— А Вы боялись, — сказал Президент, развалившись в кресле.
Заместитель руководителя Аппарата Президента виновато пожал плечами:
— Черт их знает, вон они какую бучу подняли из-за своих копеечных льгот. А этот трупняк в Мавзолее — он же символ для некоторых. Живее всех живых, ха-ха!
— Однако я сделал это, — довольно сказал Президент и перекрестился. — Похоронил это чучело. В самом конце своего второго срока. Поорал Зюганов с Прохановым, бабки с дедушками помитинговали два дня, и все успокоилось. Хорошая у Вас была идея — перевезти всю эту шушеру в Новогоднюю ночь подальше от Москвы. Всех повыковыривали из стены. Сделали подарок, так сказать.
— Ну вот, теперь осталось звезды на башнях на орлов поменять. Хотя…
— Что? — спросил Президент.
— Может, одну оставим? Вроде как преемственность сохранить.
— Ну, не знаю. Вы можете представить свои соображения, Владислав Юрьевич.
— А что это за шум? За окном? — пробормотал Президент, поднялся из кожаного кресла и озадаченно подошел к окну. То же сделал и его собеседник.
А на Красную площадь входили отряды Первой Конной армии, матросы-балтийцы в черных бушлатах, ровные колонны латышских стрелков. На разбитых полуторках ехали штурмовые батальоны, бравшие Вену, Будапешт и Берлин. Все новые и новые отряды — как ручьи впадают в море — вливались в поток, в котором смешались чапаевские тачанки и словно только что спустившиеся с афганских перевалов советские десантники, партизаны Ковпака и вооруженные винтовками петроградские рабочие, пограничники 41-го в зеленых фуражках и пограничники Даманского в тулупах, конники Котовского и спецназовцы из группы «А», и все это море, море, состоящее из людей, отдавших свои жизни за нехитрые слова «Мы — не рабы, рабы — не мы!» превратилось в океан, который в одно мгновение затопил Кремль, все вокруг него и все внутри него.
— Быстрее, к вертолету! — закричал заместитель руководителя Аппарата Президента.
Вертолет всегда стоял в готовности еще со времен предшественника нынешнего Президента. На всякий пожарный случай. И случай этот явно пришел, и был он даже более чем пожарным.
Но было уже поздно.
В кабинет, гремя сапогами, вошел человек в длинной шинели, вылитая копия того памятника, который стоял когда-то на большой площади. Президент не мог не узнать его, потому что часто видел памятник из окна, когда работал в здании напротив. За ним вошли еще люди, некоторые смутно знакомые по книгам и фильмам, некоторые нет.
Человек в шинели повернулся к одному из них и сказал с легким польским акцентом:
— Товарищ Юровский, зачитайте, пожалуйста, приговор, у Вас ведь есть опыт в этих делах.