Петров И. * Нацистская радиопропаганда против СССР * Статья

---

Игорь Романович Петров (р. 1969) – историк, специалист по проблемам русской эмиграции и истории Второй мировой войны, редактор и переводчик книги «Политический дневник Альфреда Розенберга. 1934–1944 гг.» (2015).

---

Переводчики под замком

В первые дни июня 1941 года в бывший особняк иранского посольства в Берлине на Виктория-штрассе, 10 вселилась дюжина новых жильцов. Им предоставили столы, постели и отгородили от всякого общения с внешним миром. Письма, которые они писали родным и знакомым, проходили строжайшую военную цензуру. Так началась история учреждения «Винета». Название оказалось пророческим: повторяя судьбу мифического города, эта организация бесследно растаяла в зареве конца войны.

Хотя идеологические основы войны против СССР должны были закладываться во вновь образованном Министерстве по делам оккупированных восточных территорий, находящемся под началом Альфреда Розенберга, практическая пропагандистская работа возлагалась на отдел объединенного командования вермахта «Вермахт-Пропаганда IV» (OKW/WPr IV) и отдел «Восток» (Abteilung Ost) имперского Министерства пропаганды. В распоряжении главы последнего, Эберхарда Тауберта, находился также «Антикоминтерн» – организация, с 1933 года активно занимавшаяся антикоммунистической агитацией, в первую очередь публикуя книги и журналы. Следует отметить, что, в отличие от распространенной практики нацистской бюрократии, при которой между занимавшимися решением одной и той же задачи учреждениями велись беспрерывные «споры о пределах компетенции», в данном случае военное и гражданское ведомства работали согласованно и скоординированно (не в последнюю очередь благодаря тому, что возглавлявший отдел «Вермахт-Пропаганда IV» полковник Ханс-Лео Мартин одновременно был связным офицером объединенного командования вермахта при Министерстве пропаганды). Даже упомянутый дом на Виктория-штрассе ведомства честно делили друг с другом: с августа 1941 года в нем же размещался небольшой спецлагерь для советских военнопленных, так называемая «военно-психологическая лаборатория», в которой, в частности, позже была разработана концепция власовской пропаганды.

Тауберт так объяснял причины создания «Винеты»:

«Перед грядущей войной возникла необходимость образования второго [после «Антикоминтерна». – И.П.] пропагандистского аппарата. Уже в первые дни войны должны были молниеносно начаться радиопередачи на важнейших восточных языках, то есть не только на русском, но и на украинском, белорусском, эстонском, латышском, также должны были возникнуть тайные радиостанции. При переходе границы войска должны были иметь в своем распоряжении плакаты, листовки, пластинки для передач через громкоговорители, фильмы с русской озвучкой и прочее»[1].

Именно с этой целью специально отобранные переводчики (в первую очередь те, кто недавно прибыл в Германию из СССР и Прибалтики) были на несколько предвоенных недель заточены в берлинском особняке[2]. После 22 июня запрет на связь с внешним миром был снят. Формально «Винета» была не подразделением Министерства пропаганды, а зарегистрированной некоммерческой организацией (eingetragener Verein), имевшей даже собственный устав, но все финансирование осуществлялось, разумеется, через ведомство Геббельса. Первым ее директором стал Хайнрих Курц, до того служивший в отделе пропаганды в Кракове. По его словам, первые задачи группы были весьма утилитарными: изготовление плакатов, табличек и объявлений (вроде «Вход в помещение запрещен» или «Приказ о регистрации квалифицированных рабочих»), которые должны были использоваться войсками после перехода советской границы, а также подготовка призывов к населению по лекалам Восточного министерства. Позже к этому добавился пропагандистский материал – от листовок до радиопередач – на основе директив и тезисов, присылаемых из Министерства пропаганды. Отдельная группа занималась транскрибированием географических названий на военных картах из кириллицы в латиницу[3].

Первые радиотрансляции «Винеты» начались уже в 10 часов утра 22 июня. В эфир было пущено обращение Розенберга («довольно академичное», по мнению Курца) и речь Геббельса, излагающая известную теорию превентивного удара по СССР. Пропагандистские тезисы, к которым добавлялись фронтовые сводки, передавались изначально на шести языках (эстонском, литовском, латышском, белорусском, украинском и русском) через передатчики в Германии и Варшаве, a по мере продвижения на восток – через станции оккупированных городов: Львова, Минска, Барановичей.

«Помимо прочего, население призывалось насколько возможно, препятствовать передвижениям Советской армии. […] В течение августа 1941 года были усилены призывы к перебежчикам. К примеру, говорилось нечто вроде: “Прекращайте кровавую битву, бросайте оружие и идите домой. Иначе вы не поспеете к разделу земли. Колхозы сейчас распускаются”. […] Кроме того, на радиочастотах советских самолетов и танков велась прямая пропаганда для советских летчиков и танкистов. Для времени передачи выбирались утренние часы, так как, по опыту, в это время танки и самолеты во фронтовой зоне находились в боевой готовности и поэтому с большой вероятностью слышали трансляции»[4].

