Имре Надь и судьба его группа после подавления Советской Армией антикоммунистического мятежа в Венгрии.
Стыкалин Александр Сергеевич — канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.
Как известно, успешно развивавшиеся в первые послевоенные годы отношения между СССР и Югославией резко ухудшились в 1948 г. Значение советско-югославского конфликта, в последние годы хорошо изученного в обстоятельных работах Л.Я. Гибианского (см., в частности, [1]), далеко перешагнуло рамки двусторонних связей. Это событие, произошедшее в разгар «холодной войны», вывело ее как бы на новый виток, приведя к значительному усилению напряженности в Европе. Поскольку обвинения, предъявленные Москвой режиму И. Тито, ставились в подчеркнутую взаимосвязь с политикой западных держав и были призваны служить ее дискредитации, советско-югославский конфликт оказал известное влияние на обострение отношений СССР с его недавними союзниками по антигитлеровской коалиции и создание блока НАТО.
В результате советско-югославского конфликта происходят определенные изменения и в характере отношений между СССР и странами советской сферы влияния. «Народно-демократические» режимы Центральной и Юго-Восточной Европы с помощью созданного в 1947 г. Коминформа были жестко связаны с внешней политикой СССР, приняли активное участие в шумной антиюгославской пропагандистской кампании, по сути дела психологической войне, в ходе которой страна, к 1948 г. наиболее далеко продвинувшаяся на пути «социалистического строительства” по советскому образцу, была неожиданно для многих объявлена находящейся во власти «шпионов и убийц». Хотя Организация Варшавского договора была образована только в 1955 г., фактически уже с конца 1940-х годов началось формирование под эгидой СССР военного блока восточноевропейских государств, имевшего в то время не только антизападную, но и не менее ярко выраженную антиюгославскую направленность. После состоявшегося в сентябре 1949 г. в Будапеште судебного процесса над Л. Райком и его товарищами, на котором некоторые видные деятели венгерского коммунистического движения были обвинены в подрывной антигосударственной деятельности в пользу режима Тито, венгерско-югославская граница стала ареной сосредоточения большого количества войск и боевой техники, возникла реальная угроза перерастания психологической войны в вооруженный конфликт внутри социалистического лагеря.
Только со смертью Сталина 5 марта 1953 г. появляются предпосылки для нормализации отношений между СССР и его союзниками, с одной стороны, и Югославией — с другой. При этом в постсталинском «коллективном руководстве» КПСС существовали серьезные разногласия в вопросе о перспективах советско-югославских отношений. В.М. Молотов говорил о необходимости нормализации отношений с Югославией как с «буржуазным» государством. Но большинство членов советского руководства, включая Н.С. Хрущева, придерживалось иной платформы. Подвергая критике формировавшийся с начала 1950-х годов югославский «самоуправленческий социализм» за отступления от «образцовой» советской модели, эти лидеры в то же время не оспаривали социалистического характера общественных отношений в Югославии, причисляли ее к государствам, строящим социализм. Белградская встреча советских и югославских лидеров в начале лета 1955 г. продемонстрировала стремление руководства КПСС пойти на гораздо более решительное, чем предполагалось в 1953 г., сближение с режимом Тито. В качестве программы-максимум в это время всерьез рассматривался даже вопрос о присоединении Югославии к только что образованной Организации Варшавского договора. Избранный югославским руководством курс на неприсоединение к военным блокам (Югославия, как известно, явилась в середине 1950-х годов одним из инициаторов движения неприсоединения) заставил лидеров КПСС быстро отбросить эту идею. Вместе с тем во второй половине 1955 — первой половине 1956 г. заметно активизируются двусторонние экономические, торговые, культурные связи. Начавшийся процесс сближения достиг кульминации в июне 1956 г., когда Тито совершил 20-дневную поездку по СССР. Многотысячный митинг советско-югославской дружбы на московском стадионе «Динамо» призван был символизировать полное преодоление взаимного недоверия.
Но развитие событий начиная с середины 1956 г. привело к новому заметному охлаждению в отношениях двух стран. XX съезд КПСС, как известно, способствовал усилению реформаторских тенденций не только в КПСС, но и в мировом коммунистическом движении. При этом характерно, что коммунисты-реформаторы разных стран (активисты Кружка Петефи в Венгрии и т.д.), критикуя политическую практику сталинской эпохи, нередко противопоставляли советскому опыту (равно как и опыту других восточноевропейских государств) идеализировавшуюся ими югославскую модель социализма. На это неизменно указывалось в донесениях советских посольств из большинства восточноевропейских столиц. И в СССР силы, выступавшие за обновление социализма, проявляли немалый интерес к югославскому опыту. Из многих закрытых партийных документов середины 1956 г. однозначно явствует, что руководство КПСС видело опасность формирования в лице Югославии альтернативного идеологического центра в мировом коммунистическом движении, создающего реальную угрозу раскола в нем.
К принципиальному ухудшению отношений между двумя странами привело предоставление Югославией 4 ноября 1956 г. в своем венгерском посольстве убежища свергнутому премьер-министру И. Надю с соратниками. Раскрытие в последние годы секретных российских архивов позволяет реконструировать конкретные обстоятельства нового советско-югославского конфликта, который, хотя и явно не достиг степени остроты предыдущего, все же вовлек в свою орбиту другие страны (в первую очередь Венгрию и Румынию), вылился в довольно ожесточенную полемику, нашедшую отражение в прессе, а также в официальных партийных документах. В числах сюжетов, которые представляют теперь в новом свете, — многосторонние (с участием Венгрии, Югославии, СССР и Румынии) переговоры вокруг пребывания «группы Надя» в югославском посольстве, подготовка их ареста при выходе из посольства и последующая переправка в Румынию, где и было начато судебное расследование по делу И. Надя и откуда бывший премьер-министр был доставлен на родину в наручниках, чтобы предстать в июне 1958 г. перед судом, приговорившим его к повешению.
