Харуки Вада * Судьба коммуниста: Носака Садзо (2003) * Статья


Вада Харуки — японский учёный, славист и кореевед. Специалист по истории России советского периода, а также революционных, социалистических и крестьянских движений в России и Корее, профессор Токийского университета. Автор большого количества книг, включая «Мир крестьянской революции. Есенин и Махно».


Впервые опубликовано: Япония второй половины XX века. Проблемы и судьбы. — М.: Восточная литература РАН, 2003.


1. «Дело Носака»: суть проблемы

Носака Сандзо скончался 14 ноября 1993 г. в возрасте ста одного года. Почти за год до смерти этот уникальный коммунист-долгожитель, ветеран бурного века, был исключен из Коммунистической партии Японии (КПЯ), которая обошла молчанием его кончину. Известно, что Ленин, спрашивая, каков наихудший норок, сам ответил: жить до 55 лет[1]. Тогда тот факт, что Носака до ста лет продолжал занимать почетное положение в партии, иначе как чудом не назвать. Однако судьба оказалась жестокой и к нему, в итоге покрыв его имя бесчестьем.

Огромный массив секретных документов КПСС стал достоянием гласности после ее распада. Именно эти документы были использованы для кампании против Носака и привели к его позорному исключению из КПЯ, а также к переоценке его личности и деятельности в Японии.

Первыми японцами, получившими доступ к рассекреченным партийным документам, были сотрудники телерадиовещательной корпорации NHK. Большой массив этих документов был использован в прекрасном документальном фильме «Путь к Токийскому процессу» (премьера состоялась 15 августа 1992 г.), анализировавшем позиции союзных держав в вопросе об ответственности императора Сева за развязывание войны. Рассматривая позицию СССР, авторы фильма обратились к протоколам переговоров Носака с представителями ВКП(б) в Москве в октябре-ноябре 1945 г.[2] Только тогда впервые стало известно, что Носака, находившийся в годы войны в Китае, перед возвращением в Японию побывал в Москве. Журналисты NHK встретились с сотрудником Института востоковедения РАН Л.Л. Кириченко, который высказал предположение, что оценка императорской системы, данная Носака, могла оказать влияние на решение советской стороны не привлекать императора к суду. Чтобы проверить это предположение, журналисты получили документы о пребывании Носака в СССР и доверили их анализ автору настоящей работы.

К документам КПСС обратились и те, кто хотел вывести на спет тщательно скрываемые темные эпизоды истории КПЯ. Работавший в Москве журналист Като Акира получил доступ к письму Носака Г. Димитрову от 22 февраля 1939 г. и вместе со своим коллегой Кобаси Сюнъити 3 сентября 1992 г. опубликовал его в журнале «Сюкан бунсюн». Это было первое появление в печати «письма Носака, предавшего своих товарищей». «Шапка» публикации гласила: «Многие чтут Носака Сандзо, патриарха, достигшего столетнего возраста, как бога. До войны он боролся с милитаристами, после войны — с оккупационными властями… Однако обнаруженные в Москве секретные документы КПСС сегодня разоблачают этот лживый миф»[3].

Согласно ранее опубликованным воспоминаниям самого Носака, он, по приезде в Москву из США, узнал об аресте представителя КПЯ и Профинтерне Ямамото Кэндзо и письменно запросил О.В. Куусинена и Г. Димитрова о причинах[4]. На самом же деле Носака написал Димитрову о своих подозрениях в отношении Ямамото. Авторы статьи в «Сюкан бунсюн» однозначно квалифицировали это письмо как донос.

Испытав столь тяжелый удар, руководство КПЯ само получило копию документа. Спешно собранный пленум ЦК КПЯ снял Носака с поста почетного председателя. В его резолюции говорилось, что действия Носака являются «еще одним важным актом, легшим в основу репрессивной политики советского правительства» и «предательством в отношении Ямамото». 12 сентября резолюция и полный текст письма Носака 1939 г. были опубликованы в партийной газете «Акахата».