Первый плакат, изготовленный графиками «Винеты», изображал фюрера в военной форме, с биноклем в руках, строго взирающим вдаль, очевидно, на восток. Внизу, на специальной клеевой ленте добавлялась подпись «Гитлер-освободитель» на разных языках. За первые полтора года войны из небольшого переводческого бюро «Винета» превратилась во внушительную организацию, в которой работали до тысячи сотрудников, разделенных на двенадцать групп (включая отдел «радиопрослушки» и собственное художественное ателье).

Старые гвардейцы Ленина

Одну из центральных ролей в «активной», то есть нацеленной непосредственно на противника, пропаганде играли так называемые тайные (или «черные») радиостанции (Geheimsender). У слушателя должно было создаваться впечатление, что они работают с территории, находящейся под контролем СССР, от лица подпольных антисталинских организаций. Сама идея была не нова – уже в апреле 1938 года Министерство пропаганды запускало подобный передатчик, после чего Геббельс удовлетворенно отметил в дневнике:

«Наша тайная станция, передающая из Восточной Пруссии на Россию, привлекает огромное внимание. Она выступает “от имени Троцкого” и задает немало хлопот Сталину. Красные отчаянно ищут, откуда она выходит в эфир. Но не найдут» (22 апреля 1938 года)[5].

После начала Второй мировой войны количество тайных радиостанций возросло: они использовались и во время французской кампании, и против Британии (мнимая станция шотландских сепаратистов) и ее колоний (станция «Свободная Индия»). Обдумывалось даже создание «астрологически-оккультной радиостанции», работающей против США. Все «черные» передатчики были объединены в группу «Конкордия» (Concordia)[6]. Судя по дневниковым записям, Геббельс внимательно следил за успехами своей подрывной радиопропаганды:

«Мы работаем на Россию тремя тайными радиостанциями. Векторы: первый – троцкистский, второй – сепаратистский, третий – национально-русский. Все – резко против сталинского режима. Здесь мы даем взорваться всем возможным бомбам и используем уловки, зарекомендовавшие себя во время кампании на Западе» (30 июня 1941 года).

«В интересах ведения войны мы вынуждены призывать к массовому бегству из Москвы и Ленинграда. Пока мы используем для этого тайные радиостанции, чтобы не разоблачить себя самих» (12 октября 1941 года).

«Пропаганда с помощью лозунгов и слухов, которая за прошедшие месяцы столько раз доводила советское правительство до белого каления, главным образом объясняется работой наших тайных радиостанций. Нельзя не заметить, что в столь закрытом от всех источников информации народе лозунг или искусно пущенные пропагандистские слухи оказывают гораздо более глубокое и сильное воздействие, чем, к примеру, в Англии, где каждому разрешено слушать иностранные радиопередачи» (16 декабря 1941 года)[7].

На самом деле первая из упомянутых Геббельсом радиостанций имела вовсе не троцкистское направление – она называлась «Старая гвардия Ленина». Возглавлял ее Карл Альбрехт, человек довольно извилистой судьбы. Участник Первой мировой войны, лесовод по профессии, в начале 1920-х годов он перебрался в Советский Союз то ли из-за отсутствия работы и перспектив в Германии (по его собственной версии), то ли из-за уголовных преследований за гомосексуализм (по версии Тауберта). В СССР Альбрехт сделал стремительную карьеру, служил в Рабкрине, затем в Наркомате лесной промышленности, печатался в «Правде». На пике карьеры в 1932 году он был арестован то ли за чересчур активные протесты против использования подневольного труда ссыльных на лесозаготовках (по его собственной версии), то ли за растление малолетних (по версии Народного комиссариата иностранных дел).

Благодаря ходатайствам немецких коммунистов Альбрехт был через полтора года освобожден и уехал в Германию, где его в свою очередь арестовало гестапо. После двухмесячных допросов он был отпущен, затем снова арестован то ли по подозрению в работе на Коминтерн (по его собственной версии), то ли снова за гомосексуальные проступки (по версии Тауберта). От греха подальше Альбрехт уехал в Турцию, где пытался заниматься коммерцией, но не преуспел. Однако в свободное время он написал книгу, которая сделала его после возвращения в Германию обеспеченным человеком. Она называлась «Преданный социализм» и рассказывала о том, как Сталин и его соратники отошли от верного курса. «Антикоминтерн» издал ее суммарным тиражом, превышающим два миллиона экземпляров. Нет ничего удивительного в том, что после начала войны автора призвали на службу. Альбрехт получил задание возглавить тайную радиостанцию, которая, по его словам, должна была создавать впечатление, что «где-то на той стороне фронта существует нелегальная, постоянно меняющая свою дислокацию группа старых большевиков-ленинцев, которая занимается распространением речей и лозунгов Ленина с тем, чтобы свергнуть Сталина и призвать к созданию ленинского политбюро и ленинского правительства». Альбрехт пишет в своих мемуарах:

«Так как я был убежден в виновности Сталина в том, что он обрек народы и людей Востока на ужасное рабство и предал основы марксизма и учение Ленина, верных приверженцев которого преследовали и убивали, я охотно ухватился за возможность напасть на человека, которого ненавидел. Я считал, что работа, ведущая к свержению Сталина и его Политбюро, а также к провозглашению нового ленинского советского правительства, полностью согласуется с моими социалистическими убеждениями»[8].