Информацию о начавшемся наступлении советских войск на Будапешт премьер-министр И. Надь получил на рассвете 4 ноября. В ответ на вероломные действия он в 5 часов 20 минут сделал заявление по радио: «Говорит Имре Надь, председатель Совета министров Венгерской Народной Республики. Сегодня на рассвете советские войска начали наступление на нашу столицу с очевидным намерением свергнуть законное демократическое венгерское правительство. Наши войска ведут бои. Правительство находится на своем посту. Я сообщаю эту весть народу страны и общественному мнению мира». Вскоре после этого И. Надь и 14 политических деятелей из его окружения (в том числе государственный министр Г. Лошонци), а также члены их семей, всего несколько десятков человек, нашли убежище в югославском посольстве.
Отправляясь 2 ноября в Югославию, чтобы проинформировать Тито о своих планах силового разрешения венгерской проблемы, Хрущев и Маленков не были уверены в благоприятном исходе встречи с югославским руководством — ведь, несмотря на наметившееся сближение двух стран, Югославия, дорожа своей репутацией независимого социалистического государства, продолжала несколько дистанцироваться от социалистического лагеря и претендовать на проведение самостоятельного внешнеполитического курса. Как вспоминал Хрущев в своих мемуарах, на о. Бриони он ожидал выдержать твердую атаку со стороны Тито. Тем приятнее ему было в ходе беседы убедиться в единодушии двух сторон в оценке положения в Венгрии. Будучи, как и Хрущев, приверженцем однопартийного социализма, Тито не мог не быть встревожен развитием событий в соседней стране, угрожавшим потерей коммунистами власти. «В столь трудном вопросе мы одинаково оценили ситуацию и считали, что Надь Имре расчистил путь контрреволюции и привел к господству реакцию», -так резюмировало итоги беседы письмо ЦК КПСС в адрес ЦУ СКЮ от 6 ноября. Советская и югославская стороны «были едины и в отношении мер по исправлению положения в Венгрии для возврата ее на позиции социализма» [2. С. 608]. На Бриони югославские лидеры обещали Хрущеву и Маленкову вступить в контакт с Надем и убедить последнего признать свою неспособность нормализовать положение в стране и уйти в отставку, чтобы уступить место новому правительству, которое, действуя «твердой рукой», смогло бы разгромить «контрреволюцию». Предполагалось, что в роли посредника может выступить, в частности, член исполкома только что созданной Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП) 3. Санто. Перед этим Санто обращался к югославскому послу в Венгрии Д. Солдатичу с запросом о предоставлении убежища ряду видных коммунистов, которым угрожает опасность «со стороны реакционных банд погромщиков» [2. С. 623]. Получив соответствующие инструкции из Белграда, югославская дипломатия дала официальный ответ уже после брионской встречи. Солдатич дал понять, что посольство ФНРЮ в Будапеште готово, причем в самое ближайшее время, предоставить убежище ведущим деятелям ВСРП, в том числе Надю и министрам-коммунистам из его правительства. Своим согласием югославская сторона преследовала вполне определенную цель — склонить правительство И. Надя к добровольному самоустранению, что помогло бы легитимизации нового венгерского правительства, которое предстояло возглавить Я. Кадару.
Убежище Имре Надю и большой группе людей из его окружения было действительно предоставлено рано утром 4 ноября, но обстоятельства их укрытия в югославском посольстве в корне отличались от первоначально вынашивавшихся руководством ФНРЮ и согласованных с Москвой планов. Все карты путало обращение премьер-министра к мировому сообществу с осуждением советской интервенции. Для всего мира становилось очевидным, что речь шла отнюдь не о добровольной передаче власти новому правительству, а о свержении действующего правительства в результате вооруженной агрессии.
После 4 ноября между СССР и Югославией происходят дипломатические беседы и обмен письмами по вопросу о пребывании «группы Надя” в югославском посольстве (часть документов опубликована, см. [2; 3]). Прозвучавшее по радио заявление Надя, из-за которого передача власти произошла не так гладко, как было первоначально задумано, вызвало известное замешательство в Белграде и крайне негативную реакцию в Москве. Объяснив произошедшее слишком быстрым развитием событий (согласно этой версии, югославская сторона, приняв в посольстве беженцев, попросту не успела сразу отреагировать на заявление Надя, в подлинности которого к тому же первое время сомневалась), руководство ФНРЮ старалось привести факт укрытия Надя в посольстве в максимальное соответствие с брионской договоренностью. Получив соответствующее распоряжение из Белграда, Солдатич уже в первый день попытался склонить Надя дезавуировать собственное заявление по радио и выступить в поддержку Кадара в целях скорейшего урегулирования положения в стране и признания нового правительства мировым сообществом [3. 161 old.]. Попытка оказалась неудачной. Низложенный премьер-министр отказался пойти навстречу югославскому предложению, назвав в беседе с Солдатичем новое правительство незаконным.
