Аникеев А.С. * Югославская политэмиграция в советских планах свержения Й. Броза Тито (1948-1952) (2016) * Статья

Антисоветская карикатура времен советско-югославского конфликта. — Господин учитель, я хотел бы выйти!

Аникеев Анатолий Семеновичканд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.


В статье на материалах российских и сербских архивов реконструируется советский план смены правящего политического режима в ФНРЮ в 1948–1952 гг. Для решения этой задачи разрабатывалась программа по созданию альтернативной коммунистической партии Югославии в странах советского блока. К решению этой задачи привлекались представители югославской политической эмиграции во главе с Р. Голубовичем и П. Попиводой. Было проведено несколько совещаний и конференций, но план свержения югославского руководства сошел на нет после смерти И.В. Сталина.


В ФОРМАТЕ PDF


Конфликт 1948 г. между ВКП(б) и югославской компартией, переросший вскоре в противостояние двух государств во всех сферах, стал ключевым событием в формирующемся советском блоке. Еще до появления резолюции Коминформа, в советском руководстве сложилось убеждение в том, что Тито и его окружение не пойдут на «перемирие» на условиях Москвы и его необходимо менять. Появлению плана смены югославского руководства очевидно способствовал арест С. Жуйовича и А. Хебранга в конце мая 1948 г., который даже заставил Кремль предпринять попытку вмешательства в это событие, потребовав участия представителей ЦК ВКП(б) в возможном процессе над ними, что было отвергнуто югославским руководством на пленуме ЦК КПЮ 13 июня [1. С. 358]. Вопрос о дальнейшей судьбе Жуйовича и Хебранга, спустя неделю, был вновь поставлен на совещании Коминформа в Бухаресте, причем в докладе А. Жданова «О положении в Коммунистической партии Югославии» он уже связывался с требованием смены югославского режима, который назывался «чисто турецким, террористическим» [2. Ф. 575. Оп. 1. Д. 46. Л. 21; 3. С. 400].

С осени 1948 г. усилилось пропагандистское давление на Югославию, предпринимались попытки заставить обучающихся в СССР югославских учащихся принять резолюцию Информбюро, а также отказаться от возвращения на родину, началась вербовка русских эмигрантов в Югославии для антиюгославской деятельности. В орбиту советских планов все активнее вовлекались страны советского «блока». На югославских границах с этими странами с лета 1949 г. стали нарастать вооруженные провокации. За период до 1953 г. был убит 21 пограничник, 33 ранено, некоторые были похищены. Сателлиты Москвы укрепляли приграничную инфраструктуру, строили новые дороги, аэродромы, увеличивалась численность армейских соединений [4. С. 33].

Между тем, давление с Востока, в том числе и военная угроза, вскоре заставили югославов принять некоторые меры мобилизационного характера, речь о которых шла на заседании Политбюро ЦК СКЮ 30 августа. Тито говорил о необходимости создания фонда по закупкам из-за границы, эвакуации из Воеводины «зерна, машин и ряда других объектов», перемещении рабочей силы на ключевые индустриальные участки и принятии мер в сфере обороны [5. Ф. 507. СК SKJ. III/42. L. 35-36]. На заседании политбюро 7 сентября он говорил, касаясь вопроса укрепления обороны, о необходимости модификации пятилетнего плана и приоритетном финансировании вооруженных сил, критиковал ответственных лиц за неправильное размещение отдельных стратегических объектов [5. Ф. 507. СК SKJ. III/43. L. 37.]. В связи с задержкой строительства магистрали Белград-Загреб из-за нехватки рабочей силы Тито предложил, очевидно зная о советском опыте, использовать заключенных [5. Ф. 507. СК SKJ. IID/114].

Британская дипломатия пыталась внести свою лепту в тревожные настроения югославского руководства. Как сообщал Кардель в телеграмме Тито, отдыхавшему на Бриони, английский посол в Белграде Ч. Пик посетил в конце августа A. Беблера и передал ему конфиденциальную информацию о передвижении из Румынии вдоль югославской границы в сторону Венгрии 17-й советской гвардейской дивизии, добавив, что речь, скорее всего, идет о войне нервов. Как передавал Ч. Пику британский посол в Москве, советская стратегия заключалась в том, чтобы оказывать мощное внешнее давление на внутренне ослабленный, по мнению Кремля, режим Тито, чтобы вызвать восстание, которое приведет к его смене. В случае такого развития событий, как считал посол в Москве, советские сателлиты окажут восставшим помощь оружием и возможно сами вмешаются во внутренний югославский конфликт. Заместитель министра внутренних дел B. Мичунович в эти же дни сообщал Тито, что по данным спецслужб в Венгрии в районе Сегедина и Кечкемета заметно передвижение советских войск, там видели 140 танков. «Венгры говорят о новой мировой войне» — передавал Мичунович [5. Ф. 507. СК SKJ. IID/ 169]. Пик сообщил Карделю в конце августа о секретной военно-политической встрече, начавшейся в Софии с участием Анны Паукер из Румынии, а также советского, чехословацкого и албанского генералитета. Он указывал на увеличение числа советских войск в южной Венгрии. В этой связи послы Великобритании и США в Белграде планировали сделать в ближайшие дни запрос югославскому правительству о его позиции [5. Ф. 507. СК SKJ. IID/112]. Кардель и Джилас, обеспокоенные развитием событий, обратились с предложением к Тито срочно вернуться в Белград или Загреб [5. Ф. 507. СК SKJ. IID/115]. Через день, 28 августа, Кардель сообщал Тито о том, что информация о совещании в Софии действительно подтверждается, и там находятся министр иностранных дел Румынии А. Паукер, а также заместитель председателя Совета министров СССР К. Ворошилов, министр иностранных дел СССР А. Вышинский, премьер-министр Чехословакии А. Запотоцкий и ряд крупных военачальников. Кардель предполагал, что в эти дни может появиться сообщение о разрыве договорных отношений с Югославией, а возможно и дипломатических. Допускал он и провокации, направленные на создание нервной атмосферы и волнений в Югославии. По мнению Карделя следовало подумать о быстром ответе и контрмерах, возможно обращении в СБ ООН. Он отмечал, что дипломатия западных стран в связи с этими событиями «постоянно атакует нас вопросами различного характера» [5. Ф. 507. СК SKJ. IID/116]. Советские архивы и архивы восточноевропейских стран не содержат документов о данном совещании в Софии, и можно только гадать о том, было ли это только «игрой нервов», или Москва действительно готовилась к каким-то решительным шагам в отношении Югославии. Во всяком случае, решение о разрыве договорных отношений было принято Москвой только спустя месяц, а в течение октября аналогичные действия предприняли советские сателлиты.