В распоряжение редакторов программ предоставлялся богатый аналитический материал: секретные фронтовые сводки, протоколы допросов пленных и перебежчиков, стенограммы «прослушки» советских радиостанций. В передачах запрещалось задевать нацистскую верхушку и прямо призывать давать отпор вермахту. Наоборот, поощрялись пассажи о необходимости сепаратного мира и о том, что война между Германией и СССР на пользу только «западным плутократам»[9].

По очевидным причинам среди сотрудников «Винеты» второго набора (то есть взятых на работу уже после начала войны) немалую долю составили белоэмигранты – другой страты людей со знанием русского языка в Германии просто не было. К пропаганде ленинских взглядов, пусть даже фиктивной, они, конечно же, относились враждебно. Александр Альбов, участник гражданской войны, затем служивший корреспондентом «Юнайтед Пресс» на Балканах, поступил работать в «Винету» в сентябре 1941 года. Он вспоминал:

«Бывший лидер немецких коммунистов Альбрехт, ставший убежденным нацистом, […] убедил немецких боссов, что мы должны играть роль искренних ленинцев, сражающихся с нынешними сталинцами. […] Благодаря такой уловке бывшие ленинцы могли бы оказаться на нашей стороне. Конечно, это была абсурдная идея, но нацисты, которые не были гигантами мысли, поверили ему и приказали мне не слишком-то задевать Ленина. Но случилось так, что один талантливый писатель […] написал очень смешной фельетон, в котором фигурировал дух Ленина. Будто бы нынешние партийные бонзы сидят в Кремле и посредством спиритического сеанса вызывают дух Ленина. Дух появляется, а потом, послушав их, исчезает. Эту историю начитал талантливый актер Блюменталь-Тамарин. […] Когда он дошел до момента исчезновения духа Ленина после разговоров со сталинцами, он сказал: “И дух Ленина исчез с очень странным звуком”, а после издал неприличный звук. Текст был записан, прошел цензуру, и я забыл о нем»[10].

Однако немецкое начальство Альбова (очевидно, по доносу самого Альбрехта) решило задним числом проверить передачу и, услышав тот самый звук, пришло в ярость. Насмешка над Лениным нарушала все инструкции и противоречила намерениям Альбрехта. Со слов Альбова, спасло его только то, что недавно попавшие в плен летчики на одном из допросов с восторгом отозвались именно об этой передаче[11]. Альбрехт в свою очередь хвастался, что лично от Геббельса добился разрешения и близко не подпускать белоэмигрантов к «ленинской радиостанции». Впоследствии, впрочем, Геббельс и его подчиненные в нем разочаровались: летом 1942 года он был уволен из «Винеты». Характеризуя его, Тауберт отмечал его недисциплинированность и «более чем сомнительные пропагандистские акции, которые находились уже на грани предательства родины»[12].

Благодаря радиоперехватам, сохранившимся в архиве ТАСС, можно примерно представить, как выглядели передачи радиостанции «Старая гвардия Ленина» (немецкое название «Concordia V», в эфире по часу в день с 29 июня 1941 года). В одной из передач фиктивные ленинцы из разных мест Советского Союза, от Москвы и Ленинграда до Кавказа и Сибири, проводили перекличку; в другой передавали указания своим мнимым агентам; в третьей транслировали фронтовые сводки. Одна из них, в частности, звучала так:

«В Ленинграде огромная скученность. Фашисты бомбардируют население. В городе нет хлеба, теплой одежды, нет достаточного количества мест, где население могло бы укрыться от бомбардировок. Распространяются эпидемии. Люди мрут как мухи. Дезертиры грабят продовольственные магазины. Ленинград стоит перед катастрофой. Учащаются случаи мятежа в казармах. Ленинград горит в различных местах. Женские пожарные команды не могут спасти город. Ленинграду, этому славному городу Ленина, грозит участь Варшавы и других городов. Все это предстоит пережить городу благодаря преступной политике Сталина. Москве предстоит затем участь Ленинграда. […] Фашисты утверждают, что они взяли в плен полтора миллиона и что три с половиной миллиона человек погибли на фронте. Из тайных донесений мы знаем, что эти цифры правильные, и, несмотря на это, Сталин продолжает свою преступную войну. Близится день, когда мы позовем вас на решительный бой. Право есть сила. Идите лучше в плен, чем бессмысленно жертвовать своей жизнью. Долой Сталина! Временное ленинское политбюро Компартии Советского Союза»[13].

