Бер Юлий Адольфович — кандидат исторических наук.
В Иванове на одной из улиц (раньше она называлась Балагановской) на двухэтажном доме после революции была установлена доска с надписью: «В этом доме в 1847 г. родился и прожил до 1862 г. революционер Нечаев». Нечаев — одна из наиболее противоречивых фигур разночинского этапа русского революционного движения. У некоторых исследователей он до сих пор не вызывает симпатий, хотя они и отдают должное его энергии и силе воли. Как правило, эти историки делают упор га негативных фактах его жизни, и прежде всего на следовании принципу «цель оправдывает средства». Между тем оценивать деятельность Нечаева следует, учитывая всю его жизнь. Проследим же еще раз основные ее этапы.
Отец Сергея Геннадьевича Нечаева был ремесленник, мать его вышла из семьи крепостных1 . О детстве Нечаева известно из писем его Ф. Д. Нефедову — его старшему земляку. В 14 письмах Нечаева, хранящихся в его фонде2 , рассказывается, что Нечаев начал сам учиться грамоте, когда ему было 9 — 10 лет. Отец малярничал, а Сергей помогал ему. Они писали вывески, красили крестьянский инвентарь. Впоследствии писание вывесок (даже за рубежом) приносило Нечаеву приличный заработок.
Нечаева тянуло учиться дальше. Письма его Нефедову содержали главным образом просьбы о посылке учебников, о быте и порядках «русского Манчестера» (так назвал родной город Нефедов). Подготовку к экзамену в гимназию Нечаев Начал в сентябре 1863 года. А в январе 1865 г. он уже отчитывался своему товарищу о готовности к такому испытанию. Нефедов, живший тогда в Москве, привез туда своего земляка. Но очередь на сдачу экзаменов была здесь так велика, что Нечаев решил ехать в Петербург. Там он сдал экзамены за 6 классов гимназии и получил место учителя приходской школы с казенной бесплатной квартирой. Это было весной 1866 года.
Первые полтора года пребывания в столице Нечаев усиленно работал над расширением своих знаний в философии, естествознании, литературе, физике, истории, осваивал латынь3 . В следующем году Нечаев поступил в качестве вольнослушателя в Петербургский университет; к весне 1868 г. он уже познакомился с рядом студенческих кружков, а в октябре того же года встречается с П. Н. Ткачевым. В развернувшемся тогда студенческом движении они придерживались почти одинаковых взглядов. Им принадлежит «Программа революционных действий», в которой прокламировалось ниспровержение существующего строя и «истребление гнезда» власти, т. е. политическая революция4 . Во время студенческих волнений осенью 1868 г. состоялось первое публичное выступление Нечаева с призывом к политической демонстрации5 .
В январе 1869 г. он еще продолжал преподавать в приходской школе6 . Но уже в начале марта по паспорту своего знакомого Николаева он выехал в Швейцарию, где познакомился с Н. П. Огаревым и М. А. Бакуниным. Последнему он сообщил, что является членом Русского революционного комитета (несуществующего). В течение 5 месяцев они обсуждали перспективы революционного движения в России, намечая создание общества «Народная расправа». Были выпущены два номера журнала под тем же названием7 , писались листовки для последующей пересылки их в Россию.
В августе 1869 г., когда Нечаев решил вернуться на родину, Бакунин снабдил его мандатом, в котором указывалось, что предъявитель его принадлежит к Всемирному революционному комитету (тоже несуществующему)8 . Ехал Нечаев домой через Румынию. Здесь ему удалось получить через сербское представительство паспорт на имя Степана Гражданова9 . 3 сентября 1869 г. Нечаев появился в Москве, где развернул бурную деятельность по созданию общества «Народная расправа». За короткий срок (около 2 месяцев) в него вступило до 400 человек, главным образом студентов Петровско- Разумовской академии. Но в ноябре того же года один из студентов, И. Иванов, отказался подчиниться диктату Нечаева. Боясь, что этому примеру могут последовать и другие, Нечаев создал специальную группу студентов и настоял на убийстве Иванова. Этот бессмысленный акт привел к распаду только что созданной организации.