В Москве идея нового заявления со стороны И. Надя не нашла поддержки. Советское руководство было крайне недовольно действиями югославского правительства, предоставившего группе Надя убежище, совершенно не приняв в расчет, что заявление И. Надя на рассвете 4 ноября в корне изменило весь замысел задуманного плана о югославском посредничестве в смене власти в Венгрии. Принимая 7 ноября посла Югославии В. Мичуновича, министр иностранных дел СССР Д.Т. Шепилов заявил, что советская общественность возмущена «тем фактом, что обанкротившиеся перерожденцы и пособники контрреволюции типа Надя и компании, с ведома которых на улицах Будапешта вешали рабочих — революционеров и коммунистов, укрылись после своего поражения в югославском посольстве» [2. С. 619]. В Москве, очевидно, с самого начала считали, что Надь должен быть привлечен к ответственности за пособничество «контрреволюции». Препятствия для этого исходили лишь с югославской стороны. На прозвучавший уже 4 ноября прямой призыв к передаче группы Надя в руки советских органов (мотивированный тем, что новое венгерское правительство не имеет пока своих органов безопасности) [2. С. 588] Югославия, продолжавшая заботиться о престиже своей страны как независимого социалистического государства, ответила требованием гарантий, что эти люди не будут преследоваться за прежнюю политическую деятельность (см. письмо руководства ФНРЮ Н.С. Хрущеву от 5 ноября [2. С. 595-596]). Советское руководство не было склонно давать такие гарантии. Как отмечалось в письме ЦК КПСС лидерам СКЮ от 6 ноября, если бы Надь вовремя подал в отставку, он «сохранил бы какое-то коммунистическое лицо и мог бы тем самым рассчитывать на иное, чем теперь, общее отношение к нему». Но он не воспользовался последней возможностью, предоставлявшейся для «честного человека», и продолжал до последнего момента действовать в пользу реакции. Поэтому теперь и речи быть не может о моральных обязательствах в отношении Надя и его группы [2. С. 609].
Считая оптимальным путем разрешения проблемы возвращение И. Надя и его соратников при соответствующем обеспечении их безопасности, югославское правительство в то же время не исключало возможности предоставления им убежища в своей стране, ссылаясь при этом на данное Надем в беседе с Солдатичем обещание не действовать, находясь в Югославии, против нового венгерского правительства [2. С. 595].
Выезд группы Надя в Югославию однозначно не устраивал советское руководство, поскольку в нейтральной стране эти люди оказались бы в недосягаемости. Кроме того, пребывание в эмиграции незаконно свергнутого правительства затруднило бы признание мировым сообществом правительства Кадара. Как было заявлено в уже упомянутом письме ЦК КПСС лидерам СКЮ от 6 ноября, ни одно уважающее себя правительство и в данном случае новое венгерское правительство «не потерпит, чтобы Надь Имре, открывший путь реакции, будучи разгромленным, был бы вывезен в соседнюю дружественную страну”. Это бросит тень на отношения Югославии с Венгрией, так как вне своей страны эти люди станут притягательной силой для контрреволюции, будут использованы империалистами для создания затруднений в международном положении Венгрии. Следующий довод в пользу нежелательности выезда Надя в Югославию граничил с обвинением югославского руководства в причастности к действиям венгерских «контрреволюционеров»: «Надо предвидеть и то, что осуществление Вашего предложения о передаче Надь Имре с его группой в Югославию будет во всем мире истолковано в том смысле, что они являются югославской агентурой и ответственность за венгерские события в какой-то мере будет возложена на югославскую сторону», тем более, что ораторы Кружка Петефи, другие оппоненты существовавшего в Венгрии режима нередко апеллировали к югославскому опыту, противопоставляли югославский социализм советскому [2. С. 608-610]. Прямо высказанные в письме подозрения в том, что все произошедшее в Венгрии было организовано при участии югославов (хотя и зашло дальше, чем они того хотели), были решительно отвергнуты руководством СКЮ, в письме от 8 ноября продолжавшим настаивать на гарантиях неприкосновенности И. Надя [2. С. 622-625].
8 ноября к советско-югославскому диалогу подключается правительство Кадара, лишь накануне прибывшее в Будапешт в советском бронетранспортере. Безусловно, оно не было заинтересовано в пребывании Надя и его окружения в Венгрии. Находясь на свободе, незаконно отстраненный премьер-министр мог бы стать центром притяжения всех оппозиционных новому правительству сил, арест же его вызвал бы массовое недовольство и тем самым подлил бы масла в огонь, дав толчок повсеместным забастовкам и другим выступлениям протеста (важно заметить, что в сложной внутриполитической обстановке ноября 1956 г. правительство Кадара постоянно выступало с уверениями в том, что оно не собирается привлекать к судебной ответственности никого из членов прежнего кабинета, хотя деятельность некоторых из них «играла на руку контрреволюции»). Кадар понимал, что и выезд группы Надя в Югославию в силу уже названных причин не соответствует интересам укрепления его правительства. Вместе с тем новое венгерское руководство реалистично оценивало свою непопулярность как дома, так и за рубежом. В целях выхода из внешнеполитической изоляции оно было весьма заинтересовано в налаживании нормальных добрососедских отношений с соседней нейтральной Югославией, тем более, что руководство страны уже 5 ноября высказалось в его поддержку [3. 161-163 old.]. Поэтому Кадар собирался выразить готовность пойти на компромисс и дать разрешение на выезд Надя в Югославию при условии, если тот заявит об отставке и обещает не вести какой-либо деятельности в ущерб новому правительству (об этом посол СССР в Венгрии Ю.В. Андропов сообщил в Москву 8 ноября [2. С. 626-627]). Данный план вызвал решительные возражения в Москве. В телеграмме МИД СССР Андропову от 9 ноября требования Югославии о передаче ей И. Надя назывались «беспрецедентными, нарушающими суверенитет Венгрии. В самом деле, разве кто может понять, и в Венгрии и во всем мире, почему Венгерское Революционное Рабоче-Крестьянское Правительство должно допустить, чтобы Надь Имре и его группа, открывшие путь реакции и будучи разгромленными, были вывезены в Югославию». Вопрос о Наде, «ставший спорным между нами и югославскими товарищами», является, отмечалось далее, высокопринципиальным, затрагивает коренные интересы Венгрии и общего дела социализма. Здесь нельзя идти на уступки из-за опасений осложнения отношений с югославами, необходимо проявить настойчивость и принципиальность. «Что касается документов, которые надо будет потребовать от Надя, когда он будет находиться в распоряжении Венгерского Рабоче-Крестьянского Правительства, то к этому вопросу можно будет вернуться позднее» [2. С. 627—629].