Следует отметить, что разгул «черных» нацистских радиостанций не остался незамеченным союзниками. С мая 1941 года англичане в свою очередь начали вещать на Германию от имени тайной немецкой «патриотической оппозиции» (радиостанция «Густав Зигфрид»), а осенью 1941-го в эфир вышла советская радиопрограмма «Штурмовик Ганс Вебер», в которой якобы разочаровавшийся в нацизме штурмовик обращался откуда-то с территории Германии к своим бывшим товарищам. Другие готовившиеся в СССР от имени «немецкой народной радиостанции» (Deutscher Volkssender) программы служили все тем же целям дезинформации и разложения, создавая впечатление, что в Германии существует разветвленная агентурная сеть, которая управляется посредством тайного передатчика. Приемы, используемые советской стороной, были схожи с немецкими: например, обращения к своим фиктивным агентам в немецком тылу с использованием географических («Внимание, друзья в Дессау!») или криптографических («Внимание, [агент] QR6!») ориентиров[14]. Но использовались и оригинальные хитрости: советские передатчики включались на частоте немецких радиостанций и вклинивались в паузах или прямо «поверх» программы с антигитлеровскими комментариями. Так как голос подставного диктора приходил будто бы издалека, его прозвали «голосом призрака» (Geisterstimme). Такого рода диверсии настолько беспокоили нацистов, что они временами глушили собственные радиопередачи[15].

Военнопленные у микрофона

Если в Советском Союзе на «черных» радиостанциях работали большей частью немецкие коммунисты-коминтерновцы, то нацисты, не слишком доверявшие белоэмигрантам, уже с августа 1941 года стали активно привлекать к пропаганде советских военнопленных, включая, конечно, самого известного из них на тот момент – сына Сталина Якова Джугашвили. О пущенном «Винетой» в эфир обращении Джугашвили сохранились противоречивые воспоминания. Возглавлявший «Винету» Курц утверждал:

«Хотя и трудоемким способом, но нам удалось сделать годным к трансляции записанный на магнитофон первый допрос Сталина, который велся фронтовыми частями по месту его поимки. Особенно примечательным было то, что во время этого допроса сын Сталина позволил себе пренебрежительные замечания о советском руководстве и смысле войны. Эта передача, которая напрямую адресовалась Сталину, анонсировалась целыми днями напролет, вроде “Сталин, через пять дней в 10 вечера ты услышишь речь твоего сына. В ней будут такие подробности о советском руководстве, которые тебя не порадуют” и т.д., и т.п. И действительно в назначенное время началась трансляция. Как следует из рассказов военнопленных, она произвела сильное впечатление на советские войска»[16].

Альбрехт изложил иную версию того же эпизода. С его слов, никакие посулы и угрозы не смогли заставить Джугашвили заговорить. Но тут кому-то в голову пришла идея заставить его читать книгу, якобы для больного товарища:

«Все, что он читал, тайно записывалось на пленку. Потом текст аккуратно нарезали и склеили так, что получилось зажигательное обвинение против Сталина, то есть именно то, чего хотел Геббельс и чего он не смог заполучить честным путем… Но эффект – как внутри страны, так и вне ее – оказался нулевым»[17].

Впрочем, другие пленные оказались более сговорчивыми; Альбрехт вспоминал, что отобрал для своей ленинской радиостанции семь человек: двух полковников, трех младших офицеров и двух солдат. Еще один бывший сотрудник «Винеты» Игорь Боголепов так рассказывал о своей командировке к Альбрехту:

«Меня сослали в далекий подвал бывшего банка, где ютилась совсем уже диковинная немецкая пропагандная служба – та, что носит название “черного передатчика”, то есть оперирующего якобы с территории вражеского государства. Винетский черный передатчик называл себя “ленинским” – тщился изобразить себя рупором внутрипартийной оппозиции сталинскому руководству, отошедшему от ленинских канонов. […] Но в понимании эсэсовца [то есть Альбрехта. – И.П.], заправлявшего черным передатчиком, “марксизм-ленинизм” не должен быть чуждым идее “подлинного социализма”, введенного гитлеровцами. […] Вокруг меня были теперь […] едва державшиеся на ногах, очень худые и очень мрачные бородачи. То были наши пленные командиры, даже один политработник, по всей видимости, еврей, но удачно выдавший себя за армянина. На меня сперва они смотрели исподлобья. […] Я раздобылся шнапсом, и это, как и полагается у русских, сломало лед. В подвале стены также имели уши. И потому мы поняли друг друга без лишних слов.

