Из книги «Военно-историческая антропология». Ежегодник. 2002
(OCR: august-1914.livejournal.com)
с исправлением ошибок
В начале 1930-х гг. Д.П.Оськин, служивший в 1917 г. в чине прапорщика, с упоением и известным хвастовством вспоминал, как он грозил револьвером всем, несогласным с ним, на открытии 1-ю Всероссийского съезда крестьянских депутатов1. В такой необычной форме Д.П.Оськин выражал свою позицию на съезде. Оружие стало для него единственным надежным аргументом в споре. В этом эпизоде исключительно важными представляются два момента: во-первых, привычка «хвататься за оружие» в конфликтных ситуациях, без сомнения, была приобретена на войне, и, во-вторых, в результате слома всей системы ценностных ориентиров в 1931 г., когда были опубликованы воспоминания Д.П.Оськина, его поведение считалось вполне допустимым с официальной, прошедшей цензуру, точки зрения.
Действительно, в 1917 г. к власти пришли покалеченные войной люди, так и не сумевшие полностью освободиться от того воздействия, которое оказала на них война. Для них грозить револьвером было обычным делом, а переход от угроз к физической расправе был вполне возможен, допустим, порой даже легок. Такое поведение коммунистов — нового правящего слоя — было прямым следствием их военного опыта, того влиянии, которое оказала на них война. Как справедливо отмечает Е.С.Сенявская, «…особенностью Первой мировой войны было именно то, что она непосредственно переросла из внешнего во внутренний конфликт, а значит, общество из состояния войны выйти так и не сумело. Переход к мирной жизни после войны гражданской определялся уже иными факторами, сохраняя при этом основные черты психологии, присущей военному времени»2. Более того, своеобразие ситуации этих лет состояло в том, что наиболее существенные составляющие посттравматического синдрома у активных в политическом отношении групп населении, например, такие как непримиримость, жесткость, переход к практическим действиям без особых рассуждений, намеренно поддерживались и культивировались пропагандой на всем протяжении 1920-х гг. Поэтому, в частности, бывший прапорщик Д.П.Оськин спустя полтора десятка лет после означенных событий мог спокойно и с гордостью рассказывать о своей агрессивной удали.
Внимание к проблеме «общества, выходящего из войны» отчетливо обозначилось в последние годы в отечественной и зарубежной историографии. Появился ряд новаторских работ, написанных как в русле социальной истории3, так и в рамках нового направления, обозначающего себя как «военно-историческая антропология». Следует однако, заметить, что большая часть работ, где в той или иной степени затрагивается проблема «выхода из войны», посвящена послевоенному советскому обществу 1940-1950-х гг. Это обстоятельство, на мой взгляд, вполне закономерно: несмотря на всю тяжесть адаптации фронтового поколения к мирной жизни, специфику проявления постравматического синдрома, именно ситуация «выхода из войны», включение фронтовиков в мирную жизнь является, пожалуй, одной из самых рельефных и ярких проблем социальной истории советского общества 1940-50-х гг. После 9 мая 1945 г. в стране все без исключения понимали, что война закончилась, что начинается другая, мирная жизнь, даже пускай на первых порах с бытовыми трудностями и неустроенностью.
Напротив, проблема выхода из состояния Первой мировой войны через гражданскую обойдена вниманием исследователей. Во многом это стало следствием того, что социально-психологическая ситуация «выхода» не является в этот исторический период отчетливо выраженной, рельефно обозначенной, процесс релаксации в строгом смысле этого слова отсутствует. Целое поколение «гражданской войны» так и останется до своих последних дней с выраженными постравматическими реакциями. Реальный «выход из войны» общества в целом состоялся фактически только со сменой поколений. Можно сказать, что в психологическом отношении выхода из войны как такового не было, ситуация посттравматического синдрома оказалась пролонгирована на весь межвоенный период.
Важность этой проблемы определяется также тем обстоятельством, что образ поколения первых коммунаров уже после XX съезда оказался окутан причудливым флером своеобразной романтики, концентрированным выражением которой стала фраза Б.Окуджавы:
«Я все равно паду на той,
На той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной…»
Фраза, конечно из ряда примеров, когда подтекст гораздо важнее и сильнее текста, однако причудливый образ всадника в буденовке с шашкой наголо по-прежнему является фактом нашей исторической памяти.
1. Идея всеобщего «вооружения народа» и ее кризис
Партия, как известно, пришла к власти с идеей всеобщего вооружения народа. Имелась ввиду, прежде всего, замена постоянной армии «буржуазно-помещичьего государства» (с офицерским корпусом, системой единоначалия и строгой воинской дисциплиной) на всеобщее добровольное вооружение народа (милицию или армию милиционного типа). Вместе с тем, уже в первые дни гражданской войны идея всеобщего добровольного вооружения народа потерпела полный крах. В.И.Ленин признал полную неподготовленность большевиков к решению вопросов военного строительства, сказав, что вопрос «о строении Красной Армии был совершенно новый, он совершенно не ставился даже теоретически»4. Переход от идеи всеобщего добровольного вооружения народа к практике постоянной регулярной армии, вызвал кризис внутри партии, выразившийся в разногласиях между «левыми коммунистами», Троцким и Лениным во время Брестского мира, а в марте 1919 г. на VIII съезде РКП(б) приведший к возникновению «военной оппозиции». Ее лидеры, в частности, считали, что революционная армия не нуждается в других средствах укрепления дисциплины, кроме сознательности и преданности идеалам революции, выступали за выборность командного состава, сохранение партизанских методов управления армией и ведения войны, против установления строгой воинской дисциплины, использования старых военных специалистов, предлагали расширить права партийных ячеек в армии, предоставить им контроль над всей армейской работой. Заметим, что Ленин построил свою речь против «военной оппозиции» на VIII съезде РКП(б) на детальном анализе просчетов, допущенных командованием 10-й армии в ходе обороны Царицына. Как известно, «военная оппозиция» прекратила свое существование, согласовав со сторонниками Ленина все свои позиции еще в ходе съезда, да и полного согласия в ее рядах не было изначально.
2. Воюющая партия
Вместе с тем, для нас важно, что в практической, низовой работе через месяц после идейного разгрома «военной оппозиции» на основании постановления ЦК РКП(б) от 17 апреля 1919 г. возникли части особого назначения (ЧОН), в которых фактически была сделана попытка реализовать идею всеобщего вооружения народа в компромиссном варианте. ЧОН представляли собой военно-партийные отряды. Они создавались при заводских партячейках, райкомах, горкомах, укомах и губкомах партии. Их целью было поддержание порядка, охрана государственных объектов и пр. Заметим, что фактически организация ЧОН началась еще зимой 1919 г., во всяком случае, на Московском телеграфно-телефонном заводе (з-де «Морзе»), который располагался на Кузнецкой ул. в Замоскворецком районе Москвы5, ЧОН был организован 16 февраля 1919 г.6 В специальном докладе по этому вопросу, который пришел делать представитель райкома Винер, указывалось, что «в отряде будут состоять только т.т. КОММУНИСТЫ И КОММУНИСТКИ, причем КОММУНИСТЫ обязаны посвятить 4 часа в неделю обучению стрельбе из пулемета, а КОММУНИСТКИ или пулеметному или санитарному делу. Для удобства рабочим, товар. ВИНЕР предлагает собранию самим назначить дни занятий»7. ЧОН формировались из коммунистов, рабочих и членов профсоюзов в возрасте от 17 до 55 лет и из комсомольцев. Первые ЧОН возникли в Петрограде и Москве, затем в губерниях РСФСР (к сентябрю 1919 г. они уже были созданы в 33 губерниях), а также на Украине, в Белоруссии, Казахстане, республиках Средней Азии и Закавказье. Коммунисты МТТЗ, вошедшие в ЧОН весной 1919 г., были проинформированы о том, «что военная охрана на Павелецком вокзале упраздняется и на место их назначаются от коллективов партий»8. Вместе с тем, рядовые члены партии относились к этой затее, как видно из протоколов партячейки, по-разному. Так, от 28 апреля 1919 г. имеется запись следующего содержания: «Тов. Жердев доводит до сведения, что дежурство в Отряде Особого назначения является обязательным и поэтому никто не имеет права отказываться от дежурства, что принимается к сведению»9. Однако, в сентябре 1919 г. председатель завкома МТТЗ тов. Вирзин был вынужден констатировать, «…что наши коммунисты почему-то не посещают пулеметные занятия и предлагает [10] этот вопрос сейчас вырешить…»
В протоколах партийной ячейки МТТЗ летом 1920 г. сохранилось обсуждение вопроса о «назначении женщины-коммунистки на казарменное положение»11. Периодически проводился перевод женщин-коммунисток на казарменное положение на шелко-ткацкой фабрике Хамовнического района (будущей фабрике «Красная Роза»)12. В декабре 1921 г. по всей стране в ЧОН числилось кадрового состава около 40 тыс. чел. и переменного свыше 423 тыс. чел.13 Упоминания о мероприятиях, проводимых ЧОН, и постоянных дежурствах коммунистов в отряде в фондах партийных ячеек московских заводов встречаются вплоть до 1923 г. 12 июля 1922 г. в Москве прошел парад в честь годовщины ЧОН14. В некоторых районах СССР ЧОНы существовали до 1924-1925 гг.15
Не говоря о постоянных мобилизациях на фронты, кроме ЧОН, коммунисты участвовали в продотрядах, что по характеру деятельности было исключительно близко к боевым действиям. Упоминания о мобилизациях в фондах первичных партийных организацией также встречаются постоянно. На заводе б.Морзе обсуждение кандидатуры в продотряд 4 июня 1920 г. даже приобрело специфический для этой среды антифеминистский оттенок:
«Выборы в Продотряд, поступило от Исполнительного Бюро Замрайона откомандировать одного тов. в продотряд.
Поступило предложение послать от Ячейки одного товарища, тов. Вирзин возражает, заявляет, что у нас в ячейке нет людей, кого бы можно было послать.
Поступает предложение послать женщину.
Постановили послать женщину в продотряд.
Избрали тов. Бровкину Марию»16.
Статистика ЧОН, сведения о постоянных мобилизациях военного типа позволяют без всякой натяжки говорить о том, что практически все коммунисты, вступившие в партию до 1920 г., получили в этот период личный военный опыт, опыт обращения с оружием и в любой момент были готовы к участию в боевых действиях.