В 1949 г. в восточноевропейских странах начались процессы над мнимыми и подлинными сторонниками линии Тито, сценарии которых были написаны в Москве. На 40 антиюгославских процессах осудили 275 человек, из которых 67 были приговорены к смертной казни, а остальные получили различные тюремные сроки [4. C. 33]. Гонениям подвергались и югославские граждане, находившиеся в тот период в странах советского блока, но не поддержавшие резолюцию Информбюро.

Одним из инструментов борьбы с югославским руководством должно было стать некое объединение, своего рода центр югославской политической эмиграции, который планировалось организовать в Москве, объединив на первом этапе «советскую» часть эмиграции. Эти планы разрабатывались в отделе Внешней политики ЦК ВКП(б) и одним из первых к решению поставленной задачи привлечен бывший посол Югославии в Румынии Радоня Голубович, принявший резолюцию Информбюро и оказавшийся вскоре в СССР. Выступая как эксперт по югославским делам, он в письме, направленном в Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) рекомендовал обратить внимание на решение V съезда КПЮ, касающееся создания республиканских компартий. Он считал, что поскольку в этих компартиях предстоят выборы центральных комитетов, то следует сосредоточить усилия на избрании туда сторонников «правильной линии», противников курса Тито. Для реализации этой задачи он предлагал создать «временные и специальные руководства (управления) для каждой республики» и срочно начать заброску пропагандистской литературы. По его мнению, нельзя будет создать «центральное нелегальное руководство большинством коммунистической партии Югославии, не подготовившись соответствующим образом» [6. Док. 215. С. 623]. Таким образом, Голубович отвечал на поставленную отделом задачу создания альтернативной компартии, рекомендуя на первом этапе провести соответствующую подготовку.

Во главе руководства центром внешнеполитический отдел ЦК ВКП(б), ответственный за это мероприятие, решил со временем поставить беглого югославского генерала П. Попиводу и дипломата Р. Голубовича. Между тем, создание центра было вопросом времени, а на начальном этапе ставилась задача организации печатного органа, вокруг которого объединилась бы вся югославская политэмиграция.