Командиры считали себя коммунистами и дальше. Они, как и я, утешались тем, что передатчик на родине все равно слушаться не может. Вожак группы, суровый, неулыбающийся полковник Нерянин[18], считал даже, что своим формальным коллаборантством мы приносим пользу: разве лучше было бы, если бы на нашем месте сидели люди, желающие принести вред не немцам, а своим? Бывший политработник вздохнул, что диалектически это правильно, но военного трибунала не убедить, так как в нашей шкуре он не побывал. […] Винетский цензор из прибалтийских немцев Штунде только морщился, когда натыкался на выражения “немецко-фашистские захватчики”, “непобедимое учение Маркса-Ленина”, и […] неизменно спрашивал: “Кто из нас раньше угодит на Принц-Альберт-штрассе?” [т.е. в гестапо. – И.П.]»[19].

 В эфире «утки»

Второй «черной» радиостанцией «Винеты» был передатчик «За Россию» (немецкое название «Concordia Y», в эфире по 40 минут в день с 30 июня 1941 года), курируемый сотрудником Восточного министерства, выходцем из русских немцев Кнюпфером. Передатчик специализировался на пропаганде националистического толка, а среди его сотрудников преобладали члены Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) – националистической партии, созданной в начале 1930-х годов молодыми русскими эмигрантами на Балканах. Возникла парадоксальная ситуация: роль фиктивных русских националистов здесь исполняли настоящие русские националисты. Даже название радиостанции совпадало с названием довоенной газеты НТСНП. Руководитель этой группы Дмитрий Брунст после войны вспоминал:

«Передачи записывались на пленку и передавались по радио с какой-то близко расположенной к фронту немецкой станции. Русские передачи велись от имени выдуманной подпольной организации, будто бы существовавшей на территории СССР… В передачах передавались призывы прекратить войну, повернуть штыки против власти, передавались бессовестно выдуманные сообщения “с мест” из разных городов Советского Союза, вымышленные факты, вымышленные события и сведения о борьбе с Советской властью»[20].

К сожалению, тексты передач этой радиостанции, как и тексты передач «Старой гвардии Ленина», в немецких архивах не сохранились. Лишь благодаря счастливой случайности некоторые из них дошли до нас: в частности, в 1942 году их публиковала «Одесская газета». Вообще-то нацистские пропагандисты проводили весьма четкую, говоря современным языком, диверсификацию контента: каждой целевой аудитории предназначалась собственная пропаганда, поэтому подрывным сообщениям для советского тыла нечего было делать в газетах на оккупированной территории[21]. Но Одесса находилась под румынским контролем, военная цензура была здесь, очевидно, не столь жесткой, и принятые по радио новости оказывались на страницах газеты. Опубликованные сообщения подтверждают рассказ Брунста, непрерывно повествуя о железнодорожных катастрофах, локальных восстаниях, провокациях, внутренних дрязгах в советском тылу и прочем. Например, празднование 1 мая 1942 года, по сообщениям радио «За Россию», сопровождалось в Ленинграде распространением пацифистских листовок на Балтийском флоте, в Балахне – поджогом бумажного комбината, во Владивостоке – убийством двух партийцев после праздничного банкета, в Сталинграде – антивоенными митингами на заводе «Красный Октябрь» и так далее[22]. Изредка новости перемежались прямыми призывами:

«Коммунисты довели страну до того, что теперь, чтобы спасти ее от разрухи, существует одно средство – заключить немедленный мир. Но наше правительство не думает об этом. Это правительство начало войну, не подготовив к ней страну, имея военное командование, состоящее из невежд. […] Правительство действует против интересов страны и народа. Мы требуем окончания войны, мы ждем, чтобы к власти пришла новая часть русского народа, которая заключила бы мир и спасла страну от катастрофы»[23].

Излишне уточнять, что это были исключительно пропагандистские лозунги: нацистское правительство на тот момент не помышляло ни о каком сепаратном мире и тем более о признании какого-либо «нового» русского правительства.

По понятным причинам редакторы радиостанции «За Россию» не слишком заботились о последовательности или логичности «новостных сообщений», что вызывало анекдотические казусы. Так, в начале февраля сообщалось, что два представителя горкома партии, приехавшие для «проведения реквизиций продовольствия у населения» в пригородный архангельский колхоз «Красный огородник», были убиты разгневанными крестьянами. К середине марта, уже позабыв об этой новости, радиостанция опять сообщила, что в тот же «Красный огородник» снова приехали два проверяющих, теперь «для проверки подготовительных весенних работ»; на этот раз, по воле авторской фантазии, их убили рабочие. Схожим образом было продублировано сообщение о выходе газеты «Комсомольская правда» с вложенной в нее листовкой следующего содержания:

«Трудящиеся, объединяйтесь для борьбы против паразитного сталинского режима, который не имеет ничего общего с интересами рабочего класса в России, преданных в пользу интересов английских капиталистов. Бейте без пощады сталинцев. Готовьтесь к великой борьбе против сталинской власти»[24].