Вскоре Нечаев вместе со студентом А. Кузнецовым выехал в Петербург для создания там кружков «Народной расправы». Но сюда уже дошла весть о том, что найден труп Иванова, и в Москве происходят в связи с этим аресты. И Нечаев в середине декабря 1869 г. бежит за границу.
Будучи в эмиграции, он до середины 1870 г. сотрудничал с Огаревым и Бакуниным. Начиналась его литературная деятельность: выпуск совместно с Огаревым возобновленного «Колокола» (в апреле — мае 1870 г. вышло шесть номеров). Затем Нечаев отправился в Лондон, где выпустил первый и единственный номер журнала «Община». В это время он сблизился со славянскими революционными эмигрантами. Болгарский историк Г. Бакалов подчеркивает, в частности, заслугу Нечаева, ускорившего становление болгарского поэта Христо Ботева как революционного демократа10 . Особенно близко сошелся Нечаев с поляком К. М. Турским11 . Именно у него Нечаев жил последние месяц-полтора перед арестом и из его квартиры отправился на роковое свидание 2(14) августа 1872 года.
Разойдясь с Бакуниным и Огаревым в середине 1870 г., Нечаев повернул к бланкизму. В. Макклеллан нашел в Швейцарии архив Нечаева, в котором сохранились написанные им «Основные положения», где идет речь о создании бланкистской партии12 . По словам З. Ралли, после Парижской Коммуны Нечаев «стал вполне сознательным бланкистом и ясно и определенно формулировал весь образ мыслей в этом отношении»13 .
Между тем с 1 июля по 11 сентября 1871 г. в Петербурге проходил процесс «нечаевцев». Самого Нечаева на нем не было. Добиться официально его выдачи, а тем более поймать его за границей царским властям не удалось. Нечаев, находясь большей частью в Швейцарии, выезжал оттуда в Англию, Францию, Италию, Болгарию. Его скрывали местные революционеры. Царское правительство было кровно заинтересовано в том, чтобы выследить Нечаева и расправиться с ним. Оно не скупилось ради этого на расходы, в Западную Европу направлялись с этой целью специальные агенты полиции. Дело в том, что в первом номере «Народной расправы» Нечаев перечислял наиболее важных представителей знати, окружающей царя, которые по завершении предполагаемого восстания против самодержавия подлежали уничтожению. Кроме того, в откровенном показании упомянутого выше А. Кузнецова говорилось о том, что, когда он с Нечаевым проходил в Петербурге мимо царского дворца, тот сказал: «Вот бы найти 30 — 40 решительных людей, ворвались бы в это логово и с Романовыми было бы покончено!»14 .
Именно боязнь народной расправы заставила Александра II дать своим послам в европейских странах распоряжение: вступить в переговоры с их правительствами об оказании ими помощи в задержании Нечаева. Наконец, благодаря связям русского посла в Швейцарии М. А. Горчакова, царизму удалось добиться согласия президента этой страны В. Вельти на арест и выдачу Нечаева15 . Проведение этой акции было возложено на Ф. Пфенингера — главу Цюрихского кантона. Для проведения операции в Цюрих отправился адъютант шефа жандармов и начальника III Отделения П. А. Шувалова — майор С. Николич-Сербоградский. В распоряжение последнего были выделены майор полиции Цюриха — Нетцли и 8 полицейских.
Не последнюю роль в подготовке ареста Нечаева сыграл подкуп. Организовать задержание революционера взялся польский эмигрант А. Стемпковский, уже несколько лет являвшийся тайным агентом царского правительства. По приезде в Швейцарию Николич несколько раз встречался со Стемпковским. Помимо денежного вознаграждения, последнему была обещана амнистия за участие в польском восстании 1863 года16 . Нечаев познакомился со Стемпковским еще в 1870 году. Их свел К. Турский. Ничего не подозревавший Нечаев условился со Стемпковским о встрече 2(14) августа 1872 г. в загородном трактире. Когда Нечаев пришел туда и увидел за столом в трактире Стемпковского, к Нечаеву подошел одетый в штатское полицейский и позвал его во двор. Там на Нечаева накинулись 8 человек, обезоружили его, надели наручники и препроводили его в город на гауптвахту, где их ждали Николич и Пфенингер.
