Статья посвящена анализу обстоятельств создания и функционирования фракционной «семерки» в большевистском руководстве в 1924— 1925 гг. Делается вывод о том, что существование «семерки» свидетельствует о некоторой гибкости модели коллективного руководства, в недрах которого был выработан своеобразный формат взаимоотношений между членами Политбюро, направленный на предотвращение эскалации конфликтов в «руководящем коллективе» партии.
Апальков Дмитрий Игоревич — кандидат исторических наук, Исторический факультет Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова.
Осенью 1923 г. конфронтация между «тройкой»1 и Л. Д. Троцким значительно обострилась, выйдя за рамки Политбюро. Л. Д. Троцкий, недовольный вмешательством «тройки» в его сферу влияния на пленуме ЦК (23-25 сентября 1923 г.)2, выступил с резкой критикой «внутрипартийной обстановки»3. В свою очередь, это вызвало определенный резонанс в партийной среде, поэтому «тройка» вынуждена была инициировать дискуссию, посвященную вопросу о партстроительстве. «Тройка», позиционируя ЦК в роли защитника внутрипартийной демократии, использовала в ходе этой дискуссии административный ресурс, благодаря которому нанесла Л. Д. Троцкому и его сторонникам сокрушительное поражение. XIII партконференция (16-18 января 1924 г.) приняла резолюцию «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии», согласно которой позиции Л. Д. Троцкого были квалифицированы как «попытка ревизии большевизма», «прямой отход от ленинизма» и «явно выраженный мелкобуржуазный уклон»4. Тем самым было положено начало политической дискредитации Л. Д. Троцкого, его превращению из триумфатора революции и Гражданской войны в «политического еретика».
После того как Л. Д. Троцкий потерпел столь чувствительное поражение, отношения между И. В. Сталиным и Г. Е. Зиновьевым обострились. Впоследствии М. П. Томский следующим образом описывал подоплеку этой конфликтной ситуации: «Приблизительно как будто весной 1924 г. было первое собрание. Мы получили приглашение… я был там, Рудзутак, Ворошилов, покойный Фрунзе, Дзержинский, Каменев не был, был Зиновьев. Приглашал Сталин заехать к нему в праздник на дачу. Суть разговора сводилась к тому, что Сталин довольно резко поставил вопрос (вы знаете, как много кричат о грубости Сталина, достоинство это или недостаток — это дело вкуса) о методах работы т. Зиновьева, которые грозили столкновениями. К чему это сводилось? Насколько мне память не изменяет, это сводилось к двум вопросам: первое — об оппозиции к комсомолу, второе — о назначении т. Зиновьевым Сталина, вопреки постановлению Политбюро, представителем РКП в Исполком Коминтерна. Тов. Сталин изложил нам следующее, что несмотря на то, что Политбюро ввело его в кандидаты ИККИ, т. Зиновьев превратил его в члены ИККИ. Он говорил: он очень тронут этим, но считает, что т. Зиновьев не имеет права по-своему назначать человека туда или сюда. Кроме того, т. Зиновьев в личной беседе с представителями комсомола надавал им обещаний о назначениях, рассказал им, куда кого введут и т. д.»5.
Другой удар по сталинским амбициям был связан с оглашением ленинского «Письма к съезду» делегатам XIII съезда партии (23-31 мая 1924 г.). Значение последних диктовок В. И. Ленина о необходимости смещения И. В. Сталина с должности генсека было полностью нейтрализовано во многом благодаря тому, что их обсуждение происходило не на пленарном заседании съезда, а по делегациям при активном участии Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева6. На заседании Политбюро 18 марта 1926 г. Г. Е. Зиновьев выразил сожаление по этому поводу: «.. .в завещании он (В. И. Ленин. — Д. А.) сказал, что надо обдумать меры, чтобы заменить Сталина на посту генерального секретаря. И на XIII съезде в товарищеских беседах, в делегациях мы боролись против этого мнения. Очень может быть, что мы совершили ошибку как раз там, где надо было сделать иначе»7. И. В. Сталин, находившийся в тот момент в уязвимом положении, вполне мог посчитать действия Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева унизительным для себя проявлением «снисхождения»8.