Вслед за этим авторы публикации в «Сюкан бунсюн» обнародовали показания Сэки Мацу, жены Ямамото, из которых стало ясно, что донес на нее именно Носака[5]. Продолжение публикации показало, как Носака, стремясь утаить правду о своем поступке, помешал Сэки вернуться на родину посте того, как она вышла из советского лагеря во время послесталинской «оттепели»[6]. Это был смертельный удар по Носака. 29 октября в «Сюкан бунсюн» появился еще один материал Като и Кобаяси, в котором прямо утверждалось, что Носака был агентом КГБ (?) непосредственно со времени своего прибытия в Москву в 1930 г.[7]

Оказавшись в критической ситуации, КПЯ спешно завершила собственное расследование дела, и новый пленум ЦК окончательно признал правдой то, что авторы статей в «Сюкан бунсюн» написали об обвинении Ямамото и разоблачении Сэки со стороны Носака. Носака лгал, когда, зная правду о причинах гибели Ямамото, скрыл ее от партии и народа. По той же причине он препятствовал возвращению Сэки в Японию, куда она так и не смогла приехать. Кроме того, резолюция утверждала, что Носака с 1962 г. «втайне от партии поддерживал связи с КПСС и не сообщил об этом». В соответствии с этой резолюцией решением ЦК от 27 декабря 1992 г. Носака был исключен из партии[8].

С началом следующего года «Акахата» начала публиковать серию статей председателя ЦК КПЯ Фува Тэцудзо «Хроника вмешательства и измены: из секретных архивов КПСС», призванных показать, как КПСС С 1962 г., создав с помощью советского посольства в Токио группу предателей» внутри КПЯ, пыталась таким образом развалить японскую компартию изнутри[9]. Одним из главных «предателей» интересов КПЯ и ее противостоянии с Москвой публикация представляла Носака.

Автор настоящей работы заинтересовался этой проблемой, ознакомившись с документами о пребывании Носака в СССР осенью 1945 г., и в марте 1993 г. отправился в Москву, где работал в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), ныне называемом Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), и в Центре хранения современных документов (ЦХСД). Результаты моих исследований были опубликованы сначала в виде статьи в 1994 г., а затем обобщены в книге «Носака Сандзо. История», вышедшей в 1996 г. Однако в то время я не имел возможности использовать оригинал письма Носака Димитрову, опубликованного в «Сюкан бунсюн» и «Акахата». Затем в сотрудничестве с РГАСПИ мы с покойным Г.М. Адибековым в 1998-2001 гг. подготовили к изданию собрание документов «ВКП(б), Коминтерн и Япония», изданное отдельной книгой в России. В ходе работы мы обнаружили много новых материалов по «делу Носака».

В свете этих документов я решил заново рассмотреть такие ключевые моменты в жизни и судьбе Носака, как обстоятельства гибели Ямамото и вопрос об отречении императора Сева от престола.

2. Носака и «дело Ямамото»

Носака покинул Японию в марте 1931 г. вместе с женой Рё и через Харбин приехал во Владивосток (где встретился с членом ЦК КПЯ Ямамото Кэндзо, работавшим в Профинтерне), а через несколько дней отправился в Москву. В мае 1931 г. Носака был назначен представителем КПЯ в Исполкоме Коминтерна (ИККИ), где работал вместе с Катаяма Сэн. В качестве партийного псевдонима он избрал себе имя Окано Сусуму. Осенью в Москву из Владивостока приехали Ямамото и Сэки, включившиеся в работу вместе с Носака; Ямамото ими себе псевдоним Танака, его жена — Андо Юки[10].

В марте 1934 г. Носака был командирован в США. С помощью американской компартии Коминтерн создал в Лос-Анджелесе центр для помощи японским коммунистам и руководства их деятельностью, поручив эту работу Носака, который вместе с Джо Коидэ успешно взялся за дело немедленно по прибытии.

В июне 1935 г. Носака возвратился в Москву. Несмотря на произошедшее за полгода до того убийство С.М. Кирова, в коминтерновских кругах доминировал дух всеобщего единения под лозунгом борьбы с фашизмом. Как раз в июле открылся VII Конгресс Коминтерна, на котором Димитров выступил с известным докладом «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма», выдвинув лозунг создания антифашистского народного фронта. Через полгода после конгресса, в феврале 1936 г. появилось «Письмо Окано и Танака японским коммунистам», определявшее новый курс КПЯ. Оно было составлено Носака при участии Ямамото[11]. Называя главным врагом «фашистскую военщину», письмо указывало: «Только мощное народное движение на основе единства действий пролетариата и единого народного антифашистского фронта может спасти японский народ от ужасов фашизма и войны. Задача компартии состоит в том, чтобы объединить всех трудящихся против военщины, реакции и войны. Лагерю фашистской военщины, финансовых магнатов и помещиком, этому лагерю самой черной реакции и военных авантюр надо противопоставить единый фронт трудящихся классов — лагерь демократии, мира и труда»[12].

Вскоре Носака снова отбыл в США.

Тем временем в Советском Союзе развернулась кампания репрессий против «пособников» германского фашизма и японского милитаризма. Остававшиеся в Москве японские коммунисты один за другим оказывались в застенках. 7 июня 1937 г. был арестован Маэсима Такэо (он же Кандзё), учившийся в Коммунистическом университете трудящихся Востока (КУТВ), 4 августа — бывший доцент медицинского факультета Токийского императорского университета Кунидзаки Тэйдо, под именем Александр Кон вступивший в Коммунистическую партию Германии и работавший заведующим японской секцией Издательства иностранных рабочих в Москве. Несколько раньше был арестован сотрудник того же издательства, выпускник КУТВ Ито Масаносукэ (он же Такэути), муж Катаяма Ясу, дочери Катаяма Сэн[13]. Наконец, 2 ноября 1937 г. были арестованы и Ямамото, представитель КПЯ в ИККИ (с 1936 г., ранее — в Профинтерне) и товарищ Носака. В определении Военной коллегии Верховного суда СССР от 23 мая 1956 г. о реабилитации Ямамото говорилось, что обвинение в его адрес в «провокаторской и шпионской деятельности» «основывались на признании вины на предварительном следствии самим Танака-Ямамото и на показаниях, данных на следствии обвиняемыми по другим делам» Кандзё, Такэути, бывшим руководителем Дальбюро Коминтерна П.А.Мифом и референтом Восточного отдела Профинтерна Е.П. Терновской, ответственной за связи с Японией[14]. Теперь мы располагаем секретным донесением (точнее будет назвать его доносом) Мифа от 3 сентября 1937 г. в отдел кадров ИККИ, которое приводим полностью: «Работающий в качестве представителя КП Японии Танака внушает, по моему мнению, серьезные подозрения. Еще в 1931 г. Танака обратился ко мне с просьбой помочь в получении и переброске десятка револьверов на японскую часть Сахалина. Это оружие, по словам Танака, необходимо было для работы наших японских товарищей. Я, конечно, категорически отказался удовлетворить тогда просьбу Танаки и о самом этом факте, вызвавшем у меня известное сомнение, сообщил работникам секретной части и НКВД. Второе, на что следует обратить внимание, это постоянное попечительство со стороны Танаки над подозрительными и явно враждебными нам элементами. Так, например, Танака всегда прекрасно отзывался и всячески покровительствовал таким людям, как 1) высланным из СССР Сэки Сано, Хидзиката (Ёси, деятели японского пролетарского театра. — В.Х.) арестованному японцу Кандзё (Маэсима Такэо. — В.Х.), уволенному из НИИНКП (Научно-исследовательский институт национальноколониальных проблем. — В.Х.) Симидзу (Хориути Тэцудзи. — В.Х.) и др., фамилии которых не могу сейчас вспомнить. В КУТВ, по настоянию Танаки, были приняты японцы Бадмаев (Мацумото Кэн. — В.Х. ) и Базарон (Тэрасима Гидзо. — В.Х. ), вызывающие серьезные сомнения. Во всяком случае (по наблюдению наших товарищей), Базарон является интеллигентом, а не рабочим (как утверждает Танака) и приехал в СССР со знанием русского языка, что он усиленно скрывает. Следует также проверить связь Танаки с ныне арестованным Волком (Я.И. Волк, референт Секретариата ИККИ по Японии. — В.Х.)[15].

