В статье рассматривается жизнь и деятельность Ли Сан Чо — посла Северной Кореи в Советском Союзе в 1955—1956 гг., который после XX съезда КПСС стал критиком режима Ким Ир Сена. Являясь официальным представителем своей страны в Советском Союзе, он выступил против проводимой Корейской Народно-Демократической Республикой внутренней и внешней политики. Осенью 1956 г. Ли Сан Чо обратился за помощью в ЦК КПСС к Никите Хрущёву, а потом с открытым письмом к Ким Ир Сену, которое часто сравнивают с письмом советского дипломата Фёдора Раскольникова Сталину в 1939 году. Ли Сан Чо отказался возвратиться в Северную Корею, был исключен из рядов партии и остаток жизни прожил в Советском Союзе.
Селиванов Игорь Николаевич — доктор исторических наук, профессор Курского государственного университета.
Состоявшийся в феврале 1956 г. XX съезд КПСС оказал большое влияние не только на Советский Союз, но и на другие государства, составлявшие «социалистический лагерь». Не стала исключением и Северная Корея, где, под воздействием критики культа личности внутри правящей партийно-государственной элиты возникло оппозиционное течение. Одной из ярких его фигур был посол в Советском Союзе Ли Сан Чо, не побоявшийся выступить против внутренней и внешней политики высшего партийного и государственного руководителя — Ким Ир Сена, обратившись к нему с открытым письмом.
Ли Сан Чо родился в 1916 г., с 16 лет участвовал в антияпонской партизанской борьбе на территории Северо-Восточного Китая, где проживала большая корейская община. После освобождения советскими войсками в августе 1945 г. Северной Кореи от японцев он прибыл в Пхеньян и стал принимать активное участие в становлении режима «народной демократии».
В сентябре 1948 г. была провозглашена Корейская Народно-Демократическая Республика (КНДР). Главой правительства и правящей Трудовой партии (ТПК) стал приехавший из Советского Союза бывший капитан Красной Армии Ким Ир Сен. Уже тогда стал формироваться, не без участия советских консультантов, культ его личности, а местными пропагандистами фальсифицировалась, в угоду молодому лидеру, история корейского революционного движения. Обиды за незаслуженное забвение своих заслуг многими представителями местной элиты (Ли Сан Чо не был исключением) накапливались, и нужно было лишь время и подходящий повод, чтобы они выплеснулись наружу.
В годы войны 1950—1953 гг. Ли Сан Чо находился на ответственных должностях в Корейской Народной Армии (КНА), в том числе выполнял «спецзадания» Ким Ир Сена в Китае. В конце войны в звании генерал-лейтенанта он был утвержден начальником разведывательного управления КНА.
Летом 1953 г. Ким Ир Сен назначил Ли Сан Чо главным делегатом от КНДР в комиссии по разграничению противостояния сторон по 38-й параллели, работавшей в Кэсоне.
Скорее всего, у лидера КНДР возникли подозрения относительно лояльности Ли Сан Чо, который по собственной инициативе изучил особенности проведения на территории Кэсона аграрной реформы и направил по этому поводу Ким Ир Сену свои критические замечания. В 1954 г. его решили отправить послом в Москву. Такой способ избавления от потенциальных «смутьянов» периодически применялся и в других странах социализма, включая Советский Союз.
Сложно сказать, как бы дальше сложилась судьба этого деятеля, но наступила новая эпоха. Вскоре после окончания XX съезда КПСС Ли Сан Чо, вероятно, после предварительного согласования своих шагов с Москвой и Пекином, решил бросить открытый вызов Ким Ир Сену и его сторонникам в руководстве партией и государством.
На состоявшемся в конце марта 1956 г. Пленуме ЦК ТПК был заслушан отчет партийной делегации, посетившей XX съезд КПСС, и до его участников было доведено содержание секретного доклада Н.С. Хрущёва. Информация была «принята к сведению», но отнюдь не в качестве «руководства к действию», по крайней мере, со стороны группировки Ким Ир Сена.
В конце апреля 1956 г., во время работы III съезда ТПК, формально одобрившего решения XX съезда КПСС [1], Ли Сан Чо направил в президиум пхеньянского форума два письма, в которых предлагал обсудить проблему культа личности, а также сделал ряд критических замечаний в адрес Ким Ир Сена. Естественно, обсуждать эти предложения не стали и даже публично их не озвучили. По другим сведениям, Ли Сан Чо предложил внести в Устав партии положения об осуждении культа личности и о коллективном руководстве, но его предложения были отвергнуты [2].
Более того, на съезде произошла стычка Ли Сан Чо с одним из заместителей Ким Ир Сена в партии — Ким Чан Маном — предложившим освободить «смутьяна» от занимаемой должности. Конфликт удалось на время замять благодаря заступничеству симпатизировавшего оппозиционеру главы Верховного Народного Собрания Ким Ду Бона [3]. Ли Сан Чо был даже избран кандидатом в члены ЦК ТПК, оставлен в прежней должности и возвратился в Москву для продолжения исполнения своих обязанностей.
Произошедшее на съезде ТПК поставило в сложную ситуацию Л.И. Брежнева, только что возвратившегося в высшую советскую партийную номенклатуру. Хрущёв поручил ему возглавить делегацию КПСС на пхеньянском партийном форуме [4]. Речь Брежнева была опубликована в советской печати, и внимательные наблюдатели заметили, что в ней не упоминался культ личности [5].
Однако не все было так однозначно, о чем наглядно свидетельствует письменный отчет по итогам поездки. В нем Леонид Ильич, явно с подачи местных оппозиционеров, сумевших проинформировать высокопоставленного советского партийного чиновника о ситуации в стране в нужном для себя ключе [6], обрушился с критикой на Ким Ир Сена, обвинив того в серьезных ошибках, а отчетный доклад и выступления в прениях определил как не проникнутые «духом XX съезда» [7].
Естественно, до северокорейского посла доходила подобного рода информация, и он решил прозондировать ситуацию как в Пхеньяне, так и в Москве. Такая возможность у него появилась 11 мая, когда Ким Ир Сен собрал совещание послов КНДР в странах социализма и сообщил, что во время своего предстоящего визита в Советский Союз будет просить льгот по кредитам и аннулирования части долговых обязательств. Через десять дней о том же заявил на другом дипломатическом совещании министр иностранных дел Нам Ир.
Возвратившийся 30 мая в Москву Ли Сан Чо получил возможность встретиться с заместителем министра иностранных дел СССР Н.Т. Федоренко и проинформировать того о намерениях Ким Ир Сена. Он также сообщил советскому дипломату о саботаже в КНДР вопроса о культе личности, фальсификации подлинной истории корейского революционного движения, неоправданном возвеличивании личности Ким Ир Сена и других, с его точки зрения, «неприглядных» явлениях [8].
Одним из показателей похолодания в двусторонних отношениях стало освещение поездки Ким Ир Сена по странам социализма в средствах массовой информации СССР. О его первом приезде в Москву по пути в ГДР стало известно из небольших сообщений в центральных советских газетах. Так, в номерах «Правды» и «Известий» от 5 и 8 июня 1956 г. появилась информация о том, что делегацию КНДР встречали и провожали на Центральном аэродроме первый заместитель Председателя Совета Министров СССР А.И. Микоян и посол КНДР в СССР Ли Сан Чо [9]. 5 июня, судя по информации в «Правде», Ким Ир Сена принял глава Советского правительства H.A. Булганин. Ли Сан Чо участвовал в этой встрече в качестве сопровождающего лица.