Белград усилил с начала 1949 г. контрпропаганду против СССР и стран «народной демократии», что стало ответом на расширяющийся поток дезинформации о югославском руководстве и Югославии, идущий с Востока. Резкое недовольство югославов вызвало решение Кремля приступить к изданию в СССР эмигрантской газеты «За социалистическую Югославию». По решению политбюро ЦК ВКП (б) от 3 апреля 1949 г., главным редактором этого издания был утвержден Р. Голубович, который выступил в Москве еще в 1948 г. с предложением об издании такой газеты. В начале года этот вопрос разрабатывался во внешнеполитическом отделе ЦК ВКП(б). К этому времени в СССР осталось немало югославских граждан из числа дипломатов, слушателей военных академий, студентов и других лиц, которые приняли резолюцию Информбюро, зачастую под значительным идеологическим давлением, и готовых, в различной степени, принять участие в советской пропагандистской кампании против Югославии. Часть коммунистов, получивших в Югославии название «информбюровец», эмигрировала из страны и сумела разными путями оказаться в СССР. К их числу относились сам Голубович, генерал-майор авиации П. Попивода, П. Лукин, А. Алихаджич и М. Ешич. Именно их имена были названы в качестве авторов идеи создания газеты в записке внешнеполитического отдела на имя Сталина от 26 марта 1949 г. Она начиналась со слов: «По Вашему поручению подготовлен вопрос об издании в Советском Союзе газеты югославских коммунистов, поддерживающих резолюцию Информбюро о положении в КПЮ и открыто выступивших против националистической клики Тито» [2. Ф 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 1]. Первоначально планировалось издавать газету два раза в месяц на четырех полосах, а затем еженедельно на сербскохорватском языке под названием «Под знаменем интернационализма». Затем название в варианте проекта постановления ЦК ВКП(б) по этому вопросу изменили на «Народная Югославия», а в решении политбюро ЦК оно в окончательном варианте звучало уже так — «За социалистическую Югославию» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 2; 7. C. 402]. В постановлении ЦК говорилось о планах созвать собрание из 50-60 «наиболее активных югославских коммунистов в Москве», на котором принять решение о составе редколлегии. Без советских сотрудников редколлегия не смогла бы работать и, очевидно в последний момент карандашом были вписаны фамилии сотрудников Внешнеполитической комиссии ЦК В.И. Лисакова и В.М. Сахарова, которые направлялись для работы в качестве членов редакции, что должно было укрепить контроль над проведением «верного» курса газеты. Сотруднику аппарата Секретариата Информбюро Л.С. Баранову поручалось оказывать содействие в снабжении редакции газеты информационными материалами о положении в Югославии. В окончательном варианте к этому заданию подключался и ТАСС. Л. Баранову также поручалось оказать помощь югославским коммунистам в издании газет в Румынии, Болгарии и Чехословакии. С этой целью П. Попиводе и М. Савичу разрешались командировки в Румынию, Болгарию, Венгрию и Албанию «по делам подготовки издания югославских газет в этих странах». Финансирование в объеме 300 тыс. рублей должно было осуществляться через Славянский комитет СССР. Газету планировалось распространять через сопредельные с Югославией страны, опираясь на помощь югославских коммунистов [7. C. 402]. В ноте МИД ФНРЮ, направленной посольству СССР в Югославии 23 мая, об этой инициативе югославских политэмигрантов говорилось в самом негативном тоне, подчеркивалось, что советская сторона оказала поддержку нескольким «предателям Югославии». При этом югославская сторона ссылалась на принципы, изложенные в заявлении руководителя советской делегации А. Громыко на третьем заседании ГА ООН. В ноте подчеркивалось, что оказывая помощь этим группам, целью которых является «борьба против ФНРЮ и разрушение в этой стране социалистического порядка, правительство СССР доказывает на деле, что оно является тем правительством, которое не проводит дружественной политики по отношению к ФНРЮ». В ноте югославский МИД требовал, чтобы правительство СССР запретило этим людям враждебную деятельность и дальнейшее печатание газеты, «так как поддержка такой антиюгославской деятельности находится в полном противоречии с духом и буквой существующего Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между ФНРЮ и СССР» [1. С. 467-468]. МИД СССР ответил на югославскую ноту 31 мая, указав, что «советское правительство решило оказать гостеприимство югославским патриотам-эмигрантам, преследуемым югославским антидемократическим режимом за их демократические и социалистические убеждения, и предоставило им убежище». Вместе с тем, в ноте содержался характерный для стиля общения с югославами казуистический ответ на их обвинения в том, что Москва «будто бы оказывает “полную поддержку” югославским революционным эмигрантам». Отрицание такой поддержки со стороны государственных органов СССР сопровождалось утверждением, что ее в полной мере может оказывать советская общественность и советские граждане, которые рассматривают «революционных политэмигрантов как своих друзей, как своих братьев». Требование югославов запретить печатание газеты политэмигрантов в СССР авторы ответной советской ноты, сохраняя издевательский тон, попытались описать, как требование установить в СССР «такой же антикоммунистический и антидемократический режим, какой установлен в настоящее время в Югославии». Соответственно, как отмечалось в ноте, «югославское правительство, выдвигая это нелепое “требование”, ставит себя в смешное положение». Далее в ноте содержалась ссылка на пассаж из югославской ноты, где политэмигранты характеризовались как «предатели своей родины», в то время как, по мнению советского правительства, они в действительности являлись «подлинными социалистами и демократами, верными сынами Югославии, строителями дружбы между Югославией и Советским Союзом». Авторы мидовского документа рекомендовали искать предателей Югославии среди «тех господ, которые стараются подорвать дружбу» между двумя странами, готовя Югославии «судьбу стран, попавших в кабалу империализма» [7. С. 408-410].

В начале июля в ЦК ВКП(б) было принято решение об организации специального радиовещания на Югославию в Румынии. В Бухарест для формирования редакции был направлен заместитель редактора газеты «За социалистическую Югославию» П. Попивода, а Юдину и Баранову поручалось оказать «помощь и содействие югославским политэмигрантам в проведении специального радиовещания на Югославию» [7. С. 413].