И. В. Сталин, обиженный действиями своих партнеров, совершил острый выпад в их сторону. 20 июня 1924 г. в «Правде» был опубликован доклад И. В. Сталина на курсах секретарей уездных комитетов при ЦК, посвященный итогам XIII съезда: «Недавно читал в газете доклад одного из товарищей о XIII съезде (кажется, тов. Каменева9), где черным по белому сказано, что очередным лозунгом нашей партии является будто бы превращение «России нэпмановской» в Россию социалистическую. Причем, что еще хуже, этот странный лозунг приписывается не кому иному, как самому Ленину. Ни больше, ни меньше! <…> Еще один пример. Нередко говорят, что у нас «диктатура партии». Я, говорит, за диктатуру партии. Мне помнится, что в одной из резолюций нашего съезда, кажется, даже в резолюции XII съезда, было пущено такое выражение, конечно, по недосмотру10. Видимо, кое-кто из товарищей полагает, что у нас диктатура партии, а не класса. Но это же чепуха, товарищи»11.
Для разрешения нарастающих противоречий внутри «тройки» были осуществлены серьезные перемены в высших эшелонах власти. Во время августовского пленума ЦК (16-20 августа 1924 г.) группа членов ЦК и ЦКК устроила тайное совещание, на котором объявила себя «руководящим коллективом» и избрала исполнительный орган -«семерку» в составе всех членов Политбюро, кроме Л. Д. Троцкого (И. В. Сталин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский) и председателя ЦКК В. В. Куйбышева. Кандидатами в этот неуставной, теневой орган власти были избраны В. М. Молотов, Ф. Э. Дзержинский, М. И. Калинин, М. В. Фрунзе и Н. А. Угланов. Основополагающим пунктом негласной «конституции» «семерки» являлось требование «соблюдения строжайшей дисциплины внутри создавшейся фракции». Согласно этой «конституции», «семерка была подотчетна только пленуму фракции, который собирался одновременно с пленумом ЦК. Все возникающие разногласия между членами семерки ни в коем случае не должны были переноситься на обсуждение партии, а должны были разрешаться или пленумом фракции, или же самой семеркой». Члены «семерки» собирались каждую неделю по вторникам, чтобы предварительно обсудить и принять решения по вопросам, выносимым на заседания Политбюро12. Заметим, что впоследствии партийном архиве оказались материалы делопроизводства «семерки», раскрывающие подробности деятельности этого теневого органа власти13.
В литературе обычно акцентируется внимание на том, что «семерка» являлась союзом, враждебным Л. Д. Троцкому14. Принимая эту особенность «семерки» во внимание, необходимо отметить, что ее главное предназначение заключалось в том, чтобы консолидировать большинство членов Политбюро и обеспечить преодоление внутренних конфликтов между ними. Л. Д. Троцкий был изолирован от реального процесса принятия решений в Политбюро, поскольку воспринимался «руководящим коллективом» в качестве главной угрозы внутреннему единству. На июльском пленуме 1926 г. М. П. Томский рассказывал, что накануне создания «семерки» в Политбюро и ЦК существовали опасения по поводу того, что Л. Д. Троцкий сможет воспользоваться противоречиями внутри «тройки» и «засунуть клин» в отношения «триумвиров»15. Заметим, что помимо Л. Д. Троцкого и его сторонников из числа членов ЦК (Г. Л. Пятаков, Х. Г. Раковский) в состав «фракционного пленума» не входили и некоторые другие «цекисты»16, которым, судя по всему, члены «семерки» не вполне доверяли.
По мнению О. Г. Назарова, значение «семерки» сводилось главным образом к обслуживанию сталинских интересов17. Однако уже первые решения «семерки» в августе 1924 г. позволяют утверждать, что И. В. Сталин не имел возможности навязывать свою волю «семерке», которая являлась коллегиальным органом власти. «Семерка» осудила выступление И. В. Сталина на курсах секретарей укомов от 17 июня 1924 г. и приняла решение о помещении в «Правде» специальной редакционной статьи18.
Редакционная статья «Правды» от 23 августа 1924 г. была направлена на дезавуирование сталинской критики относительно принятого на XII партсъезде тезиса Г. Е. Зиновьева о «диктатуре партии». Квинтэссенцией этой статьи можно считать фразу «диктатура партии есть функция диктатуры пролетариата», которая была направлена на критику противопоставления И. В. Сталиным «диктатуры партии» и «диктатуры пролетариата»19. Несмотря на то что в статье его имя не упоминалось, И. В. Сталин был крайне раздражен решением об опубликовании этой статьи. Членам «семерки» он направил записку, в которой выразил свое возмущение: «Видимо, авторы статьи… хотят спасти фразу «диктатура партии». Это неправильно. В своей статье постараюсь обосновать эти свои замечания»20. Ответная статья И. В. Сталина так и не увидела свет (скорее всего, она даже не была написана), поскольку выход этой статьи означал бы начало новой дискуссии, которой члены «семерки» всячески пытались избежать.
Интересно, что в письме Демьяна Бедного И. В. Сталину, датированном 27 августа 1924 г., выражалось сомнение относительно принципиальности разногласий по вопросу о «диктатуре»: «Смотря по обстоятельствам, по обстановке, правильно ли эта обстановка учтена, Ильич мог, например, сказать так и этак: и размежевать советский и партийный аппарат, и — наоборот — сказать: почему бы в самом деле не соединить то и другое, если это требуется интересами дела… Мужика мы на словах, но объедем, и он хорошо знает, чья диктатура, и ему, собственно, не так важно, кто диктатурит, а важно, как его ублаготворяют»21. Характер и содержание ответного письма И. В. Сталина Д. Бедному были таковы, что уже 28 августа Д. Бедный написал И. В. Сталину самоуничижительное по тону письмо, в котором высказал полную поддержку своему патрону: «Вы огрели меня трактатом. Я оказался в лестной и приятной для меня роли оселка, на котором Вы оттачиваете свой кинжал. В качестве «оселка» я бы мог Вам принести большую, чем ныне, пользу, если бы чего не понял в Вашем письме или с чем не согласился. Этого, «к сожалению», нет. И понятно, и согласен, и благодарен. Есть над чем подумать»22.
Тем временем Л. Д. Троцкий, потерпевший поражение в общепартийной дискуссии, решил взять реванш, обратившись к истории. 13 мая 1924 г. в письме неким двум партийцам по фамилиям Володарский и Бронин-Кац он писал: «Почему целый ряд видных товарищей выступал против захвата власти в Октябре 1917 г., ведь не вследствие же личной трусости, надо думать? Тогда почему же? Объяснение только одно: предшествующая работа не подготовила их к Октябрю. Они не поняли условий революции, они недооценивали силы пролетариата, они переоценивали силы других классов и готовы были потому упустить исключительную революционную ситуацию»23. Осенью 1924 г. вышла статья Л. Д. Троцкого «Уроки Октября», вошедшая в третий том его собрания сочинений. В этой статье Л. Д. Троцкий представил Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева лидерами «правого» крыла партии, занимавшими «социал-демократическую, меньшевистскую» позицию накануне Октябрьской революции24.
По всей видимости, уверенности Л. Д. Троцкому в тот период придавал наметившийся весной 1924 г. разлад в отношениях между И. В. Сталиным и Г. Е. Зиновьевым. Скорее всего, Л. Д. Троцкий рассчитывал блокироваться со И. В. Сталиным против Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева. Как нам кажется, в противном случае Л. Д. Троцкий вряд ли бы решился атаковать Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева.
В пользу этой версии существуют некоторые косвенные свидетельства. В конце 1924 г. Л. Л. Авербах в конфиденциальных беседах с Л. З. Мехлисом и Г. Г. Ягодой рассказывал о своем разговоре с Л. Д. Троцким, состоявшемся в период дискуссии 1923 г. По его словам, Л. Д. Троцкий поведал ему о том, что у В. И. Ленина в декабре 1922 г., в последние дни его работы в Кремле, якобы появилась идея создания коалиции «Ленин — Троцкий — Сталин», направленной против Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева25. Достоверность рассказанной Л. Д. Троцким истории вызывает сомнения. Вместе с тем из свидетельства Л. Л. Авербаха можно сделать вывод о том, что уже в конце 1923 г. Л. Д. Троцкий задумался о сближении со И. В. Сталиным и начал готовить свое окружение к такому повороту событий. Иначе трудно объяснить, почему он вдруг заговорил о несостоявшемся блоке с участием И. В. Сталина. Примечательно также, что Л. Д. Троцкий в биографической книге о В. И Ленине, написанной в первые месяцы после его смерти, вспоминая о своих контактах с В. И. Лениным в период подготовки к Октябрьскому перевороту, из числа представителей ленинского окружения персонально упомянул только И. В. Сталина26.
В общем, неудивительно, что после выхода «Уроков октября» среди большевистских функционеров появились слухи о намерении И. В. Сталина блокироваться с Л. Д. Троцким27. Выпад Л. Д. Троцкого против Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева привел в действие защитные механизмы «семерки», выразившиеся в виде массированной кампании по разоблачению Л. Д. Троцкого и его взглядов (так называемая «литературная дискуссия»). Представляется очевидным, что Л. Д. Троцкий не стал бы выступать против Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, если бы в тот период знал о существовании «семерки».
Отправной точкой для возникновения в 1925 г. серьезной конфронтации внутри «семерки» стал вопрос о мере наказания, которую следовало применить к Л. Д. Троцкому по итогам «литературной дискуссии». Резолюции местных партийных организаций показали, что на этот счет существовали три основные точки зрения: 1) исключить Л. Д. Троцкого из партии; 2) снять с работы в Реввоенсовете и вывести из состава Политбюро; 3) снять с работы в Реввоенсовете и условно оставить в Политбюро28.