На следующий день Ким Ир Сена приняли в ЦК КПСС как «находящегося в Москве проездом» партийного лидера дружественного социалистического государства. В беседе Ким Ир Сена и сопровождавших его членов северокорейской делегации с Хрущёвым, Микояном и Брежневым, «проходившей в сердечной дружественной обстановке», Ли Сан Чо также принимал участие [10].
На сегодняшний день не представляется возможным точно сказать, велись ли в тот момент какие-либо двусторонние переговоры по конкретным вопросам или это была всего лишь «транзитная» остановка. Тем более, что в те дни в Москве с большим размахом принимали, в формате официального визита, «ревизиониста» Тито, а Ким Ир Сен никоим образом не выражал симпатий в отношении «враждебной» Югославии.
В «Правде» от 9 июня появилось сообщение ТАСС о том, что «недавно» советское правительство пригласило правительственную делегацию КНДР посетить СССР и что на это приглашение северокорейской стороной был дан положительный ответ. Скорее всего, Ким Ир Сен вначале не планировал «официальное» посещение СССР, но затем по каким-то причинам изменил свои намерения.
16 июня посол КНДР был принят заведующим Дальневосточным отделом И.Ф. Курдюковым и проинформировал его о положении в стране, сложившемся накануне зарубежной поездки Ким Ир Сена. Курдюков поинтересовался, насколько различается материальное положение населения на севере и юге Кореи. Ли Сан Чо честно ответил, что «экономическое положение на Юге несколько лучше, чем на Севере». Причем, исходя из его собственных наблюдений во время исполнения дипломатических обязанностей, материальное положение рабочих в КНДР на порядок ниже, чем в Советском Союзе [11].
Сказанное северокорейским послом вполне соотносилось с той информацией, которую изложил Брежнев. Скорее всего, именно в эти дни он как раз и составил свой отчет в ЦК КПСС по поводу поездки на III съезд ТПК [12].
Второе, уже «официальное», пребывание северокорейской делегации в Москве в средствах массовой информации СССР также было отражено значительно скромнее, чем, например, проходившие почти в одно с ним время визиты камбоджийского политического деятеля Нородома Сианука, а также иранских шаха и шахини, отстаивавших в политической жизни своих государств ярко выраженные антикоммунистические позиции [13].
Правда, ситуацию наверняка разрядило сообщение, что в день приезда Ким Ир Сена в Москву в пхеньянской газете «Нодон синмун» был опубликован текст постановления ЦК КПСС «О культе личности и его последствиях» [14].
Ли Сан Чо, снова участвовавший во всех официальных церемониях и организовавший 12 июля в здании посольства КНДР официальный прием по случаю завершения поездки [15], решил дальше действовать так, как ему подсказывала политическая интуиция и накопленный дипломатический опыт. Вероятнее всего, к самим переговорам Ким Ир Сена с лидерами СССР, в ходе которых северокорейский лидер услышал нелицеприятные оценки о ситуации в своей стране, его не допустили.
По сведениям, содержащимся в архивных документах МИД СССР, 16 июля, то есть спустя ровно месяц, Ли Сан Чо вновь встретился с Курдюковым и во время беседы критично отозвался о ситуации внутри КНДР и лично Ким Ир Сене. Слышать в этом ведомстве такие оценки главы зарубежного дипломатического представительства о руководителе своего государства доводилось не часто, нужны были дополнительные разъяснения. Поэтому 9 и 11 августа произошли встречи с Курдюковым, в ходе которых Ли Сан Чо пошел еще дальше, заявив о необходимости отстранения Ким Ир Сена от руководства. Место нового лидера, по его мнению, должен был занять член Президиума ЦК ТПК Цой Чан Ик [16]. Здесь уместно вспомнить, что этот политик вскоре после окончания XX съезда КПСС встречался в Пхеньяне с советником посольства СССР С.Н. Филатовым и достаточно откровенно высказывал критические замечания в отношении ситуации, сложившейся внутри ТПК. У советского дипломата сложилось впечатление о его лояльности Москве, о чем он тут же сообщил в МИД, оттуда его письменный отчет поступил на Старую площадь [17].
Оптимизм в Ли Сан Чо наверняка вселяло то обстоятельство, что к тому времени при советском участии были отстранены от руководства ярые сталинисты — глава правящей в Венгрии Партии трудящихся М. Ракоши, руководитель компартии Греции Н. Захариадис и понижен в должности глава правительства Болгарии и бывший руководитель ее компартии В. Червенков.
Некое подобие попытки смещения Ким Ир Сена «внутренними силами» было предпринято на созванном 30 августа 1956 г. пленуме ЦК ТПК, в повестке которого стоял отчет северокорейской делегации о поездке в страны социализма. Оппозиционерам своей цели добиться не удалось, а некоторые из них — заместители главы правительства Цой Чан Ик и Пак Чан Ок, министр торговли Юн Гон Хым, глава Центрального совета корейских профсоюзов Сэ Хви, начальник управления строительных материалов при Кабинете министров Ли Пхир Гю и др. — были выведены из состава руководящих органов партии или вообще исключены из нее [18]. Из посольства СССР в КНДР 31 августа и 1 сентября поступили тревожные телеграммы за подписью главы представительства В.И. Иванова об итогах пленума ЦК ТПК и о его встрече с Ким Ир Сеном, проинформировавшим советского дипломата о кадровых перестановках в высших эшелонах северокорейского руководства [19].
Спустя три дня после завершения работы августовского пленума, Ли Сан Чо составил личное послание на имя Хрущёва, в котором попросил ЦК КПСС напрямую вмешаться во внутренние дела ТПК. Рассмотрим содержание этого во всех отношениях любопытного документа [20].
Вначале письма Ли Сан Чо выразил надежду, что Хрущёв уже получил сообщение из Пхеньяна, в котором содержалась информация о «серьезных событиях», «серьезных ошибках и промахах», которые имели место в деятельности ТПК. Речь шла об обстоятельствах созыва августовского пленума. Его созыв, писал корейский посол, был обусловлен тем, что в руководстве ТПК некоторые товарищи указывали Ким Ир Сену, «в порядке товарищеской критики», на промахи и недостатки в руководстве партией и государством. Тот, однако, не посчитался с их мнением. Тогда вопрос и был вынесен на рассмотрение Пленума ЦК, в ходе которого «развернулась суровая партийная критика» по следующим основным вопросам.
1. О культе личности Ким Ир Сена.
2. О карьеристах в рядах ТПК и ее руководства, «которые под воздействием культа личности фальсифицировали историю нашей Партии».
При этом, по его мнению, выступавшие с критикой преследовали только одну цель: «ликвидировать негативные последствия культа личности в нашей Партии, обеспечить полностью в соответствии с Уставом нашей Партии внутрипартийную демократию и коллективность в руководстве». Однако, с горечью констатировал Ли Сан Чо, сторонники Ким Ир Сена «расправились с теми, кто смело и по партийному выступал с критикой направленной на ликвидацию последствий культа личности и устранения серьезных недостатков в нашей Партии». Несколько человек, «имевших богатый опыт революционной борьбы», были выведены из состава ЦК и его Президиума, что, в итоге, создало внутри ТПК «серьезное и сложное положение».
В таких условиях, считал Ли Сан Чо, когда внутри ТПК «не обеспечивается внутрипартийная демократия», становится невозможным исправить выявленные недостатки «внутренней силой» и предотвратить их дальнейшее негативное развитие.
Далее он высказал ряд собственных предложений, которые просил «серьезно рассмотреть».
1. Командировать в Корею «ответственного руководителя» ЦК КПСС для созыва пленума ЦК ТПК, в работе которого должны были принять участие и ранее исключенные из его состава на августовском пленуме.
2. На пленуме «более глубоко и всесторонне» рассмотреть положение внутри ТПК и «выработать конкретные меры, направленные на устранение недостатков в нашей Партии».
3. В случае невозможности реализации первых двух предложений, «пригласить в Москву ответственных представителей ЦК Трудовой Партии и исключенных товарищей, которые вместе с членами Президиума ЦК КПСС рассмотрят сложившееся положение в Трудовой Партии и выработают конкретные меры по устранению недостатков в Партии».
4. В случае невозможности реализации третьего пункта, рекомендовать ЦК КПСС направить в адрес ЦК ТПК «письменное обращение, в котором было бы изложено существо вопроса».
Подобное товарищеское замечание, считал северокорейский посол, «было бы более эффективным, если бы к нему присоединился ЦК Китайской Компартии» [21].
Понимая, что личной встречи с советским лидером добиться будет очень трудно, Ли Сан Чо, продолжая оставаться действующим главой дипломатического представительства, обратился в МИД СССР с просьбой о приеме одним из его руководителей. Выбор снова пал на Федоренко. Кроме того, к беседе решили подключить специалиста, еще более компетентного в делах Кореи, — советника Дальневосточного отдела МИД Б.Н. Верещагина.
Во время аудиенции, состоявшейся 5 сентября, Ли Сан Чо обратился с просьбой передать рассмотренное нами выше послание о положении в ТПК Хрущёву в связи с состоявшимся в августе пленумом ЦК. При этом он добавил, что если Хрущёва сейчас нет в Москве, то он просил бы передать его заявление Микояну. Скорее всего, северокорейский посол был хорошо осведомлен, что этот советский руководитель при Хрущёве фактически исполнял обязанности «теневого министра иностранных дел» и специального представителя по самым щекотливым делам, связанным с разрешением «кадровых проблем» в странах «социалистического лагеря». Тем более, что посол Иванов во время встречи с Ким Ир Сеном еще 24 марта 1956 г. передал тому пожелание Микояна посетить Пхеньян [22].
В центральных советских газетах появлялись заметки о том, что Микоян находился в Венгрии как раз в те дни, когда был освобожден от должности М. Ракоши [23]. Естественно, у Ли Сан Чо могли возникнуть соответствующие ассоциации: если Микоян сумел «решить» кадровый вопрос в Будапеште, почему то же самое не повторить в Пхеньяне?
В ходе беседы с Ли Сан Чо Федоренко также выразил надежду, что ЦК КПСС и ЦК КПК «помогут» Трудовой партии Кореи в сложной обстановке, создавшейся в результате проведения руководством ЦК ТПК «поспешных и неоправданных репрессий против товарищей, выступивших с критикой».
Ли Сан Чо спросил советского дипломата, верна ли информация о том, что ЦК КПСС передал через посла СССР в КНДР Иванова Нам Иру указание, запрещающее критиковать Ким Ир Сена ввиду того, что это повредило бы его авторитету и «означало бы критику политической линии ТПК». На вопрос Федоренко, когда и где Нам Ир говорил о таком указании, Ли Сан Чо ответил, что Нам Ир на заседаниях президиума и на пленуме ЦК ТПК ссылался на наличие таких указаний. Заместитель министра иностранных дел СССР заявил, что ему «ничего не известно о подобном указании ЦК КПСС» [24].
В ходе аудиенции Ли Сан Чо с возмущением рассказывал, что Нам Ир и заместитель председателя ЦК ТПК Пак Ден Ай «обманным путем» использовали имя ЦК КПСС для того, чтобы оказать содействие Ким Ир Сену и Цой Ен Гену «в расправе с товарищами, выступившими с критикой руководства ЦК ТПК». Он добавил, что в партии «сложилась обстановка угроз и террора». Например, Пак Ы Вану Ким Ир Сен сказал, что против него имеется много компромата по поводу растраты бюджетных средств и обещал дать ход уголовному расследованию этого дела, если тот продолжит выступать против него.
Ли Сан Чо рассказал и о том, что, по его информации, в ходе работы августовского пленума его участниками было признано, что в стране имели место «некоторые проявления» культа личности в пропагандистской работе, но одновременно было заявлено, что никаких вредных последствий это явление в Корее не имело. По мнению Ли Сан Чо, высказанному Федоренко, такая оценка «резко противоречит фактам». В КНДР аресты проводились даже в том случае, если изображения Ким Ир Сена были низкого качества, были случаи ареста за то, что, например, человек обернул книгу в газету, в которой была напечатана фотография Ким Ир Сена. И это были далеко не единичные случаи, по таким делам арестовывались тысячи людей. Все это, подчеркивал Ли Сан Чо, «говорит о наличии в КНДР самых отрицательных последствий культа личности».
Корейский посол также проинформировал о том, что уже получил второй по счету вызов в Пхеньян. Он хотел бы возвратиться на родину через Китай, но не знал, как там «посмотрят на такую просьбу». Он осознавал, что в Пхеньяне его «ждет расправа», так как по указанию Ким Ир Сена «за любой поступок к каждому гражданину может быть применена любая мера наказания вплоть до расстрела при наличии показаний двух свидетелей» [25].
На вопрос Федоренко о времени отъезда, Ли Сан Чо сказал, что «намерен подождать до выяснения отношения ЦК КПСС к его заявлению» [26]. Скорее всего, такой пассаж означал, что Ли Сан Чо хотел подстраховаться: если в СССР ему по каким-то причинам откажут в убежище, не желая из-за него ссориться с Ким Ир Сеном, то защиту он найдет в Китае, когда расскажет о творящемся на его родине беззаконии.
Федоренко дал обещание направить письмо Ли Сан Чо по назначению. Понимая, что Хрущёву в тот момент было не до приемов, тем более на таком уровне, подлинник письма корейского посла он отправил Микояну, который должен был вылететь в Пекин во главе партийной делегации для участия в работе VIII съезда КПК. Во время пребывания в Пекине тот планировал обсудить положение в Корее с Мао Цзэдуном, также выражавшим недовольство ситуацией в Северной Корее.
На следующий день Федоренко вместе с прилетевшим из Пхеньяна послом Ивановым принял участие в специально созванном заседании Президиума ЦК КПСС, в ходе которого они проинформировали о создавшейся ситуации. Было высказано предложение партийной делегации КПСС во время пребывания в Китае «серьезно поговорить» с ее руководителями о происходящем в КНДР, а также «продумать ответ» послу КНДР Ли Сан Чо и сообщить послу КНР в Москве о том, что в Пекине предполагается соответствующий «обмен мнениями». Предлагалось «обдумать и подготовить проект указаний, как вести делегации в беседах с китайцами и корейцами» [27].
Выполняя решение Президиума ЦК, 10 сентября заведующий Международным отделом ЦК КПСС Б.Н. Пономарёв, который также был включен в состав партийной делегации на VIII съезд КПК, принял Ли Сан Чо. К тому времени северокорейский посол отправил личное послание на имя Мао Цзэдуна и поэтому в беседе с Пономарёвым попросил, чтобы две братские партии совместно разобрались в ситуации внутри КНДР и помогли ее руководителям «исправить нынешнее ненормальное положение» в Трудовой партии Кореи. По информации Ли Сан Чо, Ким Ир Сен ввел в заблуждение руководство КПСС, поскольку во время последнего визита в Москву согласился с правильностью высказанных а его адрес замечаний, но по возвращении в Пхеньян «стал действовать наоборот».
В свою очередь Пономарёв заметил, что в Москве встревожены всем происходящим в Северной Корее и что делегация КПСС во время пребывания в Пекине на VIII съезде КПК «имеет поручение обсудить этот вопрос с корейской делегацией и побеседовать с китайскими товарищами о положении в ТПК» [28].
В первые дни нахождения делегации КПСС в Пекине состоялись как минимум две встречи с Мао Цзэдуном, и было принято решение о направлении в Пхеньян, без получения оттуда хотя бы формального приглашения, совместной советско-китайской партийной делегации [29]. Ее возглавили Микоян и министр обороны КНР маршал Пэн Дэхуай, командовавший в период кЬрейской войны китайскими «добровольцами».
Перед китайской делегацией, по всей видимости, Мао Цзэдуном была поставлена задача — попытаться прозондировать почву для отстранения Ким Ир Сена от руководства партией и государством и подыскать ему замену, устраивавшую как Москву, так и Пекин. Причем, судя по всему, у Пекина было намного больше претензий к Ким Ир Сену, чем у Москвы.
Следует отметить, что Микоян в таком «деле» был не случайный человек, поскольку в начале апреля 1956 г. участвовал, совместно с китайским представителем Чэнь Юнем, в исправлении «перегибов», обнаруженных в деятельности Партии трудящихся Вьетнама. Тогда представители КПСС и КПК настояли на «оргвыводах» за ошибки, допущенные при проведении в северной части Вьетнама аграрной реформы, но в высшем руководстве они коснулись лишь генерального секретаря ПТВ Чыонг Тиня, занимавшего в местной иерархии приблизительно такое место, на каком в КНДР находился Цой Ен Ген. Главного лидера, Хо Ши Мина, согласившегося с рекомендациями московских и пекинских гостей, «оргвыводы» не затронули.
Перед поездкой в Пекин и Пхеньян, судя по сохранившимся архивным материалам, Микоян кроме отчета Брежнева, выписки из дипломатического дневника Федоренко и письма Ли Сан Чо на имя Хрущёва затребовал для ознакомления еще ряд материалов. В частности, это были: отчет Ким Ир Сена на августовском пленуме о работе правительственной делегации КНДР, посетившей братские страны, и о «некоторых очередных задачах нашей партии»; переведенное с китайского языка письмо члена ЦК ТПК Со Хуэя и «других трех товарищей» в адрес ЦК КПК; проект выступления Юн Кон Хэма на августовском пленуме; поступивший в МИД СССР из посольства в Пхеньяне текст решения пленума ЦК ТПК «Об антипартийной, сектантской деятельности Пак Ир У», а также список лиц, представших перед чрезвычайным военным трибуналом КНДР 3—6 августа 1953 года [30].
Нам не удалось выяснить, имел ли Микоян возможность познакомиться с содержанием других документов, в тот период поступивших в ЦК КПСС из КНДР. Например, с письменными отчетами советских дипломатов из посольства в Пхеньяне о встречах с уже упоминавшимся Пак Чан Оком, с другим оппозиционно настроенным деятелем, ответственным работником Кабинета министров Ли Пхир Гю, с придерживавшимся прокимирсеновских взглядов министром иностранных дел, выходцем из советской фракции Нам Иром [31].
Как нам представляется, даже и без этой информации, Микоян был достаточно хорошо подготовлен к поездке в Пхеньян. Судя по тому, что в июне-июле он участвовал во всех проходивших встречах, а также проводах Ким Ир Сена, он мог вести с ним какие-то переговоры или консультации, но прямого подтверждения данному факту нам пока найти не удалось.
Приняв участие в нескольких заседаниях президиума ЦК ТПК, а затем и в срочно созванном 23 сентября пленуме, посланцы Хрущева и Мао Цзэдуна поняли, что они не смогут навязать Ким Ир Сену свою позицию. Участники пленума высказали поддержку своему лидеру и, в качестве компромисса, обещали восстановить исключенных в августе из партии и ЦК оппозиционеров, а также признать «поспешность» своих действий [32].
Спустя неделю, в главной северокорейской партийной газете «Нодон Синмун» появилось сообщение о восстановлении в партии и возвращении к руководящей работе исключенных на августовском пленуме оппозиционеров. Правда, постановление сентябрьского пленума так и не было в полном объеме опубликовано, вопреки договоренности, достигнутой между Микояном, Пэн Дэхуаем и Ким Ир Сеном.
Ким Ир Сен устоял. Более того, еще в большей степени укрепил свои позиции в руководстве партией и государством и начал готовить новые расправы с неугодными [33]. Для Ли Сан Чо подобный результат поездки советско-китайской делегации означал политическую смерть.
Последним «хлопком дверью» в сторону оппонента стало его письмо, датированное 19 октября 1956 года [34]. Знакомые с его приблизительным содержанием специалисты проводили аналогию с открытым письмом Ф.Ф. Раскольникова И.В. Сталину, обнародованным в 1939 г. в русской эмигрантской печати, а в Советском Союзе получившим широкий резонанс в период перестройки, благодаря публикации в журнале «Огонек» с комментариями известного историка В.М. Поликарпова [35].
Ниже мы приводим текст письма Ли Сан Чо с сохранением авторской орфографии и пунктуации и попробуем выяснить, насколько такое сравнение соответствует действительности.
«Товарищу Ким Ир Сену!
Мне хочется напомнить Вам, что в результате грубого попирания внутрипартийной демократии и преследований честных коммунистов в стране создалось такое положение, которое делает невозможным мое возвращение на Родину, хотя я с другими товарищами вел в течение 25 лет борьбу за освобождение родины и народную власть.
В связи с этим считаю необходимым написать Вам открытое письмо, в котором попытаюсь изложить свои соображения.
Что касается внутрипартийного вопроса, то прошу, Вас, серьезно рассмотреть мое письменное заявление, адресованное ЦК Трудовой Партии, и которое выслано в Пхеньян [36].
Заранее хочу сказать, что при необходимых условиях постараюсь сделать мое заявление, изъяв оттуда все материалы, строго относящиеся к секретным, достоянием других братских партий. Такой шаг будет продиктован тем, чтобы братские Партии были информированы о положении в Трудовой Партии Кореи.
Конечно, я этого не желаю, но в интересах Партии хочу с позиций коммунистических принципов решить все наболевшие вопросы.
В обстановке, когда власть сосредоточена в руках немногочисленных людей и когда она проявляет свои свойства во всех областях государственной и партийной жизни, фактически становится невозможным путем внутрипартийной демократии устранить серьезные недостатки в партийной работе. Думаю, что, Вы, не будете отрицать этот факт.
Во имя достижения несправедливых целей руководство партией использует печатные органы Партии и ее организации всех ступеней и подвергает преследованиям честных коммунистов. Об этом напоминаю, чтобы Вы трезво оценили создавшееся положение внутри Партии. Если, Вы, займете правильную принципиальную позицию в решении партийных вопросов, то не поздно устранить серьезные ошибки в нашей партийно-государственной работе.
Прошу, Вас, еще раз глубже и всесторонне рассмотреть товарищеские замечания, сделанные ответственными представителями КПСС и КПК накануне сентябрьского Пленума ЦК в Пхеньяне. Вы, правда, пытаетесь скрыть от партийной массы этот факт. Но, как Вам известно, в Пхеньяне почти все знают об этом.
Вам следовало бы знать, что ваши несправедливые действия заставляют многих товарищей из нашей Партии и братских Партий задуматься над создавшимся положением в Корее. Мы все должны с горечью признать тот факт, что в результате нарушения коммунистических принципов подорван международный авторитет Трудовой Партии.
Вам следовало бы также знать, что в сообщениях о Корее, публикуемых на страницах печати братских Партий, все больше стараются не связывать достижения нашей страны с именем Ким Ир Сена. Почему так поступают? Да, потому, что несколько похвальных слов, сказанных в адрес нашей Партии, немедленно используется как оружие для подавления критических замечаний отдельных товарищей и как политический капитал, чтобы заглушить голос против культа личности.
С помощью власти, которая сосредоточена в руках подхалимов и тов. Ким Ир Сена, в стране создана атмосфера страха и голого подчинения, в условиях которой ныне живут коммунисты и весь народ. Во что все это обошлось, Вы, сами хорошо знаете. В настоящее время в Пхеньяне даже кадровые работники избегают между собой встречи, так как боятся.
Тов. Ким Ир Сен! Надо же понять, что крайне несправедливо, когда пытаются методом давления сохранить произвол и беззакония. Если так, Вы, думаете, то это — большая ошибка. Метод давления и насилий в партийной работе несовместим с коммунистическими принципами, выработанными в международном рабочем движении. Вы, также знаете, что история развивается в соответствии с объективными законами общественного развития.
Как показывают исторические опыты, несправедливость, в том числе, беззаконие могут с помощью власти приобретать окраску справедливости на определенное время. Но пройдет некоторое время, и история вынесет все эти несправедливости на осуждение общественного мнения. Часть товарищей, боровшихся в годы японского господства в самой Корее, ныне занята расследованием дела об убийстве одного товарища, который после освобождения Кореи сразу был Председателем партийного комитета провинции Канвон. Его труп был обнаружен вблизи Пхеньяна под снегом весной следующего года. Известно, что он выступил на одном собрании против переоценки революционной деятельности тов. Ким Ир Сена, а после собрания был убит. Нужно выявить до конца организатора и убийцу этого товарища. Мы также знаем, что сейчас ищут тех товарищей, которые в свое время без вести пропали.
Методом террора расправляются эксплуататорские классы. Сколько человек, которые выступили против Ким Ир Сена в свое время, осталось в живых? Тов. Пак Ир У тоже хотели убрать с пути, но к счастью, с помощью зарубежных друзей он спасен. Этот факт не для кого не составляет тайну. В ходе нынешней внутрипартийной борьбы также применялись недозволенные бессовестные методы борьбы и создавали всевозможные наговоры против тех, кто выступил с критикой культа личности. Все мы знаем, что члены семьи тов. Юн Гон Хыма, Сэ Хви, Ли Пхир Гю, которые ныне находятся в Китае, подвергаются преследованиям. Пора положить конец этому позорному факту. Я лично требую этого. Тов. Ким Чан Хым, находившийся на излечении в Москве, немедленно был вызван в Пхеньян только из-за того, что он имел смелость бросить несколько критических товарищеских замечаний по адресу тов. Ким Ир Сена. До его приезда в Пхеньян, уже успели отобрать автомашину, закрепленную за ним, а с его квартиры сняли телефон. После августовского Пленума по указанию самого тов. Пак Кым Чера из квартир были выселены тов. Цой Чан Ик и Пак Чин Ок.
Все эти факты показывают насколько беспочвенны обвинения, выдвинутые против тов. Цой Чан Ика, Гон Хыма, Сэ Хви, Пак Чан Ока и Ли Пхир Гю, Эти обвинения касаются их личной жизни, их биографических данных и т.д. Я требую, чтобы положили конец этому позорному факту.
По собственному опыту знаю, что ваши обвинения ложные. Вы знаете хорошо, что против меня также выдвигаются подобные обвинения. Об этом можно судить из телеграммы, полученной мной из Пхеньяна.
В период отступления наших войск по заданию Правительства я находился в Северо-Восточном Китае, где с помощью китайских товарищей выполнял ответственное поручение Партии и Правительства. Когда я вернулся в Пхеньян Вы, главнокомандующий Народной армией и тов. Нам Ир, предлагали мне работать Начальником резведуправления. Сперва я намеревался отказаться от этой работы, но по вашему настоянию дал согласие работать на этой должности. По истечению 3-х месяцев меня направили в качестве члена делегации в Кэсон на переговоры о перемирии в Корее. Когда уезжал в Кэсон, я попросил Вас и Министра национальной обороны организовать ревизию моей деятельности, особенно, в части финансов с тем, чтобы на будущем предотвратить всякие сплетни и разговоры на этот счет. В результате ревизии выяснилось, что никаких грехов нет за мной, о чем Вы сами тогда подтвердили.
После освобождения меня от обязанностей главного делегата в Военной комиссии по перемирию я также попросил Вас и Начальника Генерального штаба КНА произвести соответствующую ревизию моей деятельности. В результате ревизии было установлено, что никаких недочетов в материальной ценности нет. Все эти факты Вам хорошо известны, и несмотря на все эти очевидные факты, как объяснить содержание шифрованной телеграммы, в которой предлагается выехать мне в Пхеньян в целях выяснения вопросов, касающихся прошлой моей деятельности в области финансов. Я это объясняю не иначе как попытку отомстить мне за то, что на 3-ем съезде я определенно выразил свое отношение к вопросу культа личности Ким Ир Сена в нашей Партии.
У меня возникло определенное подозрение, что Вы выработали против меня план политического и физического уничтожения, так как я один из тех, кто больше других знает факты нарушения нормы партийной жизни, секретные данные в отношениях нашей Партии и Правительства с братскими партиям и Правительствами и слабые стороны подхалимов, примазавшихся к власти.
Правда, не знаю под чьим руководством вынашивался такой зловещий план по отношению меня, но одно ясно, что подобный план — нельзя рассматривать не иначе как действия труса и беспринципного политикана.
Неужели Вам приятно сколачивать вокруг себя всевозможных политиканов и карьеристов, которые еще вчера говорили только на японском языке и кричали на всех перекрестках «Да здравствует император Японии!» Этим Вы отталкиваете от себя настоящих честных революционеров.
Можно в нынешних условиях, когда малейшее критическое выступление против подхалимов воспринимается, как попытка «свергнуть» руководство партии и правительства, нам вместе работать? В подобной обстановке можно питать доверие к руководству Партией?
Товарищ Ким Ир Сен! Мы вступили на путь революционной борьбы не для того, чтобы нас преследовали и оскорбляли те подхалимы, которые сплотились вокруг Вас. Не для этого мы, рискуя жизнью, боролись против иноземных колонизаторов. Вам следует об этом подумать. Далее. Мы не для того участвовали в революции под руководством ККП [37] и боролись в подполье, чтобы занять высокие посты и обеспечить личное благополучие.
Когда мы дрались на передовых линиях фронта и в тылу врага, то не знали, увидим ли свою родину освобожденной при нашей жизни. Но мы твердо знали, что стоим на правильном пути, освещенном коммунистической идеей, поэтому для нас смерть не была страшна.
Я хорошо знал, почему т. Ким Чан Ман, которого, Вы по-своему очень любите, ныне занимает пост заместителя Председателя ЦК. В своей деятельности он всячески пытается умалить роль тех товарищей которые боролись в Китае и вернулись из Яньани. Их революционное прошлое растопталось. Тов. Ким Чан Ман упорно проповедовал теорию о том, что только партизанская борьба Ким Ир Сена и деятельность «Общества по возрождению отечества» [38] составляет историю партизанской борьбы корейского народа. Мы не относимся к таким, с позволения сказать, политическим деятелям. Мы можем с гордостью сказать, что не жалея своей собственной жизни, боролись с врагами нашей родины в то время, когда Вы находились в Хабаровске.
Я знаю, что это письмо Вам не понравится. Вместе с тем отдаю отчет в том, что настоящее письмо заставит Вас выдумать против меня и моих родственников всевозможные ложные обвинения.
Однако никакие трудности и препятствия не заставят меня отказаться от революционной правды и я готов продолжить свою борьбу во имя торжества справедливости.
Если в Корее власть была бы антинародной, то без малейшего колебания организовал бы подпольную борьбу.
Однако мы трердо знаем, что, несмотря на грубые ошибки и недостатки в партийной жизни, наша страна под руководством Партии идет по пути строительства социализма. Именно поэтому со своей стороны всячески буду помогать Вам в этой борьбе.
Я думаю, что партийность коммуниста определяется не его беспрекословным подчинением неправильному однобокому решению руководства. А наоборот, подлинная партийность коммуниста предполагает непримиримую его борьбу с недостатками в интересах истины и класса пролетариата. Другими словами, коммунист, вооруженный марксистско-ленинским мировоззрением — диалектическим материализмом, обязан настойчиво бороться за устранение недостатков и ошибок, идущих вразрез с истиной, с тем, чтобы укрепить партийные ряды и поднять авторитет Партии. Именно коммунист, поступающий таким образом, может себя считать настоящим членом Партии, у которого крепка партийность.
В произведениях классиков марксизма-ленинизма нигде не сказано, чтобы коммунист беспрекословно подчинился тем руководителям, действия которых нарушают принципы марксистско-ленинской истины. Ни в одной братской Партии не требуют того, чтобы коммунист безусловно склонил свою голову перед теми руководителями, политика которых явно нарушает марксистско-ленинские принципы.
Я хорошо знаю с какой целью Вы отзываете меня из Москвы Вы хотите заставить меня написать «саморазоблачительное» письмо, в котором бы я оклеветал себя и моих товарищей за принадлежность к группировке, выдуманной Вами. Вы хотите подвергнуть меня домашнему аресту, а затем путем угроз и запугивания хотите вывести меня из равновесия. И когда для меня сама жизнь будет ничтожной, Вы сфабрикуете против меня всевозможные материалы. Я хорошо знаю, что Вы и ваши подчиненные в таком деле опытные люди.
Сейчас Вы от тов. Ко Бон Ги, который подвергнут домашнему аресту, требуете подобных материалов. Я знаю, что Вы хотите также использовать меня в качестве одного свидетеля, подтверждающего правильность ваших выдуманных материалов.
Никогда я не стану таким лжесвидетелем. За такое мое действие, Вы, будете квалифицировать меня, как коммуниста, не подчиняющего[ся] решениям ЦК Партии, и нарушителя партийной дисциплины. И на основе этого, Вы, будете наказывать меня. Формально я действительно не подчиняюсь той партийной дисциплине, установленной насильственно Вами, а на самом деле, Вы, совершаете незаконные действия, несправедливо квалифицируя честных коммунистов как антипартийных элементов, и не заслуживая наказания их.
В такой обстановке лучше быть заклейменным, чем быть подлым человеком, идущим против правды истины.
У меня есть дети и родственники, на головы которых также обрушатся преследования только из-за того, что они дети и родственники «антипартийного фракционера». Я лично не потерплю этого.
Как революционер, я выбрал путь трудностей и препятствий в интересах торжества истины. Как революционер моя совесть не позволяет стать меня на путь подхалимства и угодничества. Но я твердо знаю, что история осветит с правильных позиций нынешнюю внутрипартийную борьбу в нашей Партии. Со своей стороны, если это возможно, приложу усилия, чтобы написать правдивую книгу о борьбе корейских революционеров.
Буду стремиться также к тому, чтобы опубликовать книгу или статью, в которых попытаюсь правдиво рассказать историю антияпонского движения корейского народа. Я понимаю, что подобные статьи сейчас трудно напечатать, но твердо верю, что настанет время и эти статьи увидят свет.
Я жил и боролся, чтобы истина восторжествовала. Буду жить таким же путем, В силу указанных причин я не могу быть преданным Вам «революционером» и поэтому не имею возможность сейчас вернуться на родину. Для меня родная земля, во имя которой я боролся, рискуя своей жизнью, очень дорога. На этой земле живут и ждут меня мои старые родители, братья и товарищи, на этой земле я родился и вырос, она для меня бесконечно дорога.
Но в условиях, когда не допускается правда и истина в жизни, я вынужден отказаться временно от возвращения на родину. Я считаю необходимым сказать, что все эти отрицательные явления в нашей жизни являются типичным проявлением культа личности в нашей Партии.
На основе вышеизложенного я прошу Центральный Комитет Партии рассмотреть следующую мою просьбу:
1. Позаботиться о том, чтобы я мог проживать на территориях СССР или Китая и перевести мою партийную принадлежность в КПСС или в КПК. Номер моего партийного билета 00010. Как Вам известно, я вступил в ряды Коммунистической партии Китая до освобождения Кореи. Документы о моей партийности находятся в отделе партучета ЦК.
2. Прошу принять мое заверение в том, что в целом, и впредь буду бороться за интересы народа и Партии. Однако это не значит, что я не буду бороться против отдельных личностей, которые находятся ныне на ответственных постах и с которыми у меня различные взгляды по принципиальным вопросам партийной политики.
Если Вы не изменили ранее принятого решения в отношении меня, то прошу меня направить на учебу в Высшую партийную школу при ЦК КПСС, предварительно, освободив меня, от обязанностей посла.
Надеюсь, что из указанных просьб, Вы удовлетворите хоть одну просьбу в организационном порядке.
Если, Вы, откажитесь удовлетворить мою просьбу в организационном порядке, то я вынужден буду сам решить эти вопросы собственными усилиями. Прежде всего, напишу соответствующие заявления на имя тов. К.Е. Ворошилова и Н.С. Хрущёва. Кроме того, попытаюсь вступить в переговоры с представителями братских стран.
Решение вопросов всецело зависит от той принципиальной позиции, которую Вы займете. И не исключаю возможности того, что Вы официально попросите Советское Правительство сопроводить меня до границы, или Вы попытаетесь создать для меня материальное затруднение и другие препятствия. Но заранее скажу, что по-вашему не получится. Вам не удастся физически уничтожить меня.
Я лично не хотел бы, чтобы из-за меня возникли недоразумения между нашими странами. Но, если Вы продолжите свои преследования в отношении меня, то я попытаюсь вынести на обсуждение общественного мнения ваши несправедливые действия, идущие вразрез с истиной. Я представляю, что это все вызовет временное бурление в нашей Партии, но в перспективе мы сумеем ликвидировать диктаторство в Партии, обеспечим внутрипартийную демократию и коллективное руководство и спасем многих честных товарищей от систематической травли.
Я вновь повторяю, что хотел бы, чтобы все эти вопросы решались внутрипартийным порядком. Недавно в Москве пребывал в составе Парламентской делегации [39] Заведующий промышленно-транспортным отделом ЦК [ТПК] т. Ко Хим Ман, который собрал сотрудников Посольства, чтобы рассказать о результатах августовского пленума ЦК. В своем заявлении он сказал, что Юн Гон Хым, будучи Министром торговли, расхитил огромное количество свиней и коров. При этом он сказал, что для Юн Гон Хыма говядина и свинина стали невкусными, поэтому он переключился на кур. В самом его заявлении можно обнаружить вопиющие противоречия. Как же так: человек, который преимущественно ел куриное мясо, вдруг расхитил сотни голов скота в целях употребления в качестве пищи.
Со своей стороны могу сказать следующее: когда я был на 3-м съезде Партии, Юн Гон Хым дважды приглашал меня на обед. И надо заметить, что он меня, как гостя, угостил только рыбой. Нигде не видел ни говядину, ни свинину.
Группа подхалимов сейчас фабрикует всевозможные небылицы лишь бы оклеветать честных людей. Сейчас вытащили на божий свет его прошлую деятельность. Все мы хорошо знаем, а это он сам не скрывал, что Юн Гон Хым, когда ему было 20 лет, учился в училище гражданского воздушного флота в Японии. Этот факт выдают, как служение японскому империализму. А между тем мы знаем, с какой целью он поступал в это училище. Цель его заключалась в том, чтобы на японском самолете сбросить бомбу на здание Японского генерального губернатора и выбросить агитационное листовки. Когда его заговор раскрылся, то его бросили в тюрьму, где он находился в течение ряда лет. После выхода из тюрьмы он уехал в Китай, где и вступил в ряды КПК.
В отношении Ли Пхир Гю, Сэ Хви и других также фабрикуются мнимые дела в целях клеветы и оскорблений личностей.
Если говорите правду, то почему, Вы о себе умалчиваете. Ведь до недавней поры в Вашем распоряжении без всякой надобности находились автомашины “ЗИС-110”, “бронированный ЗИС”, “ЗИМ” “Победа”, “Самая лучшая американская комфортабельная легковая машина” и два Виллиса, Кроме того, как Премьер-министр, Вы, расходовали неограниченно государственные деньги, тогда как по закону для Вас установлена твердая ставка.
На государственные деньги для своих родственников Вы построили в родном селе — Мангенде — огромный европейский дом. Мало того, Вы сделали могилу своей матери, как императорскую. На все это была расходована огромная сумма государственных денег.
Вам следовало бы прислушаться к голосу народа, который поговаривает, что на эти деньги можно построить школу, больницу и другие культурно-бытовые учреждения,
Я лично требую восстановления в Партии всех тех товарищей, исключенных из Партии после августовского Пленума ЦК, за то, что они выступили против культа личности. Требую того, чтобы восстановили их в тех должностях, в которых пребывали они до исключения. Пора прекратить всякую пропаганду клеветы и оскорбления против исключенных из Партии товарищей.
И наконец, я настоятельно требую удаления из руководства Партией ярых подхалимов и угодников — Пак Кым Мера, Ким Чан Мана, Пак Ден Ай, Нам Ира, Хан Сан Ду и других. И наконец, я требую преданию суду Пан Хак Се [40], который незаконно арестовал тысячи людей и тем самым нарушил священный долг коммуниста.
Жду срочного ответа на мое письмо» [41].
Какие же выводы напрашиваются после анализа содержания письма «корейского Раскольникова» в адрес «корейского Сталина»?
Во-первых, отчетливо прослеживается, что Ли Сан Чо не считал Ким Ир Сена «антинародным элементом», а лишь руководителем, окружившим себя «недостойными» людьми — подхалимами и карьеристами, в том числе и с «сомнительным» прошлым. В случае их удаления от управления государством и замены «достойными», к которым, наверняка, он относил и себя, ситуация могла существенно измениться в лучшую сторону.
Во-вторых, Ли Сан Чо считал, что Ким Ир Сен, будучи выходцем из социальных низов, образно говоря, попав «из грязи в князи», не смог избежать увлечения материальным обогащением, что выразилось в строительстве лично для себя и для своих родственников роскошных по корейским меркам резиденций, приобретении дорогих автомашин и т.п. При этом, намекал Ли Сан Чо, потраченные денежные средства наверняка можно было направить на улучшение жизни простых тружеников, как должно быть в государстве «социальной справедливости».
В-третьих, Ли Сан Чо пытался апеллировать к личной порядочности Ким Ир Сена и призывал его прекратить шельмование своих политических оппонентов, в том числе их дискредитацию как людей, морально нечистоплотных, злоупотреблявших служебным положением и совершавших другие недостойные поступки.
В-четвертых, ярко выраженное стремление автора изобразить себя политиком с высокими личными достоинствами и деловыми способностями, который, в случае исправления Ким Ир Сеном названных недостатков и «преступных деяний», всегда может быть полезным в любом качестве.
И, наконец, Ким Ир Сен должен был прислушаться не только к нему, Ли Сан Чо, но и к представителям СССР и КНР, которые имели более значимый опыт социалистического строительства.
Сложно сказать, была ли это наивность, либо тонкая игра функционера, уловившего политическую конъюнктуру и ощущавшего за своей спиной поддержку мощных политических сил, в том числе и внешних. В любом случае, в тех реалиях Ли Сан Чо как действующий политик был обречен. Конечно, это не был Фёдор Раскольников, в письме которого выражение недовольства политикой Сталина и созданным им режимом было еще более сильным и бескомпромиссным. Хотя нельзя исключать того обстоятельства, что это письмо могли отредактировать и сделать более мягким по тону или сам Ли Сан Чо или кто-либо из ответственных лиц в Москве, не желавших усиления конфронтации с вышедшим из-под контроля Ким Ир Сеном.
Можно сделать скидки на особенности корейского политического менталитета, а также на китайскую традицию, отраженную в классической литературе, с которой наверняка был знаком корейский посол. В отдельных сюжетах там описывалось, как к императору мог обратиться кто-нибудь из порядочных подданных, раскрыть ему глаза на творящиеся вокруг безобразия, быть за это наказанным, но потом, при прозрении владыки, оказаться возвращенным в качестве фаворита, призванного исправить выявленные им ранее недостатки [42].
По некоторым свидетельствам, осенью 1957 г. Мао Цзэдун и Пэн Дэхуай принесли Ким Ир Сену личные извинения за «сентябрьский инцидент» 1956 года. Ни Хрущёв, ни Микоян ничего подобного не сделали, поскольку изначально не ставили вопроса об освобождении северокорейского вождя от власти. Косвенным подтверждением смены советскими лидерами гнева на милость является приглашение в 1958 г. Ким Ир Сена с визитом в СССР, который он совершил в статусе главы партийно-правительственной делегации КНДР.
Для Ли Сан Чо не оставалось другого выхода как оставить занимаемый пост и просить политического убежища. Официальное вступление в должность нового посла КНДР в СССР Ли Син Пхаля произошло 14 октября 1956 года. Примерно в то же время Ли Сан Чо написал еще одно письмо, теперь уже в адрес ЦК КПСС — гораздо большее по объему, чем личное послание Ким Ир Сену, и существенно более радикальное по характеру обвинений в отношении северокорейского режима. Оно не вызвало на Старой площади сколько-нибудь заметного отклика. Спустя много лет, его реферат опубликовал в своей книге японский профессор Н. Симотомаи [43].
Ли Сан Чо, видимо, еще какое-то время пользовался определенной свободой действий. В частности, его направили на стажировку в Высшую партийную школу при ЦК КПСС, он имел возможность выступать с критическими высказываниями о режиме Ким Ир Сена в некоторых московских вузах. Однако после возмущенной реакции по этому поводу Ким Ир Сена и Нам Ира, руководство СССР лишило Ли Сан Чо возможности публичных выступлений. В этом состоял определенный компромисс между Москвой и Пхеньяном.
На пленуме ЦК ТПК в октябре 1957 г. Ли Сан Чо заочно был исключен из партии [44].
Опального северокорейского политика, которому было чуть за сорок, отправили на постоянное жительство в Минск. Там он занимался научной работой по истории средневековой Японии, а также преподавательской деятельностью, но это была уже его другая жизнь, сильно отличавшаяся от предыдущей.
Сложно сказать, насколько северокорейский оппозиционер, проживая в столице советской Белоруссии, мирился с реалиями хрущевских и, особенно, брежневских времен, но негативное отношение к политической системе, сложившейся на родине, он сохранил до конца своих дней.
Политический режим, который Ли Сан Чо так резко критиковал, оказался жизнеспособным и после ухода Ким Ир Сена с политической арены. КНДР и сегодня продолжает олицетворять практику строительства «реального социализма», а также социалистические идеалы, в верности которым, в формате концепции «чучхе-сонгун», его наследники по-прежнему клянутся.
Победи в 1956 г. политики, разделявшие взгляды Ли Сан Чо (на наш взгляд, в той исторической ситуации это было невозможно в принципе), в КНДР мог установиться режим северовьетнамского или китайского типа. В своем развитии Северная Корея наверняка испытала бы сходные с этими государствами проблемы, но могла иметь перспективы плавного перехода в конце 1970 — середине 1980-х гг. к рыночной экономике, с сохранением на своем фасаде элементов «социалистической» политической системы. Однако история не знает сослагательного наклонения.
Примечания
1. На XX съезде КПСС Ли Сан Чо присутствовал в качестве члена северокорейской партийной делегации, которую возглавлял заместитель главы партии Цой Ен Ген. Ким Ир Сен в его работе участия не принимал. Чтобы сгладить возможное негативное впечатление от этого шага, Ким Ир Сен в сентябре 1956 г. также не поехал в Пекин для участия в работе VIII съезда КПК. Северокорейскую делегацию, видимо, для соблюдения принципа «равноудаленное™» между Москвой и Пекином, возглавлял Цой Ен Ген.
2. Горбачёв-фонд. Россия и межкорейские отношения. Итоговый доклад по проекту «Российско-корейские отношения в архитектонике СВА и АТР» на 2002 год (при поддержке Корейского Фонда), февраль 2003 г. http://www.gorby.ru/activity/conference/show_70/view_13117.
3. ЛАНЬКОВ А.Н. Август, 1956 год. Кризис в Северной Корее. М. 2009, с. 107.
4. Л.И. Брежнев в 1952 г. был избран кандидатом в члены Президиума и секретарем ЦК КПСС, но после смерти И.В. Сталина бьш оттуда выведен и стал занимать более скромные должности. На XX съезде КПСС его возвратили в состав высшего руководства в прежнем статусе.
5. Правда. 26.IV. 1956. Составители доклада Горбачёв-фонда, видимо, не знали о существовании отчета главы делегации КПСС, отличного от его официальной речи, считали этот факт «показательным», явно подразумевая, что уже тогда Брежнев не разделял отрицательного отношения к «культу личности».
6. По информации А.Н. Ланькова, негласно встретиться с Брежневым во время съезда удалось оппозиционно настроенному заместителю главы правительства Пак Ы Ванну. ЛАНЬКОВ А.Н. Ук. соч., с. 116, 123.
7. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. Р-5446, оп. 98с, д. 721, л. 212-219.
8. СИМОТОМАИ Н. Ук. соч., с. 232.
9. Правда. 5, 8.VI.1956; Известия. 8.VI.1956.
10. Правда. 7.VI.1956.
11. Cold War History Project, issue 16 (Woodrow Wilson Center: Washington D.C.: Fall 2007/Winter 2008), p. 477.
12. Об этом косвенно свидетельствует последняя фраза его отчета: «Учитывая, что руководство ТПК заражено духом самовосхваления и приукрашивания действительности… считал бы необходимым обратить на это внимание т. Ким Ир Сена во время его пребывания в Москве». ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 98с, д. 721, л. 219.
13. Правительственная делегация КНДР находилась в Москве с 6 по 13 июля 1956 г., затем она посетила, по пути в Монголию, Свердловск. Встреча в Кремле с Н.С. Хрущёвым, в ходе которой тот высказал Ким Ир Сену критические замечания, сейчас в северокорейской пропаганде представляется как «первый бой ревизионизму!». См., например: http://rutube.ru/video/efe9d0aef415aa7de4dcd694435f59fa.
14. Правда. 8.VI.1956.
15. Известия. 8.VTI. 1956; Правда. 13.VII. 1956.
16. ЛАНЬКОВ А.Н. Ук. соч., с. 124, 146, 151.
17. PERSON J. «We Need Help from Outside»: The North Korean Opposition Movement of 1956. The Cold war international history project. Working paper series. Wash. 2006, №52, p. 51-61.
18. ЛАНЬКОВ A.H. Ук. соч., с. 178-196.
19. PERSON J. Op. cit., p. 68-69.
20. Его текст (переведенный с копии, хранящейся в РГАНИ) был опубликован на английском языке в Вашингтоне Центром В. Вильсона (PERSON J. Op. cit., p. 51—61). В настоящей статье цитируется по копии, хранящейся в ГА РФ.
21. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 98с, д. 721, л. 159-160.
22. СИМОТОМАИ Н. Ук. соч., с. 222.
23. Правда. 24.VII. 1956; Известия. 24.VII.1956.
24. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 98с, д. 721, л. 156.
25. Там же, л. 157.
26. Там же, л. 158.
27. Президиум ЦК КПСС. 1954—1964. Черновые протокольные записи заседаний. Т. 1. М. 2004, с. 166-167.
28. http://www.gorby.ru/activity/conference/show_70/view_13117.
29. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 98с, д. 717, л. 1-4.
30. Там же, д. 721, л. 69-98, 161-181, 182-202, 203-210, 244-247.
31. PERSON J. Op. cit., p. 61-68.
32. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 98с, д. 718, л. 24-45.
33. В мемуарах К.Н. Брутенца содержится другая версия, изложенная со слов члена делегации КПСС Б.Н. Пономарёва, которая не соответствует составленным им же в Пхеньяне стенограммам, отправленным в ЦК КПСС. См.: БРУТЕНЦ К.Н. На Старой площади. М. 1997, с. 98. Другую, противоречивую, версию изложил еще один член делегации КПСС. См.: МУХИТДИНОВ H.A. Река времени. М. 1995, с. 341-348.
34. По некоторым сведениям, Ли Сан Чо написал первый вариант своего письма еще летом 1956 г., однако не спешил его передавать адресату, видимо, на что-то надеясь.
35. Огонек. 1987, № 26.
36. В деле отсутствует.
37. Корейская коммунистическая партия.
38. Общество возрождения Отечества. Было образовано в 1936 г. на территории Китая как некое подобие единого фронта находившихся там корейских коммунистов и националистов. См.: SCALAPINO R, CHONG SEK LEE. Communism in Korea. Pt. 1. Berkley. 1973, p. 218-219.
39. Парламентская делегация КНДР находилась в СССР с 15 сентября по 15 октября 1956 года.
40. Глава службы безопасности КНДР, затем — министр внутренних дел, формально относился к «советской» фракции.
41. ГА РФ, ф. Р-5446, оп. 98с, д. 721, л. 3—13. Этот же текст, в качестве приложения к отчету Б.Н. Верещагина о встрече с заведующим консульским отделом посольства КНДР в Москве 19 октября 1956 г., содержится в материалах Архива внешней политики РФ. См.: АВП РФ, ф. 0102, оп. 12, п. 68, д. 4. Публикация данного экземпляра была невозможна из-за запрета руководства архива. В ГАРФ такого ограничения не установлено.
42. Характерный пример такого рода — судьба жившего в XVI в. китайского чиновника Хай Жуя. В период правления императора Цзяцина этот честный и порядочный человек решил сообщить «сыну Неба» о злоупотреблениях, которые творились от его имени. За это Хай Жуй был наказан, но впоследствии реабилитирован и объявлен примером для подражания. Лавры такого рода не давали покоя не одному поколению чиновников в Поднебесной. Заместитель мэра Пекина У Хань написал историческую пьесу «Разжалование Хай Жуя», за которую в годы «культурной революции» подвергся жестоким гонениям.
43. СИМОТОМАИ Н. Ук. соч., с. 245—259. Надо иметь в виду, что письмо, вначале написанное по-корейски, было переведено в ЦК КПСС на русский язык, затем на японский, а потом (сокращенный вариант) переводчиком книги Н. Симотомаи снова на русский.
44. Там же, с. 269—270.
Источник: «Вопросы истории», 2016, №4.