Петров П.В. * Красная Армия глазами финского командования: уроки советско-финляндской войны 1939-1940 гг. * Статья

Статья из книги «Санкт-Петербург и Страны Северной Европы» Материалы четвертой ежегодной международной научная конференции. Спб., 2003

---

Как известно, события советско-финляндской войны 1939–1940 гг. оказали очень сильное влияние на формирование мнения германского верховного командования относительно боеспособности Красной Армии. В результате изучения полученной по разным каналам разведывательной информации о Советских Вооруженных силах, германским военным руководством был сделан неверный вывод о том, что РККА является “колоссом на глиняных ногах” и что для сокрушения ее сил не понадобится слишком много сил и времени. Это обстоятельство впоследствии сыграло свою роковую роль при подготовке фашистской Германии к войне с Советским Союзом.

Однако, вполне естественно, что столь невысокое мнение германского генералитета не могло основываться просто на сообщениях прессы о ходе войны, донесениях военных атташе или своих предвзятых оценках. Для этого были необходимы более убедительные факты, которые подтвердили бы правильность собственных выводов. И в этом отношении, для немецкой стороны огромную роль сыграли материалы о “зимней войне”, которые были переданы командованием финской армии после ее окончания. Именно эта информация стала основным источником сведений о сильных и слабых сторонах советских вооруженных сил.

Финская сторона не один раз предоставляла главному командованию сухопутных войск Германии (ОКХ) разведывательную информацию по Красной Армии, в связи с прошедшей советско-финляндской войной 1939-1940 гг. Судя по разным даннымi, на протяжении 1940 г. – первой половины 1941 г. различные представители финского генералитета (П. Талвела, Х. Эквист, Х. Эстерман, А. Хейнрикс, В. Туомпо, В. Валве) неоднократно посещали Германию. Вероятно, что в ходе этих визитов финские генералы передавали немецкой стороне различные разведывательные материалы, в которых делались обзоры состояния Красной Армии по опыту “зимней” войны. В частности, в монографии М. Йокипии подчеркивается, что осенью–зимой 1940 г. “поток информации шел … только в одном направлении: от финнов, которые просили помощи, в сторону Германии”ii. Упоминания об этой информации также содержатся в некоторых известных источниках. К примеру, 3 февраля 1941 г. начальник генштаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер в своих заметках к плану “Барбаросса” пишет следующее о советской артиллерии: “…В численном отношении артиллерия весьма мощная, однако матчасть устарела. По опыту боев в Финляндии, артиллерия непригодна к ведению эффективного огня на поражение…”iii. Причем, далее в своем дневнике он прямо ссылается на некую “финскую оценку”iv. А если учесть, что 30 января 1941 г. в Берлин прибыл с деловым визитом начальник генерального штаба вооруженных сил Финляндии генерал-полковник А. Э. Хейнрикс, то нетрудно понять, откуда вдруг появились эти сведения у немецкой стороны. Или же 1 июля 1941 г., уже после начала войны с СССР, всё тот же Ф. Гальдер обсуждал с финским генерал-лейтенантом Х. Эквистом “боевой опыт войны Финляндии с русскими”v. Таким образом, между Германией и Финляндией имел место постоянный обмен информацией военного характера относительно Советского Союза.

2 октября 1940 г. отдел “Иностранные армии Востока” IV-го обер-квартирмейстера генерального штаба сухопутных войск Германии распространил за № 3535/40, с грифом “секретно”, документ под названием “Опыт финско-русской войны”vi. Как было указано в его вводной части, “нижеследующий анализ основан на отдельных отчетах об опыте, полученных из финских источников”, которые “недостаточны для того, чтобы составить полное, соответствующее действительности, представление о Красной Армии”vii. В этом крайне интересном обзоре, ныне хранящемся в Российском государственном архиве Военно-Морского флота (РГА ВМФ), были отмечены наиболее принципиальные недостатки в действиях Красной Армии.

В начале обзора “Опыт финско-русской войны” речь шла о тех условиях, в которых пришлось действовать советским войскам. Подчеркивалось, что боевые действия РККА развернулись в 100–200 км от станций выгрузки, а “вследствие труднопроходимой местности и неблагоприятных метеорологических условий подвоз на механической тяге и лошадях был недостаточным”. На Карельском перешейке, как указывалось в отчете, было сосредоточено такое количество войск, что подвоз продовольствия в течение длительного времени был организован очень плохо. Более того, подчеркивалось, что отдельные воинские соединения в течение нескольких недель получали продовольствие только с самолетовviii.

В качестве самых главных причин неудач советских войск были названы недостаточная инициатива и шаблонные, неповоротливые действия, выразившиеся в стремлении все время оставаться на дорогах, неумении совершать переходы по лесистой местности и вести на ней боевые действияix. Также, по мнению финского командования, “русские неправильно оценивали эффективность и возможности использования отдельных видов оружия”. В частности, было отмечено увлечение советского командования использованием танковx.

Финские аналитики внимательно рассмотрели систему отдачи приказов в Красной Армии, указав на ее основные недостатки. Во-первых, была отмечена недостаточность данных о противнике и плохая организация разведки. Была подвергнута критике формулировка боевых задач в советских приказах: “…Распоряжения сформированы (скорее, сформулированы – П. П.) так неясно, что в большинстве случаев подчиненные не понимают, что намечено и как командир представляет себе выполнение данной задачи”xi. Здесь же указывалось, что при отдаче приказа на день, как правило, тщательно сохранялись в тайне дальнейшие действия командира: следует ли идти вперед или сделать привал. Командирам соединений и частей не всегда удавалось поддерживать связь с подразделениями, из-за чего в приказах часто ставились задачи сразу на 2 дняxii.

Финнами также отмечалась плохая ориентировка советских командиров на местности и незнание собственных разграничительных линий. Это приводило к тому, что они зачастую не знали, за какой район они несут ответственность и какая часть находится рядом. Финские подразделения, пользуясь неразберихой в управлении и отсутствием всякой согласованности в действиях советских соединений и частей, легко проникали в их тылы. Танковые части, временно придаваемые пехотным соединениям, не имели четкого представления о том, “в каком пункте они будут взаимодействовать, по какой дороге им следует идти и кому они должны передавать сообщения”xiii. Отдельно было указано на один из самых крупных недостатков в действиях Красной Армии – отсутствие всякого взаимодействия между различными соединениями и родами сил на поле бояxiv.

Финскими командирами было верно подмечено, что изложенные в различных наставлениях РККА указания по ведению разведки в ходе боевых действий советскими частями практически не выполнялись. Финнами был приведен пример, хорошо характеризующий отношение советских командиров к разведке. При выдвиэжения советской стрелковой дивизии для наступления, ее разведывательный батальон, как правило, замыкал колонну, хотя обязан был находиться в ее авангардеxv.

Система боевого охранения советских войск была оценена финскими военными достаточно высоко. Как отмечалось в отчете, фланги и опорные пункты русских оборонялись отрядами из 15–20 человек, которым придавались пулеметы или танки. Это охранение “было очень бдительным, о тревоге оно предупреждало выстрелами, сиренами и световыми ракетами”xvi.

Отдельную часть документа составило описание ведения боя советскими частями. Особо было отмечено, что пехота всегда проводила атаки с большим подъемом, а “русские боялись плена, так как пропаганда изображала финнов особенно зверским народом”. По наблюдениям финнов, если кто-либо из солдат обращался в бегство, то командир подразделения зачастую пристреливал егоxvii.

Атаке советских частей, как правило, предшествовала многочасовая артиллерийская подготовка, на которую отпускалось значительное количество снарядов. В качестве доказательства этого положения, был приведен пример, когда на участке фронта шириной в 1,5 км за 2 часа было расстреляно свыше 10 тысяч снарядов. Насыщение передовой линии артиллерией вообще было довольно высоким: на участке фронта шириной в 2500 м находилось около 300 орудий. Помимо артиллерийской поддержки, атака пехоты почти всегда прикрывалась танками. В среднем, каждой дивизии придавалось 50–100 танков, а при наступлении на укрепленную позицию их количество достигало 200 штукxviii.

При наступлении, согласно наставлениям, стрелковой роте отводился участок фронта шириной в 300 м, батальону – 600 м, а стрелковой дивизии – 4500 м. В ходе атаки, пехота шла за танками 2–3 волнами, при этом полковая артиллерия и пулеметы двигались вместе с пехотными подразделениями. По мнению финнов, самой мелкой атакующей боевой единицей РККА был батальон. В основном, атаки проводились глубокоэшелонированными волнами, хотя в конце войны использовались также и тактические группы. При атаке, все 3 батальона полка располагались очень плотно, друг за другом, что приводило к большим потерям среди атакующих.

Было замечено, что атаковавшие “линию Маннергейма” советские стрелковые дивизии довольно быстро бросали в бой все имевшиеся резервы. Причем, уничтожение первой волны советской пехоты отнюдь не приводило к прекращению наступления. Более того, финское командование заметило, что даже если наступление с самого начала захлебывалось, то на протяжении целого дня на этом участке фронта, не взирая ни на какие потери, бросались в бой все новые и новые части. В конце концов, не выдерживая такого яростного напора со стороны советских войск, финские части, оборонявшие укрепления, были вынуждены отходитьxix.

Первая волна советской пехоты стремилась наступать до линии вырвавшихся вперед танков, чтобы под прикрытием их огня и поставленной ими дымовой завесы начать окапываться. Финнами было замечено, что пехотинцы окапывались очень быстро и умело. Поэтому, при наступлении советских частей финны стремились перейти в контратаку и не позволить создать оборонительные позиции. Если допускалось промедление с контратакой, то дальше выбить советские части с занятых позиций было уже крайне сложно, поскольку “однажды занятые позиции русские назад не отдавали, они защищали их до последнего человека”xx.

Оборонительные действия советских войск квалифицировались финским командованием как упорные и мужественные. Однако, несмотря на обучение и тренировку в оборудовании позиций, действия оборонявшихся советских частей страдали известными недостатками. Например, было замечено, что русские позиции были недостаточно эшелонированы в глубину и не всегда хорошо применены к окружающей местности. Кроме того, советские части так плохо поддерживали связь между собой, что зачастую между окопавшимися батальонами незаметно проходили финские лыжные отрядыxxi.

В действиях советской артиллерии также было обнаружено немало недостатков. На начальном этапе боевых действий было израсходовано огромное количество боеприпасов, но при этом не было достигнуто сколько-нибудь значительных результатов. Объяснялось это тем обстоятельством, “что не было никакого управления огнем”. Правда, в дальнейшем, как признавала финская сторона, было отмечено улучшение в использовании артиллерииxxii. Было замечено, что одна часть артиллерии использовалась исключительно против системы оборонительных сооружений финнов, в то время как другая обстреливала тыловые коммуникации. Для корректировки артиллерийской стрельбы в ходе войны применялись привязные аэростаты, которые вели наблюдение не только днем, но и ночьюxxiii.

По применению танков финской стороной были сделаны следующие наблюдения. Взаимодействие танковых эшелонов было настолько плохо организовано, что атаки на главную оборонительную линию неизменно отбивались финскими войсками. Финны всякий раз успевали подготовиться к отражению советских танковых атак, поскольку подход последних к линии фронта сопровождался сильным шумом. Вообще, из опыта применения бронетанковых частей РККА финны сделали тот вывод, что “атака танков при хорошо организованной обороне редко может закончиться успешно”xxiv.

Общий вывод, сделанный немецкой стороной по итогам “зимней войны”, гласил, что “Красная Армия не отвечает современным требованиям”xxv. Однако, германская разведка не стала делать слишком поспешных категорических выводов, верно предположив, что недостатки, проявившиеся в ходе боевых действий, были хорошо известны советскому командованию и из них будут сделаны надлежащие выводы. В частности, были отмечены такие положительные меры советского руководства, как восстановление единоначалия офицеров, укрепление дисциплины, новые директивы об обучении высшего командного состава и хорошая подготовка отдельных воинских соединений (скорее всего, имелись в виду отличившиеся на маневрах 1940 г. дивизии). Все это, по мнению немецкого командования, свидетельствовало о том, что “следует рассчитывать на определенные успехи в отношении подготовки Красной Армии”xxvi.

Тем более удивительно, что, несмотря на столь выдержанную оценку боевых возможностей РККА, сделанную генеральным штабом сухопутных войск, германское военное руководство впоследствии полностью переменило свои взгляды на этот счет и стало довольно пренебрежительно отзываться о Советских Вооруженных силах. Достаточно только почитать записи из служебного дневника начальника генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Ф. Гальдера за 16 января 1941 г.: “…Материальная часть устарела. Новое только то, что взято из-за границы. Командование безынициативно. Не хватает широты мышления”xxvii. Более того, начальник немецкого Генштаба полностью согласился с оценкой советских вооруженных сил, данной им А. Гитлером на совещании 5 декабря 1940 г., о чем свидетельствует следующая запись: “…Русский человек неполноценен. Армия не имеет настоящих командиров. Смогли ли они за последнее время серьезно внедрить правильные принципы военного руководства в армии, более чем сомнительно. Начатая реорганизация русской армии к весне еще не сделает её лучше… Если по такой армии нанести мощный удар, её разгром неминуем…”xxviii. Но прошло не так много времени и уже после начала войны между Германией и Советским Союзом, в августе 1941 г., Гальдер был вынужден признать: “…Колосс-Россия, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценен. Это утверждение можно распространить на все хозяйственные и организационные стороны, на средства сообщения и, в особенности, на чисто военные возможности русских”xxix. Это было, конечно, уже слишком запоздалым признанием своих собственных ошибок и просчетов, но важно, что оно все-таки было сделано.

Примечания: