«Буржуазная печать заявляет, что мы привели страну к полному развалу, потеряли целый ряд стран, в том числе и Финляндию. Но, товарищи, мы ее потерять не могли, ибо фактически она никогда не являлась нашей собственностью». И.В.Сталин, декабрь 1917.
Рупасов Александр Иванович, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник СПбИИ РАН (Санкт-Петербург).
1 января 2009 г., на 111-м году жизни скончался последний финский красногвардеец Аарне Армас Арвонен. Когда в начале нынешнего столетия в Финляндии в очередной раз актуальной темой стала оценка событий зимы-весны 1918 г. — были они освободительной войной или гражданской, он в одном из интервью сказал: «Что, белая армия якобы не знала, против кого она сражалась в 1918 г.? — Против нас»1. В словах Арвонена явно сквозила горечь: он, как и его соратники, отнюдь не был противником независимости Финляндии, но, оказавшись в числе проигравших в освободительной войне (так долгие годы в официальной историографии Финляндии назывались события 1918 года — А.К.), они автоматически превращались в борцов против независимости родины. Подчеркивание именно такого характера событий на протяжении десятилетий обусловливалось во многом потребностью нового государства в обеспечении стабильности, в осознанном или неосознанном стремлении к некому консенсусу, гарантирующему предотвращение повторения трагических событий, так как гражданская война уничтожила связанные с национальным государством идеалы и породила кризис, который не исчез с наступлением мира2.
Нельзя не согласиться с Сеппо Мюллюниеми, что события 1918 г. для финской историографии сохраняют свою актуальность (чему доказательством является довольно регулярное издание посвященных им исследований), причем интерес к гражданской войне продолжает подпитываться международным контекстом — постоянно ведущимися в мире гражданскими войнами3. У Нико Хуттунена, автора исключительно интересной по постановке проблем монографии «Библейская война. Использование Библии и ее влияние на истолкования гражданской войны 1918 г.», как и у Тобиаса Берглунда и Никласа Сеннертега — авторов одной из недавно опубликованных работ — также нет сомнений, чем являлись события минувшего4. Однако однозначное определение тех событий как гражданской войны до сих пор признаётся без оговорок отнюдь не всеми. Осенью 2008 г. на семинаре в Рийхимяки, организованном по случаю 90-летия событий 1918 г., Эско Салминен озаглавил свой доклад «Освободительная война — гражданская война — исследовательская тема, по-прежнему вызывающая эмоции»5. По его мнению, тень гражданской войны витала над Финляндией в действительности не 90, а 100 лет, если учитывать события и причины, которые к ней привели6. К последним он отнес, например, разжигаемую в рабочей прессе классовую ненависть, что не могло не вызывать ответной реакции со стороны прессы буржуазной. В то же время Харри Корписаари в своей диссертации, посвященной созданию и деятельности так называемого Военного комитета, присвоил четко определяющий его личную позицию заголовок — «За независимую Финляндию»7. В свою очередь профессор Охто Маннинен предпочел озаглавить свою статью «Война России против контрреволюционных белогвардейцев»8, тем самым уходя как от оценки событий как освободительной войны, так и от трактовки их как войны гражданской. Исходной точкой для него стал тезис, что война России против Финляндии была начата еще до того, как красные в Финляндии создали свое правительство, признанное Советом народных комиссаров во главе с Лениным.
Для Охто Маннинена одним из доказательств своей правоты служило выступление на заседании ВЦИК 22 декабря 1917 г. Сталина, заявившего: «…фактически Совет Народных комиссаров дал свободу помимо своей воли не народу, не представителям пролетариата Финляндии, а финляндской буржуазии, которая странным стечением обстоятельств захватила власть и получила независимость из рук социалистов России… Пусть же независимость Финляндии облегчит дело освобождения рабочих и крестьян Финляндии и создаст прочную базу для дружбы наших народов»9. Нельзя не признать, что упомянутое «стечение обстоятельств» делало легитимность финляндского правительства сомнительной в глазах Сталина и его коллег по партийному руководству и в силу этого не снимало с повестки дня цели освобождения пролетариата и крестьянства Финляндии. Маннинен отмечал тот факт, что фактически полномочия генерал-губернатора были переданы Областному комитету армии, флота и рабочих Финляндии, что было подтверждено Сталиным в его телеграмме в Гельсингфорс 29 декабря 1917 / 11 января 1918 г. Областной комитет во главе с большевиком И. Д. Смилгой разрабатывал вместе с главнокомандующими красными гвардиями А. Аалтоненом планы осуществления революции, из России «пролетариату Финляндии» потекло оружие.
Представляется уместным не смешивать две проблемы: косвенное и прямое участие российской стороны в событиях в Финляндии осенью 1917 — весной 1918 г. и отношение российских властей к вопросу о независимости Финляндии. Отрицать тот факт, что большевики придали дополнительный и мощный импульс обострению внутриполитической ситуации в княжестве, никто из исследователей и не пытался. В вышеупомянутом выступлении Сталин также сказал следующее: «Буржуазная печать заявляет, что мы привели страну к полному развалу, потеряли целый ряд стран, в том числе и Финляндию. Но, товарищи, мы ее потерять не могли, ибо фактически она никогда не являлась нашей собственностью»10. Являлось ли сказанное наркомом свидетельством того, что внутрироссийские события побуждали отсекать из повестки дня всё представлявшееся лишним? Сказать затруднительно. Прежде всего в его речи обращает на себя внимание иной момент. В конце концов, признание независимости Финляндии, пусть отчасти, но конвертировалось в первое признание новой российской власти внешним миром. Упомянув о «странном стечении обстоятельств», Сталин не пожелал в число таковых зачислить октябрьские события в Петрограде. Тем более к таковым большевиками не могли быть отнесены переворот, осуществленный в конце января 1918 г. радикально настроенными социалистами, и создание Совета народных уполномоченных (СНУ), установившего власть над частью территории Финляндии и немедленно признанного в Петрограде. Однако данный факт отнюдь не являлся отказом от признания независимости Финляндии, что делает ранее распространенную в финской историографии оценку событий 1918 г. как освободительной войны по меньшей мере спорной.
Российский философ В. Л. Цымбурский, обращаясь к проблеме суверенитета, не без иронии отмечал: «Юрист трактует право как подлежащую соблюдению норму. В царстве политики такое право тоже существует — либо как устоявшийся идеал, в конкретных случаях соотносимый с реальностью более или (чаще) менее, либо как соответствующая инерция, способная иногда облегчить, иногда усложнить политику жизнь. Но последний знает и иное право — любые интересы и вожделения, заявляемые в качестве справедливых, причем справедливых не обязательно юридически, а также морально, религиозно, с точки зрения «округления границ» или «обретения жизненного пространства» — как угодно в зависимости от веяний времени. Это право проводится в жизнь через мобилизацию и конъюнктуру»11.
В значительной степени гражданская война в Финляндии являлась региональным аспектом Первой мировой войны, локальным столкновением интересов Германии и России. И поддержка большевиками возникшего в период неопределенности исхода переговоров в Брест-Литовске СНУ является отнюдь не косвенным свидетельством опасений новых российских властей, опасений, ослабление которых после подписания мирного договора с Германией привело к недекларируемому публично свертыванию поддержки красных в Финляндии и попыткам установления контактов с противоборствующей стороной. Уместным будет предположить, что большевики в тактических целях воспользовались той тупиковой ситуацией, которая была создана в княжестве во многом благодаря руководству финских социал-демократов (СДПФ).
Февральская революция в России создала для Великого Княжества совершенно новую политико-правовую ситуацию, которая не только повлекла изменение позиций политических партий, но и стала предметом чисто юридических изысканий. Среди специалистов в области государственного права тогда сложилось несколько точек зрения. Профессоры Роберт Хермансон и Раббе Аксель Вреде исходили из того, что связующим Россию и Финляндию звеном являлся монарх, поэтому провозглашение России республикой предоставляло финнам право требовать передачи его властных полномочий собственно финляндским государственным институтам. Профессор Рафаэль Эрих придерживался той точки зрения, что Временное правительство являлось исключительно российским органом и в силу этого даже на короткий срок не имело права претендовать на применение властных полномочий в Великом Княжестве. Однако одно дело юридическая оценка ситуации, совсем другое — наличное соотношение политических сил и сложившаяся практика политической борьбы с учетом неизбежности ее обострения. Ни одна из политических партий Финляндии не оказалась настолько наивной, чтобы игнорировать новую власть в Империи и те крупные воинские силы, которые к весне 1917 г. были расквартированы в Великом Княжестве. Чем дольше длилась мировая война, чем явственнее становился внутриполитический кризис в России, тем более прочными становились надежды в самых различных политических кругах финского общества на возможность изменения статуса княжества. Ни одна из политических партий не могла игнорировать вопрос о государственной независимости, в противном случае это грозило ей утратой определенной части электората. Пожалуй, руководство буржуазных партий Финляндии обладало большей информацией об отношении различных российских политических кругов к вопросам конституционных прав княжества, чем руководство СДПФ, что и позволило ему более удачно лавировать в хаотическом потоке событий весны — осени 1917 г.
Вполне естественно, что одними из первых вопросов, поднятых финляндскими политиками перед Временным правительством, были созыв избранного в 1916 г. сейма и замена «сабельного» сената новым. Не менее понятно и то, что именно состав сената в те дни стал наиболее дискутируемой в политических кругах Финляндии проблемой. Социал-демократы, обладая 103 местами в сейме из 200, могли сформировать однопартийный кабинет, но один из вождей финляндских профсоюзов Оскари Токой предпочел создание коалиционного правительства. У каждой из сторон имелись свои причины довольствоваться компромиссом. Для буржуазных партий участие социал-демократов в правительстве давало определенные гарантии того, что какое-то время в сложившейся неустойчивой и непонятной ситуации в Империи удастся избежать острых социальных конфликтов в Финляндии, не допустить радикализации обстановки. На совещании младофиннов в середине апреля Рудольф Холсти особо подчеркнет серьезность ситуации, поскольку все революционные идеи из России неизбежно перекочуют в Финляндию, и призовет к умеренности и терпеливости — виноградная лоза и вино не единственные источники опьянения, таковыми являются и идеи.
Что касается социал-демократов, то их позиция в вопросе формирования состава сената обусловливалась набором причин. Прежде всего партийное руководство не считало возможным в такой отсталой стране, которой являлась Финляндия, осуществление социальной революции. Для него желательным было проведение небольшого числа реформ, например принятие нового коммунального законодательства. Некоторые из лидеров социал-демократов считали за лучшее не обременять партию трудноразрешимыми проблемами. Кроме того, беря на себя отстаивание прав Финляндии и в конечном счете достижение ею независимости, социал-демократы рассчитывали на то, что их коллеги в сенате позволят провести ряд социально-экономических реформ. Нельзя утверждать, что подобный расчет был неоправдан. Только слепой не мог видеть, что политические оппоненты социалистов не располагают сколько-нибудь реальными возможностями для воздействия на внутриполитическую ситуацию. Традиционные государственные институты, которые можно было бы использовать для оказания нажима и подавления соперника, — армия и полиция — отсутствовали. Полиция фактически перестала существовать уже в марте 1917 г. (исключением являлся Турку, где полицейские продолжали нести службу до осени). Правда, в отличие от буржуазных партий социал-демократы и профсоюзы всегда могли достаточно быстро организовать отряды из рабочих, но опыт прежних лет показал, что создаваемые таким образом отряды нередко начинают действовать самостоятельно, игнорируя распоряжения партийного руководства, и в результате вносят в события элемент непредсказуемости. Поэтому, когда в середине мая в Хельсинки собрались члены красных гвардий 1905-1907 гг. и избрали свой комитет для организации новой красной гвардии, то сейм рабочих организаций столицы отнесся к этому отрицательно12.
Ситуация в определенной степени была уникальной. Ни один из участников правительственного компромисса либо не мог, либо не хотел прибегать к помощи вооруженной силы. Это не свидетельствовало о том, что проблема создания института поддержания правопорядка не привлекала внимания политических партий. Необходимость существования такового признавалась всеми, но уже при обсуждении принципов его организации и деятельности начинались расхождения во мнениях. В сенате дела по поддержанию общественного порядка находились в ведении Аллана Серлахиуса, стремление которого поставить во главе местных полицейских управлений офицеров и адвокатов вызывало сильное раздражение у левых. Затягивание решения вопроса о создании в стране правоохранительной службы и довольствование имевшимися отрядами милиции не пошло на пользу социал-демократам, когда прокатившиеся летом по сельской местности забастовки показали, что сопутствующие им эксцессы трудно устранимы, а стихия анархии всё шире охватывает значительную часть населения.
Излишне прямолинейная увязка социально-экономических реформ с вопросом о независимости страны оказалась для социал-демократов своего рода ловушкой. Постепенно ухудшавшееся экономическое положение, обострение продовольственного кризиса оставляли социалистам мало времени. Руководство СДПФ не могло не сознавать важности временного фактора. Какое-то время имелась надежда на достаточно быстрое разрешение проблемы статуса Финляндии с Временным правительством. О том, что в Петрограде не станут проявлять излишней торопливости в решении вопроса о государственно-правовом статусе Великого Княжества, к тому же гарантированном международными договоренностями (как того требовал Токой), руководству СДП должно было стать очевидным еще в начале апреля. Поскольку политическая линия сената Токоя и социал-демократов была значительно левее общей линии Временного правительства, то рассчитывать на бесконфликтность их сотрудничества не приходилось. Идти на более резкие шаги, например, на провозглашение независимости, когда под боком не слишком доброжелательно настроенные российские войска, а в лагере союзников никого кроме РСДРП(б) не было, считалось рискованным. К. Вийк, один из видных деятелей социал-демократов, считал, что провозглашение независимости может просто взорвать ситуацию в стране. 30 апреля 1917 г.13 делегация СДП (Гюллинг, Хуттунен, Туркиа) выехала в Петроград. У нее состоялся ряд встреч с руководством разных политических партий, находившихся на левом фланге политического спектра: меньшевиками, эсерами, Плехановым и его группой «Единство». 2 мая Хуттунен и Туркиа встретились с большевиками Лениным, Зиновьевым, Каменевым и Шляпниковым. Лидеры РСДРП(б) подтвердили свою готовность поддержать право народа Финляндии на самоопределение вплоть до отделения. Однако уже в это время стало понятно, что столь прямая поддержка большевиков имеет свою цену. Несколько позднее — на съезде СДПФ (15-18 июня) эта цена будет названа открыто в выступлении А. Коллонтай: пролетариат Финляндии должен решительно отказаться от любых форм классового мира и сотрудничества со своей буржуазией, он должен вступить в борьбу со Временным правительством. Нельзя не согласиться с мнением Эйно Кетола, что большевики не относились к независимости Финляндии как к государственно-правовой проблеме, что они рассматривали народ Финляндии не как единое целое, а как разделенную на два класса нацию. Финским социалистам стало понятно, что поддержка большевиков в деле независимости требует сотрудничества и в других вопросах14.
Цена была велика. Доводить свои отношения с национальной буржуазией до точки кипения было бессмысленно. Один из видных деятелей социал-демократов Э. Валпас, выступая в парламенте, говорил, что в такой слабо развитой стране, какой является Финляндия, даже при значительном социалистическом большинстве еще долго нельзя будет приступать к созданию социализма. А сам Токой даже в ноябре 1917 г. будет говорить, что об экономическом перевороте и речи идти не может. Поэтому в качестве давления на Временное правительство в вопросе национального самоопределения была избрана трибуна I Всероссийского съезда советов, на который 20 июня выехала делегация СДПФ. Сам этот шаг и последующие апелляции сената Токоя и социалистов к резолюции этого съезда, требовавшей расширения автономных прав Финляндии, показывали, что социал-демократы недостаточно хорошо осознавали расклад политических сил на тот момент времени. Одним из важных побудительных мотивов, способствовавших постепенному ужесточению позиции Токоя и его сторонников в среде партийного руководства, была оценка политической ситуации в России. Считалось, что в последней явственно наметился переход к реакции, что в конечном счете могло заставить распроститься с надеждами на расширение автономных прав, не говоря уже о независимости. Сторонники быстрейшего получения самостоятельности Финляндии в буржуазных партиях, напротив, полагали, что в России происходит углубление революционного процесса и, чтобы избежать переноса его последствий в Великое Княжество, необходимо было спешить с решением этого вопроса.
О том, что революционное брожение в Финляндии уже началось, дали знать сельскохозяйственные забастовки летом 1917 г. Именно они стали катализатором резкой поляризации политических сил. Первые симптомы надвигающейся гражданской войны дали о себе знать. Если в конце апреля рабочие гвардии и подобные им организации имелись в 37 коммунах, а щюцкоры — только в 2, то в конце августа первые были уже в 196 коммунах, а щюцкоры — в 163. Причем процесс самоорганизации противников социальных потрясений шел быстрее. Ко времени ноябрьской всеобщей забастовки рабочие гвардии имелись уже в 233, а щюцкоры — в 340 коммунах15. На фоне обострившегося экономического кризиса, нехватки продовольствия и безработицы та настойчивость, с которой Токой будет добиваться утверждения сеймом закона о власти, станет свидетельством не только того факта, что первое в истории страны социалистическое правительство оказалось в тупике, но и явного желания канализировать недовольство широких масс в русле борьбы за независимость.
До предела взаимоотношения со Временным правительством были ухудшены принятием в ночь на 19 июля финляндскими парламентариями закона о власти (в третьем чтении), предоставлявшем сейму право утверждать законы, созывать и распускать высший законодательный орган, назначать новые выборы в сейм и высших должностных лиц, и оставлявший за имперскими властями только сферу внешней политики и военные дела. Правительство Керенского в долгу не оставалось: шло постепенное наращивание военной силы в Великом Княжестве, замена наиболее неблагонадежных частей. Этим демонстрировалась готовность в случае чего прибегнуть к помощи военной силы. Однако после издания 31 июля Временным правительством манифеста о роспуске сейма выяснилось, что помощь армии не потребуется. Выборы были назначены на 1-2 октября. Характерным комментарием к происшедшему послужили слова представителя старофинской партии К. Столберга: «Наконец-то пришел конец этому постоянному скандалу и интриганству социал-демократов с большевиками».
Роспуском сейма и назначением новых выборов была создана иная политическая ситуация. Социал-демократы никак не могли четко определить свою тактику и постоянно колебались между признанием незаконности роспуска, стремлением созвать вновь старый сейм и подготовкой к новым выборам. Это им дорого стоило. Их бывшие коллеги по правительственной коалиции сориентировались быстрее. 14 августа ими была проведена серия совещаний, в результате которых было достигнуто единство позиции по вопросу о составе сената: сохранение его коалиционным считалось более невозможным. 17 августа на заседаниях сената уже председательствовал Э. Н. Сетяля. Уход сената Токоя и приход к власти «сената-обрубка» Сетяля знаменовало собой не только устранение от правительственной власти социалистов, но и резкое изменение динамики внутриполитических процессов в Финляндии. Заявление сенатора А. Серлахиуса, что страна идет к анархии, что попытки управления ею без использования властных методов, полагаясь исключительно на здравый ум народа и добрую волю, оказались неудачными,— вовсе не было политической риторикой. Стоит, однако, заметить, что вольно или невольно раскачивавшая маятник революции СДПФ в целом не оказалась способна толково разъяснить, зачем же требуется такой накал страстей, так как даже когда два месяца спустя появилось знаменитое «Мы требуем», один из лидеров социал-демократов О. В. Куусинен был вынужден признать, что содержащиеся в этом ультиматуме требования не являются таковыми, чтобы ради них совершать революцию.
Приход к власти буржуазного сената в определенной мере стимулировал новые усилия по созданию правительственных сил порядка. В этом направлении предпринимались шаги не только сенатором Серлахиусом, выступившим с инициативой создания военизированного полицейского отряда в столице (1-2 тыс. человек, во главе которых он предполагал поставить бывшего полицмейстера полковника К. Э. Берга), но и новый глава камерной экспедиции сената, один из наиболее энергичных активистов (сторонников активного сопротивления, с дореволюционных времен боровшихся за независимость Финляндии) и член так называемого Военного комитета Харальд Окерман. Еще один из деятелей Военного комитета — подполковник Бруно Яландер выступил инициатором подготовки в Саксанниеми под Порвоо конного отряда, во главе которого был поставлен другой член этого комитета ротмистр Гастон Аренберг. Его помощник П. Куокканен занялся вербовкой личного состава (четверть его позднее составляли лица, ранее служившие в царской полиции).
Эти и подобные меры, принимавшиеся политическими противниками социалистов, не могли не способствовать раздражению последних. Однако что оказалось для социалистов воистину горькой чашей, так это поражение на выборах в сейм 1-2 октября. Хотя за них было подано больше голосов, чем на выборах 1916 г., выяснилось, что в целом доля сторонников социалистов в электорате снизилась. Среди трети избирателей, продемонстрировавших свою политическую апатию, вряд ли бы нашлось много людей, способных приветствовать радикальные общественные изменения. Выборы 1917 г. показали: СДПФ достигла фактически максимального результата, потеряв при этом 11 мест в сейме. Выборы показали еще одно. Значительная часть наиболее радикально настроенных в вопросе о независимости избирателей отдали свои голоса не СДПФ, а Аграрному союзу, отказавшемуся от предвыборного блока с буржуазными партиями. Это говорило о том, что, как ни осторожно действовали социал-демократы в своих контактах с революционно настроенными выборными органами российских воинских частей в Финляндии, иногда даже пытаясь нейтрализовать их активность, а вовсе не стремясь заручиться их поддержкой, буржуазной пропаганде удалось заронить зерна подозрений в лицемерии социал-демократов в деле независимости среди определенной части ранее поддерживавшего их электората.
Не только поражение на выборах, но и значительные изменения настроений в среде рабочих, вызванные углубляющимся продовольственным кризисом и ростом безработицы, грозившие вылиться в такие формы действий, которых и руководство СДПФ, и профсоюзов хотели бы избежать, требовали принятия экстренных мер. 18 октября в Гельсингфорсе собрался совет Организации финляндских профсоюзов и спустя два дня появилось «Обращение к организованному рабочему классу нашей страны», в котором впервые открыто прозвучал призыв в целях самообороны и на всякий возможный случай создавать рабочие гвардии порядка. С помощью этих мер стремились избежать утраты влияния в рабочей среде и в определенной степени не допустить анархии. Симптоматично было и то, что при формировании рабочих гвардий порядка было отклонено предложение именовать их красными гвардиями. Тем не менее это определенно был еще один шаг в сторону революции, хотя скорая революция и возможность установления социалистического общества воодушевляли тогда, пожалуй, одного Ээро Хаапалайнена, будущего главнокомандующего красными гвардиями. Более того, когда в подготовленном Куусиненом, Гюллингом и Токоем заявлении «Мы требуем» (опубликовано 1 ноября) появилось требование разоружения щюцкоров, то в партийном руководстве СДПФ ряд членов (Э. Лехен, Н. Аронен и др.) выступили против этого, что свидетельствовало о наличии в рабочем движении тех, кто с пониманием относился к вооружению буржуа16.
События конца октября 1917 г. в России создали новую ситуацию для Великого Княжества. С подачи сената вновь приобрел актуальность обсуждавшийся в руководстве политических партий вопрос о регентском совете, поскольку предполагалось, что формой правления в Финляндии будет монархия. Полагали, что обещанием одобрить закон о восьмичасовом рабочем дне и законы о местном самоуправлении можно будет получить благосклонность социалистов. Председатель сейма И. Лундсон официально внес предложение о регентском совете на обсуждение. В принципе 9 ноября сейм одобрил 106 голосами против 90 саму идею регентства, но далее дело никак не продвигалось. Дело создания регентского совета было отложено, но 27 ноября был сформирован новый состав сената во главе с П. Э. Свинхувудом (в него вошли О. Талас, А. Кастрен, А. Фрей, Ю. Араярви, Э. Сетяля, К. Каллио, Э. Пехконен, Я. Кастрен, X. Ренвалль, О. В. Лоухивуори). Ранее 15 ноября — верховная власть в Финляндии стала прерогативой сейма. С учетом буржуазного большинства в сейме понятно, в какую сторону качнулся маятник. Накануне — 14 ноября — началась всеобщая забастовка, подготовка к которой была начата СДПФ и профсоюзами еще до большевистского переворота в Петрограде. 9 ноября — в разгар споров о кандидатурах в состав регентского совета — был отдан приказ о приведении в готовность отрядов рабочей гвардии. У некоторой части социал-демократов проявилось намерение взять власть в стране. Однако имевшие место в ходе забастовки эксцессы (убийства, нарушение неприкосновенности депутатов сейма, нападение на полицейскую школу в Саксанниеми, своего рода карательные поездки по стране некоторых отрядов рабочей гвардии и т.д.) получили исключительно сильный резонанс, в том числе и среди рабочих. Впервые в события вмешались (особенно в Гельсингфорсе) именно красные гвардии, отказавшиеся подчиняться созданному 25 октября комитету, руководившему рабочими гвардиями порядка. Юкка Рахья по окончании забастовки в Гельсингфорсе говорил, что даже русские большевики не настолько решительны, как финские красногвардейцы. Само красногвардейство стало у многих рабочих ассоциироваться с недисциплинированностью, нежеланием подчиняться центральным органам рабочего движения. После забастовки имели место нередкие случаи осуждения красногвардейцев рабочими, в ряде мест наметился даже отток из рабочих гвардий, случался и переход в щюцкоры. Само партийное руководство было совсем не в восторге от происшедшего. Однако, испытывая явную неприязнь к красногвардейцам, оно не захотело полностью расстаться с ними — этому препятствовало полевение значительной части рабочих и некоторых членов самого руководства СДПФ.
Руководство рабочим движением оказалось в сложном положении. Реальную поддержку в случае твердой решимости брать власть могли оказать только большевики, а точнее поддерживавшие их российские воинские части (несмотря на предпринимаемые усилия, подготовка и вооружение красных гвардий и рабочих гвардий порядка оставляли желать лучшего). Но последних становилось в Финляндии всё меньше, поскольку СНК во главе с Лениным постепенно выводил войска из Княжества. К тому же не только финляндское общество в целом, но и многие, прежде всего в рядах социал-демократов, достаточно болезненно относились ко взаимодействию с русскими. Это обусловило позицию руководства СДПФ в отношении той ситуации, которая могла сложиться в случае немецкого десанта в Финляндии. Рабочие отряды тогда остались бы нейтральными. Эта позиция вызывала недовольство большевиков. Социалисты, продолжительное время прикрывавшиеся щитом, на котором было начертано «Независимость», осознавали, что эта цель исключает сотрудничество с российскими частями и, более того, требует их вывода из страны. Руководство СДПФ получало на сей счет соответствующие напоминания. Ранее существовавшее взаимопонимание с активистами имело свои пределы. Герман Гуммерус, один из лидеров активистов, приехав в декабре из Германии в Финляндию, предупредил социалистов, что их политика опасна и для страны, и для самой партии. Примерно в то же время в столице побывал представитель проживавшего в Берлине одного из лидеров активистов Эдварда Хьельта Вальдемар Стрем, предложивший социал-демократу К. Вийку осуществить чистку СДПФ от радикальных элементов17. Сам Хьельт 26 ноября 1917 г. вместе с Адольфом фон Бонсдорфом встретился с Эрихом Людендорфом и Паулем фон Гинденбургом в штаб-квартире немецкой армии в Кройцнахе, чтобы получить дополнительную помощь на случай гражданской войны.
Интерес представляет позиция О. В. Куусинена. В конце ноября он утверждал, что имеются только два пути — взятие власти рабочим классом или парламентская деятельность. При этом он понимал взятие власти рабочими несколько своеобразно: ее следовало взять как минимум на полгода и не распространять на всю страну, Южная Похьянмаа могла, например, остаться вне власти рабочих. В данном случае он явно учитывал, что в ряде районов страны социал-демократам нечего рассчитывать на массовую поддержку. Впрочем, не только он учитывал расклад сил по регионам. Командующий гвардиями порядка А. Аалтонен, сознавая, что у рабочих в Похьянмаа нет иных возможностей, кроме как защищаться самим, еще до начала гражданской войны советовал им вести себя тихо.
Радикализация СДПФ послужила причиной для дополнительных усилий по созданию вооруженной силы, способной служить опорой в борьбе. Местные гвардии стали собирать деньги на приобретение оружия. Так, 26 декабря гвардия порядка в Тампере решила послать трех человек в Петроград за оружием. Однако с закупкой оружия в российской столице дело не очень спорилось. Не удалось осуществить перевод денег через Банк Финляндии. К тому же в Петрограде главком Аалтонен запил. Возможно, причиной запоя был отмечавшийся многими пессимизм главкома в отношении исхода борьбы. К решительным действиям социалистов постоянно подталкивали большевики. 30 ноября на встрече с руководством СДПФ председатель Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии И. Т. Смилга напоминал собеседникам, что если Финляндия провозгласит независимость и кончится война, то русские войска уйдут и финнам придется заняться обороной побережья. Смилга хотел бы видеть побережье в руках социалистов, поэтому советовал свергнуть буржуазию, пока русские войска в стране18.
Красные гвардии осенью 1917г. усиленно занимались поиском оружия. Речь идет не только о случаях передачи оружия красным гвардиям частями российского 42-го корпуса, но и о его продаже. Впрочем, оружие продавалось не только красным гвардиям, но и шюцкорам. Цена товара зависела как от места продажи, так и от количества приобретаемой партии — оптом было значительно дешевле. В Пори, например, винтовка предлагалась по цене от 200 до 400 финляндских марок, пулемет — за 12 тыс. В Похьянмаа цена на винтовки не превышала 300 марок. В Гельсингфорсе торговля оружием шла, вероятно, наиболее бойко. Будущие «белые» купили здесь по разным оценкам 1500-1700 винтовок, 11 пулеметов, 500 револьверов, маузеров, наганов, 250 ручных гранат, 250 тыс. винтовочных патронов, 80 пулеметных лент. Ручная граната уступалась за 50 марок, пулемет — за 5-7 тыс. Оружие покупалось и в Петрограде. В Финляндию оно перевозилось по Неве, а затем вдоль ладожского побережья на судах для перевозки дров. Использовалась и дорога через Токсово. Граница переходилась у таможни Сиркиянсаари. Естественно, красным оружие доставалось нередко значительно дешевле, а то и задаром. Так, в Тампере они купили у русских солдат около 500 винтовок и 125 тыс. патронов к ним всего за 25 тыс. марок19. Однако помимо России еще одним внешним участником, уже осенью 1917 г. активно вмешавшимся в ситуацию в Финляндии, стала Германия. Людендорф еще 21 августа 1917 г. распорядился о возможно более быстрой поставке оружия в Финляндию. Речь шла о 15 тыс. винтовок, 3 млн патронов, 3 тыс. ручных гранат и т.п. Первый груз оружия из Германии в Финляндию был доставлен на пароходе «Equity» в конце октября 1917 г.: 6500 винтовок и 2,6 млн патронов к ним, 30 пулеметов и 700 тыс. патронов к ним, 500 маузеров и 74 тыс. патронов, 4500 ручных гранат20. Вторая партия была доставлена в ноябре на подводной лодке U57. В начале декабря «Equity» сделал еще один рейс, доставив к берегам Сатакунты 20 тыс. винтовок и 50 пулеметов. Однако из-за плохой организации приема груза большая часть его была увезена обратно21. Заключенное в начале декабря перемирие между Германией и Россией на время прервало поставки оружия.
Лихорадочная деятельность социалистов не могла не остаться незамеченной. Поэтому, когда стало известно о намерении сената Свинхувуда провозгласить независимость страны, 30 ноября А. Миккола внес предложение об организации вооруженных сил и гражданской милиции. От шведской народной партии Р. Вреде внес предложение о создании законной, подчиненной официальным лицам власти порядка. 8 января 1918 г. красная гвардия захватила в столице дворец генерал-губернатора — действие, вызвавшее, с одной стороны, неодобрение рабочих, а с другой, обращение сената к сейму 9 января с заявлением, в котором утверждалось, что созданная после революции милиция не способна покончить с преступной деятельностью, почему сенат считает необходимым создать эффективную государственную организацию для поддержания порядка. Если сравнивать соотношение правительственных сил и рабочих гвардий, то перевес явно был на стороне последних, но всеми сознавалось, что в случае одобрения инициативы сената опасность гражданской войны резко возрастет. При голосовании 12 января сейм 97 голосами против 85 предоставил сенату право принимать меры, которые тот сочтет нужным для создания прочных сил порядка22. У сената были теперь законные основания для превращения щюцкоров в правительственные части.
Противники социал-демократов с начала осени активно включились в подготовку к казавшимся уже неизбежными событиям. 3 октября 1917 г. представитель Военного комитета Ханнес Игнатиус встретился в Биржевом клубе с представителями промышленно-финансового мира Финляндии. Речи о предстоящей гражданской войне не шло, но отставной ротмистр достаточно живописно и эмоционально изобразил присутствующим перспективы страны в случае сохранения в ней ситуации анархии. Он обратился с просьбой оказать финансовую поддержку делу создания сил порядка. Когда его спросили о размерах необходимой суммы, Игнатиус назвал 750 тыс. марок; цифра вызвала у присутствующих веселое недоумение. Однако в результате встречи была достигнута договоренность о создании специального «Garantifond» в Приват-банке, и 9 октября уже был выписан первый чек на сумму 200 тыс. марок. К 19 января 1918 г. — за неделю до захвата власти красными в столице — со счета было снято 5076 тыс. марок. Когда гражданская война была окончена, то выяснилось, что со счета «Garantifond» было выдано 9019 тыс. марок. Эти расходы были покрыты правительством в конце мая 1918 г.23
Для противоборствующих политических сил точка невозврата была пройдена к середине января 1918 г. Еще до того, как власть в Гельсингфорсе перешла к созданному социал-демократами Совету народных уполномоченных, их противники предприняли активные действия по разоружению солдат русских гарнизонов. Так, в Южной Похьянмаа с 21 по 31 января было взято в плен 4545 солдат русских гарнизонов, захвачено 7250 винтовок, 42 пулемета и 23 орудия. В Карелии за это же время было взято 343 пленных, 1172 винтовки, 16 пулеметов и 6 орудий. После разоружения русских воинских частей в Южной Похьянмаа первоначально планировалась переправка военнопленных в Россию через Северную Финляндию, но остановились на ином варианте — доставке военнопленных к границе через Сортавалу и Салми. Некоторое число пленных было перевезено также через Нурмес и Иоэнсуу. Приготовления к отправке пленных были начаты в феврале. Первая телеграмма об этом была отправлена из ставки 11 февраля, а 12 в Сортавалу для военнопленных было послано 10 т сухарей, 8 т тушенки, 200 кг чая, 860 кг сахара. Первый поезд с пленными ушел из Вааса 14 февраля. Перевозки продолжались до конца месяца, пока на границе не возникли нередко сопровождавшиеся перестрелками конфликтные ситуации24.
Подготовка к открытому столкновению неизбежно ставила перед противниками одну серьезную проблему. Профессор Охто Маннинен вполне справедливо отмечал, что морально сомнительным было обязывать граждан принимать участие в войне, являвшейся по своему характеру прежде всего войной гражданской25. Бежавшие из Гельсингфорса в Вааса сенаторы, действовавшие на законных основаниях в качестве Сената, пошли на осуществление призыва, и если о проценте неявившихся, может, и нельзя сказать, что он был для сената «отрадно маленьким», то во всяком случае можно сказать, что для главнокомандующего создаваемой армией Маннергейма процент явившихся был отрадно высоким. Первый призыв на основании отданных главнокомандующим распоряжений от 25 февраля — т.е. через месяц после захвата власти в столице красными — должен был дать 13125 человек (по расчетам — примерно 5% военнообязанных), второй призыв (5 марта) — 14975 человек. Очень часто призывников освобождали от службы. Так, в Карельском округе — 57 %, в Оулу (21-34-летних) — 56%, в Ювяскюля — 50%, в Сатакунте — 33%. Основными причинами освобождения от несения службы были экономические (некому, кроме призываемого, содержать семью), а также, вполне понятно, состояние здоровья. Но помимо этих причин была еще одна — политическая неблагонадежность. Однако довольно быстро стали появляться призывы использовать неблагонадежных на работах. Так, учитель Мартти Пихкала предлагал дать им вместо винтовки лопаты: «В лопатных ротах они смогут рыть окопы для сражающихся шюцкоровцев»26.
Происходившее в Финляндии не могло не вызывать исключительного внимания в Берлине, особенно с учетом хода переговоров в Брест-Литовске. Сенату в Вааса сообщение о том, что по просьбе правительства Финляндии Германия согласилась послать в нее войска, поступило 2 марта и вызвало недоумение сенаторов. Такой просьбы они не направляли в Берлин. 15 марта сенатор Ренвалль послал письмо Э. Хьельту, в котором выразил свое негативное отношение как к действиям представителей сената в Германии, так и в Швеции. В Вааса негативно отнеслись и к подписанному 7 марта 1918 г. Хьельтом договору о мире и соглашению о торговле и судоходстве. П. Э. Свинхувуд был, однако, иного мнения, чем сенат в Вааса.
Для другой внешней силы, вовлеченной в события в Финляндии, заключение мира с Германией делало неизбежным признание скорого проигрыша. В связи с этим представляет интерес обращение 30 марта 1918 г. в Наркомат по иностранным делам руководства оперативного отдела Военного совета Петроградского района. Исходя из того, что несмотря на подписание мирного договора противник постарается не давать России передышки и возобновления борьбы не придется долго ждать, рекомендовалось оказывать поддержку СНУ «двояким способом»: «1) мерами, приводящими к усилению средств борьбы советской власти в Финляндии, 2) ослаблением противника — «белой гвардии» и обострением шведско-немецких интересов»27. При этом под упомянутыми в пункте 1 мерами понимались следующие: «а) агитация в пользу усиления борьбы, б) снабжение деньгами и оружием, в) снабжение продовольствием Финляндии, приобретая таким образом симпатии к России, г) созданием закона, облегчающего переход в финляндское гражданство тех лиц, которые необходимы для фактического усиления отрядов Красной гвардии»28. Авторы обращения (военный руководитель профессор А. Шварц, комиссар А. Ковригин и начальник штаба Б. Геруа) подчеркивали: «С точки зрения стратегии и военного искусства было бы ошибочным не использовать те топографические условия, какие дает территория Выборгской губернии, которая представляет собой ряд естественных стратегических рубежей. Это обстоятельство вызывает необходимость политически подготовить обладание территорией Выборгской губернии к моменту возобновления борьбы»29. Это обращение было поддержано членом Комитета революционной обороны Петрограда М. В. Бонч-Бруевичем. Последующий ход событий, ускоренный высадкой немецких частей в Южной Финляндии, захватом белыми Таммерфорса и продвижением их к Выборгу, явно свидетельствовал о том, что уже в начале апреля в Советской России отказались от надежд удержания под контролем СНУ хотя бы части территории Финляндии.
Примечания
1 Salomaa M. Aarne Arvonen — viimeinen punakaartilainen // Sotahistoriallinen aikakauskirja. 2010. Osa 29. S. 214.
2 В данном случае исключительный интерес представляют монографии Аапо Роселиуса «Полемика, целостность, забвение. Воспоминания об освободительной войне в деятельности шюцкоров и движения ветеранов. 1918-1944» (RoseliusA. Kiista, eheys, unohdus. Vapassodan muistaminen suojeluskuntien ja veteraaniliikkeen toiminnassa 1918-1944 / Bidrag tili kännedom av Finlands natur och folk. 2010. T. 186) (сам автор считает события 1918 г. гражданской войной) и Анне Хеймо «Восстание в общине Самматти. Местные интерпретации 1918 г. как часть социального процесса создания истории» (Heimo A. Kapina Sammatissa. Vuoden 1918 paikalliset tulkinnat osana historian yhteiskunnallisen rakentamisen prosessia. Helsinki: SKS, 2010).
3 Myllyniemi S. Sodan monet kasvot. Sisällissota Hämeessä 1918. Helsinki: SKS, 2007. S. 7.
4 Huttunen N. Raamatullinen sota. Raamatun käyttö ja vaikutus vuoden 1918 sisällissodan tulkinnoissa. Helsinki: SKS, 2010; Berglund T., SennertegN. Finska inbördeskriget. Stockholm: Natur & Kultur, 2017.
5 Опубликован: Salminen E. Vapaussota-sisällissota — edelleen tunteita herättävä tutkimusaihe // Sotahistoriallinen aikakauskirja. 2010. Osa 29. S. 9-24.
6 О. В. Куусинен летом 1930 г. на заседании Польско-Прибалтийского лендерсекретариата Исполкома Коминтерна заявлял: «Проявления фашизма уже были в 1905-1906гг., потом в 1917 г. (вооруженные организации, которые выступали против царизма и рабочего класса). Окончательно он оформился в 1918-1919 гг. Шюцкоры можно сравнить с итальянской фашистской милицией» (Протокол № 19 заседания Польско-Прибалтийского лендерсекретариата, 23.06.1930 // Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 495. Оп. 61. Д. 34. Л. 105). Тем самым «тень» гражданской войны переносилась вождем финских коммунистов на период первой русской революции.
7 Korpisaari H. Itsenäisen Suomen puolesta. Sotilaskomitea 1915-1918. Helsinki: SKS, 2009.
8 Manninen O. Venäjän sota vastsvallankumouksellisia valkokaarteja vastaan // Sotahistoriallinen aikakauskirja. 2010. Osa 29. S. 25-47.
9 Правда. 1917. 23 декабря.
10 Там же.
11 Цымбурский В. Л. Идея суверенитета в российском, советском и постсоветском контексте // Идея суверенитета в российском, советском и постсоветском контексте. Материалы постоянно действующего научного семинара. М.: Научный эксперт, 2008. С. 14-15.
12 Salkola M.-L. Työväenkaartien syntyjä kehitys punakaartiksi 1917-1918 ennen kansalaissota. Osa I. Helsinki, 1985. S. 100-109.
13 Даты даны по новому стилю.
14 Ketola E. Kansalliseen kansanvaltaan. Suomen itsenäisyys, sosialidemokraatit ja Venäjän vallankumous 1917. Helsinki, 1987. S. 136-139.
15 Salkola M.-L. Työväenkaartien syntyjä kehitys punakaartiksi 1917-1918 ennen kansalaissota. S. 256.
16 Ibid. Osa II. S. 54,144-145.
17 Ketola E. Kansalliseen kansanvaltaan. Suomen itsenäisyys, sosialidemokraatit ja Venäjän vallankumous 1917. Helsinkiu, 1987. S. 415-416.
18 Salkola M.-L. Työväenkaartien syntyjä kehitys punakaartiksi 1917-1918 ennen kansalaissota. Osa II. S. 265.
19 Tanskanen A. Venäläiset Suomen sisällisodassa vuonna 1918 / Acta Universitatis Tamperensis. Ser. A. 1978. Voi. 91. S. 35,105,106,109.
20 Lackman M. Suomen vai Saksan puolesta? Jääkäriliikkeen ja jääkäripataljoona 27: n (1915-1918) synty, luonne, mielialojen vaihteluita ja sisäisiä kriisejä sekä niiden heijastuksia itsenäisen Suomen ensi vupsiin saakka. Helsinki: Otava, 2000. S. 515.
21 Arimo R. Saksalaisten sotilaallinen toiminta Suomessa 1918. Rovaniemi, 1991. S. 16-17.
22 Valtioneuvoston historia. 1917-1966. Helsinki, 1977. S. 190-191.
23 Jägerskiöld S.. Gustaf Mannerheim. 1918. Helsingfors, 1967. S. 405.
24 Tanskanen A. Venäläiset Suomen sisällisodassa vuonna 1918. S. 97-99.
25 Manninen O. Kansannoususta armejaksi. Asevelvollisuuden toimeenpano ja siihen suhtautuminen valkoisessa Suomessa kevät-talvella 1918 // Historiallisia tutkimuksia. 95. Helsinki, 1974. S. 45.
26 Ibid. S. 85, 94-98.
27 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0135. On. 1. П. 101. Д. 6. Л. 1 об.
28 Там же.
29 Там же. Л. 1 об. — 2.
Источник: Петербургский исторический журнал, №3, 2018.