Работа по консолидации всей «информбюровской» эмиграции в странах Восточной Европы продолжалась в течение года и в марте следующего, 1950 г., руководитель Внешнеполитической комиссии ЦК В.Г. Григорьян направил В.М. Молотову докладную записку с информацией Попиводы и Голубовича о состоянии групп югославских политэмигрантов в Венгрии, Румынии и Чехословакии. Это было уже второе посещение югославами этих стран с инспекционными целями. В Венгрии находилось 77 эмигрантов, из которых 48 человек были членами компартии, четыре — кандидатами в партию и девять комсомольцев (члены СКМЮ). Все они, как указывалось в справке, были «загружены работой», учились на курсах, работали на фабриках, кто-то был занят на радиостанции. Попивода, характеризуя ситуацию в группе, отмечал с генеральской «проницательностью», что она сохраняет единство, «несмотря на то, что в ней все еще (?) находятся провокаторы, небольшое число карьеристов, анархистов антипартийных элементов, которые разлагающе действуют на группу». Так, по его мнению, руководитель группы некто В. Милутин, который «узурпаторски относится к товарищам, начал морально разлагаться», теряя авторитет среди эмиграции и венгерских товарищей, которые не знают на кого опереться. Венгерское руководство, как было видно из записки, курировало ситуацию с эмиграцией и, по словам Попиводы, «Ракоши просил прислать серьезного и надежного товарища» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 25]. Описание ситуации с политэмигрантами в Румынии отличалось той же армейской прямотой и попытками увидеть везде «вражеские козни». В группе из 140 человек, как отмечалось, сохранялись «разногласия, сомнения и интриги». Попивода был уверен в том, что в этой группе «уже продолжительное время действуют провокаторы». Однако, несмотря на это, «группа едина, газета выходит регулярно», правда, в редакции «все друг друга подозревают», радиостанция работает хорошо, хотя нужны кадры. Рассказывая о положении дел в Чехословакии, генерал отмечал, что там группа расколота надвое, в чем он видел вину прежнего руководства Ивановича и Райковича, которые «показали себя несерьезными людьми, авантюристами и карьеристами». В группе «господствовала атмосфера неверия в себя, недоверия к своим товарищам и чехам». Попивода писал, что положение плохое, хуже, чем год назад, но обещал чаще туда ездить и исправить ситуацию [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 26-29]. Не исключено, что помимо реальной картины, существовавшей на местах, «катастрофическое» описание состояния политэмиграции в этих странах служило реализации личных амбициозных планов Попиводы и Голубовича, стремившихся получить максимальное доверие у Кремля. Попивода, при поддержке своих кураторов, становился к этому времени ключевой фигурой в югославской политэмиграции в Восточной Европе.

В обобщающей информационной записке, составленной Григорьяном на основе материалов, представленных, в том числе Попиводой и Голубовичем, давалась развернутая картина состояния политэмиграции в странах «народной демократии». На 1 февраля 1950 г. общее число югославских политэмигрантов в этих странах составляло 720 человек, и контроль за их деятельностью осуществлялся специально выделенными для этой цели сотрудниками ЦК компартий соответствующих стран. Во всех странах издавались газеты, которые вокруг своих редакций создавали объединения эмигрантов. Такая ситуация существовала в Болгарии, где газета «Вперед» финансировалась ЦК болгарской компартии. Как и в Москве для работы в редакции был выделен специальный сотрудник ЦК. В Румынии ЦК компартии также был привлечен к работе с эмигрантами, помогал в издании газеты «Под знаменем социализма», ввел трех своих инструкторов в состав редакции. Вместе с тем, в записке отмечалось, что в среде политэмигрантов существует разброд, нет единства и недостаточное участие основной массы в активной борьбе с «кликой Тито — Ранковича». Речь шла и о недисциплинированности и даже моральном разложении. Все это облегчало, как считали кремлевские работники, «возможности для подрывной работы агентов клики Тито среди югославской эмиграции» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 32]. Автор записки предлагал рассмотреть возможность объединения усилий этих групп в борьбе против «известной клики» и создать «Бюро югославских коммунистов-политэмигрантов в составе 3-4 проверенных югославских коммунистов». Эта фраза была подчеркнута кем-то из руководства, возможно Молотовым, и на полях поставлен вопрос — «где?». Как предполагал Григорьян, в задачу Бюро должно было входить оказание практической помощи группам политэмигрантов, осуществление постоянного контакта между редакциями газет, обмен опытом, а также «организация работы по заброске газет и нелегальной литературы на территорию Югославии». 14 июня 1950 г. Григорьян идею создания такого Бюро, от имени Внешнеполитической комиссии изложил в записке, адресованной Сталину. В ней предлагалось создать в Москве «узкий руководящий центр югославской политэмиграции в составе 5 проверенных югославских коммунистов» для активизации групп эмигрантов в борьбе против клики Тито — Ранковича. В состав центра предлагалось включить из «московских» эмигрантов П. Попиводу, Р. Голубовича и И. Петрановича, а из «румынских» и «болгарских» — А. Опоевлича и П. Мишича, что, возможно, говорило о недостаточной «благонадежности» югославов из других стран «народной демократии». Сообщалось, что все эти товарищи прошли проверку «по линии МГБ и Комитета информации», а помощником в аппарат центра предлагалась кандидатура В.В. Кирсанова, ранее работавшего в Югославии в качестве представителя Совинформбюро [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 40-41].

