надежной охраной военных находился в месте заключения, которое держалось в строгом секрете.
Оказавшись под арестом, Берия обратился с письмами к членам президиума ЦК. Как вспоминал Хрущев, просьба Берии предоставить ему возможность написать письма обсуждалась в президиуме. Единого мнения не было, «у некоторых были сомнения». Но все же бывшие товарищи решили дать Берии возможность написать членам президиума.
Чтобы понять характер и тон обсуждения вопроса о Берии на заседании президиума ЦК 26 июня, надо прочитать последние письма бывшего главы МВД. В них часто видят лишь мольбу о помощи и прощении за допущенные ошибки. Но это не совсем так: эти очень важные документы раскрывают сущность того, что произошло 26 июня. Тем более, что картина заседания президиума ЦК воспроизводится в воспоминаниях только одного его участника — Хрущева. Однако мемуары Хрущева неточны и не передают общей картины случившегося. По воспоминаниям Хрущева складывается впечатление, что в начале заседания Маленков выступил нерешительно, отступая от ранее достигнутых договоренностей, а затем уже более определенно, резко и решительно выступил Хрущев, повернув ход событий в намеченное русло. Затем Берия был взят под стражу.
Читатель уже знает, о чем говорил Маленков. Но его речью и выступлением Хрущева не ограничилось обсуждение вопроса о Берии. Оно было длительным, выступили все участники заседания[31]. У Берии сложилось довольно оптимистическое представление о возможных последствиях этого обсуждения. «Я был уверен, что из той большой критики на Президиуме, я сделаю те необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе», — писал он в первом письме Маленкову. Берия давал оценку своей деятельности, начиная от работы в Грузии, подчеркивал, что подбирал кадры только по деловым качествам. Заканчивается письмо бодрым пожеланием успехов и здравицей в честь партии и родины. В специальном обращении к Маленкову Берия просил «не оставить без внимания» его семью и сына[32].
Во втором письме, написанном в бункере штаба ПВО, уже нет и капли прежнего оптимизма. Берия подчеркивал, что «особенно тяжело и непростительно мое поведение в отношении тебя (Маленкова. — В.H.), где я виноват на все сто процентов». Берия давал оценку своей деятельности после смерти Сталина и указывал на то, что все, что сделано им, делалось только в соответствии с имеющимися указаниями ЦК и правительства по совету Маленкова «и по некоторым вопросам, по совету т. Хрущева Н.С.» Берия писал как о своей заслуге о реабилитации врачей и лиц, арестованных по так называемому «мингрельскому национальному центру в Грузии», о возвращении неправильно сосланных из Грузии, об амнистии, о ликвидации паспортного режима, об «исправлении искривлений линии партии, допущенной в национальной политике и в карательных мероприятиях в Литовской ССР, Западной Украине, Западной Белоруссии». Берия сожалел о том, что он «проявлял неправильные желания вместе с решениями ЦК разослать те докладные записки МВД… Конечно, тем самым в известной мере принизили значение самих решений ЦК и, что создалось недопустимое положение, что МВД как будто исправляет Центральный Комитет коммунистической партии Украины, Белоруссии, тогда как роль МВД ограничивается только выполнением указаний ЦК КПСС и правительства… С моей стороны, настаивать на рассылке докладных записок было глупостью и политическим недомыслием». Отвечая на критику, прозвучавшую в его адрес на заседании президиума ЦК, Берия признавал, что «часто его поведение было недопустимым, носившим излишнюю резкость и нервозность, доходившую до недопустимой грубости и наглости с его стороны в отношении товарищей Хрущева и Булганина, имевшим место при обсуждении германского вопроса». Берия просил извинения и за поступок, совершенный им при приеме венгерских представителей, называл свое поведение бестактным и ничем не оправданным. В письме есть очень важная фраза о том, что он не сумел себя поставить по отношению к Маленкову так, как он это обязан был сделать. В заключение Берия просил только о сохранении жизни.
Прошло еще несколько дней пребывания Берии в бункере. Он впал в панику, полагая, что в любую минуту его могут расстрелять. В бетонном каземате, находившемся глубоко под землей, Берия написал третье, полное отчаяния письмо в президиум ЦК с требованием «немедленно передать для Президиума ЦК КПСС товарищам Маленкову и Хрущеву по телефону от Л. Берия». Письмо начиналось полными отчаяния словами о том, что с ним хотят расправиться без суда и следствия, без единого допроса: «Дорогие товарищи! Разве только единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении члена ЦК и своего товарища после пяти суток отсидки в подвале, казнить его?»[33]
Считалось, что три письма в президиум ЦК — это все, что написал Берия в последние дни своей жизни. Однако, вероятно, это не так. По свидетельству охранявших Берию командующего войсками Московского округа ПВО Москаленко и его подчиненного майора М.Г. Хижняка, который от первого до последнего дня ареста находился вместе с Берией, арестованный в первые дни пребывания в бункере много писал. Если учесть, что по существующим данным в бункере Берией написаны только два последних письма, то вряд ли по отношению к ним Москаленко и Хижняк употребили бы слово «много». Однако каких-либо иных документов, написанных Берией в последние дни перед казнью, в Архиве Президента РФ пока не обнаружено. Эти материалы могли представлять большую опасность для членов президиума ЦК, особенно для «друзей Берии» Маленкова и Хрущева, бок о бок работавших с ним долгие годы, тесно связанных с Берией в последние месяцы жизни Сталина и после его смерти. Было много, очень много того, чего Маленков и Хрущев хотели бы скрыть…
В письмах Берии не было раскаяния. Обращаясь к своим прежним товарищам, он взывал к партийной справедливости, вспоминал недавнюю историю, напоминал о том, как он спасал некоторых членов президиума, ходатайствуя за них перед Сталиным. Воспоминания Берии о самых дружеских отношениях с Маленковым, Хрущевым и другими членами президиума ЦК, которые присутствовали на заседании 26 июня, вряд ли могли им понравиться. Это не вписывалось в ту концепцию ликвидации Берии, которая уже складывалась в высших кругах партии. Знаменательно, что с письмами Берии не ознакомили даже всех членов президиума ЦК, не говоря уже об участниках июльского пленума. Более того, из президиума ЦК поступило указание больше Берии не давать ни бумаги, ни карандашей, ни ручки. Указание было исполнено.
Безусловно, Берия заслуживал самого сурового наказания за те преступления, которые он совершил. О реабилитации этого сталинского опричника сегодня не может быть и речи. Но «дело Берии» даже по действовавшим в то время законам нельзя признать юридически корректным, соответствовавшим правовым и процессуальным нормам. На пленуме ЦК Берию обвиняли в нарушении «социалистической законности», произволе, беззаконных расправах. Справедливо было бы полагать, что ЦК покажет пример безусловного соблюдения законов, даже по отношению к такому преступнику, как Берия. Следовало ожидать, что под контролем ЦК будет осуществлено объективное следствие и вынесено юридически безупречное решение судебной коллегии. Во всяком случае, такие действия ЦК показали бы искренность стремления высшего органа партии покончить с беззаконием и произволом сталинских времен, восстановить законность в полной мере, строго и неукоснительно соблюдать правопорядок.
К сожалению, ничего подобного не произошло. Власть имущие стремились как можно скорее физически ликвидировать Берию, который слишком много знал о своих бывших товарищах. Они хотели избежать подробного и досконального расследования его преступлений, чтобы скрыть свою причастность к ним. Поэтому руководители президиума ЦК и не думали соблюдать законность. Они действовали также, как при Сталине. Осудив сталинские порядки, они мыслили и действовали по-старому. Правосудие по «делу Берии» сначала и до конца вершилось по-сталински.
29 июня 1953 г. на заседании президиума ЦК было принято постановление «Об организации следствия по делу о преступных, антипартийных и антигосударственных действиях Берия». На этом же заседании был освобожден от должности Генеральный прокурор СССР Г.Н. Сафонов. О мотивах его освобождения Хрущев писал: «Он не вызывал у нас доверия, и мы сомневались, что он может объективно провести следствие по делу Берия»[34].
На этом же заседании было решено назначить Генеральным прокурором СССР P.A. Руденко, с 1945 г. до июня 1953 г. работавшего прокурором Украины. Хрущев хорошо его знал и мог с ним договориться. Руденко согласился вести следствие по делу Берии только по тем фактам, на которые было указано на заседании президиума ЦК.
Среди множества преступлений, инкриминируемых Берии, отсутствовала организация политического террора и участие в массовых репрессиях 30-40-х годов. Постановка этой проблемы в ходе следствия неизбежно повлекла бы за собой допрос высокопоставленных свидетелей, соучастников Берии по этому кровавому делу. Установка президиума ЦК о рассмотрении только тех фактов, которые были названы на заседании, являлась попыткой вывести из круга обвинений Берии все вопросы, связанные с организацией массовых политических репрессий. Дело свели к отдельным случаям злоупотреблений Берии. Речь шла, в частности, о М.С. Кедрове, А.Г. Ханджяне и других людях, к убийству которых Берия имел прямое отношение. Говорилось о личном участии Берии в фальсификации дел, следствием чего был расстрел невиновных. Назвали лишь отдельные примеры, не раскрывалась общая картина преступлений 30-40-х годов, в которых также были повинны и члены президиума ЦК, готовившие расправу над Берией.
Постановление президиума ЦК обязывало Руденко «в суточный срок подобрать соответствующий следственный аппарат, доложив о его персональном составе Президиуму ЦК КПСС, и немедленно приступить, с учетом данных на заседании Президиума ЦК указаний, к выявлению и расследованию фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берия через его окружение»[36].
На состоявшемся 2 июля 1953 г. пленуме ЦК речь шла об антипартийных действиях Берии. Уже после завершения пленума по всей его стенограмме чернилами были вписаны слова «и антигосударственных». Формулировка, определяющая действия Берии как «преступные антипартийные» или «преступные антипартийные и антигосударственные», содержалась в постановлении президиума ЦК от 30 июня. Была ли и здесь произведена позднейшая правка стенограммы, установить не удалось, так как черновиков этого документа не сохранилось. Суть этой правки очевидна: антипартийные действия не подпадали под статьи Уголовного кодекса. По всей вероятности, правка была сделана после того, как Руденко и его сотрудники начали знакомиться с делом Берии, приняв его к производству.
Доклад на пленуме сделал Маленков. Пленум единодушно осудил действия Берии, единогласно принял все документы, предложенные президиумом ЦК. Пленум постановил исключить Берию как врага партии и советского народа из членов КПСС и предать суду.
Президиум ЦК взял в свои руки руководство следствием по делу Берии и подготовкой судебного процесса. Президиум ЦК установил форму изоляции Берии и дал указания Генеральной прокуратуре о направлении ведения следствия, составлении формулы обвинения и, в конечном счете, определения меры наказания.
Руденко активно взялся за подготовку процесса над Берией. Генеральной прокуратурой приказом Руденко 30 июня было возбуждено и принято к производству уголовное дело. 3 июля 1953 г. Генеральный прокурор избрал тюремное заключение мерой пресечения для Берии и всех обвиняемых по его делу: Меркулова, Деканозова, Кобулова, Гоглидзе, Мешика, Влодзимирского. 9 июля Генеральной прокуратурой был представлен в ЦК план оперативно-следственных материалов по делу Берии. План определял круг вопросов, которые должны были изучаться следователями, методы сбора и характер материалов для доказательства виновности Берии и других лиц, обвиняемых по этому делу.
Перед следователями ставилась задача «найти материалы и факты, изобличающие Берия в использовании органов МВД против партии и советского государства и других фактов изменнической деятельности», выявить документы, доказывающие преступную расстановку кадров в системе МВД, противозаконную деятельность Берии по организации прослушивания телефонных разговоров и слежки за руководителями партии и правительства, исследовать подозрительные связи Берии с женщинами, «изобличенными в контрреволюционной деятельности и сношениях с иностранцами»[35]. Как одна из важнейших целей следствия рассматривалось изобличение Берии в попытках установить связь с югославскими руководителями Тито и Ранковичем.
Для документирования изменнической деятельности Берии предполагалось получить из МВД все его приказы по Грузии, прибалтийским республикам, западным областям Украины, Белоруссии, другие компрометирующие министра внутренних дел и его ближайшее окружение материалы. Но главным методом следствия должны были быть допросы приближенных Берии сотрудников МВД, а также женщин, с которыми был связан Берия. Важнейшие показания против Берии следствие предполагало получить от свидетелей, однако их список, зафиксированный в плане оперативно-следственных действий, а также перечень следственных материалов показывает, что речь шла о допросах уже арестованных лиц. Естественно, что содержавшиеся в следственном изоляторе свидетели были больше обеспокоены спасением своей жизни, чем судьбой Берии. Бывшие работники МВД, поднаторевшие в фабрикации дел по обвинению в антигосударственных преступлениях, старались угодить следствию, сказать больше, чем они знали. Каждого из подсудимых в начале допроса предупреждали, что он должен своими показаниями оказать помощь следствию и тем самым облегчить свою участь. Знаменательно, что когда всех подсудимых собрали вместе перед тем как ввести в зал заседания, старые друзья и соратники Берии даже не поздоровались друг с другом.
Президиум ЦК твердо держал в своих руках процесс следствия и подготовки суда. Рассмотрев 17 сентября 1953 г. ход расследования по делу Берии, президиум ЦК решил поручить Руденко «с учетом поправок, принятых на заседании Президиума ЦК, в двухнедельный срок… доработать представленный проект обвинительного заключения по делу Берии… представить проект сообщения от Прокуратуры СССР, внести предложения о составе специального судебного присутствия Верховного Суда СССР, имея в виду дело Берии и его соучастников рассмотреть в закрытом судебном заседании без участия сторон»[36]. Общее руководство подготовкой как проекта обвинительного заключения, так и соответствующего сообщения Генеральной прокуратуры СССР было возложено на секретаря ЦК М. А. Суслова.
Ведшееся ускоренными темпами, следствие по делу Берии было завершено к декабрю 1953 г., о чем Генеральная прокуратура доложила в ЦК КПСС. 10 декабря Президиум ЦК специальными постановлениями определил, как судить Берию и его подельников, кто будет их судьями, утвердил формулу обвинения для Берии и всей группы обвиняемых, принял проект обвинительного заключения, определил, кто будет сидеть на скамье подсудимых во время судебного процесса. За судом оставалась лишь формальная сторона — процессуально оформить и исполнить решения президиума ЦК, обязательные как для суда, так и для Генеральной прокуратуры.