Можно предполагать, что именно под влиянием позиции руководства СССР Кадар изменил свою точку зрения, заявив Солдатичу, что Надя и других лиц, скрывающихся в посольстве ФНРЮ, ни в коем случае нельзя отдавать Югославии, так как они являлись «организаторами контрреволюционных выступлений», и кроме того, нельзя допустить, чтобы существовало два венгерских правительства — одно в Венгрии, другое в Югославии [2. С. 628]. Поскольку Югославия не была склонна идти на какие-либо уступки в своих требованиях предоставления Надю и его соратникам гарантий неприкосновенности и не сняла предложения о выезде группы Надя в Югославию, в переговорах возникла тупиковая ситуация. В этих условиях уже к 10 ноября в Москве родилась альтернативная идея — о возможной эвакуации бывшего премьер-министра и его соратников в одну из стран Организации Варшавского договора. Известно, что польское правительство предлагало Кадару свои услуги в качестве посредника на переговорах с «группой Надя», но получило отказ, мотивированный тем, что руководство ВСРП в диалоге с членами своей партии не нуждается в посредниках (телеграмма М.А. Суслова и А.Б. Аристова в ЦК КПСС из Будапешта от 12 ноября, см. [2. С. 643]). Несомненно, что в условиях ослабления советского контроля над Польшей в результате октябрьских событий 1956 г. эта страна не подходила для осуществления вынашивавшихся планов. Так выбор на Румынию, чье руководство представлялось в то время Хрущеву и его окружению более надежным союзником.
В письме ЦК КПСС в ЦК СКЮ от 10 ноября, предварительно согласованном с руководствами ВСРП и РРП, предлагалось найти разумный выход из сложившегося положения, «в духе дружеских отношений» и с учетом того, что не только югославское, но и новое венгерское правительство заботится о собственном престиже. Конкретное предложение заключалось в следующем: «Надь Имре и его группа подают заявление правительству Кадара о том, что они передают себя в распоряжение Венгерского правительства и просят разрешить им выехать в Румынию, заявляя при этом, что они дают категорическое заверение, что ими не будет предприниматься ничего такого, что могло бы в какой-то степени повредить делу укрепления Революционного Рабоче-Крестьянского Правительства Венгрии». Предложение о выборе именно Румынии мотивировалось тем, что Надь еще до того, как попросил убежища у югославов, обратился к румынскому лидеру Г. Георгиу-Дежу с просьбой дать совет о том, как ему поступить в сложившейся ситуации [2. С. 633-635].
Известно, что поздно вечером 2 ноября И. Надь пригласил к себе румынского посла И. Попеску. Проинформировав его о продолжающихся передвижениях советских войск по венгерской территории, премьер-министр попросил посла передать Георгиу-Дежу просьбу посоветовать, что нужно делать в сложившейся ситуации [2. С. 534]. В ответ на просьбу Надя в Будапешт срочно прибыл заместитель министра иностранных дел А. Мэлнэшану, в прошлом посол Румынии в Венгрии. Его сопровождал ветеран румынского рабочего движения, член ЦК РРП В. Роман, считавшийся в Бухаресте ведущим экспертом по венгерским делам. Поздно вечером 3 ноября румынские эмиссары приняли участие в заседании исполкома Венгерской социалистической рабочей партии и имели продолжительную беседу с Надем. О конкретном ее содержании свидетельств нет. Можно лишь предполагать, что Надь просил румынского посредничества в скорейшем установлении контактов с Москвой, чтобы добиться от советского руководства прекращения несанкционированных венгерским правительством военных передвижений. Между тем, беседовавшие с И. Надем румынские гости знали о запланированной крупномасштабной военной акции, всецело поддержанной руководством РНР. Очевидно, что в Бухаресте Мэлнэшану и Роман получили инструкции постараться удержать Надя от каких-либо действий, способных помешать осуществлению советского плана. Насколько можно судить по телеграмме Солдатичу из Белграда утром 11 ноябри, советский посол Н.П. Фирюбин, ознакомивший югославских лидеров с новыми предложениями ЦК КПСС, интерпретировал контакты Надя с Румынией 2-3 ноября как якобы имевшую место с его стороны попытку договориться с румынским правительством о своем убежище в этой стране [3. 194 old.].
По мнению Москвы, отправка Надя и его соратников в Румынию позволила бы решить вопрос без ущерба для престижа Югославии и в то же время соблюсти интересы венгерского правительства. Кадар дал согласие на этот компромиссный план, заявив также, что готов разрешить отдельным лицам из группы Надя (только не самому Надю и не государственному министру его правительства Г. Лошонци) остаться в Венгрии в случае, если те заявят о признании его правительства. Как отмечалось далее, Георгиу-Деж согласился принять членов группы Надя и предоставить самолет для их транспортировки в Румынию (см. запись беседы посла СССР в Румынии А.А. Епишева с румынскими лидерами [2. С. 635]).
Это предложение, однако, не нашло поддержки правительства ФНРЮ. Солдатич, посетивший Кадара 11 ноября, продолжал от имени своего правительства настаивать на сохранении прежних условий: члены группы Надя остаются в Венгрии, получив от Кадара гарантии неприкосновенности, либо они получают разрешение на выезд в Югославию с правом убежища (во избежание сложностей, связанных с существованием эмигрантского правительства, более предпочтительным югославской стороне представлялся первый вариант). В связи с поступившим контрпредложением о выезде Надя и его соратников в Румынию югославский посол заявил, что в руководстве ФНРЮ и СКЮ «не считают, что Румыния является подходящей страной для эвакуации туда Надя и его группы», и полагают, что переправка этих людей в Румынию отрицательно скажется на престиже Югославии [2. С. 643]. (В беседе с Кадаром Солдатич руководствовался инструкциями, полученными утром того же дня из Белграда. Его просили выразить сомнение в том, что Надь и члены его группы согласятся на выезд в Румынию, а также высказать недоумение в связи с имеющим место недоверием к Югославии [3. 194 old.].) Посол РНР в Венгрии Й. Попеску также получил от Солдатича уведомление о несогласии руководства ФНРЮ с предложением о выезде Надя и его окружения в Румынию [3. 226 old.].
