Написанная, конечно, отнюдь не с просоветских позиций, статья дает некоторое представление о политике большевиков в белорусском вопросе. В том числе о влиянии на него Польши, которая тогда для большевиков была наиболее вероятным противником в крайне эвентуальной войне. Употребление слова «Беларусь» на совести автора статьи.
Борисёнок Юрий Аркадьевич — кандидат исторических наук, главный редактор журнала «Родина».
Советский вариант белорусизации начал реализовываться с 1921 г., когда стало окончательно ясно, что РСФСР не избежать достаточно длительного и беспокойного соседства со II Речью Посполитой. Созданной в июле 1920 г. очередной «буферной» белорусской республике — ССРБ — на этот раз пришлось придать действительно белорусский языковый и культурный облик.
В своем докладе на X съезде РКП(б) «Очередные задачи партии в национальном вопросе» И. В. Сталин заявил: «Здесь я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке»1.
Таким образом свои представления о Беларуси к 1921 г. Сталин существенно изменил. В работе 1913 г. «Марксизм и национальный вопрос» он писал как об «определившихся единицах», для которых подходит культурно-национальная автономия, только о Польше, Литве, Украине и Кавказе2.
В конце 1918 — 1919 гг. Сталин играл ключевую роль в создании двух буферных государств — первой ССРБ и Литбела, но о конкретных мероприятиях в области белорусской культуры и языка речь тогда не шла. Беларусь в достаточно обширных границах первой ССРБ рассматривалась Сталиным в тот момент в категориях, характерных для традиционных представлений начала XX в., отразившихся прежде всего в IX томе издания Русского географического общества «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» (1905). Обширная справочная книга, в составлении которой активно участовали родоначальники белорусской историографии М. В. Довнар-Запольский и А. П. Сапунов, рассматривала «Верхнее Поднепровье и Белоруссию» как самостоятельный субрегион империи, обладающий чертами единства в экономической, этнографической и исторической плоскости. Созданная большевиками Западная область со столицей в Смоленске фактически воспроизводила эту региональную модель, а границы первой ССРБ добавляли к «четырем белорусским губерниям» (выражение Довнар-Запольского из упомянутой книги 1905 г.) — Минской, Витебской, Смоленской и Могилевской — еще и Гродненскую губернию.
Информацию о белорусской ситуации Сталин получал от встречавшихся с ним членов располагавшегося в Москве при наркомнаце Белнацкома, среди которых выделялся будущий глава первого белорусского советского правительства Д. Ф. Жилунович. Примечательно, что в 1918 г. именно Москва, а не Смоленск, стала центром белорусского движения в рамках Советской России — здесь было создано и Белорусское научно-культурное общество с участием практически всех значимых на тот момент исследователей белорусских проблем — Довнар-Запольского, Сапунова, Е. Ф. Карского, И. И. Лаппо, М. К. Любавского и актера В. И. Качалова3. Общество намечало обширную издательскую программу по истории Беларуси, правда, практически не реализованную. Об издании исторических работ на белорусском языке речь в данном случае не шла. «Издание белорусской газеты признать нежелательным»4 — так отреагировало в начале 1919 г. Центральное бюро КП(б)Б на подобное предложение.
Сталин еще в 1918 г. проявлял известные симпатии к деятелям Белнацкома в их противостоянии с двумя другими точками зрения по белорусскому вопросу — сторонниками территориальной автономии (руководство Западной области во главе с А. Ф. Мясниковым и местные губернские руководители) и централистами-интернационалистами (Я. М. Свердловым и Л. Д. Троцким, а на практике представленными А. А. Иоффе). Но в начале 1919 г. возобладала точка зрения Свердлова и Иоффе, с которой вынужден был согласиться и Сталин. Их позиция не оставляла места ни Беларуси как территориальному образованию, ни белорусам как народу — лишь временно, как явствовало из речи Иоффе на заседании Центрального бюро КП(б)Б 22 января 1919 г., допускалась возможность создания буферной государственности, причем в достаточно узких рамках — без Смоленской, Могилевской и Витебской губерний, отлучение которых от белорусской советской государственности объяснялось геополитическими причинами — необходимостью «отгородиться от польского и петлюровского империализма»5.
28 января 1919 г. Иоффе писал Свердлову: «Обе здешние группы никуда не годятся. Белорусы — националисты и поэтому насаждают сепаратизм, а наши (группировка Мясникова. — Ю. Б.), хотя и не националисты, сепаратисты гораздо худшей марки… Эта спевшаяся компания ребятишек в погоне за портфелями не хочет ничьей конкуренции. Особенно со стороны более их мыслящих… Мясникова нужно убрать как можно подальше»6. Свою позицию Иоффе отстаивал и на мирных переговорах с Польшей и Литвой в 1920 году. В июле 1920 г. он заявил литовской делегации, что никакой Беларуси в природе не существует, а «громадная масса белорусского населения неоднократно заявляла свою волю остаться в пределах России»7.
Такое развитие событий могло привести к исчезновению Беларуси (и прежде всего восточной ее части, оказавшейся в составе Советской России) не только с политической, но и с этнографической карты Европы. Процессы ассимиляции, официально поддержанные политикой М. Н. Муравьева и его преемников в «Северо-Западном крае» после восстания 1863 — 1864 гг., в результате перемещения громадных масс населения в ходе первой мировой войны и событий 1917 — 1920 гг., значительно ускорились. Тщательно выверенная по результатам экспедиции Е. Ф. Карского 1903 г. «этнографическая карта белорусского племени»8 в ситуации начала 1920-х гг. политическим руководством во внимание не принималась.
В. И. Ленин, уверявший, что «для нас вопрос о территориальных границах — двадцатистепенный по сравнению со скорейшим заключением мира», в речи на IX конференции РКП(б) 22 сентября 1920 г. неожиданно четко очертил восточную границу Беларуси. По его мнению, проведение линии фронта по Березине привело бы к тому, что поляки «получали бы всю Белоруссию»9. То есть за Березиной для Ленина никаких белорусов нет. Это высказывание делает несостоятельными все рассуждения о Ленине как о «создателе Советской Белоруссии», по непонятным причинам имеющие хождение в историографии до сих пор.
Сталин же на роль «создателя» претендует вполне обоснованно. Неудачное для Советской России и для него лично окончание советско-польской войны настоятельно требовало новых подходов к белорусскому вопросу, отличных от точек зрения Ленина и Иоффе. Сталин и наркоминдел Г. В. Чичерин с конца 1920 г. предлагали придать действительно белорусский характер второй ССРБ, помещенной большевиками в рамки пяти уездов Минской губернии. На самом деле и эта территория жестко подчинялась всем законам и учреждениям РСФСР. Даже в приказе о засеве озимых, изданном в Минске 6 сентября 1920 г., подчеркивалось, что к срочным полевым работам население должно привлекаться в порядке трудовой повинности в соответствии с Кодексом законов о труде РСФСР10.
Перемена курса в отношении Беларуси проявилась в письме Чичерина в ЦК РКП(б) от 30 декабря 1920 г.: «Мы должны идти навстречу самостийному течению в Белоруссии, так как в противном случае другие им овладеют»11, имея в виду польские правящие круги, кровно заинтересованные в дестабилизации обстановки на только что появившейся восточной границе своей страны.
Стоит отметить, что две достаточно распространенные в историографии точки зрения: на белорусизацию — как на «конкретное воплощение национальной политики Коммунистической партии и Советского государства» и о национальной интеллигенции как «инициаторах и авторах политики белорусизации»12 одинаково несостоятельны. Речь прежде всего шла о геополитическом эксперименте части советского руководства, а «самостийные течения», как и на Украине, становились объектом большой игры на пограничье с Польшей, но закрывать глаза на их очевидную «небольшевистскую» и «непролетарскую» сущность власти собирались лишь на время. Относительно позднее и в силу этого более слабое белорусское национальное движение до конца 1920 г. советские руководители в расчет не принимали.