3. Оружие
Окончание революции и гражданское войны, с точки зрения влияния на мировосприятие и поведение ее участников, имело два важных следствия: 1) наличие большого количества бесхозного оружия17 и 2) свободное обращение с ним практически всего взрослого населения страны.
В книге «Голос народа» приводится рассказ малограмотного крестьянина А.И.Мельника из села Капушновки Каменецкого района Молдавской АССР от 19 марта 1929 г., где он пишет: «Крестьяне за все время накопили по деревнях в себя большую массу оружия. Оружие они накапливали таким способом. Переходили через деревне разные банды и вот крестьянство от этих банд накопило и в себя по деревнях оружия. Некоторые были в армиях притащили оружия и так накопили в себя оружие…»18 В городе оружия тоже было немало. Начиная с марта 1917 г., для охраны домов от нападения криминальных элементов в Москве организуются домовые комитеты. С образованием Управления городской милиции от домовых комитетов поступают просьбы о выдаче разрешения на право хранения и ношения оружия19. Не говоря о подробно описанном в литературе вооружении отрядов Красной Гвардии, после Октября 1917 г. рабочим оружие выдавали практически по любому поводу. Так, оружием была в 1918 г., например, обеспечена вся Огородная коммуна завода Морзе для охраны устроенного у Данилова монастыря огорода, о чем стало известно из соответствующего удостоверения Замоскворецкого Районного Совета20.
Меры по разоружению коммунистов стали предприниматься только в 1923 г. и, надо отметить, были встречены ими с недоумением. Так, 12 июня 1923 г. заседание бюро ячейки МТТЗ специально обсуждало вопрос «Об отборе револьверов согласно приказания комрот 2100 отдел, батальона». После обсуждения бюро не согласилось с приказом об отборе оружия и постановило «признать ответственным за невыполнение приказа все бюро ячейки. Ввиду того, что со стороны комвзвода Купцова не даны ни какие данные почему отбирается оружие у коммунистов, передать дело о сдаче оружия в райком партии»21.
Тщательное изучение протоколов приводит иногда к выявлению поразительных фактов. Осенью 1923 г., как известно, в московской партийной среде шла исключительно ожесточенная борьба с троцкизмом. Троцкисты действительно имели на некоторых заводах и в вузах города довольно сильное влияние. О серьезности положения свидетельствует тот факт, что районные комитеты партии каждый день подавали в МГК сводки о ходе дискуссии, в которых документировалась политическая ситуация во всех ячейках района, специально указывались «гнезда оппозиции» — те ячейки, которые не проголосовали за резолюцию ЦК партии и продолжали поддерживать троцкистов, назывались фамилии наиболее активных оппозиционеров. Ячейка МТТЗ, в частности, была одним из таких «гнезд». Партийные собрания с обилием взаимных обвинений, напряженнейшие заседания бюро ячейки, постоянные визиты представителей Замоскворецкого райкома партии, которые «выкручивали руки» оппозиционерам, подробно зафиксированы в протоколах фонда МТТЗ. И в этом бурном потоке событий от 26 ноября 1923 г. встречается крохотная запись следующего содержания:
СЛУШАЛИ.: а) О сдаче в ЧОН пулемета находящегося в ячейке.
ПОСТАНОВИЛИ: а) Сдать.22
Была ли сдача пулемета непосредственным образом связана с внутрипартийной борьбой — можно только догадываться. Скорее всего, да. Но гораздо важнее представляется другое. На небольшом московском заводе, расположенном в 20 минутах ходьбы от Кремля, с 1917 до конца 1923 г., т.е. почти пять лет, группа людей в любой момент была готова отстреливаться от врагов. Коммунисты не только были обучены стрельбе, носили оружие, но и держали наготове пулемет. О психологическом состоянии этих людей, перешедшем за пять лет в привычку, мы можем судить по тем «следам войны», которые постоянно проявлялись в их поведении на всем протяжении 1920-х гг.