Два месяца шли переговоры между царской Россией и Швейцарией об оформлении выдачи Нечаева как обвиняемого в убийстве Иванова. В это время проходили митинги и собрания в защиту Нечаева. Были приняты меры на случай, если бы Нечаев захотел бежать. Наконец, 14 октября он был отправлен в Россию. Попытка группы славянских эмигрантов освободить его на вокзале потерпела неудачу, несколько ее участников были арестованы швейцарской полицией.
Только на поимку, арест и доставку Нечаева в Россию затраты царского правительства в августе и сентябре 1872 г. составили 52038 руб., 31589 франков, 1120 гульденов и 602 талера. Кроме того, телеграфные и почтовые расходы составили около 18 тыс. рублей17 . Немало средств поглотила и кампания по выслеживанию Нечаева, когда в разные страны Европы выезжали с этой целью агенты III отделения.
После доставки в Петербург Нечаева заключили в Петропавловскую крепость. Он ни с кем не разговаривал. Попытка Николича нарушить молчание узника успеха не имела. Историкам до сих пор не удалось найти ни одного протокола допроса, где бы стояла подпись Нечаева. Он отказался принять обвинительный акт, заявив, что судить его в России не имеют права. Он также отказался от защитника, так как не намерен был защищаться перед судом, которого не признавал.
Суд состоялся в Москве 8 января 1873 года. Присяжными заседателями были пять купцов, два чиновника, цеховой, почетный гражданин и крестьянин. Такой состав заседателей обеспечивал свободу действий председателю суда. Допрошен был только один свидетель — Д. Мухортов — товарищ Иванова, 9 других свидетелей не присутствовали: пять не были разысканы, а четверо отбывали каторгу за участие в убийстве Иванова. В обвинительном акте оно квалифицировалось как совершенное «из личной ненависти»18 .
Весь процесс занял пять часов. Когда Нечаева впервые ввели в зал суда, он немедленно сел, повернувшись спиной к судьям. На вопрос об имени заявил, что он эмигрант, не признает суда и императора, как и русских законов. По распоряжению председателя суда Нечаев был силой удален из зала и избит. В ходе процесса его выводили несколько раз. После речи прокурора председатель суда спросил Нечаева, может ли он сказать что-нибудь в свою защиту? Нечаев ответил: «Считаю для себя унизительным отвечать на подобную речь, я уже сказал в Петербурге графу Левашову, что у меня могут отнять жизнь, но честь — никогда»19 .
Совещание присяжных длилось несколько минут. Нечаев был признай виновным и приговорен к 20 годам каторги. «Правительственный вестник» 12 января 1873 г. сообщил: «Спрошенный по обстоятельствам настоящего дела обвиняемый Нечаев заявил, что он не желает давать никаких показаний». Н. А. Троицкий, изучавший ход этого политического процесса, справедливо пишет, что «царизм готовил процесс и вел его с мстительным пристрастием», а характеризуя поведение Нечаева на суде, констатирует, что оно «без сомнения, не только делает честь ему самому, но и может служить примером… для любого революционера»20.
Для кассации приговора отводился по закону двухнедельный срок. Нечаев написал 10 января большое письмо заместителю начальника III Отделения графу Н. В. Левашову: «Граф! Когда я сидел в крепости, Вы желали получить от меня объяснение существенной стороны нашего дела «для смягчения моей участи». Именно поэтому я и отказался дать это объяснение. Теперь, когда участь моя уже решена, я счел бы возможным отчасти удовлетворить Ваше желание… Я иду в Сибирь… Оставляя в стороне мечтателей и приверженцев утопий, нельзя все-таки не сознаться, что Россия теперь накануне политического переворота… В России уже образовались стремления, присущие целому обществу… Как у ребенка, пришедшего в возраст, неизбежно прорезываются зубы, так и у общества, достигнувшего известной степени образованности, неизбежно является потребность политических прав. Правительство, хотя бы оно состояло из гениев, может только немного задержать, затормозить осуществление этих стремлений (и то рискуя при этом быть низвергнуту и самому), но уничтожить политические идеи, пустившие корни в обществе, оно не в силах»21 .