Теперь же «белорусский национальный элемент» внезапно выходил на первый план. Примечательно, что рассуждения Сталина по белорусскому вопросу на X съезде РКП(б) содержат важный для его политики 1930 — 1940-х гг. тезис о возможности быстрого и целенаправленного изменения этнической картины той или иной территории или большого города. То, что было затем осуществлено на примере Вильно или Львова, предстояло опробовать через оперативную трансформацию белорусской этнической реальности. Изменению подлежали прежде всего тенденции в языковой сфере. Оппоненты Сталина из числа «централистов-интернационалистов» апеллировали к реальности, сложившейся в границах этнографической Беларуси к началу 1920-х годов. Показателен вывод комиссии под руководством А. С. Енукидзе: «Совершенно отсутствует национальное белорусское самосознание и тяга к белорусскому языку»13. Эти наблюдения любопытным образом перекликаются с мнением правительства II Речи Посполитой, высказанным 8 марта 1920 г.: «Следует отказаться от планов создания белорусского государства, союзного с Польшей. Гродненщина и Виленщина должны быть безоговорочно включены в состав Польши. Лишь на территории Минской губернии предполагается сделать уступки в области самоуправления и культуры»14.
Налицо очевидная тенденция к ассимиляции территорий, еще недавно считавшихся этнически белорусскими. Для начала 1920-х гг. характерны по крайней мере четыре типа языкового и культурного развития этих земель, в зависимости от государственного и регионального подчинения. По данным Д. З. Шендрика и Довнар-Запольского «насчитывают 68 уездов, в которых белорусское население или преобладает, или является в значительных группах. На белорусском наречии говорят кроме Могилевской, Минской, Витебской и Смоленской губерний, за исключением восточной части последней, еще в следующих губерниях: в большей части Виленской губернии, в северной части Черниговской, в Гродненской (половина), в Сувалкской (Августовский уезд), наконец, отдельные поселения в Курляндской, Ковенской и на западных окраинах Тверской, Калужской и Орловской (в последних трех очень нечисто вследствие метисации с преобладающим родственным великорусским населением)»15.
Белорусизация поначалу охватила только 5 из 68 уездов, составивших первоначальную территорию второй ССРБ. Второй тип развития, несколько запаздывающий, характерен для территорий Витебской и Могилевской губерний, включенных в состав советской Беларуси в результате укрупнений 1924 — 1927 годов. Именно на этих территориях активнее всего раздавались протесты против коренизационной политики большевиков. Остальная же территория развивалась в сильном поле ассимиляции. К. А. Говорский в 1866 г. в «Витебских губернских ведомостях» предсказывал скорое исчезновение «белорусского подъязыка, ничего не имеющего общего с польским, но очень близкого к русскому»: «При распространении русской письменности белорусы естественно и легко заговорят разговорным русским языком и охотно выбросят небольшое число обелорущенных польских слов, которые и до сих пор были лишними»16. Такова была языковая ситуация в части Смоленской губернии, считавшейся еще в начале XX в. белорусской, а также в Невельском, Велижском и Себежском уездах. Процессы обрусения, заметные здесь и до 1914 г., стали необратимыми, а белорусские особенности в речи сельского населения в отсутствие школьного обучения на этом языке стали постепенно, но неуклонно утрачиваться.
Практически симметричной была и языковая политика польских властных структур. Существенным фактором отрицания на практике самостоятельности и состоятельности белорусского языка и тем более национального проекта белорусов становилась близость «начальника государства» Ю. Пилсудского и его ближайшего соратника, создателя «Срединной Литвы» Л. Желиговского к белорусской этнической массе. Известно, что торжественный приезд Пилсудского в Минск в сентябре 1919 г. сопровождался эффектными жестами: «начальник государства» называл себя сыном белорусской земли и даже говорил по-белорусски, заявляя: «Само население определит формы своего политического бытия. Пока я буду командовать польской армией, я гарантирую вам провозглашенную свободу. Я верю и надеюсь, что эта земля, как особая единица, займет подобающее ей место во всемирном списке государственных народов»17.
Однако на практике все разговоры о федерализме разбивались о геополитическую реальность. П. С. Вандыч считает, что Пилсудский никогда не был ни идейным федералистом, ни убежденным украинофилом, а руководствовался исключительно польскими геополитическими интересами18.
В своей белорусской политике (прежде всего в школьном вопросе) польские власти строго придерживались государственного интереса, и проекты белорусизации были невозможны в принципе. Это в конце концов осознал и классик белорусской литературы Янка Купала, поначалу восторженно отнесшийся к визиту Пилсудского в Минск и всерьез веривший в перспективу белорусской государственности под эгидой II Речи Посполитой. По мнению писателя, «белорусская государственность — это соль в глаза государственности наших соседок — Польши и России, ибо и одна, и другая хотели бы утопить нашу независимость в ложке воды своей независимости. Для восстановления великой Польши «от моря до моря» необходимо переступить Беларусь, для восстановления великой России от Белого до Черного моря необходимо растоптать Беларусь»19.