Вероятно, идею создания такого центра Сталин рекомендовал обсудить дополнительно и, возможно, сохранить на какое-то время ранее предлагавшийся формат — Бюро. Спустя две недели, Григорьян направил на его имя записку с предложением созвать в Бухаресте совещание представителей всех групп «югославских революционных эмигрантов». Отмечалось, что это отвечало и решению Секретариата Информбюро от 22 апреля 1950 г. Внешнеполитическая комиссия предлагала на этот раз создать бюро связи с группами югославской политэмиграции при газете «За социалистическую Югославию», что стало бы «подготовкой к созданию в дальнейшем узкого центра по координации деятельности югославских 36 коммунистов». Кандидатуры в бюро связи предлагались те же, что и в прежней записке [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 49-50]. Совещание прошло вблизи Бухареста 27-28 июля, и информацию о нем с грифом «сов. секретно» М. Суслов и В. Григорьян направили Сталину 7 августа 1950 г. При этом они сослались только на Секретариат Информбюро, который в апреле рассмотрев вопрос о выполнении третьей резолюции этого органа, принял решение провести совещание. Подготовительная работа Внешнеполитической комиссии ЦК с анкетами и проверками кандидатов осталась за скобками. В информационной записке сообщалось, что 19 делегатов, прибывших на совещание, представляли 2030 югославских политэмигрантов и в том числе 900 коммунистов. На совещании были заслушаны информационные сообщения представителей групп эмиграции и приняты рекомендации об их сотрудничестве. Как отмечалось в записке, в ходе развернутых прений по докладам стало очевидно, что «правильно организовали свою работу группы в СССР и Румынии, которые в политическом отношении являются наиболее крепкими и организованными из всех групп. Самой слабой, по оценке Григорьяна, оказалась группа в Чехословакии, что как выяснилось на совещании, объяснялось «неудовлетворительным руководством деятельностью этой группы югославских эмигрантов со стороны ЦК компартии Чехословакии». Серьезные недостатки отмечались в работе групп, находящихся в Польше, Болгарии и Венгрии. На низком уровне там находилась партийная и идейно-воспитательная работа, и, как говорилось в записке, «у ряда политэмигрантов в их работе нередко проявляются кустарничество и непонимание актуальных задач борьбы против клики Тито — Ранковича». В записке указывалось на негативные факты в курировании группы в Болгарии. В одном случае говорилось о неком инструкторе из болгарской компартии, который оказался македонцем, ненавидел и презирал эмигрантов — сербов, черногорцев и др. В другом случае, речь шла о болгарине из МВД, который оказался титовским агентом, передавшим все собранные данные в Белград, что вызвало аресты сотен человек в Югославии [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 52-56]. Планируемого создания центра политэмиграции на этом совещании не произошло, хотя вопрос об этом поднимался. Возможно, совещание стало промежуточным звеном в процессе поиска достойных кандидатов в руководство центра. Среднесрочная же цель Кремля, предусматривавшая формирование альтернативной югославской компартии в эмиграции в ближайшей перспективе, тем не менее, сохранялась, несмотря на неудовлетворительное состояние и «качество» эмигрантского «материала». Действительно, плохо управляемая масса эмиграции, где большую часть составляли стихийные сторонники резолюции, идеалисты, воспринимавшие СССР и Сталина иконографически (даже М. Джилас в годы войны оказался в плену этой иллюзии), вряд ли была пригодной для создания монолитной партии, руководство которой могло бы составить конкуренцию власти в Белграде, а затем, возможно, как планировали в Москве, и сменить ее. Но уже в ближайшие месяцы над концепцией партии «нового типа» продолжили работать лидеры «московской» группы Попивода и Голубович.

Между тем, вопрос о создании центра был вновь поднят «московскими» эмигрантами в конце года. Письмо от них было получено Внешнеполитической комиссией (ВПК) ЦК и стало основой новой записки Григоряна, направленной Сталину 14 декабря. Был составлен проект постановления ЦК с предложением провести в первой половине января 1951 г. конференцию в Румынии с привлечением представителей всех групп эмиграции [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 78-86]. Постановление ЦК ВКП(б) было принято 19 декабря, и конференция состоялась в январе 1951 г. в Бухаресте. 12 февраля Григорян в записке Молотову сообщал, что на конференции был сформирован центр югославской революционной эмиграции, который возглавил П. Попивода, а Р. Голубович стал его заместителем и главным редактором печатного органа центра. В состав центра вошли И. Петранович, Д. Новаков, А. Рупник, Р. Андрич и Ж. Люболев. Участники конференции высказались за превращение газеты «За социалистическую Югославию» в орган координационного центра. В записке сообщалось, что для нужд центра выделено в Москве рабочее помещение и все его материально-техническое и хозяйственное обслуживание возложено на НИИ № 100 Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 92]. План работы центра на ближайшие два месяца предполагал организацию пропагандистского радиовещания на словенском языке (на сербохорватском оно осуществлялось с 29 июля 1949 г., а на македонском — с 1 января 1951 г.), создание закрытой политической школы для подготовки «организационно-партийных кадров из числа наиболее проверенных и подготовленных югославских коммунистов — политэмигрантов». Планировалось издание газеты на словенском языке на территории Венгрии.

В Кремле ставилась задача вытеснения из международных демократических организаций легитимных югославских делегаций и замены их ставленниками из эмигрантских организаций. Один из пунктов плана центра предусматривал «изгнание титовских агентов» из ВФП, ВФДМ и других организаций и введение туда в качестве представителей Югославии югославских эмигрантов [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 93-94].

Вопрос о создании компартии в эмиграции был открыто поднят руководителями «московской» группы в начале апреля 1951 г. В. Григорьян в записке на имя Сталина, опираясь на письмо Попиводы и Голубовича, адресованное в ЦК ВКП(б), попытался сформулировать основные принципы создания такой партии. Как можно было понять, главной задачей, в условиях дефицита кадров, становилась подготовка для «будущей революционной, подлинно марксистско-ленинской компартии Югославии необходимого количества руководящих партийных работников, воспитанных в духе любви и преданности к Советскому Союзу и странам демократического, антиимпериалистического блока». Такая постановка вопроса объяснялась тем, что «лучшие югославские коммунисты-интернационалисты (т.е. сторонники резолюции Информбюро.- А.А.) находились в тюрьмах Ранковича, а часть коммунистов, которая не попала в руки врага и борется против «фашистского террора и беззакония», являлась, по мнению московских эмигрантов, «недостаточно подготовленной в идеологическом и политическом отношении, о чем свидетельствует степень и формы освободительной борьбы против клики Тито» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 97-98]. В связи с этим координационный совет (московский Центр) предлагал создать особую партшколу для югославской эмиграции с двухлетней программой обучения, в задачу которой входила бы подготовка среднего звена партработников, «секретарей районных и областных комитетов, такого же уровня пропагандистов, партийных инструкторов, парторгов заводов и предприятий, печатных органов и радиостанций, а также других партработников». Учащихся в такой «спецшколе» должно было быть, как планировали югославы, 60 человек [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 99].

Записки о деятельности Координационного центра теперь поступали от Григорьяна к Молотову примерно раз в квартал и все больше напоминали канцелярские отчеты о проделанной, зачастую бумажной, работе. В очередном документе от 17 мая 1951 г. он сообщал, что работа Центра «осуществляется по единому тематическому плану» и от его руководства поступило предложение созвать во второй половине июня в Венгрии совещание представителей редакций всех газет и радиостанций «для обсуждения назревших задач по дальнейшему разоблачению клики Тито — Ранковича». Предполагалось, в связи с трехлетней годовщиной резолюции Информбюро подготовить ряд материалов для публикации в газетах. Как и было запланировано, в Венгрии начали издавать газету «За народную победу» на словенском языке. Она должна была выходить два раза в месяц тиражом 3000 экземпляров. Отмечалось, что эта задача была успешно решена при поддержке ЦК Венгерской компартии и «непосредственной помощи т. Ракоши» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 101-103].

Записка от 22 августа была полностью посвящена проблеме издания и заброски газет и пропагандистской литературы в Югославию. К этому времени в СССР издавалась ежедневная газета «За социалистическую Югославию», а в странах «народной демократии» три газеты, выходившие раз в десять дней и две двухнедельные. Месячный тираж этих газет составлял 115-120 тыс. экземпляров, в том числе 80 тыс. газет малого формата. Основная база, куда направлялись все тиражи газет, а затем оттуда уходили во все приграничные страны, включая Австрию и Свободную территорию Триест для дальнейшего перемещения в Югославию, находилась в Бухаресте, где ее курировал Международный отдел ЦК Румынской рабочей партии. Там же, при содействии располагавшегося в румынской столице Секретариата Информбюро ежемесячно издавалось 10-15 тыс. экземпляров брошюр 20-25 тыс. листовок малого формата на сербском языке с перепечаткой материалов из газет. Распространением газет и литературы занимались специальные службы при руководящих органах компартий приграничных с Югославией стран «народной демократии». Григорьян сообщал, что заброска материалов в страну представляла сложную проблему, поскольку усилились «репрессивные меры органов титовской охранки», что должно было означать ужесточение наказаний для югославских граждан, оказывающих помощь в распространении пропагандистской литературы [8]. Такая ситуация вызвала «затоваривание» продукции в промежуточных пунктах доставки. Из изданных в первом полугодии 800-900 тыс. экземпляров в Югославию удалось перебросить меньше половины — около 380 тыс., из которых значительная часть, что и признавалось в справке, так и осталась в тайниках на территории Югославии, не дойдя до конечного «потребителя». Перепроизводство пропагандистской макулатуры привело к тому, что в странах-поставщиках усилились просьбы уменьшить «завоз» газет и брошюр. Венгры со 160 тыс. хотели снизить поставки до семи тысяч, и с той же просьбой обратились албанцы и австрийцы. Авторы документа предлагали «активнее использовать каналы компартий Италии и Австрии для заброски литературы в Хорватию, Словению и Далмацию». Интересно как кремлевские пропагандисты собирались реализовать избыточные запасы газет и прочей продукции. Так называемые «свободные резервы тиражей» предполагалось отправить в адреса «прогрессивных югославских и других славянских организаций в странах Западного полушария — (США, Канада, Аргентина и другие страны), выступающих против клики Тито — Ранковича» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 106-109].

В записке Григорьяна от 17 декабря 1951 г. содержались некоторые новые подробности работы координационного центра за прошедший год. Кроме рутинной работы по укреплению единства рядов эмиграции и активизации борьбы с «кликой Тито — Ранковича», сообщалось о том, что удалось ввести представителей эмиграции в ряд «международных демократических организаций» — Всемирный Совет Мира, Всемирную федерацию профсоюзов, Международную демократическую федерацию женщин, Международную федерацию участников сопротивления и борцов против фашизма» для разоблачения «клики Тито — Ранковича перед лицом международной демократической общественности и народами мира». Новым фактом было и то, что более 50 югославов-эмигрантов работали, помимо своих радиостанций, еще и на государственных станциях, где они «активно участвовали в антититовской пропаганде на языках народов Югославии. Сообщалось и о привлечении «наиболее проверенных и активных кадров эмигрантов в Болгарии, Венгрии и Албании» для нелегальной работы в «пределах Югославии по распространению газет, брошюр, листовок, а также по сбору информации о положении в стране». ЦК болгарской компартии в течение июня-октября забросил в Югославию 58 групп, в том числе шесть групп югославских эмигрантов для работы в пограничных районах глубиной до 20 километров. Как отмечалось в записке, ни одна из групп не провалилась, но было несколько вооруженных столкновений, в результате которых группы вынуждены были отойти на болгарскую территорию. Доставлено было 130 тыс. экз. эмигрантских газет. Некоторым из этих групп удавалось успешно устанавливать связи и создавать явки «для работы среди патриотически настроенных рабочих в отдельных пограничных районах» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 112-115].

Реализация идеи создания специальной партшколы для эмигрантов в Москве была, видимо, на какое-то время оставлена, и в записке говорилось об организации партийно-политической учебы для эмигрантов на местной базе. В СССР, кроме 30 студентов-эмигрантов, обучающихся в высших учебных заведениях Москвы и Ленинграда, пять человек училось в заочной Высшей партшколе при ЦК ВКП(б), три человека в Высшей школе профдвижения, четыре — в Московском вечернем университете марксизма-ленинизма. На 1952 г. планировалось обеспечить подготовку, как говорилось, «партийно-политических работников для нужд югославской политической эмиграции». Речь шла о том, чтобы направить на учебу в партшколы новую группу «проверенных и активных политэмигрантов». Вероятно, партшколы, упоминаемые в документе, были обычными партийными учебными заведениями, входящими в структуру партийного образования ВКП(б) или компартий других стран советского блока.

В качестве серьезной задачи координационный центр формулировал проведение учетно-кадровой работы во всех группах эмигрантов, поскольку их состав постоянно пополнялся новыми членами с не всегда ясным прошлым. Проведенная в Румынии специальной комиссией проверка выявила в рядах политэмигрантов значительное число «скрытых агентов охранки Ранковича». Из группы в 164 чел. таких оказалось 65. Подобную проверку и чистку кадров координационный центр планировал провести в 1952 г. и в других странах «народной демократии». Судьба выявленных «агентов», как в Румынии, так и других странах, осталась неизвестной [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 115-117].

Активность центра и его руководителей не ограничивалась правильным партийным «воспитанием» эмигрантов и распространением пропагандистской литературы в Югославии. В мае 1952 г. министр иностранных дел А. Вышинский направил И. Сталину письмо с информацией от советского посла в Албании К. Левычкина, которому Э. Ходжа сообщил, что координационный центр югославской политэмиграции и его руководитель П. Попивода обратились к нему с просьбой включить в состав албанской народной армии и органы МВД группу югославских политэмигрантов для военной и специальной оперативной подготовки их в качестве руководящих кадров для организации борьбы с режимом Тито. Руководитель албанского государства ответил отрицательно на просьбу Попиводы и предложил рассмотреть возможность создания специальных курсов для военной подготовки «наиболее проверенных югославских эмигрантов», не включая их в состав албанской армии. Обращение Ходжи за советом в Москву завершилось принятием постановления ЦК ВКП(б), которое повторяло просьбу Э. Ходжи слово в слово. В нем говорилось, что «в Москве согласны с мнением Энвера Ходжи о нецелесообразности включения югославских эмигрантов в ряды албанской армии и органы МВД и о возможности организации в Албании специальных курсов для военной подготовки наиболее подготовленных югославских эмигрантов» [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 118-119].

Предложение, сделанное руководством центра Ходже, можно было бы рассматривать как некий самостоятельный шаг, не согласованный с Внешнеполитической комиссией ЦК, если не иметь в виду, что комиссия Суслова полностью контролировала деятельность центра. В таком случае инициатива Попиводы должна была обсуждаться, по крайней мере, с основным куратором центра В. Григорьяном и получить его одобрение. Не исключено, что Попивода, напомнив, что Белград отозвал своих военных специалистов из Албании еще в 1948 г., предложил именно таким образом произвести «восстановление» института югославских военных советников в албанской армии, но Ходжа, вероятно, сумел разгадать его замысел. Известно, что в Югославии, к тому же, порой относились к албанцам инструментально, как к объекту своей политики. С такой просьбой Попивода не осмелился больше обратиться ни к одному из руководителей стран «народной демократии».

Во второй половине января 1952 г. в Бухаресте состоялось очередное совещание представителей югославской политэмиграции, которое призвало, на этот раз, уже всех «югославских патриотов объединяться в единый освободительный фронт народов Югославии». Политической платформой этого фронта, построенной на выводах последней резолюции Информбюро, должен был стать лозунг борьбы за мир, свободу и независимость Югославии от империалистов, за «ликвидацию фашистского режима Тито и установление народно-демократического строя в Югославии». Говорилось о последующем ее возвращении в демократический лагерь и «на путь дружбы и сотрудничества с Советским Союзом и странами народной демократии». Руководство политэмиграции, ожидая открытой поддержки Кремля, вновь подняло вопрос о создании, «верной марксизму-ленинизму и принципам пролетарского интернационализма подлинной коммунистической партии», что является главным условием осуществления программы «единого фронта». Совещание в своей резолюции призвало всех югославских «патриотов» объединиться для решения этой основной задачи [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 122-125]. На фоне бравурных заявлений и резолюций возник вопрос о ситуации в руководстве эмигрантским движением, где уже не первый год происходили трения, возникали разногласия при принятии основных решений.

Создать центр югославской эмиграции не означало добиться единства его руководства. Думать же о формировании компартии на основе московской группы в таких условиях было бы крайне опрометчиво. И это в Кремле хорошо понимали. Прошло всего два года с момента формирования московской группы, а Григорьян 7 июня 1952 г. признавал, что Внешнеполитическая комиссия беспомощна в попытках уладить конфликт между главным редактором Попиводой и его заместителем Голубовичем, возникший годом раньше. Он констатировал, что обстановка в Центре и редакции продолжает оставаться нездоровой. Внешнеполитическая комиссия планировала в «оперативном порядке» ввести в состав Центра ряд представителей югославской эмиграции из Румынии, Венгрии и Болгарии и одного из советской группы. Собирались сменить и часть редколлегии. Заместителем назначить «инженера Рогановича» и в редколлегию ввести Бутуровича, только что окончившего Ленинградский политехнический институт. Планировалось укреплять и кадровый резерв, направив на учебу в Высшую партшколу при ЦК ВКП(б) трех эмигрантов, также окончивших советские высшие учебные заведения [2. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1379. Л. 120].

Доступные архивные документы по данной проблематике завершаются описанием последних усилий Кремля по консолидации эмигрантов летом 1952 г. и не дают возможности говорить о дальнейшей поддержке эмигрантского сообщества, деятельность которого еще продолжалась некоторое время, но уже после смерти Сталина довольно быстро почти полностью прекратилась. Со второй половины 1953 г. снизилась интенсивность антиюгославской пропаганды, а в сентябре-октябре 1954 г. в странах «народной демократии» прекратилось вещание эмигрантских радиостанций и выпуск газет, из продажи была изъята, направленная против Югославии литература [4. С. 45]. В мае 1955 г. ЦК КПСС обратился к членам Коминформбюро с предложением об отмене второй резолюции этой организации, принятой в ноябре 1949 г. [9. C. 89-90].

Проблема политэмиграции волновала югославское руководство с момента ее организации в СССР и странах «народной демократии». В начале 1950-х годов Тито связывал возможное вторжение на территорию Югославии с сопредельных территорий именно с активностью информбюровской эмиграции. По его мнению, она способна была инициировать внутри государства антиправительственные выступления, которые могли быть поддержаны извне [10. C. 67]. Тито и его окружение, если судить по его записям, были в конце 1950 г. уверены в скором нападении на Югославию со стороны советских сателлитов [10. C. 64-65]. Этот страх, имевший под собой реальные основания, не исчез и после нормализации отношений с СССР. Так, в записке Тито, направленной Л. Брежневу в июле 1971 г., был поставлен вопрос о югославских политэмигрантах, деятельность которых, как подчеркивал югославский лидер, могла нанести ущерб советско-югославским отношениям [5. Ф. КПР 1-1/1011]. В сентябре того же года во время визита в Югославию Брежнев в беседе с Тито признал существование небольших групп эмигрантов в Москве, Киеве и Ленинграде. Он сообщил, что часть из них это члены КПСС, принявших, к тому же, советское гражданство. Брежнев говорил, что они, вероятно, встречаются между собой, «черт их знает, многие собираются на днях рождения и по нашим законам никто не имеет право делать какие-то нелегальные вещи». Как указывал советский лидер, советские органы не регистрировали, что эмиграция создает «какие-то тайные документы или какие-то другие вещи». «Я не знал, что кто-то встречался с кем-то из них» — сообщил Брежнев и продолжил: «Из-за этого наше правительство подвергается почти политическим обвинениям, словно у нас есть какие-то связи с эмиграцией. У нас нет никаких связей с ними. Мы и за своими-то не можем уследить, а не то что за эмиграцией» [5. Ф. КПР 1-3 а/101-131].

Создание Координационного центра югославской политической эмиграции в Москве явилось одним из инструментов борьбы советского руководства с «ревизионистским режимом Тито — Ранковича», который согласно резолюции Информбюро должен был быть замещен верными идеям интернационализма и СССР коммунистами. Однако можно утверждать, что сталинский проект, несмотря на значительные усилия Кремля, в том числе финансовые, оказался не осуществленным. Югославская политическая эмиграция не смогла добиться поставленной цели — создания альтернативной компартии за пределами Югославии, а сформированный искусственно функционерами ЦК ВКП(б) центр не сумел превратиться в действенное объединение единомышленников. Смерть Сталина и начало нормализации показали, что кремлевские планы могли реализовываться только в период его единоличного деспотического правления.


СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Jугословенско-совjетски односи. 1945-1956: зборник докумената. Београд, 2010.

2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ).

3. Совещания Коминформа 1947, 1948, 1949. Документы и материалы. М. 1998.

4. Митровић М., Селинић С. Jугословенска информбировска емиграција у источноевропским земљама, 1948-1964. // Токови историје, 1-2/ 2009.

5. Архив Jугославиjе (А1), Белград, Сербия.

6. Советский фактор в Восточной Европе: 1944-1953 гг.: Документы. М., 2002. Т. 2: 1949-1953 гг.

7. Советско-югославские отношения. 1945-1956: Документы и материалы. Новосибирск. 2010.

8. Hrvatski Drzavni Archiv. Fond SDS (Sluzba drzavne sigurnosti). Informbiro. God. 1949-1954.

9. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. В 3 т. 1954-1958. М., 2006. Т. 2. Постановления.

10. Титов дневник. Београд, 2009.


Источник: «Славяноведение», 2016, №5.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *