Становление и эволюция политического популизма в Финляндии в XX веке
Истоки современного политического популизма в Финляндии восходят своими корнями к ультранационалистическому Движению Лапуа (фин. Lapuan liike), созданному в 1929 г. на базе нескольких антикоммунистических полувоенных организаций, таких как “Замо́к Финляндии” (фин. Suomen Lukko). Движение Лапуа, представлявшее собой массовую общественную организацию, ставило целью борьбу с любыми проявлениями левой идеологии и в этой связи оказывало растущее давление на политический истеблишмент, добиваясь от него принятия решительных мер против левых партий.
Активность Движения Лапуа привела к быстрому разгрому коммунистических сил в стране (в середине 1930 г.), однако дальнейшие действия его наиболее радикально настроенных сторонников [похищение экс-президента К.Ю. Стольберга и его супруги, нападения на активистов Социал-демократической партии Финляндии (фин. Suomen Sosialidemokraattinen Puolue), попытка организации “марша на столицу” с целью свержения правительства оттолкнули от него многих умеренных последователей. Это обстоятельство “развязало руки” властям для борьбы с Движением Лапуа. В марте 1932 г. оно было официально запрещено, а его высшие функционеры арестованы.
Тем не менее уже в июне 1932 г. лидерами упраздненного Движения Лапуа на его базе было создано Патриотическое народное движение (фин. Isänmaallinen kansanliike), провозгласившее отказ от насильственных методов борьбы. Примечательно, что политическая программа, особенности внутренней организации и внешние атрибуты Патриотического народного движения во многом были заимствованы у итальянских фашистов и германских национал-социалистов. Так, члены молодежного отделения партии носили униформу (черные рубашки и синие галстуки), проходили военно-спортивную подготовку и использовали “римское приветствие. Однако, несмотря на заимствования, идеология Патриотического народного движения была дополнена и национальной спецификой. Так, движение выступало за запрет Социал-демократической партии Финляндии, “финнизацию” национальной культуры и образования (минимизацию шведского влияния на них), борьбу с двуязычием (фактически — борьбу с повсеместным распространением шведского языка).
Кроме того, в Финляндии накануне и в период Второй мировой войны существовали и иные организации, позиционировавшие себя в качестве “истинных” последователей гитлеровского национал-социализма и с этой точки зрения противопоставлявшие себя Патриотическому народному движению. К их числу относились, в частности, Социалистическая рабочая партия Финляндии (фин. Suomalaissosialistinen Työväen Puolue), Патриотическая народная партия (фин. Isänmaallinen Kansanpuolue), Социалистическая партия Финляндии (фин. Suomalaissosialistinen puolue), Национал-социалистическая организация (фин. Kansallissosialistien Järjestö). Однако все эти организации в отличие от Патриотического народного движения находились на обочине политической жизни страны и представляли собой небольшие по численности маргинальные партии сектантского типа.
Как политическая партия Патриотическое народное движение трижды участвовало в выборах в Эдускунту (финский парламент — А.К.) (в 1933, 1936 и 1939 гг.) и каждый раз добивалось представительства в легислатуре. На парламентском уровне влияние движения было, однако, ограниченным вследствие отказа практически всех других политических сил (за исключением Национальной коалиционной партии (фин. Kansallinen Kokoomus)] от тесного взаимодействия с ним. Более того, в 1939 г. правительство инициировало процесс запрета партии, однако он не был завершен в связи с начавшейся Советско-финской войной»(1939-1940 гг.).
Война нанесла ощутимый урон авторитету и популярности Патриотического народного движения, ранее всячески ратовавшего за союз с гитлеровской Германией. Во-первых, война стала прямым следствием заключения Германией и СССР Договора о ненападении от 23 августа 1939 г., к которому прилагался секретный протокол о разделе сфер влияния в Европе. В соответствии с данным документом, более известным как Пакт Молотова — Риббентропа, Финляндия относилась к сфере интересов СССР. Во-вторых, вопреки надеждам лидеров Патриотического народного движения, Германия отказалась предоставлять Финляндии, находившейся в состоянии войны с СССР, военную помощь. В-третьих, относительно благоприятный для страны исход войны стал следствием действий тех политиков и партий, которые прежде подвергались жесткой критике со стороны Патриотического народного движения, — социал-демократов и их политических союзников, а также маршала К.Г.Э. Маннергейма.
Тем не менее в январе 1941 г. представитель Патриотического народного движения В. Аннала вошел в качестве второго министра транспорта и общественных работ в состав “правительства национального единства”, сформированного Й.В. Рангелем при участии всех парламентских партий. Пребывание В. Анналы в кабинете министров было относительно недолгим, и, когда через два года финляндский политический истеблишмент стал постепенно склоняться к отказу от военного союза с Германией, в стране было сформировано новое правительство, уже без участия представителя Патриотического народного движения. Более того, в конце сентября 1944 г. по требованию СССР, закрепленному в так называемом Московском перемирии, правительство Финляндии распустило Патриотическое народное движение, равно как и все действовавшие в стране организации национал-социалистическои ориентации.
Следует отметить, что в течение следующих почти 50 лет в Финляндии фактически была запрещена деятельность любых организаций, выступающих с расистских, ксенофобских или антисоветских позиций. Финляндский политический и экономический истеблишмент, и в особенности президент Урхо Калева Кекконен, были всячески заинтересованы в сохранении дружественных отношений с СССР и стремились не допустить усиления влияния в стране политических сил, само появление которых могло быть расценено в Кремле как нарушение Московского перемирия. Появление таких организаций стало возможным в стране только после распада СССР в 1991 г. Единственным исключением из этого “правила” была Конституционная народная партия (англ. Constitutional People’s Party), основанная в 1973 г. несколькими политиками, которые представляли различные политические силы, но были при этом объединены неприятием курса президента У.К. Кекконена в отношении СССР. Партия не играла практически никакой заметной роли в политической жизни страны и за двадцать лет существования смогла лишь дважды провести в Эдускунту по одному депутату.
Таким образом, одно из принципиальных отличий между шведским и финляндским случаями заключается в том, что в Финляндии в середине XX века существовал период, когда национал-социалистическая идеология пользовалась широкой поддержкой среди избирателей, а олицетворявшая ее партия входила в состав парламента и правительства. Вместе с тем в отличие от Швеции, где в послевоенный период прямые идеологические правопреемники национал-социалистов продолжили существование, в Финляндии на любые проявления соответствующей идеологии в течение почти 50 лет было наложено табу.
С другой стороны, генезис политического популизма в Финляндии восходит к так называемому “финляндскому аграрному популизму”, берущему свое начало от национально-культурного движения XVIII -XIX веков “Фенномания” (фин. Suomenmielisyys), выступавшего за развитие национальной самобытности финнов, и в этой связи противопоставлявшего “старым” преимущественно шведскозычным элитам “простой финский народ, то есть земледельцев как носителей исконных традиций”. К началу XX века и в особенности после обретения Финляндией независимости в 1917 г. “Фенномания” постепенно сошла на нет, однако основные идеи движения были взяты на вооружение различными политическими силами. Так, партией, провозгласившей своей основной целью защиту интересов земледельцев, стал Аграрный союз (фин. Maalaisliitto), который, впрочем, практически сразу после своего основания в 1906 г. был неотъемлемой частью политического истеблишмента, а потому говорить о нем как о популистской политической силе некорректно.
Однако в конце 1920-х — начале 1930-х гг. на фоне охватившего Финляндию глубокого экономического кризиса, особенно болезненный удар которого пришелся на сельскохозяйственные районы, в стране были созданы две популистские партии, противопоставлявшие себя Аграрному союзу, — Партия мелких земледельцев Финляндии (фин. Suomen pienviljelijäin puolue) и Народная партия (фин. Kansanpuolue). В 1936 г. они объединились в Партию мелких земледельцев и сельских жителей (фин. Pienviljelijäin ja maalaiskansan puolue), идеология которой представляла собой симбиоз левых экономических идей и ура-патриотизма. У избирателей эти силы пользовались лишь ограниченной поддержкой: наибольшего успеха они добились лишь в 1933 г., когда им удалось провести в Эдускунту сразу 5 депутатов. В дальнейшем, однако, их популярность неуклонно снижалась, и в послевоенное время они исчезли с политической сцены.
Новый импульс аграрному популизму придала кризисная ситуация, сложившаяся в сельском хозяйстве Финляндии к концу 1950-х гг. По завершении Второй мировой войны страна потеряла значительную часть территории и столкнулась с необходимостью предоставить приемлемые условия для жизни беженцам (более 150 тысяч трудоспособного населения), покинувшим утраченные земли. Под давлением Аграрного союза всем переселенцам, изъявившим желание заниматься фермерством, были выделены земельные наделы. Важную роль в этом процессе сыграл видный функционер партии Вейко Веннамо, курировавший в правительстве вопросы передела земли. Быстро разрешив “вопрос с переселенцами”, земельная реформа в то же время породила множество других проблем: она закрепила мелкоземелье и позднее стала причиной перепроизводства сельскохозяйственных продуктов, которое, в свою очередь, спровоцировало массовое разорение фермеров.
В 1959 г. В. Веннамо, недовольный недостаточной, по его мнению, поддержкой мелких фермеров со стороны правительства, вышел из Аграрного союза и создал Партию мелкого крестьянства (фин. Suomen Pientalonpoikien Puolue), позднее переименованную в Сельскую партию Финляндии (фин. Suomen maaseudun puolue)[9]. Идеология новой партии представляла типичную для аграрного популизма “причудливую смесь социального радикализма, ультраконсервативных ценностей и национализма” и получила в финляндской исторической науке название “веннамство” (фин. Vennamolaisuus). Партия противопоставляла себя истеблишменту и позиционировала себя как сила, защищающая интересы “забытых людей”[11].
Ядро электората новой партии составляли мелкие фермеры, главным образом из числа переселенцев, однако даже среди них ее поддержка в течение многих лет оставалась крайне низкой. Лишь к концу 1960-х гг. за счет резкой критики правительственных программ по расширения городов и выкупу земель у мелких земледельцев Сельской партии Финляндии удалось добиться ощутимого роста популярности. На президентских выборах 1968 г. В. Веннамо набрал 11,4% голосов, а партия смогла получить на выборах в Эдускунту в 1970 г. и 1972 г. 10,5% и 9,2% голосов избирателей соответственно, что позволило ей оба раза провести в парламент по 18 депутатов.
На фоне роста популярности в Сельской партии Финляндии усилились разногласия между сторонниками В. Веннамо, стремившегося продолжить курс на отказ от сотрудничества с другими партиями, и теми функционерами, кто выступал против изоляционизма. Через несколько месяцев после выборов 1972 г. две трети депутатов фракции Сельской партии Финляндии в Эдускунте (12 человек) совершили демарш, объявив о создании новой политической силы — Партии единства народа Финляндии (фин. Suomen Kansan Yhtenäisyyden Puolue). Этот раскол крайне негативно отразился на популярности финляндских популистов: на парламентских выборах 1975 г. обе партии потерпели сокрушительное поражение, проведя на двоих в Эдускунту лишь трех депутатов. Более того уже через несколько лет Партия единства народа Финляндии вообще прекратила существование, а “возрождение” популярности Сельской партии Финляндии стало возможным только после того, как в 1979 г. В. Веннамо оставил пост лидера партии.
Под руководством нового председателя Пекки Веннамо (сына В. Веннамо) Сельская партия Финляндии взяла решительный курс на выход из изоляции и сближение с правоцентристскими партиями. Благодаря успешной парламентской избирательной кампании 1983 г. представительство партии в Эдускунте возросло до 17 депутатов. Более того, “ранее считавшаяся безответственной популистской силой” , Сельская партия Финляндии была приглашена к переговорам о формировании правительственной коалиции, которые привели к вхождению ее представителей в состав кабинета министров. С 1983 г. в течение семи лет подряд представители Сельской партии Финляндии входили в состав правительства.
Хейкки Рийхиярви, возглавивший партию в 1989 г., попытался придать ей новый импульс за счет усиления националистической и антииммигрантской риторики, что, однако, имело ограниченный успех. На этом фоне у Сельской партии Финляндии обострились отношения с партнерами по правительственной коалиции, и в августе 1990 г. она вновь перешла в оппозицию.
В течение нескольких следующих лет партия находилась в состоянии практически перманентного кризиса, спровоцированного борьбой между различными внутренними течениями — сторонниками “веннамства”, умеренным крылом, выступавшим за тесные связи с правыми партиями, последователями X. Рийхиярви. Такое состояние не могло не отразиться на ее электоральной популярности: выборы в Эдускунту 1995 г. завершились для партии катастрофой: она смогла заручиться поддержкой лишь 1,3% избирателей и провести в парламент только одного депутата — председателя партии Раймо Вистбакку.
Стремительное падение электоральной популярности в начале 1990-х гг. нанесло серьезный удар по финансовой ситуации в партии, вследствие чего через несколько месяцев после выборов 1995 г. Сельская партия Финляндии прекратила свое существование по причине банкротства.
Однако уже в конце 1995 г. рядом ее видных функционеров была основана новая политическая сила — партия «Истинные финны ”. Ей первым лидером был избран Р. Вистбакка, которого через два года сменил Тимо Сойни. Следует подчеркнуть, что, хотя «Истинные финны « и были основаны на базе Сельской партии Финляндии и даже всячески подчеркивали преемственность, в идеологии двух партий с самого начала были заметны существенные различия.
С одной стороны, “Истинные финны” позиционировали себя как партия, защищающая интересы “забытых людей” и противостоящая истеблишменту. Партия выступала за развитие прогрессивной системы налогообложения через дальнейшее снижение налоговой нагрузки для бедных слоев населения и увеличение налогов для наиболее обеспеченных групп граждан. С другой стороны, “Истинные финны” в значительно большей степени, чем Сельская партия Финляндии, делали акцент на таких темах, как этнонационализм и евроскептицизм. Весьма показательными в данном контексте представляются и названия первых программных документов партии — “Справедливость для людей. Я — истинный финн” (первая программа партии, 1995 г.) и “Истинный финн: критично к Европе” (программа к выборам в Европарламент, 1999 г.).
Таким образом, с точки зрения идеологии “Истинные финны ” стали в целом продолжателями традиций финляндского аграрного популизма, сочетавшего в себе идеи социальной справедливости и защиты национальной идентичности, но дополненного современными реалиями (вступление Финляндии в Европейский союз в 1995 г. и увеличение в стране количества иммигрантов). Неслучайно в первые годы своего существования основной электорат партии приходился главным образом на те сельскохозяйственные районы страны, которые в 1970-80-хгг. составляли оплот Сельской партии Финляндии. Именно благодаря их поддержке в 1999 г. “Истинным финнам” по итогам парламентских выборов удалось сохранить для Р. Вистбакки депутатский мандат, хотя общее число голосов, полученных партией в целом по стране, составило менее 1%.
Следует также отметить, что помимо “Истинных финнов” в Финляндии на рубеже XX — XXI веков проявляли активность и другие популистские политические силы, придерживавшиеся в своей массе националистических, антииммигрантских, евроскептических и ксенофобских идей. В своем исследовании К. Пеконен, П. Хюнюнен и М. Каллиала насчитали около 40 таких организаций. Некоторые из этих политических сил даже участвовали в выборах различных уровней, но без каких бы то ни было заметных успехов.
Из популистских партий этого периода помимо «Истинных финнов” заметно выделяются только «Союз за независимость Финляндии ” (фин. Vapaan Suomen Liitto) и «Группа за реформы « (фин. Remonttiryhmä). Созданный за базе общественных организаций, выступавших против вступления страны в Европейский союз, «Союз за свободу Финляндии ” получил на выборах 1995 г. 1,01%, то есть лишь немногим меньше, чем «Истинные финны”.
Что касается “Группы за реформы ”, то она обратила на себя внимание в ходе парламентской избирательной кампании 1999 г., которую выстроила вокруг критики иммиграционной политики правительства. По итогам выборов партия набрала 1,1% голосов избирателей и даже смогла провести в Эдускунту одного депутата. Вместе с тем обе указанные партии столкнулись в начале 2000-х гг. с потерей электората и быстро сошли с политической сцены.
Таким образом, хотя в послевоенный период в партийно-политической системе Финляндии довольно прочные позиции занимала популистская Сельская партия Финляндии, представители которой в течение нескольких лет даже входили в состав правительства, к началу XXI века в партийной системе не осталось ни одной сколько-нибудь влиятельной политической партии популистского толка. Напротив, соответствующее поле партийного спектра было занято сразу несколькими организациями маргинального типа.
Особенности развития популизма в политической системе Финляндии в XXI веке: возвышение “Истинных финнов”
Из многочисленных популистских партий, существовавших в Финляндии в начале XXI века, крупнейшей по числу членов была партия “Истинные финны ”. Важной чертой, отличавшей партию от всех конкурентов в соответствующей нише партийного спектра, являлось наличие у нее как у правопреемника Сельской партии Финляндии “репутационного щита”, благодаря которому “Истинные финны ” рассматривались избирателями как “вполне нормальная” респектабельная политическая сила, далекая от экстремизма и радикализма. Д. Артер в 2010 г. обратил внимание на то, что “репутационный щит”, которым с самого начала обладали “Истинные финны’’, был на протяжении многих лет настолько прочным, что вводил в заблуждение даже экспертов.
В отличие от “Истинных финнов” другие популистские партии “репутационным щитом” не обладали. Более того, многие из них, в частности Независимый народный фронт (фин. Sitoutumaton kansanrintama), Патриотическая правая партия (фин. Isänmaallinen Oikeisto), Патриотический народный союз (фин. Isänmaallinen Kansallis-Liitto), напротив, всячески стремились подчеркнуть свою радикальность, провозглашая себя идеологическими правопреемниками Патриотического народного движения. Серьезной проблемой всех этих сил была также и их крайняя разобщенность: между ними имелись значительные разногласия по принципиальным с точки зрения идеологии внутри- и внешнеполитическим вопросам, таким как иммиграция, отношения с Россией, США, НАТО и ЕС.
Вместе с тем в начале XXI века ни одна из популистских партий не пользовалась электоральной поддержкой финляндских избирателей. Так, по итогам парламентских выборов 2003 г. Народная партия Финляндии “Белоголубые ”, партия “Финляндия поднимается — народ объединяется ” получили 0,16% и 0,09% голосов избирателей соответственно.
На этом фоне результат, достигнутый “Истинными финнами”, — 1,6% голосов и три места в парламенте, — выглядел намного более впечатляющим. Стоит отметить, что одним из трех депутатов от партии (наряду с Т. Сойни и Р. Вистбаккой) стал известный в Финляндии боксер и рестлер Тони Хальме, который в период пребывания в парламенте “прославился” своим демонстративно скандальным поведением, в том числе публичным оскорблением президента Тарьи Халонен, а также мелкими правонарушениями, совершенными в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.
Ситуация вокруг Т. Хальме наглядно демонстрирует, что в отличие от “Шведских демократов ” “Истинные финны ”, обладая “репутационным щитом”, с самого начала могли пойти на осознанные провокационные действия в целях создания информационного повода и привлечения к себе внимания электората.
Своего первого заметного успеха “Истинным финнам’’ удалось добиться лишь в 2006 г., то есть через 11 лет после основания партии, когда по итогам первого тура президентских выборов Т. Сойни занял 5 место, получив поддержку более 103 тысяч избирателей. Свою избирательную кампанию Т. Сойни построил на предельно жесткой критике других кандидатов, всячески подчеркивая, что все они, по сути, представляют одну политическую силу — “старые партии” и придерживаются единой позиции по многим вопросам внутренней политики. Кроме того, в ходе кампании Т. Сойни заметно ужесточил националистическую, антииммигрантскую и евроскептическую риторику.
Следует подчеркнуть, что критические выпады Т. Сойни в отношении других политических партий попали на благодатную почву. С середины 1990-х гг. для Финляндии типичными стали так называемые “радужные” коалиции, когда в правительство одновременно входили представители самых разных политических сил, что в прежние годы происходило исключительно редко. Так, с 1995 по 2003 г. членами коалиции были одновременно консервативная Национальная коалиционная партия и Левый союз (фин. Vasemmistoliitto), правопреемник просоветского Демократического союза народа Финляндии (фин. Suomen Kansan Demokraattinen Liitto). Формирование широких коалиций вело, в свою очередь, к усилению центризма в финляндской партийной системе, поскольку требовало от партий готовности к взаимодействию и поиску консенсуса.
К. Грин-Педерсен, оценивая степень центростремительных тенденций в различных партийных системах, приходит к выводу, что уже к 2004 г. в Финляндии уровень конвергенции между политическими партиями был одним из самых высоких в Европе. Также и Э. Кестиля, анализируя отношение электората к финляндским политическим партиям, пришла к выводу, что избирателям затруднительно оценивать политические силы по “право-левой” шкале, вследствие чего они предпочитают располагать их ближе к условному центру. При этом и К. Грин-Педерсен, и Э. Кестиля пришли к выводу, что такая конвергенция в партийной системе Финляндии оставляет довольно большое пространство для политических сил, выступающих с позиций, отличных от тех, которые занимают традиционные партии. Примечательно, что в своей работе 2005 г. Э. Кестиля не нашла достаточно оснований, чтобы выделить «Истинных финнов” как партию, находящуюся вне общей тенденции к конвергенции. Вместе с тем в своей работе Э. Кестиля не проводила принципиальных различий между позициями политических партий по экономическим и неэкономическим вопросам.
Проведя такое различие, Я. Ровни продемонстрировал, что по состоянию как на 1999 г., так и на 2006 г. в понимании финляндского электората все политические партии действительно занимали по экономическим вопросам в целом близкие друг другу центристские позиции. В то же время избиратели проводили принципиальное различие в позициях, которые занимают, с одной стороны, «Истинные финны ”, а с другой — все остальные политические силы по неэкономическим вопросам , таким, например, как отношение к ЕС, иммиграционной проблеме, семье, положению сексуальных и национальных меньшинств.
Действительно, согласно программным документам партии к выборам в Эдускунту 2003 г.и 2007 г. “Истинные финны” занимали не свойственные политическому истеблишменту позиции в отношении этих вопросов — выступали за пересмотр членства Финляндии в ЕС, жесткую борьбу с иммиграцией, защиту нуклеарных семей и традиционных семейных ценностей, против расширения прав сексуальных и национальных меньшинств, отмену двуязычия.
Таким образом, в целом правомерно сделать вывод о том, что вследствие усиления центростремительных тенденций и конвергенции между всеми основными политическими силами Финляндии в партийной системе к 2005-2007 гг. образовалось достаточное пространство для популистской партии.
Итоги выборов в Эдускунту 2007 г. в значительной степени подтверждают гипотезу о том, что наличие свободного пространства для популистской партии в партийной системе и существование в ней партии с “репутационным щитом” будут оказывать положительное влияние на рост популярности такой партии. По итогам голосования электоральная поддержка “Истинных финнов” продемонстрировала почти трехкратный рост, а представительство партии в Эдускунте возросло до пяти депутатов.
В данном контексте представляется целесообразным рассмотреть вопрос о том, сформировался ли к этому времени в Финляндии запрос на появление популистской партии — усилились ли в обществе недовольство политическими партиями, деятельностью законодательной и исполнительной власти, озабоченность по поводу иммиграционной проблемы, негативное отношение к Европейскому союзу и его институтам. С этой целью обратимся к результатам социологических исследований общественного мнения Евробарометра, проведенным в преддверии парламентских выборов осенью 2006 г. и осенью 2010 г. и сравним их с данными весны 2003 г.
Согласно данным Евробарометра, из национальных политических институтов наименьшим доверием у финнов пользовались в 2003 и 2006 гг. политические партии: им не доверяли 65% и 66% респондентов соответственно. Более того, к концу 2010 г. этот показатель вырос до 71%. В то же время данные по уровню доверия/недоверия к исполнительной и законодательной власти демонстрируют иную динамику. В 2003 и 2006 гг. Финляндия имела одни их самых высоких в ЕС показателей по уровню доверия к национальному правительству (59% и 64%) и парламенту (62% и 64%).
Рост недоверия к правительству и парламенту происходил на фоне неуклонного усиления озабоченности финнов иммиграционной проблемой. Весной 2003 г. лишь 5% считали иммиграцию одним из двух ключевых вызовов, стоящих перед страной.
Осенью 2006 г. лишь до 7% рассматривали иммиграцию в числе двух основных угроз, стоящих перед страной. Однако к концу 2010 г. этот показатель увеличился больше, чем в два раза, — до 16%. Это наглядно свидетельствует о том, что опасения населения Финляндии относительно иммиграции за несколько лет продемонстрировали более чем впечатляющий рост.
Указанная тенденция совпала по времени со стремительным ростом общего количества иммигрантов в Финляндии. По состоянию на конец 1999 г. их доля в составе населения страны составляла лишь 2,5%. За следующие семь лет, то есть к концу 2006 г., этот показатель вырос на 1%. К началу же 2011 г. в Финляндии иммигранты составляли уже 4,6% населения. Обращает на себя внимание то, что, как и в Швеции, основной прирост количества иммигрантов происходил за счет выходцев из стран Азии, главным образом из Афганистана, Ирана, Ирака, Таиланда и Пакистана.
Что касается уровня евроскептицизма в Финляндии, то в период 2003-2010 гг. выбранные для его оценки показатели демонстрировали разнонаправленную динамику. Так, доля жителей, поддерживающих членство страны в ЕС, возросла к весне 2011 г. до 47% , в то время как весной 2006 г. она составляла лишь 39% , вырос и уровень доверия финнов к Европейскому союзу — с 41 % в 2003 г. до 49% в 2010 г.
С другой стороны, в Финляндии в 2003-2010 гг. наблюдалось заметное снижение доверия граждан к основным политическим институтам ЕС — Европарламенту и Еврокомиссии. За указанный период доля респондентов, не испытывающих к ним доверия, увеличилась в первом случае с 25% до 37%, а во втором — с 25% до З6%.
Представляется, что в комплексе все отмеченные данные свидетельствуют о том, что в финляндском обществе запрос на сильную популистскую партию с антииммигрантской и евроскептической программой сформировался к концу 2010 г. Появление данного запроса было обусловлено ростом обеспокоенности граждан в отношении иммиграционной проблемы, падением доверия к политическому истеблишменту (традиционным партиям, правительству и парламенту), а также бюрократическим институтам ЕС. Принимая во внимание также и другой, ранее выделенный фактор — существование в партийной системе Финляндии достаточного пространства для популистов, можно сделать вывод о том, что именно в период между 2007 и 2011 гг. в стране сформировались условия, благоприятствующие росту популярности популистской партии.
Вместе с тем, как мы предположили (и что нашло подтверждение в случае Швеции), в таких условиях на рост электоральной популярности могла рассчитывать только та популистская партия, которая обладала “репутационным щитом” и в отношении которой другими политическими силами был возведен “санитарный кордон”. В Финляндии единственной политической силой, соответствовавшей данным критериям, были “Истинные финны ”, в связи с чем их результаты на выборах в 2008-2011 гг. можно рассматривать как основной аргумент в подтверждение выдвинутой гипотезы.
С “санитарным кордоном”, негласно созданным вокруг “Истинных финнов ” другими политическими силами, партия впервые столкнулась в 2008 г., когда на муниципальных выборах добилась лучшего в своей истории результата, получив поддержку 137,5 тысяч избирателей и проведя 443 депутата в муниципальные собрания. Несмотря на впечатляющий результат «Истинных финнов”, другие партии постарались свести любое взаимодействие с ними на муниципальном уровне к минимуму.
По итогам выборов в Европарламент в июне 2009 г. «Истинные финны ” вновь значительно увеличили свою популярность среди избирателей, получив 163 тысячи, или 9,79% голосов. Обращает на себя внимание, что единственный избранный от партии европарламентарий Т. Сойни присоединился к депутатской группе евроскептиков “Европа за свободу и демократию ” (англ. Europe of Freedom and Democracy), созданной вокруг Партии независимости Соединенного Королевства.
Парламентские выборы 2011 г. в Финляндии, проходившие на фоне острого финансового кризиса в еврозоне и дискуссии о путях его разрешения, были отмечены чрезвычайно жестким противостоянием между всеми основными политическими силами Финляндии, с одной стороны, и “Истинными финнами”, с другой. Такая ситуация во многом была связана с тем, что к 2011 г. «Истинные финны ” наладили тесное сотрудничество с молодежной националистической организацией Suomen Sisu, выступавшей против ЕС, иммиграции и мультикультурализма, а также блогерами интернет-форума Homma — ведущего онлайн-сообщества Финляндии, объединяющего критиков и противников иммиграции, в том числе ультрарадикального толка (неонацистов, скинхедов и т.п.). Более того, многие члены Suomen Sisu присоединились к “Истинным финнам ” и даже заняли ведущие посты в партийном руководстве. Все это оказало значительное влияние на дальнейшую радикализацию антииммигрантской риторики партии. Так, посвященная этому вопросу часть манифеста “Истинных финнов’’ к выборам 2011 г. была в значительной мере практически скопирована с презентованного летом 2010 г. манифеста Nuiva Manifesti, подписанного многими членами партии и содержавшего призыв к срочному принятию мер по ограничению иммиграции.
Парламентские выборы 2011г. продемонстрировали значительный рост популярности популистских партий в Финляндии. По их итогам “Истинные финны ”, даже несмотря на усиление радикальных элементов внутри партии, заняли третье место с результатом 19,05%. При этом за них отдали свои голоса 560 тысяч избирателей, то есть в пять раз больше, чем на выборах 2007 г. Представительство партии в Эдускунте возросло с 5 до 39 депутатов. Наряду с “Истинными финнами’’ в выборах участвовали и другие популистские силы, в частности партия “Перемены 2011’’ (фин. Muutos 2011) и Партия свободы -Будущее Финляндии (фин. Vapauspuolue — Suomen tulevaisuus). Однако они, не располагая “репутационным щитом”, не могли рассчитывать на успех и по итогам выборов получили 0,26% и 0,15% голосов избирателей соответственно.
После выборов Юрки Катайнен, лидер консервативной Национальной коалиционной партии, занявшей по итогам выборов первое место и получившей мандат на формирование правительства, обратился к “Истинным финнам” с предложением о формировании коалиции. И хотя в дальнейшем “Истинные финны ” все же отказались от такого предложения, предпочтя остаться в оппозиции, данный факт сам по себе справедливо можно рассматривать в качестве чрезвычайно важного шага, сделанного политическим истеблишментом с целью разрушения им же самим созданного “санитарного кордона” вокруг “Истинных финнов ”.
В дальнейшем традиционные партии продолжили курс на налаживание взаимодействия с “Истинными финнами”. Когда по итогам состоявшихся в октябре 2012 г. муниципальных выборов последние в три раза увеличили свое представительство в муниципальных собраниях — с 443 до 1195 мандатов, а в ряде общин даже заняли первые места, другие партии предпочли более не игнорировать популистов, а, напротив, сотрудничать с ними. Примечательно, что наиболее тесно взаимодействие на муниципальном уровне наблюдалось у “Истинных финнов” с другой оппозиционной партией — ”Финляндским центром” (фин. Suomen Keskusta).
Одновременно с разрушением “санитарного кордона” в “репутационном щите” партии начали появляться первые “трещины”. Такая ситуация была главным образом обусловлена ростом влияния радикальных элементов внутри партии. Так, каждый третий депутат во фракции “Истинных финнов” в Эдускунте был тесно связан либо с Suomen Sisu, либо с форумом Homma. Как следствие, в течение первого года каденции нового парламента многие депутаты, в том числе высшие партийные функционеры, оказались вовлечены в разного рода скандалы, связанные с публичным выражением ими расовой, национальной, религиозной и сексуальной нетерпимости.
Так, в октябре 2011 г. депутат Теуво Хаккарайнен публично заявил, что все гомосексуалисты и сомалийцы должны быть высланы на Аландские острова. В ноябре 2011г. сразу несколько парламентариев отказались от приглашения президента Финляндии посетить традиционный банкет по случаю Дня независимости, мотивируя свое решение тем, что они не могут присутствовать там, “где танцуют однополые пары”. В апреле 2012 г. еще один депутат — Джеймс Хирвисаари, открыто выступил в поддержку своей помощницы, предложившей всем иностранцам, гомосексуалистам и другим меньшинствам носить на руках специальные значки для того, чтобы другие могли легко их распознавать.
Обращает на себя внимание, однако, реакция высшего руководства партии на такого рода эпатажные и провокационные заявления ее высокопоставленных представителей. В отличие от «Шведских демократов”, руководство которых, как было продемонстрировано выше, самым решительны образом ведет борьбу с любыми проявлениями открытой нетерпимости среди однопартийцев и зачастую исключает “провинившихся” членов, невзирая на ранги, «Истинные финны”, как правило, вообще предпочитают не реагировать на такие скандалы и лишь изредка ограничиваются вынесением предупреждения или временным отстранением от членства во фракции.
Вместе с тем такое пренебрежение партийного руководства к скандалам, ставящим под сомнение респектабельность партии, может в дальнейшем привести к ухудшению ее имиджа, постепенному разрушению имеющегося у партии репутационного щита и, как следствие, снижению электоральной популярности.
В то же время нельзя не отметить, что определенные шаги для сохранения “репутационного щита” руководство партии все же предпринимает. Так, в октябре 2011 г. партия официально объявила об изменении своего официального наименования на английском языке с the True Finns на the Finns Party. Комментируя это изменение, Т. Сойни заявил, что прежнее название несло слишком сильный националистический подтекст. Однако представляется, что такая коррекция носила исключительно косметический характер, в особенности учитывая, что никакого изменения в названии партии на финском языке не произошло. Кроме того, предвыборный манифест «Истинных финнов ” к выборам в Европарламент в мае 2014 г. не содержит радикальных положений вроде выхода страны из ЕС или радикального ужесточения пограничного контроля между странми-членами.
В октябре 2013 г. из фракции «Истинных финнов” в Эдускунте был исключен наиболее скандальный депутат Д. Хирвисаари. Столь строгая мера воздействия была применена к нему после того, как он пригласил в здание парламента известного в Финляндии неонациста Сеппо Лехто, который несколько раз, находясь в Эдускунте, эпатировал публику “римским приветствием”. В то же время Д. Хирвисаари стал единственным депутатом, исключенным из фракции: больше никто из вовлеченных в разного рода скандалы парламентариев от «Истинных финнов” такой санкции подвергнут не был.
В качестве еще одного важного шага партии, направленного на поддержание респектабельного имиджа, можно выделить присоединение двух ее депутатов, избранных в состав Европарламента по итогам выборов 2014 г., к влиятельной депутатской группе “Европейские консерваторы и реформисты” (англ. European Conservatives and Reformists), ведущую роль в которой играет британская Консервативная партия (англ. Conservative Party). Более того, в ноябре 2015 г. «Истинные финны” присоединилась и к связанной с данной фракцией европейской политической партии — Альянсу европейских консерваторов и реформистов (англ. Alliance of European Conservatives and Reformists).
Таким образом, к парламентским выборам 2015г. «Истинные финны” подошли, с одной стороны, с менее прочным, чем прежде, “репутационным щитом”, а с другой — не окруженные более “санитарным кордоном”. Данная ситуация принципиально отличает парламентскую избирательную кампанию 2015 г. от всех предыдущих кампаний партии, а также от всех выборов, в которых участвовали до настоящего времени «Шведские демократы”.
В соответствии с выдвинутой гипотезой отсутствие санитарного кордона является фактором, не благоприятствующим росту популярности популистской партии, и парламентские выборы 2015 г. в Эдускунту, а также дальнейшее развитие событий наглядно подтверждают это.
«Истинные финны’’ заняли третье место по числу набранных голосов и второе по числу депутатских мандатов в новом парламенте, однако при этом в сравнении с предыдущими выборами их популярность заметно снизилась как в абсолютном, так и в относительном выражении: партия “потеряла” более 36 тысяч, или 1,4% голосов избирателей. Примечательно, что на этом фоне партия «Перемены 2011”, от которой баллотировался исключенный из «Истинных финнов” Д. Хирвисаари, сохранила свои позиции, довольствовавшись поддержкой 0,3% избирателей.
После выборов “Истинные финны ” составили коалицию с партией «Финляндский центр” и Национальной коалиционной партией и впервые в истории делегировали четырех своих представителей в правительство. Причем Т. Сойни занял в новом кабинете пост заместителя премьер-министра и министра иностранных дел. Более того, в соответствии с коалиционным соглашением «Истинным финнам ” также достался третий по статусу государственный пост -председателя Эдускунты. Его заняла Мариа Лохела — одна из подписантов Nuiva Manifesti, которая прежде активно выступала против двуязычия и открыто предлагала отменить статус шведского языка как второго государственного языка Финляндии.
С вхождением «Истинных финнов” в состав правительства произошло окончательное крушение “санитарного кордона”, который ранее был выделен нами как один из важнейших институциональных факторов, способствующих росту популярности популистской партии. Однако ликвидация “санитарного кордона” одновременно привела к тому, что сами “Истинные финны ” лишилась возможности далее позиционировать себя в качестве партии, противостоящей политическому истеблишменту, которому два десятилетия противопоставляли себя, — они сами стали его частью. Таким образом, был нанесен существенный удар по имиджу партии как собственно популистской политической силы, бескомпромиссной в защите интересов “забытых людей” и принципиальной в том, что касается основных вопросов ее повестки дня.
Действительно, заключая коалиционное соглашение, “Истинные финны” были вынуждены пойти по тому же пути, по которому прежде на протяжении десятилетий шли все политические партии Финляндии, — по пути сближения различных позиций через поиск консенсуса и отказ от экстремумов. Однако если для других партий в готовности следовать такому курсу не было ничего экстраординарного (скорее, наоборот, речь шла об обычном ходе вещей), то для «Истинных финнов» следование в русле центростремительной тенденции вело фактически если и не к отказу от популизма как методу общения с избирателями, то, по меньшей мере, к признанию того, что, даже находясь во власти, партия в значительной степени не в состоянии реализовать свои предвыборные обещания.
Вместе с тем представляется, что утрата популистской партией своего “популистского” статуса неизбежно должна вести:
— во-первых, к освобождению в партийной системе определенного пространства, ранее занятого ею;
— во-вторых, к неизбежному разочарованию избирателей, прежде голосовавших за нее именно как за политическую силу, противопоставляющую себя традиционному истеблишменту.
Следует также отметить, что, несмотря на вхождение партии в состав правительственной коалиции, «Истинных финнов” продолжают сотрясать громкие скандалы, связанные с провокационными действиями и высказываниями видных представителей партии, которые наносят удары по “репутационному щиту”. Так, в июле 2015 г. депутат Эдускунты и председатель Suomen Sisu Олли Иммонен написал на своей странице в Facebook, что он «намерен бороться за свою Родину и за то, чтобы в Финляндии в будущем было меньше иммигрантов».
В соответствии с выдвинутой гипотезой в совокупности все перечисленные факторы — исчезновение “санитарного кордона”, интеграция в политический истеблишмент, появление новых “трещин” в “репутационном щите” — должны были в той или иной степени негативно отразиться на популярности ‘’Истинных финнов ”. И действительно, опросы общественного мнения демонстрируют, что с момента вхождения в правительство популярность партии неуклонно снижается. Так, всего лишь за девять месяцев, прошедших с последних выборов, “Истинные финны” к марту 2016 г. опустились в рейтинге популярности политических сил уже на шестое место, утратив более половины своего электората.
Столь резкое падение популярности могло бы быть объяснено, например, общим разочарованием электората деятельностью нынешнего кабинета. В таком случае можно было бы наблюдать схожую динамику и у рейтингов других правящих партий. Вместе с тем социологические опросы не демонстрируют заметного снижения уровня поддержки избирателями “Финляндского центра” и Национальной коалиционной партии в сравнении с их результатами на последних парламентских выборах. Падение популярности затронуло лишь одну из входящих в правительство партий — “Истинных финнов”.
Проведенный анализ демонстрирует, что единственной политической силой Финляндии популистского толка, которой удалось добиться в начале XXI века ощутимых успехов на электоральном поле, является партия “Истинные финны ”, правопреемница Сельской партии Финляндии, существовавшей во второй половине XX века и даже входившей в состав правительства.
Таким образом, рост электоральной популярности партии “Истинные финны”, начавшийся в 2003 г. и поступательно продолжавшийся до 2011 г., был обусловлен следующими факторами:
— возникновение в финляндском обществе запроса на появление популистской партии на фоне усиления падения доверия избирателей к национальному политическому истеблишменту (традиционным политическом партиям, законодательной и исполнительной власти) и роста обеспокоенности граждан в отношении иммиграционной проблемы;
— появление в партийном спектре достаточного пространства для популистской партии вследствие, во-первых, общего усиления центростремительных тенденций в партийной системе, а во-вторых, сближения позиций основных политических сил страны по неэкономическим вопросам;
— агрессивной стратегии со стороны политического истеблишмента и формировании ими вокруг “Истинных финнов ” “санитарного кордона”;
— наличие у партии “репутационного щита”, то есть респектабельного имиджа, который был “унаследован” ею от Сельской партии Финляндии.
Отдельно следует отметить, что постепенное ослабление “репутационного щита” в виду усиления внутри партии радикальных элементов, а также разрушение “санитарного кордона” после вхождения “Истинных финнов” в правительственную коалицию в 2015 г. стали факторами, предопределившими развитие тенденции к падению популярности этой политической силы.
Выводы
Популистские партии играли различные, практически диаметрально противоположные роли в политической истории Швеции и Финляндии XX века. В Швеции вплоть до начала 2000-х гг. эти политические силы представляли собой маргинальные организации, не оказывавшие практически никакого заметного влияния на политические процессы в стране. В Финляндии же, напротив, популизм, имеющий глубокие исторические корни, занимал видное место в политической системе. Несмотря на указанное отличие, в начале XX века в обеих странах популистские политические силы находились на обочине политической системы и пользовались крайне незначительной поддержкой со стороны избирателей. Причем такая ситуация заметно контрастировала с уже наметившейся к тому времени общеевропейской тенденцией роста электоральной популярности популистских партий.
Источник: Деркач М.А., «История популистских партий Швеции и Финляндии в 2006-2015 гг.», диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, М., 2017.