4 января 1925 г. Г. Е. Зиновьев писал И. В. Сталину следующее: «Я набросал в Питере проект резолюции о Л. Д. Троцком. Думаю, что он мог бы лечь в основу обсуждения Пленума (если, конечно, Л. Д. Троцкий не преподнесет новых фактов). Прошу еще до вторника раздать ее членам и кандидатам 7, а может быть (решим во вторник), разослать ее всем нашим членам ЦК». Во втором пункте проекта резолюции Г. Е. Зиновьева было сказано: «Признать невозможной при нынешнем, созданном т. Троцким, положении вещей работу т. Троцкого на таких постах, как пост Предреввоенсовета и член Политбюро»29.
Однако большинство «семерки» заняло значительно более умеренную позицию. 5 января И. В. Сталин и Н. И. Бухарин направили в Политбюро поправки к проекту Г. Е. Зиновьева: «Пункт второй резолютивной части должен быть изменен в том смысле, что т. Троцкий освобождается только от поста Предреввоенсовета и остается членом Политбюро»30. Вообще, «руководящий коллектив» крайне неодобрительно отреагировал на предложение Г. Е. Зиновьева, противоречившее устоям коллективного руководства. Впоследствии С. Орджоникидзе следующим образом прокомментировал ситуацию, сложившуюся в ЦК в январе 1925 г.: «Пусть тт. Зиновьев и Каменев скажут, не устраивали ли мы им невероятных боев по поводу того, чтобы Троцкого не вышибать из Политбюро, зная, что это у вас первый шаг к тому, чтобы тов. Троцкого вышибить из партии. Нас не пугало то, что тов. Троцкого не будет в Политбюро. Не это нас пугало. Нас пугало то, что это есть план Зиновьева, чтобы вышибить тов. Троцкого сегодня из Политбюро, завтра из ЦК, послезавтра — из партии. Мы этого боялись и с грубой прямотой не раз ставили тов. Зиновьеву этот вопрос»31. Н. И. Бухарин по этому поводу придумал шутливый афоризм: «Если на клетке Отелло увидишь «Григорий», верь глазам своим»32.
Тем не менее во избежание раскола внутри ЦК было выработано компромиссное решение. Г. Е. Зиновьев впоследствии рассказал о договоренностях, принятых на неформальных совещаниях членов ЦК: «В январе 1925 г. перед вынесением решения относительно т. Троцкого предварительным совещанием цекистов-ленинцев было принято решение, которое хорошо известно участникам этого предварительного совещания. Решено было не выбирать Троцкого в ЦК на будущем, т. е. XIV съезде. Решение не выбирать Троцкого в ЦК было принято большинством, при двух воздержавшихся, за были все остальные (человек 45)»33. Примечательно, что в резолюции январского пленума 1925 г. говорилось о том, что вопрос об оставлении Л. Д. Троцкого в ЦК будет рассмотрен на ближайшем съезде партии34.
Сохранилась черновая запись Г. Е. Зиновьева, в которой он обозначил стартовую черту нового этапа внутрипартийной борьбы: «Снятие с поста секретаря Рогожско-Симон. райкома т. Захарова только за то, что он на Моск[овской] конференции] высказался в том смысле, что резолюция пленума ЦК ВКП в отнош[ении] Троцк[ого] была чересчур мягка. Снятие с орготдела ЦК РЛКСМ Файвиловича за то же. Эти два факта являются несомненным началом»35.
10 февраля 1925 г. на совещании «семерки» Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев выступили с протестом против наказания в отношении Захарова. В итоге «семерка» постановила, что решение о снятии Захарова сразу же после Московской губпартконференции было «тактической ошибки», однако оставила наказание в силе. Г. Е. Зиновьев проголосовал против этого решения, а Л. Б. Каменев вовсе покинул совещание перед голосованием36.
Письмо украинской парторганизации в адрес ЦК РКП(б) свидетельствует о том, что уже в феврале 1925 г. в политических кругах имело место принципиальное разделение на «сталинцев» и «зиновьевцев»37. Непосредственным итогом этого противостояния стала смена генерального секретаря КП(б)У в апреле 1925 г.: вместо Э. И. Квиринга, склонявшегося на сторону Г. Е. Зиновьева, был назначен «сталинец» Л. М. Каганович38.