Один раз, по сообщению радиостанции, такую газету будто бы видели в Саратове, а другой раз в Куйбышеве.

Еще об одной «утке» рассказал бывший сотрудник «Винеты» Лев Дудин, пытавшийся после войны разъяснить, каким образом в документах власовского движения появились антибританские и антиамериканские сентенции. По его словам, Власов будто бы действительно верил, что существует «секретное соглашение между Сталиным, Черчиллем и Рузвельтом о продаже Мурманска и уступке бакинских нефтепромыслов в аренду на 99 лет», которое он, как русский националист, не мог одобрить. На самом же деле все эти соглашения выдумал сам Дудин по поручению уже известного нам Альбова, который «страшно любил всякие сенсации» и «жаловался, что постоянно приходится транслировать всякие скучные материалы». Дудин рассказывает:

«Я принес ему следующую “утку”: “По сообщению шведского телеграфного агентства, на границе между Швецией и Норвегией, в районе (я не помню сейчас места), совершил вынужденную посадку советский транспортный самолет, направлявшийся в Лондон. При посадке летчик и пассажир самолета были убиты. Среди багажа пассажира, который оказался дипкурьером, были найдены различные документы, в том числе копия секретного соглашения между правительством СССР и правительствами Великобритании и США об уступке Мурманска Великобритании и о сдаче нефтепромыслов в Баку в долгосрочную аренду США на 99 лет в обмен на поставку западными союзниками военных материалов Советскому Союзу”. Для красочности я, кажется, даже приложил текст этого “договора”. Все это мы пустили по радио и очень хвастались своим трюком. В кругах “Винеты” этот случай стал почти нарицательным для всякого вида вранья, но никто из нас не думал, что он будет иметь такие последствия»[25].

Разумеется, Власов не был столь легковерным, поэтому оставим эту неуклюжую попытку оправдания на совести мемуариста. Вместе с тем в первых номерах власовской газеты «Заря» действительно были напечатаны новости о том, что «Баку и Мурманск проданы англичанам», и о катастрофе самолета с диппочтой в Норвегии – с цитатами из текста «тайного договора»[26].

 Недружба народов

Наряду с русской редакцией в «Винете» существовали весьма крупная (до 50 сотрудников) украинская и более мелкие (до 10 сотрудников) белорусская, латышская, литовская, эстонская, азербайджанская, грузинская и другие редакции. По словам Брунста, «национальные сектора не общались друг с другом, отделенные не только немецкими инструкциями, но и, главное, затаенной ненавистью друг к другу, вероятно, не меньшей, чем к большевикам»[27]. Еще более мрачную картину рисует Боголепов, согласно которому украинский отдел «Винеты» по большей части состоял из националистов, которых немцы выслали из оккупированных областей, чтобы они не сеяли там смуту. Так как план Розенберга о предоставлении Украине марионеточной самостоятельности не получил одобрения фюрера, а самовольное провозглашение «независимого украинского государства» 30 июня 1941 года во Львове было встречено в немецких верхах крайне неодобрительно, то выбрана была иная тактика:

«[Националистов] “засадили” в “Винете” переводить гитлеровские реляции, оставляя лишь право поносить Россию и русских, угнетавших, мол, Украину. Наиболее глупым, пытавшимся все еще куражиться насчет “вольной Украины”, начальник “Винеты” […] собственноручно наложил по шеям, приговаривая, что, где пролита немецкая кровь, там Великогермания. Под стать […] бандеровцам были и прибалтийские эмигранты. Насквозь онемечившиеся из-за ненависти к русским, загадившим, как они выражались, их страны – про немецкую оккупацию они помалкивали, – выехали они в Германию еще до войны. […] Эти уже и не заикались насчет возвращения независимости Эстонии и Латвии. “Я всегда мечтал стать подданным моего великого германского отечества”, – сказал мне один из них (ныне, само собою разумеется, работает он в эстонской секции “Голоса Америки”)»[28].

Именно автор этих воспоминаний, сын известного профессора-экономиста Михаила Боголепова, был, по всей видимости, первым работником «Винеты» из числа советских гражданских (военнопленные не фигурировали в списках сотрудников). Игорь Боголепов, направленный в 1940 году в Прибалтику для организации местного советского радиовещания, не сумел выбраться из окруженного Таллина, попал в руки к немцам и быстро согласился с ними сотрудничать. Хотя он позже утверждал в мемуарах, что его вынудили пойти в «Винету» шантажом, руководящая должность и внушительное жалованье заставляют в этом усомниться[29].

 Последняя роль Блюменталя-Тамарина

Настоящей «звездой» немецкого русскоязычного вещания стал московский артист Всеволод Блюменталь-Тамарин, перебежавший к немцам под Москвой в ноябре 1941 года. Уже в январе его доставили в Берлин и зачислили в штат «Винеты». Официально он служил диктором, но, помимо этого, читал перед микрофоном собственные воспоминания о жизни в СССР, фельетоны, политические памфлеты. Его пародии на Сталина пользовались, судя по всему, таким успехом, что он стал одним из первых коллаборационистов, заочно приговоренных военной коллегией Верховного суда к смертной казни. Воспоминания коллег-эмигрантов рисуют, однако, не слишком приглядный образ спивающегося актера, «воспевающего немцев, подхалимничающего без мыла» и не гнушающегося доносами на коллег. От его статей «разило запахом гоголевского Петрушки» или «немецким, холодным, мстительным антисемитизмом». Сам Блюменталь-Тамарин, впрочем, видел себя несколько иначе:

«Мой дар дает мне право – бесценное право – бичевать великого убийцу Сталина и его подручных палачей. Три раза в неделю я подхожу к аппарату и, трепеща от ненависти, бросаю в эфир все свое негодование, весь мой гнев – дьяволу, уничтожившему все лучшее земли нашей. И это держит меня в жизни, это спасает меня от отчаяния. В этом весь смысл моего существования. Я часто плачу горькими безутешными слезами о моих погибших друзьях, и я бросаю эти мои слезы в устье маленького металлического аппарата, и они звучат в безграничном пространстве и не пропадают бесследно»[30].

В число «подручных палачей» актер охотно зачислял и бывших друзей. Так, незадолго до начала войны он писал Алексею Толстому:

«Дорогой мой Алексей Николаевич, письмо твое доставило мне большую, неподдельную радость. Вот что значит интуиция! Какое наслаждение, что ты пишешь Грозного. Молю тебя, не откладывай свидания со мной… Я написал поэму “Москва Петровская” и посвятил ее тебе, на днях пришлю. Прими и не обессудь».

Однако уже через год тональность рассуждений о том же человеке резко поменялась:

«Иосиф Виссарионович предложил реабилитировать… кого бы вы думали? Иоанна Грозного, перекроив его в благородного, милого русского государя… И академик, и российский граф Алексей Николаевич Толстой, головы предков которого летели под ударами топора Иоанна Грозного, взялся за эту грязную, мошенническую, шулерскую проделку для советского юношества. Правда, ему не привыкать. Подхалимствуя перед Сталиным, он из жестокого убийства стрельцов Петром Великим сделал в угоду Сталину благородный акт в романе “Петр I”. Если так поступил он с Петром, то почему не проделать этого и с Иваном Грозным. Это главная специальность мошенника и шулера в литературе – Алексея Николаевича Толстого»[31].

Знакомство с биографией Блюменталя-Тамарина побуждает задуматься над любопытным вопросом: имелись ли в штате «Винеты» советские агенты? Дело в том, что в июне 1944 года летчик Владимир Унишевский, перелетевший в 1938-м из СССР в Эстонию и служивший при «Антикоминтерне», напал после устроенного «Винетой» банкета на Блюменталя-Тамарина и проломил тому череп кастетом. Причиной якобы послужило то, что летчику «надоело кликушество» Блюменталя-Тамарина по радио. Пострадавший выжил и обвинил Унишевского в работе на Советы. Получило ли дело ход, неизвестно, но через месяц обидчик актера погиб в авиакатастрофе[32]. Возглавлявший «Винету» Курц называет имя другого предполагаемого советского агента, которому «превосходно удавалось скрывать факт работы на советскую сторону» – им, по его словам, был Ойген фон Вибер[33].

Действительно, бывший актер Камерного театра Евгений Вибер, приехавший в Германию за несколько лет до войны, стал одним из первых (с 8 июня 1941 года) сотрудников «Винеты». Он возглавлял в ней переводческую группу, участвовал в допросе Якова Джугашвили, содействовал трудоустройству в «Винету» многих русских сотрудников, в частности, Альбова и актера МХАТа Сергея Сверчкова. Однако ни в их мемуарах, ни в других архивных источниках нет никаких сведений о его разоблачении или аресте[34]. Зато еще один «винетский» переводчик – Сергей Набоков, младший брат писателя, – действительно был арестован нацистами в декабре 1943 года за «враждебные по отношению к государству высказывания» (по имеющимся свидетельствам, он положительно отозвался то ли об английских бомбардировках Берлина, то ли об Англии вообще) и умер в январе 1945 года в концлагере[35].

 Передача окончена

Расцвет «черного» радиовещания был недолгим. 1 июля 1942 года Геббельс записал в дневнике:

«Обсуждаю вопрос тайных радиостанций. По моему ощущению, методы тайного радиовещания устарели. Тайная радиостанция может оказывать влияние, если ее задействовать ненадолго, а именно в критических ситуациях. Тайные радиостанции, которые работают уже два года и не слишком перспективны, должны быть отключены… Некоторые тайные радиостанции, работающие против СССР, также не слишком успешны, так как по большому счету их не слушают»[36].

По горячим следам была организована проверка имеющихся «черных» радиостанций, жертвой которой пал националистический передатчик «За Россию», так как, по мнению ревизоров, «успех его был невысок». С 1 августа 1942 года его вещание было прекращено. Существенно лучшую характеристику получила «Старая гвардия Ленина»:

«[Станция] поддерживала антипатию членов партии к Сталину, указывая на пример Ленина, который в противоположность Сталину проводил оппортунистическую мирную политику [намек на Брестский мир. – И.П.]. Действенность этого передатчика подтверждается тем, что Лозовский подробно опровергал его сообщения, а “Правда” была вынуждена спорить с фактом распространения его сообщений на фабриках, железных дорогах и рынках»[37].

Для националистической пропаганды решено было использовать так называемый агентский передатчик (немецкое название «Geheimsender Z»), по которому передавались зашифрованные инструкции для немецких агентов в советском тылу. По всей видимости, он был как-то связан с созданной СС для подготовки и заброски диверсантов организацией «Цеппелин», поскольку новое название радиостанции – «Боевой союз русского народа» – было созвучно названию одной из подконтрольных «Цеппелину» коллаборационистских структур. По содержанию сообщения «Боевого союза русского народа», рассказывающие о саботаже и беспорядках в советском тылу, продолжали традиции радиостанции «За Россию». Так, 6 сентября 1942 года центр «Боевого союза русского народа» в эфире приказал «всем районам и областям собраться 16 сентября на съезд», повестка дня которого «будет опубликована особо»[38]. Ни повестки, ни отчетов о «съезде» на страницах «Одесской газеты» не появилось, а вскоре сообщения «Союза» и вовсе пропали с газетных страниц: то ли вещание было остановлено, то ли военная цензура, наконец, заметила непорядок.

Тем не менее «ленинская радиостанция» оставалась в эфире как минимум до декабря 1943 года, когда о ней неожиданно написали шведские газеты. Они утверждали, что радиопередатчик «старых ленинцев» на самом деле находится в Германии, а «ленинцы», подходящие к микрофону, работают на германское Министерство пропаганды (что соответствовало действительности). По мнению Тауберта, информация в Швецию была передана советской разведкой. Тауберт предложил Геббельсу пропагандистские мероприятия в трех разных изводах: для немецкой прессы, для обычного русского радиовещания из Германии и, наконец, для самой «Старой гвардии Ленина». В частности, последняя должна была, реагируя с запозданием (ибо вести до советского тыла доходят медленно), заявить:

«Сталин, который не может уничтожить ленинское движение, пытается представить его членов как фашистских агентов, как он уже проделывал с троцкистами, Зиновьевым, Бухариным и прочими. Для нас это еще одно доказательство того, что Сталин начинает бояться нашего движения»[39].

Реакция Геббельса на это предложение до нас не дошла, но разоблаченная радиостанция была, по всей видимости, закрыта. По сведениям Боголепова, известие о том, что с германской территории два с половиной года в радиоэфир тайно выходила ленинская пропаганда, вызвало известное недовольство среди не посвященных ранее в эту тайну нацистских бонз[40].

Оценка успешности той или иной пропаганды – вещь, зачастую субъективная. Реляции об успехах «Старой гвардии Ленина», отраженные в сохранившихся документах Министерства пропаганды, из дня сегодняшнего кажутся скорее попытками самореабилитации нацистских чиновников, когда-то принявших решение о ее запуске и теперь защищавших собственные кресла. В деле деморализации советского населения «черные» радиостанции «Винеты» преуспели мало. Поэтому в борьбе за «моральное разложение советского тыла» в конце 1942 года восторжествовала другая идеологическая парадигма: агитация за «Русское освободительное движение» генерала Власова, изначально, собственно, и возникшее лишь в качестве «пропагандистского крючка».

В 1943–1944 годах «Винета» еще более разрослась, не в последнюю очередь за счет театральных трупп, занимавшихся культурным обслуживанием остарбайтеров и русских добровольцев, но свою заметную роль в идеологической борьбе против СССР, которую она играла в начале войны, организация постепенно утратила. Разрыв между щедрыми пропагандистскими обещаниями и твердым нежеланием нацистского руководства идти на оккупированных территориях хоть на какие-то политические компромиссы, привел к краху нацистской пропагандистской концепции и способствовал поражению рейха. Когда осенью 1944 года нацисты вспомнили о Власове, позволив ему создать хотя бы полумарионеточную организацию и сформировать собственные дивизии, было уже слишком поздно.

Формирование власовских частей происходило на полигоне Мюнзинген в Баден-Вюртемберге. Вслед за военными туда же из разбомбленного Берлина потянулись и оставшиеся без работы сотрудники «Винеты», в том числе Блюменталь-Тамарин. Именно в Мюнзингене уже после капитуляции Германии бывшего актера убил собственный племянник и по совместительству советский агент Игорь Миклашевский. Могила на местном кладбище – один из немногих артефактов, оставшихся от учреждения «Винета».