Через несколько дней, 16 ноября, Георгиу-Деж принял в Бухаресте югославского посла Н. Вуяновича. Проинформировав его о своих планах выехать в Венгрию в целях содействия в урегулировании там внутриполитической ситуации и, прежде всего, вопроса о Наде, румынский лидер заявил: было бы лучше всего, «если бы Надь и еще несколько лиц из его группы получили убежище и оставались бы в РНР до тех пор, пока урегулируются дела в Венгрии. Им обеспечили бы свободную жизнь и всякого рода помощь, о чем Правительство РНР готово дать письменные гарантии» югославскому правительству. Георгиу-Деж не исключал в то же время и другой, хотя и менее предпочтительной, на его взгляд, альтернативы: Надь выступит с самокритикой, заявит о поддержке правительства Кадара и останется в Венгрии [2. С. 660]. Ответ, который правительство Югославии 17 ноября дало через своего посла, свидетельствовал о его готовности к выработке компромиссного решения: югославская сторона в принципе не имеет возражений против выезда «группы Надя» в Румынию, все зависит исключительно от согласия этих людей. В случае приезда Георгиу-Дежа или его представителей в Венгрию было дано обещание содействовать организации встречи румынских эмиссаров с Надем и его соратниками, в ходе которой обе стороны могли бы без посредников обсудить вопрос о выезде в Румынию [2. С. 660].
Вопрос о судьбе «группы И. Надя» в те же дни продолжал оставаться предметом переговоров между югославским руководством и правительством Кадара. На позицию венгерской стороны не могло не повлиять выступление Тито 11 ноября на партактиве в Пуле, где югославский лидер, возложив (к явному неудовольствию Москвы) на советское руководство часть ответственности за обострение кризиса в Венгрии, вместе с тем публично отмежевался от Надя и заявил о поддержке Кадара, укрепив тем самым последнего в решимости к поискам компромиссов. Необходимо учитывать и сильное давление на Кадара внутри страны, не только со стороны рабочих советов, небезуспешно пытавшихся в те ноябрьские дни выступать в качестве альтернативного органа власти, но даже из рядов руководства правящей партии. 11 ноября на пленуме Временного ЦК ВСРП некоторые выступавшие высказывались за достижение соглашения с Надем и, более того, за вовлечение последнего либо его сторонников в правительство в целях расширения социальной базы крайне непопулярной в народе и хорошо сознававшей степень своей непопулярности власти. Под давлением всех этих факторов венгерская сторона, заинтересованная в скорейшем разрешении столь острого вопроса, сделала шаг навстречу югославским пожеланиям, согласившись 16 ноября дать письменные гарантии относительно личной безопасности Надя и находившихся вместе с ним в посольстве лиц [2. С. 659]. Предполагалось, что уже утром 17 ноября все они смогут оставить посольство. Согласно договоренности, Надь и шесть наиболее активных политиков из его окружения, чтобы не осложнять своим пребыванием в Венгрии внутриполитическое положение, должны были на три-четыре месяца выехать в одну из народно-демократических стран (при этом не исключался выезд в Югославию), другие же могли остаться в Венгрии.
Вопрос об И. Наде, таким образом, казался близким к разрешению. Но как выясняется из документов, в тот же день, 16 ноября, Кадар беседовал с находившимися в Будапеште членами Президиума ЦК КПСС Г.М. Маленковым и М.А. Сусловым и секретарем ЦК КПСС А.Б. Аристовым [2. С. 656-657]. Их жесткая позиция оказала влияние на дальнейший ход венгеро-югославских переговоров. 17 ноября Кадар фактически вернулся к прежним требованиям о безоговорочной передаче «группы Надя» венгерскому правительству для их последующей переправки в Румынию. Югославская сторона негативно отреагировала на эти требования, продолжая настаивать на гарантиях личной безопасности и неприкосновенности Надя и его группы. А в ответ на пожелание Кадара добиться от Надя заявления об отставке и поддержке нового правительства Венгрии расценила такое заявление как акт свободной воли со стороны и Надя и внутреннее венгерское дело [2. С. 657-661]. Переговоры, таким образом, снова зашли в тупик, но в тот же день, 17 ноября, к делу втайне от югославов подключилась советская сторона. Маленков, Суслов и Аристов выносят на рассмотрение Президиума ЦК КПСС следующие предложения: подготовиться и обеспечить арест Надя и его группы при выходе из посольства Югославии, отправить Надя и сопровождающих его лиц в Румынию, Кадар, как сообщалось в их телефонограмме, дал на это согласие [2. С. 657].