В условиях обострения противоречий между И. В. Сталиным и Г. Е. Зиновьевым весной 1925 г. был создан новый политический союз — «дуумвират» И. В. Сталина и Н. И. Бухарина, который С. Коэн охарактеризовал как «временный взаимовыгодный союз»39. Между ними наметилось четкое разделение функций. И. В. Сталин, возглавлявший систему секретарской иерархии, контролировал основные рычаги партийно-организационной работы. Н. И. Бухарин занимался разработкой и формулированием экономической политики и идеологии. В его руках находилось руководство центральными изданиями партии. Помимо того что Н. И. Бухарин был главным редактором газеты «Правда», в апреле 1924 г. он также возглавил редакцию нового, выходившего раз в две недели журнала ЦК партии «Большевик»40.
Осенью 1925 г. в стране наступил экономический кризис, вызванный просчетами в планировании экономического развития. Кризис 1925 г., проявившийся в срыве плана хлебозаготовок, товарном голоде в городе и деревне и проблемах в других областях народного хозяйства41, в определенной степени стимулировал обострение противоречий внутри Политбюро. Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев бросили вызов «дуумвирату», что привело к расколу «семерки».
Платформа «новой оппозиции» была изложена в Секретной докладной записке от 1 октября 1925 г., подписанной Г. Е. Зиновьевым, Л. Б. Каменевым, Н. К. Крупской, Сокольниковым и направленной членам «руководящего коллектива». В этом документе, который в дальнейшем именовался «Платформой 4-х», политика ЦК в деревне была названа «политической ошибкой», направленной «в сторону забвения классовой борьбы, в сторону оппортунизма». Кроме того, резкой критике была подвергнута сталинская теория «построения социализма в одной стране»42.
Будучи председателем Ленсовета, Г. Е. Зиновьев фактически возглавлял ленинградскую парторганизацию и превратил ее в свою «вотчину». Данное обстоятельство обусловило тот факт, что центром «новой оппозиции» стал Ленинград (отсюда другое ее название — «ленинградская оппозиция»). Политические амбиции руководителей ленинградской парторганизации являлись консолидирующим фактором для «ленинградской оппозиции». В этом отношении примечательно письмо Ф. Г. Леонова Н. А. Угланову от 3 октября 1925 г., в котором он сообщает подробности своей беседы с секретарем Ленинградского губкома и Севзапбюро ЦК П. А. Залуцким. В беседе с Ф. Г. Леоновым П. А. Залуцкий следующим образом охарактеризовал настроения партийных руководителей Ленинграда: «Ленинградская организация изолируется от партии. На нас нажимают, притесняют по всем линиям, и по партийной, и по хозяйственной, и по комсомольской. С Ленинградом не считаются, превращают его в провинцию»43.
Во время октябрьского пленума ЦК (3-10 октября 1925 г.) в течение нескольких дней на неофициальном, «фракционном пленуме» между недавними союзниками происходила ожесточенная полемика. Важное значение имело письмо Ф. Э. Дзержинского И. В. Сталину и С. Орджоникидзе, написанное в ночь с 5 на 6 октября. Характеризуя выступление «новой оппозиции», Ф. Э. Дзержинский отметил, что речь идет о «новом Кронштадте внутри нашей партии». По его словам, если не противопоставить опасности Термидора единство партии, то «ленинцы, как пауки, будут пожирать себя»44. На следующий день письмо Ф. Э. Дзержинского было зачитано на заседании «фракционного пленума», спровоцировав демонстративный уход оппозиционеров45. Для того чтобы сгладить конфликт, по предложению И. В. Сталина «фракционный пленум» принял постановление: «1. Фракция считает письмо т. Дзержинского неправильным по содержанию и недопустимым по тону; 2. Фракция считает, что тов. Сталин поступил неправильно, не представив предварительно письмо т. Дзержинского в семерку; 3. Фракция образует Президиум из трех со включением в него представителя от ушедших товарищей»46.
В конечном итоге участники «фракционного пленума» пришли к компромиссному решению, которое заключалось в следующем: «Признать недопустимой открытую дискуссию между лидерами фракции, а равно и полемику в печати против них, обязав семерку следить за тем, чтобы было безусловно обеспечено единство линии ленинцев в подготовительной работе к XIV съезду путем предварительного согласования важнейших выступлений»47. Таким образом, в начале октября 1925 г. стороны внутрипартийного конфликта договорились не провоцировать публичную дискуссию в период подготовки к XIV съезду партии. Во избежание возможных столкновений Л. Б. Каменев и Г. Е. Зиновьев вынуждены были согласовывать в «семерке» тексты своих выступлений48.
