Почти не фантастика.
В окно кто-то постучал. Макаров оторвался от экрана монитора, на котором он заканчивал изготовление презентационного ролика и повернул голову к окну.
В форточке маячила небритая чернявая голова:
— Синьоре… — сказала голова. — Пердона ми…
Макаров взял дырокол и метнул в ангела. Дырокол попал тому прямо в лоб. Ангел ойкнул и попробовал выдернуть голову из форточки, но не смог, потому что застрял.
— Ну, сука римско-католическая, я тебе покажу пердона, — сказал Макаров и поднялся. — У нас православная страна. Духовность. Сейчас ты у меня получишь, чурка итальянская.
Увидев, как Макаров берет прислоненную к столу бейсбольную биту, ангел сильно рванул всем телом — и вырвал свою кучерявую голову из узкой форточки.
Показав средний палец и рявкнув: — Ту, бастардо! — ангел, тяжело хлопая грязными крыльями, полетел вверх.
Макаров закрыл форточку.
В последнее время какие-то совсем залетные крылатые из Евросоюза все чаще попадались в Москве — они шарили по помойкам, собирали пустые пивные бутылки и ошивались около забегаловок.
Некоторые, как этот, летали у окон офисных зданий и клянчили деньги. Бита, впрочем, была хорошим способом отгонять эту крылатую сволочь.
Макаров вернулся к ролику. Нажал кнопку старта.
— Банк «Православный»! Ссуда под божеский процент, — объявила девушка с пышным бюстом. И заиграла модная в этом сезоне песня группы «Нимфетки» «Мама, я Господа люблю!».
Неслышно подошедший начальник отдела Кристофович сказал скептически:
— Меняй девицу, Славик. Размер бюста будет подсознательно ассоциироваться с размером процента.
Макаров тоскливо посмотрел на шефа:
— Где я тебе не силиконовую найду? — нервно сказал Макаров. Работа всего дня уходила насмарку.
Шеф почесал кончик носа:
— И то верно. Несиликоновых нынче днем с огнем. У всех шестой размер. Тогда поменяй девицу на попа. На не очень откормленного. И интеллигентного вида. И чтобы под звон колоколов. На фоне ХХС.
— Не откормленный поп интеллигентного вида — это такая же редкость, как девица без силикона, — вздохнул тяжело Макаров.
***
Улицы, как обычно, были забиты машинами. И гайцы, как обычно, стояли с большими пластиковыми мешками, куда проезжающие автомобилисты кидали деньги. Макаров кинул по дороге ровно шесть раз по тыще — повезло, утром, пока ехал на работу, было семь, а на прошлой неделе — рекорд! — 11 гайцов попалось, у них там, наверное, корпоратив намечался.
Дома все было как обычно, жена заканчивала ужин на кухне, сын-оболтус смотрел телевизор. По НТВ шел «Детский час» — передача для педофилов. Эта был повтор — конкурс любительских роликов, поэтому Макаров отобрал у оболтуса пульт, предварительно дав ему профилактическую затрещину, переключил на Российское телевидение.
А там как раз было в прямом эфире аутодафе. Прямо с Красной площади. Передача только начиналась.
Жгли известного московского атеиста, богохульца и богоборца Илью Федосеева, бывшего журналиста, о поимке которого на прошлой неделе с большой помпой сообщил министр внутренних дел Президенту-патриарху.
Атеист был взором свиреп, ликом лют, голосом страшен — как атеистам, впрочем, и положено быть.
Возле костра — березовых дров вперемешку с книгами богомерзкого Дарвина, академика Капицы и таблицами не менее богомерзких логарифмов, стояли представители четырех канонических конфессий: православный священник с крестом на животе, мусульманский мулла, раввин в ермолке и буддийский монах с бубном.
— Покайся, грешник, — сказал батюшка.
— Сам покайся, чучело толстожопое, — дерзко сказал Федосеев, привязанный к столбу.
Батюшка перекрестился, плюнул и ударил атеиста в ухо. Тот только ухмыльнулся:
— Возлюби ближнего аки самого себя.
— Аллах милостью своей… — начал мулла, но Федосеев гаркнул на него и мулла в страхе отшатнулся.
— Бог сказал Аврааму…- начал раввин, но Федосеев захохотал дьявольским смехом:
— Рабинович, вас обманули — бога нет!
Раввин укоризненно покачал головой.
А буддийский монах стал бить в бубен.
Резолюция ПАСЕ о равном представительстве канонических конфессий во время аутодафеев выполнялась исправно.
— В моем справочнике атеиста упомянут 8201 бог, — сказал Федосеев. — Нельзя ли пригласить представителей всех религий? Может быть, учение Заратустры найдет отклик в моем сердце.
И снова захохотал, страшно и люто.
Макаров заметил, что камеры телевидения старательно избегают попадания в кадр Мавзолея Неизвестного.
С этим красным сооружением было связано много зловещих историй. Когда-то на нем красовалась большими буквами фамилия человека, лежавшего там, но после решения о демонтаже Мавзолея ее сняли в первую очередь. Потом внутрь пошли саперы с динамитом — и ни один из них обратно не вышел. Послали еще саперов — вместе с бойцами Антитеррористического Центра ФСБ — их постигла та же судьба. Точнее, неизвестно, что их там постигло, потому что из Мавзолея вышел только один поседевший офицер ФСБ, который мог только мычать и писать под себя.
Когда по Мавзолею выстрелили управляемым реактивным снарядом повышенной мощности, снаряд вдруг стал неуправляемым и разнес на кусочки Троицкую башню Кремля.
Решили больше не рисковать, Мавзолей огородили стальными решетками, перед которыми разбили минное поле. Крестные ходы, Пурим, Курбан-Байрам и день рождения Далай-Ламы стало проводить не очень удобно, но потихоньку приспособились.
А вот фамилию похороненного там как-то забыли. Но место было жуткое — по ночам из него вырывались красные огни и слышалась одна и та же песня, про каких-то заклейменных проклятьем.
— А вот скажи, грешник, — сказал батюшка, достав из кармана рясы зажигалку. — Коли нет Бога — то как ты это объяснишь?
И он указал на небо. Телевизионщики направили камеру в указанном направлении.
А там как раз на посадку во внутренний дворик Кремля заходила золотая карета архистратига небесного воинства Михаила. Зрелище было красивое — высоко в небе образовывались золотые ворота, потом раздавался хор десяти тысяч ангелов, ворота открывались и появлялась карета архистратига, запряженная в шестерку небесных крылатых коней. Впрочем, москвичи к этому зрелищу уже привыкли, а небесные лошади срали каким-то особо вонючим говном, разлетавшимся весьма большим радиусом над центром города, потому тем, кому повезло попасть под него, приходилось выбрасывать свой гардероб — уже никак не отстирывался.
— Это? — донесся голос Федосеева.
Камера переместилась на его лицо.
— Это флюктуация! — сказал атеист-журналист. — Глюк реальности. Сбой континуума.
Батюшка снова перекрестился и поджег зажигалкой костер. Вязанки дров и книги были, очевидно, политы бензином, потому пламя весело и быстро охватило орущего нечеловеческим голосом атеиста-журналиста:
— Да здравствует диалектический материализм! Материя первична! Вас дурят: электрон так же неисчерпаем, как и атом!
Прямая трансляция была окончена. Начались новости. Президент-патриарх открывал на Прохоровском поле новый памятник: «Генерал Власов разрывает пасть Сталину». Сталин скульптору Церетели вполне удался — страшилище в виде льва с человеческой головой. Вот Власов показался Макарову не очень убедительным — тщедушный какой-то, несмотря на свой двадцатиметровый рост. И дурацкие очки еще. Впрочем, на вкус и цвет.
А тут как раз и жена позвала ужинать.
— Чего было в школе? — спросил Макаров у оболтуса.
— На Законе Божьем я лучше всех прочитал Акафист Романа Сладкопевца, батюшка-учитель был очень доволен. А на литературе «Лолиту» закончили, теперь новую книжку проходим. «Арипелаг-Кулак». Там, по ходу, какие-то конкретные пацаны на зоне находят мясо мамонта, а их за это Сталин приказывает расстрелять, а они говорят: Ничего, Власов на вас атомную бомбу скинет. Клёвая книжка. Хотя Лолита интереснее.
Жена погладила оболтуса по голове.
— Молодец. Учись, сынок!
— Пап, а что такое диалектический материализм? — спросил оболтус с набитым ртом.
— Что-то бесовское, — сказал Макаров, мысленно уже предвкушая бутылочку холодного пива, диван и новый эротический телесериал для взрослых на Первом канале «Секс в маленькой деревне». — Не забивай себе голову всякой ерундой! Доедай, помолись — и спать. И «Православный Плэйбой» в постель не брать — руки оторву!
Златоглавая Москва, Москва сорока сороков, погружалась в ночь. И только из Мавзолея Неизвестного доносились страшные звуки, заставлявшие охранников дорогих бутиков, окружавших Красную площадь, лихорадочно осенять себя крестными знамениями — там кто-то то ли плакал, то ли смеялся.