Заявления о кассации приговора Нечаев не подал. 25 января его подвергли гражданской казни на Конной площади22 . Три барабанщика не могли заглушить его возгласов. Когда его привязали к позорному столбу, он выкрикнул: «Долой царя! Да здравствует свобода! Да здравствует вольный русский народ!»23 . Людей на обряде гражданской казни было, впрочем, не очень много. Дело в том, что все это происходило ранним утром, а газеты, где сообщалось о дне казни, вышли после 10 часов утра. Ознакомившись с рапортом генерала И. Л. Слезкина по делу Нечаева, царь собственноручно написал: «После этого мы имели полное право предать его вновь уголовному суду, как политического преступника, но полагаю пользы от этого было бы мало и возбудило бы только страсти, и потому осторожнее заключить его навсегда в крепость» (слово «навсегда» было Александром II подчеркнуто)24 .
28 января 1873 г. Нечаева доставили в Петербург. Комендант Петропавловской крепости генерал Н. Д. Корсаков обязал смотрителя Алексеевского равелина: «Заключенного вчера по высочайшему повелению25 в Алексеевский равелин… Сергея Нечаева предписываю содержать в отдельном каземате под N 5 под самым бдительным надзором и строжайшею тайною, отнюдь не называя его по фамилии». Смотрителю запрещалось без разрешения коменданта не только покидать крепость, но и отлучаться из равелина. Более того, в нем был учрежден институт присяжных унтер-офицеров, несших суточное дежурство в одной из камер равелина и наблюдавших не только за арестантами26 , но и за часовыми. Каждую пятницу комендант крепости направлял в III Отделение донесение о поведении Нечаева. Когда по церковному календарю наступил великий пост и Нечаеву подали постный обед, он спросил: «Меня хотят приучать к постам и, пожалуй, говеть? Я не признаю никакого божества… у меня своя религия»27 . Нечаев добился разрешения получать некоторые книги, ему были даны также письменные принадлежности. В 1875 г. в равелин приехал шеф жандармов генерал А. Л. Потапов. Он предложил Нечаеву составить список членов его организации и сообщить о средствах революционной партии. Нечаев отказался это сделать. Генерал пригрозил ему телесным наказанием. В ответ Нечаев в присутствии коменданта крепости, офицеров и солдат ударил Потапова по лицу так, что у того потекла кровь из носа и изо рта28 .
30 января 1876 г. Нечаев в письме царю, напомнив о своем заявлении суду («Я, эмигрант Нечаев, права судить меня за русским судом не признаю и подсудимым себя не считаю»), писал: «Я, Нечаев, теперь, как и тогда, в 1873 году, готов признать себя подсудимым не только перед русским судом, но даже пред судом турецким, или китайским, если только предварительно соблюдены будут все легальные условия, требуемые публичным правом». Ответ Александра II, переданный через управляющего III Отделением А. Ф. Шульца, гласил: «Прошение оставить без последствий и воспретить преступнику Нечаеву писать и написанное им до сего времени от него отобрать и рассмотреть, заниматься же чтением книг не возбраняется»29 .
В очередном рапорте комендант крепости сообщал: «9-го сего февраля у содержащегося в Алексеевском равелине известного преступника во время прогулки в саду отобраны все письменные принадлежности и исписанные им бумаги». После этого ночью Нечаев начал кричать и оловянной кружкой выбил стекла в окне своей камеры, за что на него надели смирительную рубаху и перевели в другую камеру, где привязали к кровати. 20 февраля комендант доложил, что Нечаев закован в ножные и ручные кандалы, а в оконной раме его камеры с внутренней стороны вставлена железная решетка30 . Только в середине мая ножные кандалы были сняты. Ручные же Нечаев носил до середины декабря 1877 года31 .
К концу седьмого года заключения в крепости Нечаева лишают права на получение новой литературы. Не имея бумаги и письменных принадлежностей, он пишет весной 1880 г. ложкой на окрашенной охрой стене камеры: «Государь! В конце восьмого года одиночного заключения III Отделение, без всякого с моей стороны повода, лишило меня последнего единственного занятия — чтения новых книг и журналов… Таким образом III Отделение обрекает меня на расслабляющую праздность, на убийственное для рассудка бездействие. Пользуясь упадком моих сил после многолетних тюремных страданий, оно прямо толкает меня на страшную дорогу — к сумасшествию или к самоубийству. Не желая подвергнуться ужасной участи моего несчастного соседа по заключению, безумные вопли которого не дают мне спать по ночам, я уведомляю вас, государь, что III Отделение канцелярии вашего величества может лишить меня рассудка только вместе с жизнью, а не иначе»32 .
19 апреля 1880 г. Нечаева посетил граф М. Т. Лорис-Меликов — начальник Верховной распорядительной комиссии. Он обещал прислать французские книги и журналы, а о просьбе заключенного насчет письменных принадлежностей обещал подумать. Вскоре на стене камеры Нечаева появилось написанное им обращение к коменданту крепости: «Обещание первого, после императора, лица в государстве проводится в исполнение более чем небрежно. Мне присылают по 4 и даже по 3 тома в месяц; а так как их едва достает на 7 дней, то большую часть времени… я остаюсь совершенно безо всякого чтения. Подобное отсутствие занятии… на девятом году одиночного заключения становится положительно невыносимой пыткой»33 .
Нечаев обращается к директору Департамента полиции (III Отделение к тому времени было упразднено). На этот раз письмо было написано на бумаге, которую он получил для выписки книг из каталога. Нечаев напоминает о книгах и просит дать ему бумагу или хотя бы записную книжку.
Охранявшие Нечаева солдаты знали о его борьбе за книги, были свидетелями частых посещений узника комендантом крепости (умершего Корсакова на этом посту сменил в начале 1876 г. Е. И. Майдель), визита Лорис-Меликова. Все это говорило о том, что охраняемый ими узник — человек необычный. И Нечаев решился попробовать еще один способ борьбы, учитывая, что солдаты караула (их было свыше 40 человек) имели право на выход в город в дни отдыха. Никогда раньше не обращавшийся к солдатам, Нечаев начал заговаривать с ними. Но они отмалчивались. Услышав их жалобы на плохое питание, Нечаев, когда в его камеру в очередной раз зашел комендант крепости, рассказал ему об этом. После этого солдат стали кормить лучше. Это подняло авторитет Нечаева в глазах караула. Солдаты стали отвечать на его вопросы, а затем и выполнять отдельные его поручения (покупать газеты и т. п.), рассказывали о том, что видели и слышали в городе.
Солдаты караула имели родственные и дружеские связи с рабочими Охтинского порохового завода. Один из них, А. А. Филиппов, подтверждает, что пропаганда Нечаева среди солдат имела большой успех. Филиппов был не только знаком с народовольцами, но и помогал им (например, Н. И. Кибальчичу, снабжал его взрывчаткой). Рабочие завода участвовали в создании снарядов для взрыва царского поезда в ноябре 1879 г. под Москвой. Впоследствии ряд рабочих при разборе дела о связях Нечаева с волей проходили и как свидетели и как обвиняемые34 . После процесса 16-ти (октябрь 1880 г.) в равелин попал С. Г. Ширяев, член Исполнительного комитета «Народной воли», и Нечаев решил обратиться к этой организации за помощью. С преданным ему солдатом он послал Исполнительному комитету письмо. В. Н. Фигнер, вспоминая, как впервые в Исполнительный комитет было доставлено в 1881 г. письмо Нечаева, пишет: на квартиру, где собирались члены Исполнительного комитета, пришел Г. П. Исаев, «подошел к столу… и положив… свиток бумажек, сказал… — от Нечаева, из равелина… Письмо носило строго деловой характер; в нем не было никаких излияний, ни малейшей сентиментальности, ни слова о том, что было в прошлом и что переживалось Нечаевым в настоящем. Просто и прямо Нечаев ставил вопрос о своем освобождении… Удивительное впечатление производило это письмо, исчезло все, темным пятном лежавшее на личности Нечаева, пролитая кровь невинного… все, что развертывалось под девизом, — «цель оправдывает средства», вся та ложь, которая окутывала революционный образ Нечаева. Оставался разум, не померкший в долголетнем одиночестве застенка; оставалась воля, не согнутая всей тяжестью обрушившейся кары; энергия, не разбитая всеми неудачами жизни».
Из следующих писем Нечаева, вспоминает Фигнер, мы узнали, как «день за днем он расшатывал дисциплину среди нижних чинов, которые стерегли его; подрывая в их глазах престиж власти… он агитировал, пропагандировал, развивал ум, действовал на чувства… В революционном движении Нечаев представляет фигуру совершенно исключительную. Это особый тип, в целом, не повторявшийся. Как бы не тяжела была память об убийстве Иванова,., нельзя не изумляться силе его (Нечаева. — Ю. Б.) воли и твердости характера; нельзя не отдать справедливости бескорыстию всего поведения его; в нем не было честолюбия и преданность его революционному делу была искренна и безгранична»35.
Именно в это время в равелине оказался Л. Ф. Мирский, стрелявший в марте 1879 г. в шефа жандармов А. Р. Дрентельна, через несколько месяцев после этого схваченный и преданный суду. Филиппов, у которого он некоторое время отсиживался после неудачного покушения, пишет о нем как о человеке легкомысленном, болтливом и хвастливом36 . Когда последовал смертный приговор, он, спасая свою шкуру, выдал замысел Нечаева коменданту крепости генералу И. С. Ганецкому (Майдель умер в марте 1881 г.). Узнав о подготовке побега Нечаева из равелина и отношении к нему солдат караула, Мирский обратился в середине ноября 1881 г. с письмом к Ганецкому.
Началась слежка за солдатами караула и расследование связей Нечаева с волей. Ганецкий добился его перевода на каторжный рацион питания. В июле 1881 г. комендант крепости доносил в Департамент полиции: «Нечаев в высшей степени раздражителен, груб и дерзок»37 . С 29 декабря 1881 г. Нечаева поместили в отдельный коридор равелина, где было всего три камеры. В одной из них с марта 1882 г. находился солдат-дежурный, в другой — А. Д. Михайлов, член Исполнительного комитета «Народной воли». Тогда же были арестованы 42 человека из команды равелина, затем разысканы все, кто служил там с 1879 года. 2 февраля 1882 г. был арестован Е. А. Дубровин, передававший письма Нечаева в Исполнительный комитет. В марте 1882 г. были арестованы четыре рабочих Охтинского завода, в том числе Филиппов.
Всего по делу о связях Нечаева с волей было арестовано 69 человек38 . Они были разделены на две группы: одна предана военному суду за несоблюдение особых обязанностей караульной службы. Процесс над ними проходил в мае 1882 года. Почти все подсудимые были приговорены к лишению прав и отдаче в дисциплинарные батальоны. Вторая группа — политическая — была привлечена к военно-окружному суду, состоявшемуся в начале декабря 1882 года. Все подсудимые были признаны виновными и осуждены. Многие из них, отбывая наказание, с большим уважением вспоминали о Нечаеве. После суда Ганецкий писал директору Департамента полиции В. К. Плеве о том, что оба суда подтвердили: положение заключенного в камере N 5 (так называли Нечаева) и исполнение в прошлом его претензий вызвало у солдат караула представление, что «означенный преступник есть не простой арестант», отсюда и «какое-то безотчетное к нему послушание и страх». На объяснительной записке по делу Александр III написал: «Более постыдного дела для военной команды и ее начальства, я думаю, не бывало до сих пор»39 .