2 ноября 1925 г. И. В. Сталин в начале заседания Политбюро выступил с достаточно резкими обвинениями в адрес Л. Б. Каменева. Речь шла о том, что Совет труда и обороны, который возглавлял Л. Б. Каменев, принял решение о пересмотре плана хлебозаготовок и хлебного экспорта до рассмотрения вопроса в Политбюро49. Л. Б. Каменев, в свою очередь, заявил о политической подоплеке выдвигаемых против него обвинений и попросил принять его отставку с должности председателя СТО50. В результате просьба Л. Б. Каменева об отставке была отклонена, решение СТО по вопросу о хлебозаготовках и хлебном экспорте было признано предварительным и передано для пересмотра в Политбюро51. Характерно, что соответствующий фрагмент стенограммы, который мог быть воспринят как свидетельство «травли» Л. Б. Каменева в Политбюро, в итоге не был включен в стенографический отчет. В целом данный эпизод является наглядным примером того, как механизмы коллективного руководства препятствовали эскалации внутрипартийной борьбы и переходу к открытому противостоянию двух группировок.
10 декабря 1925 г. на заседании Политбюро стенографировался вопрос «О работе ЦСУ в области хлебофуражного баланса». Обсуждение данного вопроса приобрело важное значение потому, что «новая оппозиция» на основе данных Центрального статистического управления, опубликованных в его бюллетене в июле 1925 г., объявила о кулацкой опасности и отстаивала необходимость свертывания проводившейся «руководящим коллективом» политики «деревенского нэпа». В середине октября была создана специальная коллегия Рабоче-крестьянской инспекции под руководством экономиста Я. А. Яковлева. По итогам работы коллегия пришла к выводу о серьезных методологических просчетах ЦСУ, «затемняющих социально-экономическое значение средних слоев крестьянства». На основании крестьянских бюджетов 1923/1924 гг. была представлена совершенно иная версия хлебофуражного баланса. По оценке коллегии, доля зажиточных хозяйств в излишках была не 61, а 54 %, а в общем объеме продажи только 29,6 %52.
Тактика сталинско-бухаринской группы на заседании Политбюро 10 декабря 1925 г. заключалась в том, чтобы на основе результатов работы коллегии НК РКИ дезавуировать критику «новой оппозиции», признав данные ЦСУ недостоверными и политически ангажированными. Несмотря на несогласие председателя ЦСУ П. И. Попова с отдельными пунктами обвинений в адрес его ведомства53, Л. Б. Каменев, представлявший интересы оппозиции на этом заседании, вынужден был без возражений признать методологические просчеты, допущенные ЦСУ при составлении хлебофуражного баланса. Вместе с тем Л. Б. Каменев выступил решительно против придания «делу о работе ЦСУ» политического характера и встал на защиту П. И. Попова от обвинения в намеренном игнорировании роли середняка при составлении баланса54. Л. Б. Каменев, безусловно, понимал, что такая постановка вопроса давала сталинско-бухаринской группе возможность отнести П. И. Попова в лагерь оппозиционеров и тем самым критиковать взгляды «новой оппозиции», избегая громких политических обвинений в адрес ее лидеров.
Встретив решительные возражения Л. Б. Каменева, сталинско-бухаринская группа не стала выносить на итоговое голосование положений, политизирующих отстранение П. И. Попова от занимаемой должности55. Вместе с тем уже после заседания И. В. Сталин согласовал добавление в текст постановления Политбюро принципиальной приписки, содержавшей строгое предостережение работникам ЦСУ о том, что «всякая попытка подгонять цифры под предвзятое мнение будет рассматриваться как уголовное преступление»56. Безусловно, данное добавление позволяло трактовать допущенные при составлении баланса ЦСУ ошибки «политическими соображениями» П. И. Попова. Таким образом, контроль над принятием решений в Политбюро позволил сталинско-бухаринской группе легитимизировать придание «делу статистиков» политического характера. Данный эпизод показывает, что «дуумвират» и его сторонники накануне XIV партсъезда руководствовалась стремлением защитить свои позиции, не допуская при этом прямых обвинений в адрес Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева.
Другим проявлением скрытой внутрипартийной борьбы накануне XIV съезда было противостояние двух крупнейших парторганизаций — московской и ленинградской. 5 декабря 1925 г. Московская губпартконференция приняла резолюцию, в которой руководители ленинградской парторганизации осуждались за отрицание возможности победы социализма в одной стране. Их взгляды были квалифицированы как «ликвидаторство», «пораженчество» и «аксельродовщина». В ответной декларации Ленинградской губпартконференции было сказано: «Те оптимисты, которые в противоположность «пессимисту Ленину» доказывают, будто у нас уже кругом социализм, оказывают плохую услугу делу подлинного строительства социализма»57.
Несмотря на остроту предсъездовской борьбы, она носила скрытый характер. Стороны конфликта избегали прямых публичных обвинений. Более того, «дуумвират», вокруг которого сплотилось большинство Политбюро и ЦК, был готов на примирение с Г. Е. Зиновьевым и Л. Б. Каменевым. Правда, при условии их «разоружения» — прекращения оппозиционной деятельности и признания правильности сталинско-бухаринского курса. Вечером 14 декабря 1925 г. по предложению И. В. Сталина для обсуждения вопроса о поведении членов Политбюро на предстоящем съезде состоялось совещание «семерки», на котором присутствовали члены и кандидаты в Политбюро И. В. Сталин, Н. И. Бухарин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, А. И. Рыков, М. П. Томский, Я. Э. Рудзутак, В. М. Молотов, М. И. Калинин, Ф. Э. Дзержинский, а также председатель Президиума ЦКК В. В. Куйбышев58. Большинство членов и кандидатов Политбюро (кроме Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, покинувших совещание) «в целях единства партии, мира внутри партии» проголосовало за следующие предложения: «1. При составлении резолюции по отчету ЦК принять за основу резолюцию Московской конференции, смягчив отдельные формулировки; 2. Печатание письма Ленинградской конференции и ответа МК на письмо как в газетах, так и в бюллетенях признать в интересах единства нецелесообразным; 3. Членам Политбюро (не считая Л. Д. Троцкого) не выступать друг против друга на съезде»59. Добавим, что Г. Е. Зиновьеву и Л. Б. Каменеву взамен на отказ от оппозиционных выступлений на съезде обещалось исполнение принятой ранее договоренности об исключении Л. Д. Троцкого из ЦК (или, по крайней мере, из Политбюро)60.
Однако лидеры «ленинградской оппозиции» были непреклонны, приняв решение о выходе из «семерки» и открытом выступлении против «дуумвирата» на XIV съезде партии (18-31 декабря 1925 г.). Сразу после съезда в Ленинграде произошли серьезные кадровые перестановки, а Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев фактически выпали из «руководящего ядра» партии. Несмотря на то что фракционная сталинско-зиновьевская «семерка» распалась, просуществовав менее полутора лет, она наложила серьезный отпечаток на политическую практику высшего партийного руководства. «Семеркой» во второй половине 1920-х гг. именовались нерегулярные (эпизодические) закрытые, конфиденциальные совещания членов Политбюро, посвященные рассмотрению наиболее острых вопросов61. Заметим также, что с 1950 по октябрь 1952 г. существовала другая «семерка» — неформальная руководящая группа членов Политбюро, ставшая прообразом коллективного руководства, возрожденного после смерти И. В. Сталина62.
Таким образом, фракционная «семерка», созданная в августе 1924 г., являлась теневым органом власти, предназначенным для консолидации большинства членов Политбюро и преодоления внутренних конфликтов между ними. Выпад Л. Д. Троцкого против Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева осенью 1924 г. привел в действие защитные механизмы «семерки», выразившиеся в виде массированной кампании по разоблачению Л. Д. Троцкого и его взглядов. До конца 1925 г. механизмы «семерки» сдерживали перерастание конфронтации внутри «руководящего коллектива» партии в стадию открытого конфликта. В общем создание и функционирование фракционной «семерки» следует считать проявлением определенной гибкости коллективного руководства, своеобразным форматом взаимоотношений внутри Политбюро в условиях внутрипартийной борьбы и нарастания противоречий.
Примечания
1 Политический союз И. В. Сталина, Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, существовавший в 1922-1924 гг. и направленный против Л. Д. Троцкого и его сторонников.
2 Имеется в виду принятое пленумом ЦК постановление «О составе РВСР» (см.: РКП(б): Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. Документы и материалы. 1923 г. / Отв. сост. В. П. Вилкова. М., 2004. С. 147-149).
3 См. письмо Троцкого членам ЦК и ЦКК от 8 октября 1923 г. (РКП(б): Внутрипартийная борьба… С. 154-165).
4 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 3. М., 1984. С. 156.
5 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246. Вып. IV. Л. 21 об.
6 Тринадцатый съезд РКП(б). Май 1924 года. Стенографический отчет. М., 1963. С. XXI-XXII.
7 Стенограммы заседаний Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). 19231938 гг.: в 3 т. Т. 1. 1923-1926 гг. / Под ред. А. Ю. Ватлина, П. Грегори, Е. Е. Кирилловой, Л. Н. Малашенко, А. С. Соколова. М., 2007. С. 684.
8 Хлевнюк О. В. Сталин. Жизнь одного вождя. М., 2015. С. 119.
9 См.: Доклад тов. Каменева на собрании активных работников Московской организации // Правда. 1924. 11 июня.
10 См. резолюцию XII съезда партии, принятую на основе доклада Зиновьева о деятельности ЦК (Двенадцатый съезд РКП(б). 17-25 апреля 1923 года. Стенографический отчет. М., 1968. С. 671-674).
11 Правда. 1924. 20 июня.
12 Зиновьев Г. Е. История фракционного центра // РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 324. Л. 3-4; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246. Вып. IV. Л. 15 об.; Надто-чеев В. «Триумвират» или «семерка»? Из истории внутрипартийной борьбы в 1924-1925 годах // Трудные вопросы истории: Поиски. Размышления. Новый взгляд на события и факты. М., 1991. С. 68-70.
13 Данное исследование опирается во многом на эти архивные документы, хранящиеся как в документальном комплексе по истории внутрипартийной борьбы (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171), так и в фонде И. В. Сталина (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11).
14 Роговин В. З. Была ли альтернатива? «Троцкизм»: взгляд через годы. М., 1992. С. 164-170; Назаров О. Г. Сталин и борьба за лидерство в большевистской партии в условиях НЭПа. М., 2002. С. 102-103.
15 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246. Вып. IV. Л. 21 об.
16 Так, на заседания «фракционного пленума» в октябре 1925 г. помимо Л. Д. Троцкого и его сторонников не были приглашены: члены ЦК Л. Б. Красин, А. Д. Цюрупа; кандидаты в члены ЦК А. Р. Рахимбаев, И. Т. Смилга, С. И. Сырцов, А. Ф. Толоконцев, Я. С. Цейтлин; член Президиума ЦКК А. С. Киселёв, кандидат в члены Президиума ЦКК В. И. Иванов (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 57. Л. 40-43).
17 Назаров О. Г. Сталин и борьба за лидерство… С. 111.
18 Зиновьев Г. Е. История фракционного центра // РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 324. Л. 3.
19 Правда. 1924. 23 августа.
20 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 734. Л. 156.
21 Там же. Д. 701. Л. 9 об.
22 Там же. Л. 30, 31.
23 Там же. Ф. 325. Оп. 1. Д. 522. Л. 94-95.
24 Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 267, 277.
25 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 30. Л. 223-226.
26 Троцкий Л. Д. О Ленине: материалы для биографа. М., 1924. С. 74.
27 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 126. Л. 70, 74.
28 КПСС в резолюциях и решениях. Т. 3. С. 322.
29 Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 180.
30 Там же. С. 179.
31 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246. Вып. IV. Л. 31.
32 Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 182.
33 Стенограммы заседаний Политбюро. Т. 1. С. 684.
34 КПСС в резолюциях и решениях. Т. 3. С. 330.
35 РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 110. Л. 1.
36 Там же. Ф. 17. Оп. 171. Д. 40. Л. 69-70.
37 Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 188.
38 Борисенок Е. Ю. Феномен советской украинизации. 1920-1930-е годы. М., 2006. С. 163-166.
39 Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938. М., 1988. С. 255.
40 Там же. С. 255-257.
41 См.: Голанд Ю. М. Кризисы, разрушившие нэп. М., 1991. С. 13-22.
42 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 55. Л. 20, 27.
43 Там же. Л. 36.
44 Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927 / Сост. А. В. Ква-шонкин, О. В. Хлевнюк, Л. П. Кошелева, Л. А. Роговая. М., 1996. С. 309-310.
45 Зиновьев Г. Е. История фракционного центра // РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 324. Л. 16.
46 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 56. Л. 63.
47 Там же. Д. 57. Л. 1.
48 См.: Там же. Д. 56. Л. 69-71; Там же. Д. 57. Л. 18-19, 30, 42; Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 130. Л. 106-109.
49 Стенограммы заседаний Политбюро. Т. 1. С. 369-370.
50 Там же. С. 376.
51 Там же. С. 378.
52 См. постановление коллегии НК РКИ, прикрепленное к стенографическому отчету заседания Политбюро от 10 декабря 1925 г. (Стенограммы заседаний Политбюро… Т. 1. С. 475-483).
53 Там же. С. 432-440.
54 Там же. С. 455.
55 Там же. С. 473-474.
56 Там же. С. 474, 484.
57 Назаров О. Г. Сталин и борьба за лидерство. С. 124.
58 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 61. Л. 141.
59 Там же. Л. 149.
60 Стенограммы заседаний Политбюро. Т. 1. С. 684.
61 См., например, сообщения В. М. Молотова И. В. Сталину относительно происходивших летом 1927 г. споров в «семерке» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 767. Л. 36-60).
62 Подробнее см.: Хлевнюк О. В., Горлицкий Й. Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры. М., 2011. С. 123-133.
Источник: “Дискуссионные вопросы современной исторической науки. Памяти академика РАН Юрия Степановича Кукушкина (1929–2019).”, 2020.