4. «Бряцание оружием»
Работа с массовыми источниками, отразившими деятельность низовых партийных структур, завкомов промышленных предприятий, привела довольно скоро к любопытному наблюдению. Без специальных разысканий почти в каждом заводском фонде встречаются описания случаев угрозы или применения оружия. Обычным делом было ношение оружия без видимых на то оснований. Так, весной-летом 1920 г. партийная ячейка завода «Динамо» специально рассмотрела вопрос «О тов. Кокине, который всюду ходит с револьвером», и предложила штабу отряда особого назначения23 «отобрать оружие у тов. Кокина так как оно ему совершенно не нужно»24. В протоколах заводских партийных ячеек описываются характерные случаи «бряцания оружием» в конфликтных ситуациях. Как отмечает Е.С.Сенявская, такое поведение является одним из типичных проявлений «военного синдрома». Таким людям «…трудно сдержаться, проявить гибкость, отказаться от привычки чуть что — «хвататься за оружие», будь то в прямом или переносном смысле»25. Важно также отметить, что, как правило, «бряцание оружием» происходило в состоянии алкогольного опьянения, сопровождалось руганью, скандалом, дракой. Собственно, поводом разбора на партийном собрании становилась не стрельба сама по себе, а сопровождающее стрельбу хулиганство. 9 августа 1920 г. коммунистическая ячейка шелкоткацкой фабрики б. Жиро («Красная Роза») обсуждала поведение коммунисток Ш-вой и С-вой26. Секретарь ячейки доложил, что им были арестованы «члены комячейки С-ва и Ш-ва со своим мужем за пьянство и дебош, который происходил в квартире т. Ш-вой, причем также мною был отобран у мужа Ш-вой револьвер системы «Наган» 7-ми зарядный, по заявлению жильцов Ш-в угрожал револьвером, но выяснить не удалось кому он угрожал, отвести их в комиссариат милиции не представлялось возможным ввиду [нахождения] их в весьма пьяном состоянии в результате чего при помощи комиссара 11-го отделения милиции Миронова на месте был составлен акт в присутствии фабричного фельдшера, который со своей стороны подтвердил факт пьяного состояния тт. С-вой и Ш-ва, а Ш-ву представил в комиссариат милиции для выяснения обстоятельств дела»27. В результате обсуждения коммунистки Ш-ва и С-ва были исключены из партии. Вместе с тем, муж Ш-вой работал на другом предприятии и состоял на партийном учете в Краснопресненском районе, поэтому по поводу его поведения никакого конкретного решения не было принято. Даже из приведенного описания понятно, что причиной такого поведения стал конфликт с соседями. Дело, по всей вероятности, обстояло приблизительно так: в комнате у семьи Ш-вых выпивали и либо громко разговаривали, либо пели песни, либо еще как-то мешали соседям. Соседи стали выражать свое недовольство. Тут-то хозяин Ш-в и достал «Наган», использовав его как единственно верный и самый надежный аргумент в конфликтной ситуации.
Коммунальные склоки, конечно, могли вывести из равновесия кого угодно. Однако грозить оружием начинал не всякий. Неуравновешенные, воевавшие на фронтах коммунисты реагировали в такого рода ситуациях довольно быстро (особенно в состоянии алкогольного опьянения). А.Толстой строит сюжетную линию рассказа «Гадюка» на аналогичной конфликтной ситуации, когда вернувшаяся и покалеченная бурными событиями революции и гражданской войны героиня, досаждаемая соседями по коммунальной квартире и общей ситуацией не сложившейся после войны жизни, выстрелила из именного оружия.
Конфликты, вместе с тем, возникали повсюду — не только в коммуналках, но и в общественных местах. В протоколе по приему и исключению из партии при МГК РКП(б), датированном 8 сентября 1922 г., описывается случай, произошедший с 29-летним тов. С., вступившим в партию в 1918 г. Будучи сотрудником ОТТ ЧК станции Москва Казанской железной дороги, во время своего пребывания в Киеве С. в пьяном виде поднял скандал в столовой и выхватил револьвер28. Мы не знаем в данном случае, какие причины вызвали столь бурную реакцию подвыпившего чекиста С., а только еще раз убеждаемся, что «хвататься за револьвер» было довольно обычным делом.
5. Стрельба
Другой случай, напротив, позволяет составить некоторое представление и о причинах такой реакции, и о характере обсуждения такого рода ситуации в партийной среде. Весной 1926 г. рабочий А. шел выпивши домой. Хулиганы сшибли у него шапку. Но А. не растерялся, а зашел домой, взял револьвер и, «дабы удержать хулиганов», стал стрелять. Об этих событиях в стенгазете появилась заметка, которую и обсуждали на партийном собрании коммунисты цехячейки 1-й группы завода «Морзе» 1 апреля 1926 г.29 Судя по всему, обсуждение было долгим и обстоятельным, потому что при вынесении взыскания провинившемуся А. собрание приняло предложение о выговоре без занесения в личное дело. Такое лояльное отношение к проступку А. было вызвано правильной линией поведения А. на собрании, который «не возражал и не отрицал в своем выступлении делаемые ему замечания», а также смягчающими обстоятельствами, к которым было отнесено то, что: 1) такое с ним произошло в первый раз; 2) что в районе вообще наблюдается хулиганство; 3) то, что провинившийся Л. политически грамотен и член завкома, и, наконец, 4) «сам говорит, что в пьяном виде еще только в первый раз был замечен». Последнее, однако, было неправдой. Именно по причине того, что «будучи ответственным работником по охране Труда в завкоме МТЗ продолжал повторять случаи пьянки 20, 25, 26 г.», коммунисты бюро цехячейки 1-й группы завода Морзе за два месяца до описанных выше событий 26 января 1926 г. воздержались от перевода т. А. из кандидатов в члены ВКП(б) на 6 месяцев до тех пор, пока он «не исправит все свои некоммунистические недостатки»31.
Вообще-то А. был коммунистом с насыщенной событиями партийной биографией. В 1926 г. ему было 38 лет и он был кандидатом в ВКП(б) ленинского призыва 1924 г. Во время ленинского призыва, однако, он уже вступал в партию второй раз, поскольку в 1917-1918 гг. включительно был членом ВКП(б) и «вышел из рядов партии из-за принципа». Даже из скупых биографических сведений складывается вполне отчетливое впечатление о том, что А. был человеком с весьма обостренной реакцией, не способный на компромисс, — вышел из партии, а не стал доказывать свою правоту; побежал за револьвером, а не полез в драку с хулиганами, и уж тем более не был, вероятно, способен оставить хулиганов вообще без наказания. Фактически он ведь решил устроить самосуд, расправиться на месте преступления, действуя согласно логике военного времени. Но и на собрании возражать и отрицать ничего не стал, а смиренно принял гнев товарищей по партии. Подчинение дисциплине тоже ведь черта характера, которую воспитывает армия.