Венгеро-югославские переговоры, между тем, продолжались. С югославской стороны, наряду с послом Солдатичем, в них участвовал прибывший в Будапешт 18 ноября заместитель секретаря Госсекретариата по иностранным делам ФНРЮ Д. Видич. Поскольку вопрос о предстоящей отправке венгерских беженцев в Румынию был к этому времени в принципе предрешен без участия югославов, с венгерской стороны переговоры носили довольно фарсовый характер. Но показательно также, что и югославская сторона не поставила вопроса о судьбе трех членов «группы И. Надя» — 3. Санто, 3. Ваша и известного философа Д. Лукача, которые, узнав о предварительной договеренности от 16 ноября, добровольно покинули посольство 18 ноября и вопреки данным обещаниям (а этих людей не было в списке лиц, которых, согласно той договоренности, предполагалось депортировать в Румынию) так и не смогли вернуться домой, но были задержаны советскими органами (позже, 23 ноября, они были отправлены в Румынию вместе с другими членами «группы Надя»). Судя по всему, югославская дипломатия была озабочена не столько судьбой венгерских беженцев, сколько желанием побыстрее и по возможности безболезненно для своей репутации избавиться от неудобных гостей. В результате переговоров венгерское правительство с тем, чтобы ускорить развязку, 21 ноября сделало видимую уступку, заявив, что дает гарантию безопасности всем членам «группы Надя» и никого не будет привлекать к ответственности за прошлую деятельность (нота Госсекретариата ФНРЮ посольству СССР от 24 ноября, см. [2. С. 679-683]). Прежнее требование — заявление Надя и других о поддержке Кадара, теперь уже не выдвигалось в качестве непременного условия. Надь и его соратники были ознакомлены с итогами переговоров и дали согласие свободно покинуть посольство. Их выход за пределы посольства по согласованию венгерской и югославской сторон был назначен на вечер 22 ноября. В тот же день Маленков, Суслов и Аристов доложили в Москву о том, что «необходимые меры в связи с этим подготовлены т. Серовым совместно с венгерскими коллегами» [2. С. 669] (председатель КГБ И.А. Серов с 24 октября по начало декабря 1956 г. почти безвыездно находился в Венгрии, собственноручно руководя репрессивным аппаратом). Еще через сутки, 23 ноября, они сообщили, что И. Надь и его группа арестованы и «находятся под надежной охраной» [2. С. 676]. Документы подробно рассказывают о том, как была осуществлена эта акция. 22 ноября в 18. 30 Надь и близкие ему лица в соответствии с договоренностью покинули посольство и заняли места в автобусе вместе с югославскими дипломатами, которые должны были проследить за тем, чтобы бывший премьер-министр и его соратники были развезены по домам. Несмотря на энергичные протесты югославского посланника, с ними сел в автобус подполковник Советской Армии. Автобус проследовал до здания советской военной комендатуры, где подполковник, ссылаясь на приказ своего командования, заставил югославов высадиться. Вслед за этим автобус в сопровождении бронированных машин отправился в неизвестном направлении. Через несколько часов Надь и его люди были переправлены на территорию Румынии.
Единственным юридическим основанием для приема румынской стороной И. Надя и его соратников явился положительный ответ заместителя министра иностранных дел РНР А. Мэленшану от 22 ноября на направленное в тот же день в Бухарест письмо заместителя министра иностранных дел Венгрии И. Шебеша с просьбой предоставить Надю и его группе возможность пребывания в Румынии, обеспечив их безопасность и не позволив вместе с тем вести деятельность, противоречащую интересам ВНР [3. 280-282 old.]. В письме были также изложены мотивы обращения с подобной просьбой. В нем говорилось, в частности, что венгерское правительство, давшее правительству ФНРЮ гарантии, что не будет преследовать Надя и его единомышленников за прошлую деятельность, не может обеспечить их безопасность в Венгрии, поскольку эти люди своим пособничеством контрреволюции навлекли на себя справедливый гнев в обществе и поэтому, оставшись дома, легко могут стать объектом возмездия со стороны многих венгров. С другой стороны, «контрреволюционные элементы» в провокационных целях могут совершить против Надя или кого-то из его группы террористическую акцию и свалить вину на правительство Я. Кадара. Поэтому выезд «группы Надя» в Румынию рассматривался как наилучшее решение проблемы и с точки зрения обеспечения безопасности этих людей. (Кстати, та же иезуитская логика присутствовала в ряде выступлений Кадара, рассчитанных на внутреннюю аудиторию. Так, 25 ноября, во время выступления на партактиве в Будапеште, Кадар, объясняя, почему И. Надь и другие не могли вернуться домой, заметил: случись с ними что-нибудь, тут же свалили бы на нас.) В письме содержалась также ссылка на то, что Надь и другие, находясь в югославском посольстве, выражали готовность выехать в одну из соцстран (при этом не уточнялось, что в качестве альтернативы пребыванию в Венгрии ими не отрицалась лишь возможность выезда в Югославию).
Официальный дипломатический документ призван был обеспечить должные международно-правовые основания той акции, которая с самого начала готовилась и осуществлялась не только с ведома, но и при участии румынской стороны. 22 ноября в Будапешт прибыла делегация РРП во главе с Дежем, в составе которой были два члена Политбюро — Киву Стойка и Э. Боднэраш. Входивший в состав делегации член ЦК РРП В. Роман, знакомый с И. Надем еще со времени работы в Коминтерне, 22 ноября беседовал с ним в югославском посольстве. Два часа между ними шел жаркий спор о том, что же произошло в Венгрии. Роман, ссылаясь на сложную обстановку в стране, от имени Дежа предложил Надю подумать о выезде в Румынию на три-четыре месяца. При этом Надь получил заверение, что румынское правительство сделает все, чтобы он хорошо себя чувствовал в этой стране. Надь ответил на это, что добровольно Венгрию не оставит, и отказался выступать с какими-либо заявлениями в поддержку Кадара. Как комментировали 23 ноября результаты этой беседы Маленков, Суслов и Аристов, «выяснилось, что Надь Имре настроен категорически против выезда из страны, не хочет делать никаких полезных нынешнему Венгерскому правительству заявлений, ссылаясь при этом на то, что он не на свободе». В аналогичном духе высказывались и соратники бывшего премьер-министра. Упорство И. Надя советские эмиссары объясняли тем, что он был «основательно подготовлен югославами” [2. С. 677]. По свидетельству Романа, Надь все еще надеялся на заступничество Тито. Он говорил Роману: «Вот вы увидите, Тито в ближайшие дни скажет обо мне (Наде) на весь мир другое, чем он говорил недавно в речи» [2. С. 677] (имеется в виду выступление Тито на партактиве в Пуле 11 ноября).
Маленков, Суслов и Аристов неоднократно встречались со своими румынскими коллегами. По итогам этих встреч они отмечали в том же своем донесении от 23 ноября, что Деж, Киву Стойка и Боднэраш «твердо настроены и считают, что надо теперь же отправлять Надя Имре и членов его группы» в Румынию, «где, как сказал нам тов. Деж, будет обеспечено их дальнейшее содержание (под необходимой охраной)».
Вывоз Надя и его соратников в Румынию вызвал крайне негативную реакцию в венгерском обществе. Кое-где возобновляются ранее прекратившиеся забастовки. По донесению председателя КГБ И. Серова от 27 ноября, от рабочих советов к правительству поступили требования «организовать переговоры с Имре Надем для того, чтобы убедиться, что он выехал в Румынию добровольно», была послана соответствующая делегация к советскому военному коменданту [2. С. 704].
Югославская сторона, если и не была непосредственно вовлечена в заговор, организованный с целью отправки Надя и его соратников в Румынию, во всяком случае в свете всего вышесказанного вполне могла предвидеть подобный исход. «Мы не думали, что югославы поднимут шум по поводу переезда Надь Имре и его группы в Румынию», — со всей откровенностью говорил Боднэраш 26 ноября советнику посольства СССР в Румынии В. Николаеву [2. С. 692]. Примерно то же самое сказал Николаеву 26 ноября Деж, сославшийся на то, что Тито не возражал против переезда Надя и его соратников в Румынию в случае их согласия [2. С. 694-696]. Но югославы, решив публично отмежеваться в глазах мировой общественности от устроителей неблаговидной акции, вручили советскому послу ноту протеста. В ней отмечалось, в частности, что «правительство ФНРЮ не может никак принять версию о том, что Имре Надь и остальные упомянутые лица добровольно направились в HP Румынию, так как оно знакомо с желанием этих лиц остаться в своей стране, как и с тем, что до сих пор, пока они находились в посольстве ФНРЮ в Будапеште, они отвергали предложения направиться в Румынию» [2. С. 682]. Нота аналогичного содержания была вручена и послу ВНР [3. 291-293 old.]. В сложившейся ситуации румынская сторона попыталась выступить в качестве посредника в осложнившемся советско-югославском диалоге. Приняв 25 ноября югославского посла, Деж передал через него Тито просьбу о встрече на высшем уровне с югославским руководством для устранения в порядке товарищеской дискуссии тех разногласий, которые возникли между Югославией, с одной стороны, и Советским Союзом и Венгрией, с другой, по вопросу об Имре Наде (до тех пор он просил югославских лидеров воздержаться от дополнительных заявлений) [2. С. 692-693]. В связи с задуманной встречей румынское руководство решило посоветоваться с Москвой. Президиум ЦК КПСС, рассмотрев 27 ноября телеграмму Николаева из Бухареста, счел встречу Дежа и Тито нецелесообразной и поручил Председателю Совета Министров СССР Н.А. Булганину переговорить с Дежем по телефону и подсказать ему, что его беседа с Тито будет «не в нашу пользу и не в пользу Венгрии» [2. С. 698]. Булганин в телефонном разговоре с Дежем, состоявшемся в тот же день, 27 ноября, высказал мнение Москвы: «Встреча на самом высоком уровне с югославским руководством по вопросу о Наде Имре и его группе не предвещает хорошего исхода, так как югославы в этом вопросе занимают определенную позицию». Более того, «такая встреча может даже усложнить обстановку. Югославы могут потребовать свидания с Надем Имре и другими, что вряд ли целесообразно» [2. С. 700]. Но, как узнал Булганин тогда же от Дежа, секретная встреча румынских и югославских руководителей к тому моменту все-таки состоялась, хотя и без участия первых лиц государства — Дежа и Тито. С югославской стороны в ней участвовали Э. Кардель и А. Ранкович, с румынской — Э. Боднэраш и П. Борилэ, попросившие югославов не делать лишней шумихи из истории с «группой Надя». 29 ноября Борилэ вылетел в Будапешт, чтобы обсудить с Кадаром ответ на югославскую ноту от 24 ноября. В ответной ноте правительства ВНР правительству ФНРЮ от 1 декабря дело И. Надя квалифицировалось как внутреннее дело ВНР [3. 305-307 old.]. Как явствует из письма Тито в ЦК КПСС от 3 декабря, югославское руководство и после румынских попыток посредничества продолжало декларировать свое особое мнение относительно путей разрешения спорного вопроса. «Необходимо было в первую очередь спросить Надя, в какую социалистическую страну он хочет выехать, а не против его воли его и всю группу отправлять в Румынию. Когда румынские товарищи, которые были в Белграде, говорят, что они думают, что Надю было бы опасно быть в то время в Венгрии, почему в таком случае надо было собирать детей, женщин и тех коммунистов, которые известны и могли бы быть полезны в Венгрии, и увезти против их воли в Румынию? Мы считаем это ошибочным». Югославская сторона, отмечал Тито, отнюдь не настаивает на выезде Надя и его группы в Югославию, их можно было бы оставить и в Венгрии. «Одно только его заявление о том, что он сейчас возвращается в Венгрию, с согласия венгерского правительства, и что он не будет мешать усилиям этого правительства в обновлении страны и т.д., имело бы огромный положительный отклик у венгерского народа и отпали бы аргументы для кампании во всем мире против депортации Надя». Нормализация в Венгрии пошла бы, по мнению Тито, быстрее [2. С. 735]. Движимое, в первую очередь, заботой о собственном престиже и стремившееся в силу этого отмежеваться от организаторов незаконной высылки И. Надя, югославское руководство в то же время не было заинтересовано в обострении отношений с социалистическим лагерем. Нота правительства ВНР от 1 декабря осталась без ответа.
Документы свидетельствуют о попытках давления румынских властей на И. Надя в целях изменения им своей позиции. В конце ноября Деж информировал Москву о том, что «они через своих уполномоченных сейчас ведут работу с Имре Надем и его группой. Они ставят своей задачей добиться, чтобы Имре Надь и его группа выступили с заявлением, где бы признали свои преступные действия, а также указали, что единственно правильным решением в настоящее время является поддержка и укрепление» правительства Кадара. Тем самым «мы хотим испытать Надя Имре», — заключил Деж [2. С. 701].