Однако пессимистический прогноз Купалы не оправдался. Сталину и Чичерину в начале 1920-х гг. был гораздо удобнее иной геополитический проект.
Проект белорусизации, несмотря на всю противоречивость его реализации и несовершенство местной и региональной системы советского управления, достиг главной цели — создания республиканской элиты, всем обязанной и искренне преданной новой власти, при этом владеющей местной ситуацией и языком.
Белорусизация имела вполне конкретные результаты. Белорусский язык, при «нормальном» развитии этнических процессов в Восточной Европе обреченный на «утопление в ложке воды», стал государственным языком в одной из республик, основавших СССР. Основная крестьянская масса в этой части этнических белорусских земель избежала денационализации и одновременно получила возможность обучиться грамоте на родном языке. И если количественные показатели белорусизации, о которых в Минске рапортовали уже в 1928 г., могут быть подвергнуты сомнению с точки зрения репрезентативности системы советской статистики (80% школ переведены на белорусский язык, 80% работников центрального аппарата против 20% в 1925 г. владеют языком, на уровне округов и районов — 70 против 36%; к началу 1929 г. 51,3% служащих административных органов составляли белорусы20), то основной вектор национального развития, заданный в 1920-х гг., не подвергался сомнению все годы существования БССР. И если задача обелорусить белорусский город, поставленная Сталиным в 1921 г., так и осталась нереализованной, белорусские школы в сельской местности, открытые в годы белорусизации, перевести на русский язык позднейшее партийное руководство так и не решилось. Тактический ход Сталина, принесший результат на главном направлении — нейтрализации и подавлении польского влияния — принес побочный итог стратегического значения — сохранение и развитие (хотя и чрезвычайно противоречивое) белорусского этнического и языкового начала в XX веке.
1. СТАЛИН И. В. Марксизм и национально-колониальный вопрос. М. 1937, с. 81.
2. Там же, с. 42.
3. Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ), ф. 60, оп. 3, д. 554, л. 1 — 25.
4. КРУТАЛЕВИЧ В. А. История Беларуси: становление национальной державности. Минск. 2003, с. 157.
5. НАРБ, ф. 60, оп. 3, д. 425, л. 22 — 25.
6. Октябрь 1917 г. и судьбы политической оппозиции. Ч. II. Гомель. 1993, с. 135.
7. НАРБ, ф. 325, оп. 1, д. 97, л. 8.
8. КАРСКИЙ Е. Ф. Белорусы. Т. I. Минск. 2006, с. 553 — 578.
9. Цит. по: Исторический архив, 1992, N 1, с. 14.
10. КРУТАЛЕВИЧ В. А. Ук. соч., с. 529.
11. НАРБ, ф. 4683, оп. 3, д. 478, л. 79.
12. КОРОЛЬ А. Белорусизация: 20 — 30-е гг. — Советская Белоруссия, 1989, 27 — 28 марта; КАРОЛЬ А. С. Беларусізацыя. Энцыклапедыя гісторыи Беларусь Т. 1. Мінск. 1993, с. 348.
13. НАРБ, ф. 4683, оп. 3, д. 478, л. 106.
14. Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. М. 1963, с. 570.
15. Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Т. IX. Верхнее Поднепровье и Белоруссия. Минск. 2006, с. 99.
16. Цит. по ЦБВІКЕВІЧ. А. «Западно-руссизм»: нарысы з гісторыі гамадскай мысьлі на Беларусі у XIX і пач. XX в. Менск. 1929, с. 58.
17. АСТРОГА В., СКАЛАБАН В. Пилсудскі у Менску. — Спадчына, 1998, N 4, с. 45 — 46.
18. Wandycz P. S. Wojna polsko-bolszewicka 1919 — 1920 w ocenach historykyw. Warszawa. 2003, s. 30 — 34.
19. Спадчына, 1990, N 2, с. 14.
20. Беларусізацыя. 1920-я гады. Мінск. 2001, с. 18 — 19.
Источник: «Вопросы истории», 2008, №06.