С июня 1882 г. были еще более ужесточены условия содержания Нечаева в равелине. Вскоре к отсутствию книг, полному одиночеству и голодному режиму добавились болезни. Сохранилось одно из последних писем Нечаева царю: «Я не ожидаю от нового правительства облегчения своей участи, не удивлюсь, если это письмо еще более ухудшит мое положение. Людовик XVI также понял все ужасы страданий узников Бастилии только тогда, когда сам попал в государственную тюрьму… Пишу кровью, ногтем»40 . Тюремный доктор Г. И. Вильмс 8 ноября 1882 г. констатировал, что у «арестанта, содержавшегося в N 1 Алексеевского равелина, развилась цынга, осложненная водянкой,.. что угрожает жизни арестанта» и прописал ему улучшение рациона питания и ежедневные прогулки. 21 ноября появилась и последняя запись доктора: Нечаев «около двух часов пополудни умер от общей водянки, осложненной цынготною болезнью»41 .
И в тот же день И. С. Ганецкий обращается к директору Департамента полиции: «Содержавшийся с 28 января 1873 года в Алексеевской равелине ссыльно- каторжный преступник Сергей Нечаев, пользовавшийся более месяца врачебной помощью от цынги, осложненной в последнее время общей водянкой сего 21 ноября во 2 часу дня умер… Имею честь просить зависящего распоряжения о принятии тела умершего Нечаева из крепости для предания земле на одном из кладбищ… Причем прошу уведомить меня и о том, следует ли ввиду той тайны, при которой был заключен названный преступник, пояснить фамилию умершего при сдаче тела»42 .
«Личные качества Нечаева, его железная воля и талант пропагандиста, — писал советский историк М. Н. Гернет, — выдвинули его процесс, а затем и его десятилетнее пребывание в Алексеевском равелине на первое место в истории 70-х годов. В историю Алексеевского равелина он вписал необычные страницы своим поразительным успехом пропаганды среди жандармов… Он завязал регулярные сношения через жандармов с партией «Народная воля»… Ни раньше, ни позже не было случая такого продолжительного заковывания в ножные и ручные кандалы… Хотя в эти годы там содержался и Бейдеман, но историю «делал» один Нечаев… Можно сказать, что охрана равелина оказалась под начальством Нечаева»43 .
В. И. Ленин в своих произведениях не упоминает Нечаева. Но В. Д. Бонч- Бруевич, ряд лет работавший вместе с Лениным (в 1917 — 1920 гг. в качестве управляющего делами СНК) и, возможно, не раз говоривший с ним о Нечаеве, настаивает на том, что характеристика Нечаева частью русских революционеров была неправильной44 . Не пора ли в оценке Нечаева встать на почву фактов и судить о его деятельности по меркам его времени?
1 Бельчиков Н. Нечаев в с. Иванове. — Каторга и ссылка, 1925, N 14.
2 Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ), ф. 342.
3 Институт Русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский Дом) (ИРЛИ), ОР, ф. 197. Это, по сути, личный архив Нечаева за 1866 — начало 1869 года.
4 Козьмин Б. П. Из истории революционной мысли в России. М. 1961, с. 356. Как известно, В. И. Ленин признавал заслугу Ткачева в проповеди революционного захвата власти (см. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 6, с. 173).
5 Аптекман О. В. «Земля и Воля». Пг. 1924, с. 67 — 68.
6 Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР) СССР, ф. 109, 3 отд., 3-я эксп., 1868 г., д. 112, ч. 1, лл. 8 — 9, 11 — 12.
7 Оба номера вышли в Швейцарии, но один из них был помечен как вышедший в Москве, а второй — как изданный в Петербурге.
8 Об этом мандате Ю. М. Стеклов писал: «Здесь столько слов, сколько лживых утверждений» (Историк-марксист, 1926, N 2, с. 26).
9 Об этом впервые сообщил американский историк В. Макклеллан (см. Гросул В. Я. Российские революционеры в Юго-Восточной Европе. Кишинев. 1973, с. 373, прим.).
10 См. Бакалов Г. Христо Ботев и Сергей Нечаев. — Летописи марксизма, 1929, N IX-X, с. 37.
11 Николаевский Б. Памяти последнего «якобинца» — семидесятника (Гаспар-Михаил Турский). — Каторга и ссылка, 1926, N 2(23).
12 MacClellan W. Nechaevshina: A Unknown Chapter, -Slavic Review, 1973, September. Vol. 32, N 3, pp. 552 — 553. Об этой публикации я сообщил в докладе «К вопросу о политической эволюции Нечаева», обсуждавшемся в НМЛ при ЦК КПСС в 1979 году. Е. Л. Рудницкая в статье «У истоков общества «Народного освобождения» (История СССР, 1986, N 6), основываясь на анализе «Основных положений», также пишет о переходе Нечаева к бланкизму.
13 ЦГАОР СССР, ф. 7026, оп. 1, д. 1, л. 84. О том же пишет Б. Николаевский в упомянутом выше некрологе Турского.
14 Энциклопедический словарь «Гранат», т. 40, прил., с. 227 — 228.
15 Подробно об организации слежки и ареста Нечаева см. Кантор Р. М. В погоне за Нечаевым. М. 1925.
16 ЦГАОР СССР, ф. 109, 3 отд. 3-я эксп., 1870 г., д. 141, л. 41. Дополнительно Стемпковский получил от царя бриллиантовый перстень.
17 ЦГАОР СССР, ф. 109, 3 отд., 3-я эксп., 1872, д. 116, ч. 5.
18 Троицкий Н. А. Царские суды против революционной России. Саратов 1976 с. 145, 152.
19 Щеголев П. Е. Алексеевский равелин. М. 1929, с. 192.
20 Троицкий Н. А. Ук. соч., с. 145, 152.
21 Цит. по: Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 196, 199.
22 Она находилась вблизи Люсиновской (бывшей Малой Серпуховской).
23 Протокол гражданской казни над Нечаевым см.: Красный архив, 1926, N 1, с. 280 — 281.
24 Цит. по: Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 208 — 209.
25 Заключение в Алексеевский равелин, равно как и освобождение из него происходило по личному распоряжению императора (Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 5).
26 В равелине находился (с 1861 г. без суда и следствия) только один узник — М. Бейдеман, который к этому времени уже сошел с ума.
27 Цит. по: Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 221.
28 Валуев П. А. Дневник. 1877 — 1884. Пг. 1919, с. 387 — 388.
29 Цит. по: Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 232, 235, 236 — 237.
30 Цит. по: там же, с. 237.
31 Там же, с. 244.
32 Цит. по: там же, с. 248.
33 Цит. по: там же, с 253.
34 См. Энциклопедический словарь «Гранат». Т. 40, с. 481 — 498.
35 Фигнер В. Н. Полн. собр. соч. Т. 1. М. 1932, с. 214, 217, 218, 223.
36 Энциклопедический словарь «Гранат». Т. 40, с. 488.
37 Цит. по: Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 290.
38 Там же, с. 294 — 311. П. А. Валуев записывает в своем дневнике: «Слышал вчера от товарища министра внутренних дел, что совершенно справедлив давнишний рассказ о том, что едва не удался побег всех арестованных из Алексеевского равелина… Сторожевая команда и жандармы были переносителями и пособниками» (Валуев П. А. Ук. соч., с. 223).
39 Цит. по: Щеголев П. Е. Ук. соч., с. 311, 322.
40 Цит. по: там же, с. 289.
41 Цит. по: там же, с. 363.
42 Центральный государственный исторический архив СССР, ф. 1280, д. 338, л. 1.
43 Гернет М. Н. История царской тюрьмы. Т. 3. М. 1961, с. 190 — 199.
44 Бонч-Бруевич В. Д. Ленин и художественная литература. — Тридцать дней, 1934, N 1.
Источник: «Вопросы истории», 1989, №4.