Как можно судить из последующих документов, эти планы были вскоре отброшены румынским лидером. Эволюцию его взглядов передает запись беседы с советником посольства СССР В. Николаевым от 14 декабря. Деж подверг критике позицию руководства ФНРЮ, настаивавшего на возвращении группы Надя в Венгрию, и привел свой главный аргумент: «По нашему глубокому убеждению, Надь Имре — этот бандит, заклятый враг венгерского народа и социализма, не мог быть оставлен в Венгрии, ибо вокруг него концентрировались враждебные народно-демократическому строю силы». Тито негодует, продолжал он, что И. Надь находится не дома, хотя и не представляет якобы никакой опасности. «Между тем, — сказал тов. Г. Георгиу-Деж, — почему-то Тито не оставляет в своем доме — в Белграде бывшего своего заместителя Джиласа, а посадил его на скамью подсудимых[1]. Выходит, Тито это можно, а венгерским товарищам нельзя» [2. С. 743].
Заявив, что переправка группы Надя в Румынию совершена на основании договоренности между венгерским и румынским правительствами, и в силу этого якобы делает беспочвенным какие-либо претензии югославских лидеров к советским военным властям, осуществившим эту акцию, Деж затем откровенно поделился своими мыслями о будущем. Мы «не думаем Надь Имре и его группу всю жизнь держать в Румынии; как только [в Венгрии] окрепнет народно-демократическая власть… мы передадим Надь Имре венгерским товарищам и уверены, что он за его преступление будет повешен не за шею, а за язык» [2. С. 743]. Таким образом, еще задолго до того, как венгерские лидеры открыто поставили вопрос о привлечении Надя к судебной ответственности, румынский руководитель предсказывал суровую расправу над бывшим премьер-министром Венгрии. Дальнейшие перипетии «дела Имре Надя», находившиеся в довольно тесной взаимозависимости с развитием советско-югославских отношений в 1957-1958 гг., должны стать предметом самостоятельного исследования. Предварительно можно лишь сказать, что судьба бывшего венгерского премьера была брошена в топку того нового конфликта, который разгорелся из-за навязчивого стремления Москвы к сохранению своего диктата над социалистическим лагерем и упорного нежелания амбициозного Тито действовать в русле политики Кремля (при том, что сходство идеологий и общий страх перед крушением коммунистических режимов в Восточной Европе предопределяли множество точек пересечения в позициях Белграда и Москвы[2]).
Расправа над И. Надем и его единомышленниками в июне 1958 г. вызвала широкий резонанс во всем мире. Для многих была очевидной несостоятельность обвинений против бывшего премьер-министра Венгрии, главная «вина» которого заключалась по сути дела в последовательном отстаивании курса на суверенитет своей страны, который вступал в слишком резкое противоречие с образовавшейся в эпоху Сталина и продолжавшей оставаться в силу и после его смерти неравноправной системой отношений внутри восточноевропейского лагеря. Режим Георгиу-Дежа в Румынии, также стремившийся к расширению самостоятельности, освобождению от мелочной кремлевской опеки, не стал и не мог стать союзником И. Надя. Не только провозглашение многопартийности, но даже самые робкие реформаторские проекты не могли найти сочувствия у Дежа и его окружения, которые явно не принимали идей демократизации социализма и видели в расширении самостоятельности Румынии лишь средство упрочения собственной власти и ограждения страны от нежелательных либеральных веяний, распространившихся в середине 1950-х годов на волне десталинизации в ряде социалистических стран, прежде всего в Венгрии и Польше. Более того, стремясь к расширению поля самостоятельных маневров, Деж считал важным условием для этого укрепление к себе доверия со стороны Москвы. Жестокие репрессии, предпринятые его режимом внутри страны против тех, кто выразил симпатии к венгерской революции, были призваны доказать советским лидерам: за Румынию они могут быть спокойны, там существует прочная коммунистическая диктатура и невозможно ничего подобного тому, что произошло в Венгрии и Польше (этот аргумент сыграл важнейшую роль при обосновании румынской стороной своих требований о выводе советских войск в 1958 г.). Став не только соучастником, но весьма инициативным участником расправы над венгерским премьер-министром и его соратниками, Деж не просто подчинился блоковой дисциплине, но стремился извлечь максимум политической выгоды для себя. Смертельно напуганный революцией в соседней стране, румынский лидер в конечном итоге сумел воспользоваться этим событием в интересах укрепления своей власти. Однако, сколь ни была неблаговидна роль правившего в Румынии режима в подавлении венгерской революции, совсем по-другому отреагировало на нее румынское общество, дав многие примеры глубокой солидарности с ее идеями и целями [2. С. 697].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гибианский Л.Я. От первого до второго совещания Коминформа // Совещание Коминформа. 1947/1948/1949; Документы и материалы. М., 1998; Гибианский Л.Я. Коминформ в зените активности; создание организационной структуры и третье совещание // Совещание Коминформа. 1947/1948/1949: Документы и материалы. М., 1998.
2. Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998.
3. Top secret/Magyar-jugoszláv kapcsolatok 1956. Dokumentumok (Аг iratokat gyűjtötte, válogatta, szerkesztette és a bevezető tanulmányt írta: Kiss J. — Ripp Z. — Vida I). Budapest, 1995.
4. Гибианский Л.Я. H.C. Хрущев, И. Броз Тито и венгерский кризис 1956 г. //Новая и новейшая история. 1999. № 1.
Примечания:
1
Видный югославский политик и публицист М. Джилас, выступивший в защиту венгерского восстания, был арестован в ноябре 1956 г.
2
См. работу Л.Я. Гибианского о более общих проблемах развития советско-югославских отношений в связи с венгерским кризисом 1956 г. [4].
Источник: «Славяноведение», 2000, №1.