Но стрельба на заводе Морзе продолжалась и на следующий год. 20 марта 1927 г. коммунист Ж-в. «снова был пьяный и стрелял из револьвера, за что был задержан милицией и обезоружен»32. 22 марта 1927 г. бюро 3-й группы совместно с активом завода «Морзе» обстоятельно и подробно обсуждало поведение коммуниста Ж-ва, который был к тому же членом бюро. Обсуждение этого поступка Ж-ва. представляется весьма показательным.
«Тов. БЕЗРУКОВА33 говорит, что Ж-в 20 марта вечером снова был в клубе пьяный и стрелял из револьвера, за что был задержан милицией и обезоружен.
Тов. Ж-ов. Действительно был пьян выстрелил в Клубе случайно. Пить вынужден из за того, что нет комнаты и приходится скитаться по разным знакомым, куда не пускают без бутылки водки.
Тов. БЕЗРУКОВА. Я предлагаю исключить Ж-ва из партии.
Тов. АПТТОР. Наша цель исправить Ж-ва, я думаю, что достаточно объявить выговор с предупреждением.
Тов. ПЕТРОВ. Мы выбирали в Бюро ответственных членов Партии, а тут получается наоборот. Я думаю, что в Ж-ве мы потеряли давно не только члена бюро, но и члена партии, ибо у него не осталось ничего коммунистического. […]
Тов. КРЫЛОВ. Мы должны поставить вопрос, или Партия или Ж-ов. Если мы Ж-ва оставим в Партии, то мы не сможем влиять на беспартийных рабочих. Надо его не поддерживать сейчас, а поддерживать его на заводе как беспартийного, а когда он исправится, тогда можно будет и снова принять в Партию.
Тов. Ж-в. Я больше не буду пить даю слово, что исправлюсь»
ПОСТАНОВИЛИ: Принимая во внимание, что пьянство приняло систематический характер — исключить Ж-ва из рядов ВКП(б)»34.
Подробное обсуждение поступка Ж-ва еще раз подтверждает тот факт, что стрельба из огнестрельного оружия, да еще в клубе, где собралось много народу и была непосредственная угроза жизни окружающих, не считалась предосудительной. Все собравшиеся осуждают пьянство, совместимость выпивки с пребыванием в партии и даже возможность перевоспитания Ж-ва силами партийного коллектива. Именно пьянство (а не стрельба) характеризует Ж-ва в глазах его товарищей как человека, у которого «не осталось ничего коммунистического». Именно пьянство является достаточным основанием исключения Ж-ва из коммунистических рядов. Теперь Ж-ва, по мнению Крылова, следует поддерживать за пределами партийной ячейки, «на заводе как беспартийного». Избавление Ж-ва от пьянства будет означать, что он исправился, и являться основанием для принятия его обратно в коммунистические ряды. Из обсуждения видно, в частности, что несоответствие принятым в коммунистической среде этическим нормам вызывало довольно жесткую реакцию, но главное, что сам факт стрельбы не вступал в противоречие с этими нормами, был вполне допустимым. Однако история эта продолжилась на следующий день, на общем собрании ячейки 3-й группы. Собрание оказалось мягче, чем бюро, и вынесло следующее решение: «Принимая во внимание, что создавшиеся квартирные условия толкали Ж-ва на выпивку, считать это смягчающим для совершения данного поступка Ж-ва, ограничиться строгим выговором с предупреждением»35. Собрание (партийный стаж коммунистов был меньше, чем у членов бюро) было более лояльно, более терпимо. В основном коммунисты на московских заводах в 1927 г.. принадлежали к иному поколению — первого и второго ленинского призывов 1924 и 1925 гг. Члены бюро, напротив, как правило, имели партийный стаж со времен гражданской войны. В нашем примере, во всяком случае, это подтверждается. Выступления членов бюро носят нетерпимый характер, члены бюро скоры на расправу, их выводы заходят слишком далеко. Бюро гораздо категоричнее в своем решении, чем собрание. Собрание склонно принимать во внимание общую ситуацию, рассматривать пьянство в данном случае как следствие социальных условий. Вопрос в такой ситуации на практике состоял в том, хотело ли и могло ли бюро давить на собрание. В более общем плане решение вопроса зависело от жесткости партийной вертикали в целом, других привходящих факторов (к примеру, проводившихся в партии в тот момент кампаний). Однако, повторим, факт стрельбы ни бюро, ни собрание не осуждало. Такое поведение не отвергалось социальной практикой того времени. Более того, обращение к оружию в конфликтных ситуациях постепенно превращалось в стереотип. Возникнув спонтанно, как своеобразное отражение военного опыта, как пролонгированный во времени «след войны», оно на протяжении 1920-х гг. трансформировалось в реально действующую поведенческую норму, проявлявшуюся с разной степенью интенсивности в коммунистической среде определенной генерации. В целом можно сказать, что военный опыт коммунистов поколения гражданской войны, приемлемость любых средств в утверждении собственной правоты стали реальными источниками допустимости такой поведенческой нормы.
6. Военный дух в контексте классовой борьбы
Классовая борьба, которая составляла стержень политики партии, была благодатной почвой для поддержания военного духа. Такие качества, как решительность и бескомпромиссность, жесткость поддерживались и последовательно воспитывались у нового поколения коммунистов, вступивших в партию в середине 1920-х гг. Интересными свидетельствами в этом отношении являются анкеты делегатов III-й партийной конференции Кировского района, состоявшейся 20-22 декабря 1924 г.36 Часть делегатов37 заполнила анкеты по развернутой программе, которая включала широкий спектр вопросов о бюджете времени, круге чтения коммунистов, проведении досуга и пр. Среди вопросов, в частности, был следующий: «20. Что ему стало более ясно после вступления в партию». Отвечая на этот вопрос, большинство перечисляли темы занятий в школе политграмоты или называли программу и устав партии, работы Ленина, Бухарина и пр. Писали о том, что им стал яснее «Идеал партии»38, что «ясно очень много во первых Советская власть с каждым днем укрепляется, кто были и есть враги советской власти, как страдал пролетариат от ига капитала, ясно что пролетариат всего мира будет у власти»39, что «больше узнал заданья партии и классовую разницу между буржуазией и пролетариатом»40. Среди ответов встречаются довольно выразительные, в которых отражается суть проводившейся партийной пропаганды. Так, мастер 45 лет Степан Леонов, отдававший общественной работе все свое свободное время до 8 часов вечера, читавший каждый день книги по экономике, истории партии и «Азбуку коммунизма», который «усваивал доклады» и которому на политучебе и партийных собраниях было, по его собственным словам, все «очень понятно», совершенно отчетливо уяснил, «что класс должен быть один и тогда только будет мирная жизнь»41. Мастер Леонов довольно прилично зарабатывал — 145 руб. 56 коп, имел на иждивении 4-х человек и вообще был человеком уже достаточно солидным, однако психологически продолжал находиться в состоянии войны, связывал приход мирной жизни с тем временем, когда на земле останется один класс. До тех пор он, судя по всему, был готов каждый день все свое свободное время отдавать общественной работе. Благодаря его общественной активности, уже в конце 1924 г. он был делегатом районной партийной конференции, то есть попал в районный партийный актив. Путь наверх ему, бесспорно, был открыт.
Но если мастер Степан Леонов в силу более-менее приличного общего развития уяснил себе, если можно так выразиться, общесоциальную перспективу, то малограмотный кузнец Федор Матвеевич Бочаров 43 лет откровенно писал, что ему стала яснее «политика советской власти в области строительства советского хозяйства, необходимость настойчивой жестокой борьбы с врагами»42. Федор Матвеевич Бочаров, так же, как мастер Степан Леонов, ежедневно все свое свободное время тратил на партийную работу, да еще два раза в месяц посещал партийные собрания. Более того, после вступления в партию он совершенно перестал заниматься домашними делами «за недостатком времени». До того, как он связал свою жизнь с ВКП(б), напротив, он занимался хозяйством все свое свободное время и никакой общественной работы не вел. До вступления в партию он газет вообще не читал, а сейчас тратил на это занятие 15 минут каждый день. «Отделавшись от религиозных предрассудков» в 1901 г., он после вступления в партию окончательно «вывел в доме все иконы», стал чаще ходить в театр и в кино (тратил на это 2 часа в неделю, тогда как до вступления в партию — 2 часа в месяц). Несмотря на то, что партийная работа ему казалась «трудною по малограмотности», в докладах, хотя и было понятно, но иногда бывали «некоторые трудности», партийные поручения его удовлетворяли, но, главное, он совершенно четко для себя уяснил «необходимость настойчивой жестокой борьбы с врагами». Именно эти качества, как известно, в сочетании с пролетарским происхождением скоро будут востребованы партийным руководством.
В общеполитическом контексте непримиримой классовой борьбы коммунисты не забывали и про занятия военным делом. В фондах партийных ячеек московских промышленных предприятиях в изобилии встречаются упоминания о военных сборах, дружеских встречах с подшефными воинскими частями, пожертвованиях на строительство самолетов, кораблей и т.п. Военные тревоги и военные конфликты 1923, 1927 и 1929 гг. неизбежно вели к активизации занятий военным делом. Практически во всех фондах встречаются упоминания о необходимости организовать регулярные занятия стрельбой и военным делом в связи с обострением внешнеполитической ситуации. Так, в главах, посвященных работе комсомола на заводе «Серп и молот», написанных в рамках горьковского проекта «Истории фабрик и заводов» и опубликованных в 1932 г., подробно описывается, как комсомольцы «Серпа и молота» реагировали на события на КВЖД 1929 г.: «Наглое вторжение китайских белобандитов на территорию нашей республики заставило молодежь всколыхнуться. Посыпались заявления в «Мартеновку «43, в которых рабочие настоятельно просят организовать военные части из рабочей молодежи. Вот молодой рабочий Иоффе. Он весь поглощен учебой. Но когда надвинулась опасность войны, угрожающая завоеваниям Октября, он требует создать специальный полк из рабочих завода и просит записать его первым добровольцем…
Заводская конференция молодежи постановила:
1. Создать вооруженный отряд рабочей молодежи завода имени 10-летия ВЛКСМ.
2. Просить Реввоенсовет считать весь отряд добровольцами Красной Армии, прикрепив его к определенной воинской части.
3. С1/IX начать регулярные занятия отряда.
По первому зову нашего правительства мы будем готовы вооруженной спаянной боевой единицей выступить на защиту отечества трудящихся всего мира — Союза ССР»44.
На протяжении всего межвоенного периода «следы войны» в поведении коммунистов не стерлись, своеобразный военный дух и военная риторика поддерживались в пропаганде и военно-политической работе. «Военный дух» прослеживается в разных областях партийной работы. На ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1928 г., принявшим кардинальные решения по регулированию состава партии и обсуждавшем, казалось бы, далекие от военного дела вопросы партийного строительства, И.М.Варейкис, имея в виду кампании по приему в партию, сказал буквально следующее: «Возьмите, скажем, такой пример: если у нас будет война, это есть один из больших переломных моментов в жизни партии. Я думаю, что от войны у нас не только никто не отказывается, а мы наоборот все энергично готовимся к войне. И в такие моменты проведение кампаний, больших кампаний есть совершенно правильная линия»45. И.М.Варейкис был одним из выдвиженцев этого «военного» поколения коммунистов. Он родился в 1894 г., в 1913 г. вступил в партию. С июня 1918 по август 1920 г., будучи председателем Симбирского губкома РКП(б), руководил обороной Симбирска от белочехов и участвовал в ликвидации антисоветского восстания Муравьева. Примечательно, что его продвижение на высшие ступени партийной иерархии начинается после 1924 г., когда он становится кандидатом в члены ЦК партии. Следующий шаг в карьере И.М.Варейкиса произошел уже после разгрома оппозиции, когда в 1930 г. он становится членом Политбюро ЦК ВКП(б). Финал наступил, как у многих, в 1939 г. Вот уж, действительно, представитель настоящей «сталинской гвардии» .
Отголоски «военного духа» постоянно сквозят в риторике 1930-х гг. Так, в годы первых пятилеток можно отчетливо проследить некоторые психологические черты поколения гражданской войны, такие, как нетерпимость, наскок, штурмовщина, желание победы любой ценой и т.п. Логика «боевых действий» распространяется на все «хозяйственные фронты». «»Социалистическое наступление» началось по всем правилам военных действий с провозглашения «фронтов»: «фронта индустриализации», «тракторного фронта», «идеологического фронта», «культурного фронта», «антирелигиозного фронта», «литературного фронта» и т.д.»47. В 1930-е годы комсомол часто называли «застрельщиком» социалистического соревнования. Военная лексика была понятна всем. «Умело поддерживали этот «военный угар» и внедряли в умы подрастающего поколения идеологию «социалистического наступления» средства массовой информации»48.
7. Венец карьеры коммунистов военного поколения
Распространение не только соответствующей риторики, связанной с «боевым запалом» гражданской войны, но и, главным образом, поведенческих моделей в годы первых пятилеток, вполне закономерно и непосредственным образом связано с составом партии и ее номенклатурного слоя. Коммунисты «несли в массы» лозунги партии, пропитанные характерным для них военным духом. На протяжении межвоенного периода влияние на политическую ситуацию в стране коммунистов, вступивших в партию с конца 1917 по 1920 гг., — поколения гражданской войны — все время росло. В начале 1924 г. к этому поколению принадлежало около половины всей партии. Они представляли, главным образом, «рядовую партийную массу», не занимали практически никаких руководящих постов. Партийное руководство, наоборот, было представлено в основном коммунистами с дореволюционным партийным стажем разной продолжительности. Как указывают О.В.Наумов и С.Г.Филиппов, «почти три четверти руководителей губкомов и обкомов вступили в партию до Февральской революции. В целом же в партии таковых было менее 3%»49. «Подпольщики» к тому же были сконцентрированы, главным образом, в Москве и Ленинграде. Постепенно представители поколения гражданской войны делали партийную и советскую карьеру, проходя через районный, городской, губернский актив, и к началу 1937 г. именно они «стали основной группой среди высших территориальных руководителей (41,6%). При этом в партии в целом к этому времени более 80% всего наличного состава вступили в нее после 1925 г.»50 Именно на поколение «гражданской войны» пришелся основной удар 1937 года.
Феномен массовых репрессий, безусловно, имеет исключительно сложный и многоплановый характер, попытки его объяснения связаны практически со всеми сторонами общественной, политической и экономической жизни. Не последнее значение имеет в этой связи и социальный состав партии, ее руководящего слоя, особенности жизненного опыта и поведения, характерные для различных групп и генераций коммунистов. Определяющие черты поколения коммунистов гражданской войны непосредственным образом выросли из их военного опыта, так и несостоявшегося «выхода из войны». Все это обусловило как данность ситуацию «военного синдрома», проявлявшегося более или менее ярко в их взглядах, психологии, поведении. Спектр проявлений «военного синдрома» был чрезвычайно широк — от таких патологических проявлений, как самоубийства51, до характерной именно для них манеры одеваться в гимнастерки, галифе и сапоги. Он также выражался в общем духе постоянной мобилизационной готовности, поддерживавшейся в условиях непримиримой классовой борьбы. Независимо от конкретных проявлений «следов войны», ценность человеческой жизни для этого поколения коммунистов была невысока, возможность физического устранения вполне допустима, непримиримость к врагам ярко выражена. Категоричность, решительность и дисциплинированность в сочетании с невысоким образовательным уровнем делала их идеальным социальным полем для борьбы с «врагами народа». Именно коммунисты поколения гражданской войны стали и «палачами», и «жертвами» предвоенных репрессий. И те, и другие с легкостью допускали саму возможность физического устранения «врагов». Непримиримость и жесткость были главными чертами этого поколения.
Примечания:
1 ОськинД.П. Записки прапорщика. М., 1931, С. 163.
2 Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. М., 1999. С. 97.
3 Наиболее полно и основательно эта проблема раскрыта в работах Е.Ю.Зубковой: Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 2000.
4 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 137.
5 Секретарем Замоскворецкого райкома партии в тот момента была Р.С.Самойлова (Землячка), выступившая на VIII съезде РКП(б) в составе «военной оппозиции»
6 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 4. Л. 5.
7 Там же. Л. 5.
8 Там же. Л. 7.
9 Там же. Л. 9 об.
10 Там же. Л. 19-20.
11 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 8. Л. 16. В нашем случае, женщина-коммунистка не подчинилась переводу на казарменное положение. (Там же. Л. 17.)
12 ЦАОДМ. Ф. 486. Оп. 1. Д. 1-5.
13 Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1987. С. 657.
14 ЦАОДМ. Ф. 486. Д. 5. Л. 22.
15 Гражданская война… С. 657.
16 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1 Д. 8. Л. 12.
17 «Еще одно наследство, которое оставила гражданская война, это горы стрелкового оружия, спрятанного на всякий случай «под застрехами», которое нередко пускалось в ход и после завершения боев». См.: Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. М., 1938. С.42.
18 Голос народа… С. 42.
19 Аксенов В. Б. «Дом» и «улица» *как структуры повседневности в общественной психологии обывателей 1917 г. // Межвузовский центр сопоставительных историко-антропологических исследований. Сборник студенческих работ. Вып. 1. М., 2000. С. 179.
20 ЦАОДМ. Ф. 264. Д. 2. Л. 32.
21 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 23. Л. 23.
22 Там же. Л. 50 об.
23 Отряд особого назначения — структура ЧОН.
24 ЦАОДМ. Ф. 432. Оп. 1. Д. 2. Л. 8 об.
25 Сенявская Е, С. Указ. соч. С. 94.
26 При изложении такого рода фактов все фамилии опущены.
27 ЦАОДМ. Ф. 486. Д. 3. Л. 26.
28 ЦАОДМ. Ф. 3. Оп. 11. Д. 73. Л. 8.
29 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 43. Л. 5.
30 События происходили в районе Пятницкой и Новокузнецкой улиц.
31 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 43. Л. 9.
32 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 48. Л. 11-11 об.
33 Секретарь партийной ячейки 3-й группы МТТЗ.
34 ЦАОДМ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 48. Л. 11-11 об.
35 Там же. Л. 29.
36 ЦАОДМ. Ф. 67. Оп. 1. Д. 263-269.
37 Сопроводительные материалы анкетирования не сохранились. Как видно из анализа самих анкет, при опросе имел место механический направленный выборочный отбор. Анкетирование проводилось пропорционально по каждой группе делегатов, фамилии которых начинались с одной буквы.
38 ЦАОДМ. Ф. 67. Оп. 1. Д. 264. Л. 4.
39 ЦАОДМ. Ф. 67. Оп. 1. Д. 263. Л. 71.
40 Там же. Л. 6.
41 ЦАОДМ. Ф.67. Оп. 1. Д. 268. Л. 4.
42 ЦАОДМ. Ф.67, Оп.1. Д.263. Л. 82.
43 Многотиражная газета завода «Серп и молот».
44 Бабун Ф. Комсомол — застрельщик соцсоревнования. Отрывки из глав, посвященных работе комсомола на «Серпе и молоте» // История заводов. Вып. 3. М., 1932. С. 93.
45 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 392. Л. 106.
46 Как справедливо указывают О.В.Наумов и С.Г.Филиппов, «людей, которые помогли Сталину уничтожить одну за другой несколько оппозиций и в результате стали его опорой в центральном аппарате и территориальных парторганизациях, логичнее было бы называть не «ленинской», а «сталинской гвардией»». Именно «сталинская», а не «ленинская» гвардия, как убедительно доказывают авторы, была в основном уничтожена в ходе массовых репрессий. См.: Наумов О.В., Филиппов С.Г. Руководящий партийный работник в 1924 и 1937 гг. Попытка сравнительного анализа. // Социальная история. Ежегодник. 1997 . М., 1998. С. 123-124.
47 Общество и власть. 1930-е годы. Повествование в документах. Отв. ред. А.К. Соколов. М., 1998. С. 14.
48 Там же.
49 Наумов О.В., Филиппов С.Г. Указ соч. С. 126.
50 Там же. С. 131.
51 Этот сюжет я подробно разбираю в статье: Тяжелъникова B.C. Самоубийства коммунистов в 1920—е годы // Отечественная история. 1998. № 6. С. 158-173.