Президиум ЦК одобрил текст указа «Об образовании и составе специального судебного присутствия Верховного Суда СССР для рассмотрения дела по обвинению Берия и других», который должен был принять Президиум Верховного Совета СССР. Председателем специального судебного присутствия Верховного Суда СССР был утвержден Маршал Советского Союза И.С. Конев, членами специального судебного присутствия — председатель Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов H.H. Шверник, первый заместитель председателя Верховного Суда СССР E.Л. Зейдин, генерал армии К.С. Москаленко, секретарь Московского обкома КПСС H.A. Михайлов, председатель Московского городского суда Л.A. Громов, первый заместитель министра внутренних дел СССР К.Ф. Лунев, председатель Грузинского республиканского совета профессиональных союзов Н.И. Кучава. Из всего состава суда только двое, Зейдин и Громов, были юристами, работниками судебных органов.
В этом же постановлении президиумом ЦК был определен порядок рассмотрения дела Берии и его соучастников. Оно должно было быть рассмотрено в закрытом судебном заседании, без участия сторон, в порядке, предусмотренном постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1934 г. Таким образом, фактически была определена и мера наказания: смертная казнь или, в случае особых смягчающих вину обстоятельств, не менее 10 лет лишения свободы. Приговор выносился окончательно и обжалованию не подлежал. Если суд приговаривал преступника к высшей мере наказания, то приговор приводился в исполнение немедленно.
Утвержденный президиумом ЦК проект обвинительного заключения по делу Берии решено было разослать для ознакомления членам и кандидатам в члены ЦК, а также первым секретарям обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик. После того, как проект обвинительного заключения был разослан аппаратом ЦК, последовало разъяснение о том, что с ним можно ознакомить весь партийный актив обкомов, горкомов, крайкомов партии, внештатных лекторов, руководителей кафедр социально-экономических дисциплин высших учебных заведений.
И в проекте обвинительного заключения, и в указе Президиума Верховного Совета СССР, и в тексте сообщения «В Прокуратуре СССР»[37] указывалось, по каким статьям Уголовного кодекса должны были быть осуждены Берия и его подельники. Формулировка президиума ЦК в сообщении «В Прокуратуре СССР» в отношении Берии была полностью повторена в приговоре, вынесенном специальным судебным присутствием 23 декабря 1953 г.
Она звучала так: «Персонально суд считает доказанной виновность подсудимого Берия в измене Родине, организации антисоветской заговорщической группы в целях захвата власти и установления господства буржуазии, в совершении террористических актов против преданных Коммунистической партии и народу политических деятелей, активной борьбе против революционного рабочего движения в Баку в 1919 году, когда Берия состоял на секретно-агентурной должности в контрразведке контрреволюционного муссаватистского правительства в Азербайджане и был связан с иностранной разведкой до момента разоблачения и ареста»[38].
К тем обвинениям, которые выдвигались на пленуме ЦК, в сообщении прокуратуры добавилось обвинение в шпионской деятельности, в том, что Берия был агентом нескольких разведок империалистических стран. На судебном заседании против Берии было выдвинуто обвинение в том, что в 1942 г. он, будучи представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Закавказском фронте, пытался открыть перевалы через главный Кавказский хребет, чтобы пропустить гитлеровские войска в Грузию.
Согласно предписаниям президиума ЦК, судебный процесс над Берией и его подельниками начался 18 декабря 1953 г. К концу дня 23 декабря всем обвиняемым был вынесен смертный приговор.
В ходе процесса Берия, частично признавая свою вину, пытался доказать, что в его действиях не было ни контрреволюционных, ни антисоветских целей. Он стремился уйти от обвинений в антигосударственных преступлениях по 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР и тем самым сохранить жизнь.
Однако подсудимым такого масштаба, как Берия, не предъявляли лишь одно обвинение, набирался целый «букет» обвинений, которые подпадали под разные пункты 58-й статьи; каждое давало возможность приговорить к высшей мере наказания. Берию и его подельников обвиняли по нескольким расстрельным статьям. Кроме обвинений в политических «контрреволюционных» действиях, Берия привлекался к ответственности и за уголовные преступления, в частности за изнасилование. В это время действовал указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование». По этому указу приговорить к высшей мере наказания было нетрудно.
В последнем слове на суде Берия сказал: «Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в муссаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного. Полностью признаю свое морально-бытовое разложение. Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии… Признаю, что ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937-1938 годах, но прошу суд учесть, что контрреволюционных антисоветских целей у меня при этом не было. Причины моих преступлений в обстановке того времени. Моя большая антипартийная ошибка заключается в том, что я дал указания собирать сведения о деятельности партийных организаций и составить докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако и при этом я не преследовал контрреволюционных целей. Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны. Прошу Вас при вынесении приговора тщательно проанализировать мои действия, не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи уголовного кодекса, которые я действительно заслуживаю»[39].
Однако суд посчитал доказанной виновность «подсудимого Берия в измене Родине, организации антисоветской заговорщической группы в целях захвата власти и установлении господства буржуазии, совершении террористических актов против преданных Коммунистической партии и народу политических деятелей»[40].
В тот же вечер Берия был расстрелян в бункере, где он содержался с июня 1953 г. Членам президиума ЦК было сообщено, что Берия был застрелен генералом Батицким сразу же после того, как был объявлен приговор. Несостоятельность этой версии очевидна в силу ряда причин: в бетонном бункере можно было привести приговор в исполнение только в специально оборудованном помещении, чтобы обезопасить от рикошета пуль тех, кто расстреливал, и тех, кто присутствовал при этом.
Однако на самом деле Берия был расстрелян не сразу после завершения суда, а через несколько часов. Для чего же понадобилась версия о немедленном приведении приговора в исполнение? Чтобы успокоить членов президиума ЦК, убедить их, что Берия мертв, что он не успел сделать каких-либо устных или письменных заявлений. Торжествовало сталинское правило «нет человека, нет и проблемы».
Еще во время следствия над Берией были арестованы его жена Нина Теймуразовна и сын Сергей. После расстрела Берии они провели полтора года в заключении, после чего по указанию президиума ЦК их сослали на Урал, не предъявив им никаких конкретных обвинений. Они были виновны лишь в том, что являлись близкими родственниками Берии. Перед освобождением из заключения сын Берии постановлением президиума ЦК был лишен ученых степеней кандидата и доктора технических наук, звания лауреата Сталинской премии и воинского звания инженер-полковник.
25 июля ЦК компартии Грузии доложил президиуму ЦК КПСС «о выселении с территории Грузии близких родственников врага народа Берии». ЦК КПСС согласился с этой акцией и подтвердил ее специальным решением секретариата ЦК КПСС. Осенью 1953 г. еще до суда над Берией началась высылка из Грузии его родни; около 20 человек были отправлены в Сибирь в связи с тем, что они «занимаются невыдержанными злостного характера разговорами». Список «слишком разговорчивых» членов семьи Берии начинается с его сестры Анны, причем в примечании органов госбезопасности Грузии сообщалось, что она глухонемая. Пятым в списке был Антадзе, муж сестры Берии, страдавший хронической шизофренией. Кроме родственников Берии, в этом списке была мать его жены, 80-летняя Д.В. Гегечкори, а также другие родственники жены — сестры, их мужья, племянники, свояки. Все делалось по-сталински: «вырубить весь род до седьмого колена». Многие из этих людей ни разу в жизни не встречались с Берией. Мать Берии Марта в письме Маленкову писала, что она за последние 17 лет видела сына всего 3 раза. Однако мать Берии, которой было более 80 лет, была выслана из Тбилиси в глухой район Абхазии на том основании, что она «жила на иждивении сына» и была «глубоковерующей женщиной, посещала церковь и молилась за своего сына — врага народа»[41]. Престарелая женщина вскоре умерла.
Как охарактеризовать события, развернувшиеся в СССР в первые месяцы после смерти Сталина? Каков характер процессов, которые привели к устранению Берии? Как можно оценить значение этого акта, его социально-политический итог?
Арест Берии давал шанс осуществить крутой поворот в политике партии, отказаться от тоталитарного наследия, сталинских методов управления партией и обществом, начать процесс демократизации. Был нанесен сильный удар по всевластию карательных органов: чиновники больше не боялись ареста, который при Сталине был возможен для каждого из них в любую минуту. Партийно-советская номенклатура стала чувствовать себя свободнее и действовать более раскованно.
Победой над Берией завершился первый этап схватки наследников Сталина за единоличное лидерство. Наибольшее преимущество получил Хрущев. Положение его в руководстве партии значительно утвердилось. Члены ЦК, руководители партийных организаций областей, краев, республик по достоинству оценили его решительность и смелость, проявленную в ходе борьбы против Берии.
Зять Хрущева журналист А.И. Аджубей впоследствии вспоминал: «Одержав верх над Берия, Хрущев сразу вырвался вперед, обеспечивал себе приоритетное положение в партийной иерархии. После расстрела Берия Хрущев даже внешне очень изменился, стал более уверенным, динамичным. По множеству мелких деталей я замечал, как выглядит на практике эта перемена мест. Иначе, более нагло стала вести себя даже охрана Хрущева (по поведению обслуги всегда можно судить о роли и месте хозяина). Автомобиль Хрущева подавался к подъезду первым, его выходили провожать другие члены Президиума и т.д.»[42].
Наиболее точным и объективным показателем происшедших в 1953 г. в жизни нашей страны перемен являлось отношение партийно-государственного руководства СССР к проблемам культа личности, сталинского наследия, массовых политических репрессий, демократизации общества. Сразу же после смерти Сталина из ссылки, концлагерей и тюрем вернулись родственники, друзья и сослуживцы членов президиума ЦК и других высокопоставленных чиновников. При этом Берия стремился подчеркнуть свою роль в освобождении этих людей. Однако о массовой реабилитации жертв сталинских репрессий не было и речи.
Все действия президиума ЦК и руководства МВД не были проявлением протеста против сталинщины и осуждения политических репрессий, тем более массовых. Эти акции были выражением несогласия со Сталиным в отношении репрессий, направленных против отдельных лиц. Замысел Берии состоял в том, чтобы показать, как неправильно, жестоко действовал Сталин, как он злоупотреблял властью. Берия стремился возложить на одного Сталина всю ответственность за массовые политические репрессии. После устранения Берии Хрущев обвинил во всех преступлениях Берию и его подручных. Этот факт признавал Хрущев в воспоминаниях. Противники Берии в 1953-1954 гг. не только сваливали на своего поверженного врага всю вину, но и старались выгородить Сталина, оправдывая его действия преступным поведением Берии. Весной 1954 г. Хрущев, выступая на собрании актива Ленинградской парторганизации, сказал, что он не против проведения судебного процесса над пособником Берии Абакумовым в Ленинграде, но он боится, что Абакумов все будет валить на «старика» — Сталина, а он уже не сможет защититься. Суд немедленно прерывал Абакумова и его подельников, как только они пытались объяснить свои действия указаниями Сталина. Абакумову не разрешили раскрыть роль Сталина ни в организации «ленинградского дела», ни «дела врачей», ни «дела Еврейского антифашистского комитета». Интересы «старика» защищались ревностно.
Действия Берии не являлись ударом по коммунистическому режиму. Реальная десталинизация означала не только осуждение сталинщины, но и полную реабилитацию всех жертв сталинского террора. Даже при М.С. Горбачеве в нашей стране не решились пойти на такой шаг. Миллионы крестьян, репрессированных во время массовой коллективизации, миллионы военнопленных, попавших после второй мировой войны из гитлеровских лагерей в сталинские, сотни тысяч священников всех конфессий, участники крестьянских выступлений в первые годы советской власти — все эти массы людей по партийно-советской терминологии были «репрессированы законно». Лишь после 1991 г. России удалось очиститься от этой скверны, восстановить честь и достоинство миллионов людей, пострадавших от террора советской власти.
Пробным камнем любой попытки десталинизации является отношение к диктаторскому режиму, его системе, карательным органам, к соблюдению законов. Угрожал ли Берия основам существования системы, способствовал ли он искоренению произвола карательных органов в государстве и обществе? Нет.
По инициативе Берии была осуществлена амнистия лишь немногих заключенных, она обошла стороной сотни тысяч политических узников. Изменился ли режим в лагерях после смерти Сталина? Нет.
Была ли восстановлена законность? Были ли ликвидированы внесудебные органы репрессий? Нет и еще раз нет. Берия предложил реформировать особые совещания, но больше, чем на сокращение срока наказания, выносимого этими внесудебными органами, он не пошел. Не говоря уже о демократических преобразованиях — свободе слова и печати, собраний и шествий. Этого не было и в помине.
По настоянию Берии после марта 1953 г. произошло резкое усиление карательных органов — слияние МГБ и МВД. Объединенное министерство внутренних дел взяло курс на автономию в системе органов государственного управления, присваивало себе все новые и новые полномочия.
Да, Берия критиковал некоторые стороны деятельности Сталина, что произвело впечатление на значительную часть общества. Берия стремился снять со Сталина ореол величия, мудрости, непогрешимости, даже дискредитировать его в глазах партийной номенклатуры. Берия чуть-чуть приоткрыл занавес, скрывавший недавнее прошлое, упомянул о жестокости карательных органов, о непосредственном руководстве Сталиным массовыми арестами, о шедших от «хозяина» указаниях истязать заключенных.
Берия говорил об ошибках Сталина как во внутренней, в частности национальной, политике, так и во внешней политике по отношению к Венгрии и Югославии.
Для чего ему это было нужно? Хрущев признает, что он и Маленков боялись «провалиться» после смерти Сталина, не удержать руль управления. По всей вероятности, Берия не сомневался в своем праве, способности и умении управлять государственным кораблем. Снимая со Сталина ореол великого руководителя, Берия стремился показать, что и без Сталина можно управлять Советским Союзом и социалистическим лагерем, причем делать это не хуже, а может быть и лучше, чем Сталин.
Руководствовался ли Берия чувством мести за то, что в последние годы жизни Сталин подготавливал расправу над ним? Допускаем такую возможность. Но главная побудительная причина — непомерная жажда власти, нескрываемое желание стать во главе правительства, партии, занять место Сталина.
Берия показал, как можно использовать в личных целях разоблачение сталинских преступлений и соучастие в них наиболее влиятельных членов президиума ЦК. Раскрывая с помощью подведомственных ему органов госбезопасности тайны фальсификации дел и злоупотреблений властью, Берия мог уничтожать документы, которые свидетельствовали о его собственных преступлениях, и собирать материалы о прямой причастности других членов советского руководства к сталинским злодеяниям. Берия не посвящал членов президиума ЦК в подробности пересмотра тех дел, которыми занималось МВД. Он сообщал лишь итоги расследования, да и те пытался публиковать самостоятельно, а не от имени ЦК и его президиума.
Не было даже малейших шагов к пересмотру отношения к миллионам жертв политических репрессий. Бериевская амнистия 1953 г. полностью игнорировала эту проблему. Режим содержания в местах заключения для политических ссыльных не претерпел серьезных изменений. Ворота тюрем и лагерей были еще крепко заперты и никто не собирался их открывать — ни Берия, ни Хрущев, ни Маленков, ни их подчиненные.
После расстрела Берии члены президиума ЦК по общему согласию тут же уничтожили все документы из его сейфа. Молотов, Каганович, Маленков, Хрущев и Микоян ясно сознавали, какая для них существовала опасность: бериевские разоблачения могли стать мощным оружием в его борьбе за руководство партией и государством. Но возможность использовать в борьбе за власть факты, свидетельствовавшие о прямом участии в сталинских злодеяниях членов президиума ЦК, была не только у Берии. Документы колоссальной разоблачительной силы оказались и в руках Хрущева. Аджубей признавал, что «элементы борьбы за власть» несомненно присутствовали в процессе разоблачения сталинских преступлений.
Президиум ЦК не осмелился разорвать ни одной нити, связывающей его со сталинским режимом. Было лишь желание сгладить углы и прекратить вопиющие беззакония этого режима.
Показательно, что когда спустя несколько недель после смерти Сталина Маленков очень робко упомянул о вреде сложившегося в партии культа личности, то он получил поддержку со стороны Берии. Если Маленков осуждал культ в общей форме без упоминания Сталина, то Берия ставил вопрос в более жесткой и определенной форме — о культе личности Сталина[43].
Борьба в высших эшелонах власти, разгоревшаяся в 1953 г., показала, как эффективны такие средства устранения политических противников, как обвинение их в соучастии в сталинских репрессиях. Президиуму ЦК удалось тогда приглушить публичную критику Сталина, избежать общественного осуждения массовых политических репрессий и публичных разоблачений их организаторов и участников.
Однако Берия не может быть поставлен в один ряд с другими претендентами на власть в послесталинском СССР. В его руках были досье, с помощью которых он мог уничтожить любого члена президиума ЦК. Под его началом был испытанный карательный аппарат, десятилетиями занимавшийся преступными делами, повязанный кровью жертв, лично обязанный Берии. Не случайно, что сотрудники МГБ обрадовались возвращению Берии на пост министра госбезопасности.
Для Берии развенчание Сталина, разоблачение его роли в организации массовых репрессий было, с одной стороны, попыткой уйти от ответственности за свое активное участие в репрессиях, за преступления, совершенные им как руководителем карательных органов. С другой стороны, Берия рассматривал разоблачение Сталина и осуждение репрессий как орудие в борьбе за единоличное лидерство.
Не только смерть Сталина изменила положение узников ГУЛАГа и повергла в страх их стражей и мучителей, но и арест, суд и казнь Берии. Это было знаковое событие, определившее поворот во всей политической обстановке в стране, первый шаг на пути к XX съезду партии. Маховик десталинизации тяжело и медленно раскручивался, постепенно набирая обороты.
Примечания:
1
История КПСС. М., 1964; Werih A. Russia: The post-war years. New York, 1971; Winlin TIi. Commissar. The Life and Death of Lavrenty Pavlovich Beria. New York, 1972; Авторханов А. Технология власти. М.. 1991; его же. Загадка смерти Сталина. Заговор Берия. М., 1992; Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992, с. 312-314.
2
Дело Берия. Пленум ЦК КПСС. 2-7 июля 1953 г. Стенографический отчет. — Известия ЦК КПСС, 1991,№ 1,2; Письма из тюремного бункера. — Источник, 1994,№4.
3
Зезина М.Р. Шоковая терапия: от 1953 по 1956 гг. — Отечественная история, 1995. № 2: Зубкова Е.Ю. Маленков и Хрущев: личный фактор в политике послесталинского руководства. — Отечественная история, 1995, № 4; Некрасов В.Ф. Тринадцать «железных» наркомов. Л.П. Берия. М., 1995, с. 212-257; Хлевнюк О.В. Берия: пределы исторической реабилитации. — Свободная мысль. 1995, № 2; Наумов В.П. Борьба Н.С. Хрущева за единоличную власть. Доклад Хрущева на XX съезде КПСС. — Новая и новейшая история, 1996, № 2.
4
В августе 49-го… (Как была решена атомная проблема в нашей стране). Публикация А.Н. Артизова и P.A. Усикова. — Родина, 1992, № 8-9; Старков Б.А. Сто дней «лубянского маршала». — Источник, 1993, № 4; «Новый курс» Л.П. Берии. 1953 г. Публикация А.И. Кокурина и А.И. Пожарова. — Исторический архив, 1996, № 4; Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. М., 1996; Берия CJI. Мой отец — Лаврентий Берия. М., 1997.
5
Центр хранения современной документации (далее — ЦХСД), ф. 2, on. 1, д. 31, л. 96.
6
Там же, л. 34.
7
Там же, ф. 3, оп. 10, д. 18, л. I.
8
Подробнее см.: Дело Берия… Известия ЦК КПСС, 1991, № 2, с. 193.
9
«Новый курс» Л.П. Берии. 1953 г. — Исторический архив, 1996, № 4, с. 151.
10
ЦХСД, ф. 3, оп. 10, д. 20, л. 11.
11
Там же, оп. 8, д. 27, л. 84.
12
Там же, ф. 2, on. 1, д. 30, л. 113.
13
Там же, д. 31, л. 61.
14
Там же, д. 29, л. 15.
15
Там же, л. 50-52.
16
Там же, л. 8-9.
17
Там же, л. 9.
18
Там же, д. 31, л. 59.
19
Там же, д. 30, л. 75.
20
Там же, ф. 3, оп. 10, д. 22, л. 3-4.
21
Журнальные публикации мемуаров Хрущева вышли в свет в журналах «Знамя» в 1989-1992 гг. и «Вопросы истории» в 1990-1995 гг. В переводе на английский язык воспоминания Хрущева впервые появились в книге «Хрущев вспоминает. Khrushcev Remembers». Boston — Toronto, 1970. Мемуары Хрущева на русском языке были частично опубликованы в США в книге «Никита Хрущев. Воспоминания. Избранные отрывки». Нью-Йорк, кн. 1, 1979, кн. 2, 1981. Недавно книга мемуаров бывшего советского лидера издана в России: Хрущев Н.С. Воспоминания. Избранные фрагменты. М., 1997.
22
Не ясно, каких «врагов» имел в виду Маленков — внутренних или внешних. Что касается сформулированных им задам, то они могли быть поставлены в различной ситуации и в общем виде отнесены к любому времени.
23
Архив Президента Российской Федерации (далее — АП РФ), ф. 3, оп. 24, д. 463, л. 136.
24
Там же, л. 137.
25
В скобках Маленков написал фамилию Круглова, добавив «+ ЦК» (там же). Вероятно Маленков имел ввиду организацию контроля со стороны ЦК.
26
Можно предположить, что речь идет о председательствующем на заседании президиума ЦК, или, что более вероятно, Председателе Совета Министров. Маленков написал слово «Председатель» с большой буквы. Такое написание употреблялось, когда речь шла о главе правительства, а не о председательствующем на заседании президиума ЦК. Очень важно, что перед словом «Председатель» Маленков поставил знак вопроса. Может быть, потому, что речь шла о нем, может быть, он проявил осторожность, так как уже тогда раздалась критика в адрес Берии, что он пытался перенести центр тяжести власти из ЦК в Совет Министров, а Маленков разделял эти взгляды.
27
До сих пор материалы, связанные как с заговором Берии, так и с заговором Маленкова и Хрущева против Берии, хранятся под грифом «Совершенно секретно». Может быть, потому и сохраняются эти секреты, что нет данных, подтверждающих версию партийного руководства о событиях июня-июля 1953 г., но есть документы, опровергающие ее. Очевидно по-этому президиум ЦК и требовал расследовать события не во всей полноте, а только на основе тех фактов, на которые было указано самим президиумом.
28
ЦХСД, ф. 2, on. 1, д. 30, л. 73.
29
Там же, д. 31, л. 268.
30
Опасение Берии, что он будет убит без суда и следствия не было беспочвенным: он имел огромный опыт уничтожения людей и знал, как это делается. Об этом опасении Берия писал и в первом, и во втором, и в третьем письмах из заключения. Эти документы сохранились. Первые два письма адресованы Маленкову, хотя в них содержится обращение ко всем членам президиума ЦК. Последнее короткое письмо «Для Президиума ЦК — т.т. Маленкову и Хрущеву”. — Письма из тюремного бункера, с. 8.
31
Молотов во время работы июльского 1953 г. пленума ЦК КПСС вспоминал, что Берию 2,5 часа «песочили» на заседании Президиума ЦК. — Дело Берия… — Известия ЦК КПСС, 1991, № 1, с. 161.
32
Письма из тюремного бункера, с. 4.
33
Там же, с. 8-9.
34
Хрущев Н.С. Воспоминания, с. 97.
35
ЦХСД, ф. 3, оп. 10, д. 20, л. 43.
36
АП РФ, ф. 3, оп. 24, д. 464, л. 12.
37
Там же, д. 468, л. 29.
38
Правда, 17.XII.1953 г.
39
Особый архив Главной военной прокуратуры РФ. Судебное производство по делу Берии, т. 40, л. 370.
40
Там же.
41
Там же.
42
АП РФ, ф. 3, оп. 24, д. 468, л. 13.
43
Аджубей А.И. Те десять лет. М., 1989, с. 132.
44
Эта попытка критики культа личности была резко осуждена членами ЦК, в частности A.A. Андреевым.
Источник: «Новая и новейшая история», 1998, №5.