О недвусмысленном характере этого письма свидетельствует другой документ — письмо Мифа от 28 ноября 1937 г. в партком НИИНКП, директором которого он был, где он прямо говорит: “Не последнюю роль я сыграл в разоблачении Танаки”[16].

Арест Ямамото стал угрозой для Рё, жены Носака Сандзо, в то время работавшей в аппарате ИККИ под именем Ким Сян. Известно, что она была знакома с Танака с 1922 г. и он даже жил в ее доме. В письме в партком ИККИ от 2 ноября она писала: «Несколько японцев, более или менее связанных с ним, арестованы НКВД как враги народа. Можно предположить, что Танака допустил большую ошибку или небрежность в отношении этих людей. Я должен (так в документе и далее; следует: должна. — В.X.) откровенно сказать, что до сегодняшнего утра я доверял Танака почти как самому себе, среди всех японцев, живущих в Москве. Конечно, у него есть личные недостатки, но, к сожалению, у меня не было никаких сомнений в его вере в дело пролетариата. Арест Танака явился для меня тяжелым ударом, какого я никогда не ожидал. Я глубоко сознаю мою ошибку, небрежность и отсутствие бдительности как члена партии, потому что я не мог разоблачить его раньше перед партией, и я прошу партию принять решение на мой счет»[17].

В результате партком парторганизации ИККИ 3 ноября 1937 г. исключил Носака Рё из ВКП(б) «за связь с врагами партии и народа и как неоправдавшую доверия партии»[18]. 10 февраля 1938 г. она была арестована по обвинению в «шпионской деятельности»[19].

Узнав об исключении жены из партии, а затем и о ее аресте, Носака, находившийся в Америке, почувствовал огромную опасность. По словам И.И. Коваленко, бывшего заведующего сектором Японии Международного отдела ЦК КПСС (впоследствии заместитель заведующего отделом), приведенным С. Кобаяси и А. Като, Носака активно прилагал усилия для освобождения жены[20]. Если сказанное правда, то в то время это было исключением, потому что хлопотать за жену, арестованную в качестве «врага народа», не решались даже члены Политбюро, не говоря уже о простых смертных. Именно в это время, в феврале 1938 г., Носака пишет письмо Димитрову по поводу Ямамото, но содержание его нам не известно.

Димитров имел возможность вмешаться в дело Носака Рё. 31 марта 1938 г. она была освобождена. Ее дальнейшее содержание под стражей было признано «нецелесообразным», поскольку «произведенным расследованием фактов шпионской деятельности со стороны Ким Сян не установлено», а ее муж находился в «заграничной секретной командировке» по заданию ИККИ[21].

Носака вернулся в Москву в августе того же года. Ямамото к тому времени уже 9 месяцев находился в тюрьме НКВД. Вполне естественно, что Носака должен был осудить бывшего товарища, однако он так не поступил. В справке отдела кадров ИККИ за подписью К. Абакумова от 21 сентября 1938 г., приводимой в книге С. Кобаяси и А. Като, говорилось, что Носака, вернувшись в Москву, «проявлял чрезмерный интерес» к Ямамото и «подчеркивал, что “Танака — мой лучший друг, товарищ, с которым мы всегда работали вместе”»[22]. Затем в справке отдела кадров ИККИ от 28 ноября 1938 г. по факту ареста Ямамото говорилось, что Носака «не по-партийному подошел» к случившемуся, «не проявив при этом должной бдительности»[23].

В сентябре Носака направил Димитрову докладную записку «О Японии и нашей работе»[24], в которой, однако, ни словом не упомянул «дело Ямамото». В октябре он послал Д.З. Мануильскому перевод статьи из выходившей в Лос-Анджелесе японской газеты «Рафу симно», в которой приводились слухи об аресте Ямамото и Носака. Вывод автора статьи: «Руководство японской компартии в России уничтожено. Это означает, что Коминтерн отрекся от японского (коммунистического. — В.Х.) движения» [25]. Посылая такой текст руководству Коминтерна, Носака давал понять, каким образом был воспринят за границей арест Ямамото, и как бы молчаливо вопрошал, хорошо ли это.

Более того, Носака старался облегчить жизнь Сэки Мацу, жены арестованного. Согласно ее показаниям во время беседы в Интернациональной контрольной комиссии (ИКК) Коминтерна, по возвращении Носака из Америки «жена Окано мне сказала, что т. Окано ничего для меня в подарок не привез, но вот, возьми это, и она мне дала 300 рублей. Она знала, что я нахожусь посте ареста Танака в очень тяжелом положении»[26]. Иными словами, от встречи с Сэки Носака уклонился, но деньги ей передал. Это был явно «антипартийный» поступок, несовместимый с отношением к Ямамото как к «врагу народа». Тем не менее жена Носака и потом передавала Сэки деньги.

Однако такое положение не могло сохраняться долго. Носака был вынужден действовать. Он уведомил ИКК, что в автобиографии Сэки сообщила о себе ложные сведения: на самом деле она была проституткой (как деликатно говорится в некоторых документах, «официанткой») во Владивостоке, где познакомилась с Ямамото ив 1923 г. вышла за него замуж. Поскольку Ямамото скрывал прошлое своей жены, начальный период ее пребывания в России окутан мраком. Раскрытие этой тайны вызвало гнев Сэки против Носака. Однако в эпоху, когда обвинение в шпионаже в пользу иностранных разведок вело к смерти, акцентирование внимания на простом сообщении ложных сведений в автобиографии могло быть уловкой, попыткой облегчить неизбежную участь. В ноябре Сэки три раза вызывали в ИКК. Сначала она защищала Ямамото, но во время третьего вызова, 26 ноября, сказала: «Я думаю теперь, что Танака враг, потому что он арестован НКВД». Тогда же она «заложила» Носака и Катаяма Ясу[27]. Донося в отчаянии на других людей, Сэки хотела спасти себя. 31 ноября она была исключена из КПЯ «за полное притупление партийной бдительности, за неискренность и обман ИКК»[28]. Однако исключение из партии за столь незначительный проступок не привело к ее аресту.

Вот в это время и появилось письмо Носака-Окано Димитрову от 22 февраля 1939 г.[29], наделавшее столько шума в 1992 г. Это несомненная попытка оправдаться.

Рассказывая о своих отношениях с Ямамото начиная с 1913 г., Носака сообщал: «Можно сказать, что я являюсь одним из старейших работников, работавших с Танака. В течение всего периода моей связи с Танака я никогда не подозревал его серьезно. Однако, когда я узнал в 1937 г. о преступной деятельности троцкистов, бухаринцев, японских шпионов и т. п., я почувствовал, что моим долгом было сообщить Вам о всех фактах, которые в большей или меньшей мере вызывали подозрение относительно Танака, так как я думал, что это могло бы помочь Вам в деле проверки всех кадров и очистить аппарат ИККИ от всех сомнительных элементов. Таким образом, в августе 1937 г. я послал Вам (из США. — В.Х.) телеграмму, а в ноябре сообщение через т. Браудера (Браудер Э.Р., секретарь Коммунистической партии США. — В.Х.), предлагая Вам вызвать меня в Москву (не упоминая имени Танака). Но я не получил никакого ответа от Вас».

Следом Носака привел девять пунктов подозрений в отношении Ямамото. Семь из них сравнительно незначительны, но два других обвинения более важны. Они касаются возможной — опять-таки только возможной — причастности Ямамото к аресту двух коммунистов, тайно отправленных в Японию из Москвы в 1934 и 1936 гг. Если первый арест, по словам Носака, вызвал лишь «в некоторой степени мое подозрение к Танака», то второй — уже «более серьезное подозрение».

В заключение Носака дал развернутую оценку Ямамото: «Танака не имел ответственных постов в партии за все время пребывания в ней, ибо партия считала его открытым агитатором или руководителем левого профсоюзного движения, но не руководителем партии. Он был теоретически слаб, тем не менее я узнал с изумлением, что он приобрел большой политический багаж за время пребывания в СССР с 1928 г. Насколько мне известно, он не сделал какой-либо серьезной политической ошибки. Он был таким человеком, который умел приспосабливаться к руководящей линии. Танака был популярен среди левых рабочих и до сих пор пользуется влиянием среди них. Его знали как одного из старейших работников профсоюзов, как бесстрашного борца, как хорошего оратора».

Далее Носака заявлял: «Я не знаю всех обвинений, выдвинутых органами НКВД против Танака. Но мне очень хотелось бы знать, что он делал». Это уже выглядело вызывающе. Носака напомнил, что посылал руководству Коминтерна перевод статьи с сообщением об аресте Танака и Окано: «Некоторые рабочие восприняли эти новости как обыкновенную фабрикацию буржуазной печати, некоторые верили этому. Коммунисты отрицали эти новости. Этот факт необходимо принять во внимание, когда будете разбирать дело Танака». Это не что иное, как попытка помочь Ямамото.

В последних строках письма говорится: «За все долгое время моей связи с Танака я не имел серьезных подозрений против него, но чувствовал какую-то “неточность” (может, “неясность”. — В.Х.) в некоторых случаях с ним. В этом моя ошибка, что я не принимал все это более серьезно, независимо от того, было ли это беспричинно или нет».

Этот вывод сводит на нет все подозрения и обвинения в адрес Ямамото, высказанные в письме. Таким образом, оно больше походит не на донос, но на попытку Носака рассказать о Ямамото все, что ему известно. В письме нет ни слова о том, что его автор считает Ямамото «врагом народа». Скорее оно выглядит осторожной попыткой его защиты.

В приписке Носака напоминает, что первым обратил внимание на ложные сведения, которые Сэки Мацу сообщала о своем прошлом. Сказанное производит тяжелое впечатление, но обошлись уже без него.

Письмо Носака не оказало никакого влияния на судьбу Ямамото. 10 марта 1939 г. военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к смертной казни через расстрел, которая была приведена в исполнение на следующий день. Носака и его жена остались в живых. Жена Ямамото тоже выжила. С началом Великой Отечественной войны она была отправлена в Уфу вместе со всем аппаратом Коминтерна, где работала уборщицей. В 1944 г. ее арестовали за мелкую кражу и осудили на пять лет лагерей, а в 1949 г. выслали в Красноярский край; разрешения на выезд в Японию советские власти ей так и не дали[30].

3. Работа Носака в Китае и требование об отречении императора

В 1940 г. Коминтерн направил Носака на работу в Яньань, центр «советских районов» Китая[31]. Отправившись из Москвы 25 февраля 1940 г., он ехал кружным путем через Алма-Ату и Урумчи и только через месяц, 25 марта 1940 г., прибыл к месту назначения[32]. Теперь он взял себе китайское имя Ли Куй. По воспоминаниям Носака, он работал в «японском кабинете» при политотделе 8-й армии, где непосредственно руководил изучением военного, политического, экономического и социального положения Японии, а также выработкой мер воздействия на японских солдат[33].

При активной поддержке Чжоу Эньлая, усилиями попавшего в плен Мори Кэн (настоящее имя Ёсидзуми Киёси) и еще двоих японцев в мае 1940 г. в Яньани было организовано отделение японской Антивоенной лиги. Сразу по прибытии Носака в обстановке строгой секретности (он представлялся приехавшим с Филиппин через Гонконг) встретился с ними и передал указания[34]. С наступлением весны он создал в Яньани Японскую рабоче-крестьянскую школу (официально открыта 15 мая) для «хороших пленных японцев» (его собственное выражение) и возглавил ее.

О проделанной работе Носака докладывал в Москву. Согласно его письму Димитрову от 23-26 января 1941 г., из привезенных им с собой из Москвы 5000 долл., он уже истратил 1450 долл., в том числе на организацию школы. Оставшаяся сумма предназначалась для создания типографии, достройки школы и т. д., а также для возможной отправки агентов в Японию. Определив сумму расходов на 1941 г. в 5000 долл., Носака просил прислать еще 2000 долл., про запас, «учитывая возможные затруднения связи с Москвой в будущем»[35].

Носака впитывал бытовавшие в Коммунистической партии Китая идеи Мао Цзэдуна, в том числе его точку зрения на теорию антифашистского народного фронта. В феврале 1940 г. Мао опубликовал работу «О новой демократии», определявшую курс китайской революции. Она оказала на Носака большое влияние.

23 июня 1942 г. Носака организовал Союз японских коммунистов в Китае. На его учредительной конференции присутствовали 42 человека. С 16 по 19 июня проходила солдатская конференция, следом за ней, с 20 по 26 июня, антивоенная конференция. На второй конференции шесть антивоенных организаций образовали Северо-Китайский объединенный совет Антивоенной лиги[36]. Работа с борцами против войны и общение с военнопленными впервые дали Носака возможность понять образ мыслей и сознание рядовых японцев, что сделало более адекватным и реалистическим его взгляд на императорскую систему. В этом смысле яньаньская школа стала хорошей школой для самого Носака. В 1944 г. по его плану Антивоенная лига была преобразована в Народно-освободительную лигу. Можно добавить, что весной 1943 г. по решению Сталина был распущен Коминтерн.

22 июля 1944 г. в Яньань прибыла американская военная миссия, направленная туда командующим союзными войсками в Китае генералом Дж. Стилвеллом. 21 августа военные общались с представителями Народно-освободительной лиги. В Рабоче-крестьянской школе Носака на хорошем английском языке приветствовал «американскую военную миссию и иностранных журналистов — наших товарищей по оружию в борьбе с общим врагом — японским фашизмом и милитаризмом»[37]. Замечу, что немногочисленные иностранные журналисты, находившиеся в Яньани (точнее, допущенные туда Мао Цзэдуном), открыто сочувствовали коммунистам.

8 сентября с Носака встретился американский дипломат и эксперт по Китаю Дж. Сервис, также симпатизировавший китайским коммунистам и ставший центральной фигурой скандала вокруг журнала «Amerasia» в 1945-1946 гг. Сервис пробыл в Яньани около двух месяцев и отправил в Государственный департамент большое количество отчетов, в которых стремился создать максимально благоприятный образ китайского коммунистического движения и проводил мысль о необходимости максимально тесного сотрудничества союзников с китайскими коммунистами в борьбе против Японии.

Сервис не раз общался с Носака, который разъяснил своему американскому собеседнику суть программы и задач КПЯ. Носака наметил три этапа в реализации стратегической линии партии: ликвидация пережитков милитаризма и феодальной системы, установление демократии; последующий переход от капитализма к социализму. Касаясь «свержения нынешнего милитаристского режима» и «демократизации правительства» на первом этапе (окончание войны и возрождение страны), Носака следующим образом охарактеризовал свою позицию в отношении императорской системы: «Добиться отречения нынешнего императора. Если трон займет наследник, его конституционные полномочия должны быть ограничены. Нынешний император не может избежать личной ответственности за войну. <…> Однако на данный момент мы не будем прилагать усилий для ликвидации института императора. Мы не верим, что японский народ полностью готов изгнать императора; мы удовлетворимся ожиданием, пока не будем уверены, что наступило время предлагать решительные действия. <…> Мы избегаем лозунга “Долой императора!” Однако мы считаем опасными любые попытки, наши или союзных держав, использовать императора. Это может подать пример силам, которые действуют вопреки нашим интересам» (выделено везде автором документа. — В.Х.)[38].

Стоило только Сервису уехать из Яньани (он вернется туда будущей весной), как в октябре в столицу «свободного Китая» прибыл эксперт Государственного департамента по Японии Дж. Эммерсон. Он много раз встречался с Носака и даже выступил с лекцией в Рабоче-крестьянской школе. В подробном документированном докладе о прошлом, настоящем и будущем КПЯ Эммерсон делал вывод: «Если мы желаем демократической Японии, мы должны поддерживать все силы, которые могут объединиться для ее построения, включая коммунистов. Наша помощь японским коммунистам внутри и вне Японии не приведет к тому, что японцы попадут под контроль русских; напротив, она направит политическое развитие Японии в сторону Америки, что будет полезно для наших будущих отношений в Тихоокеанском регионе»[39]. Сильное личное впечатление, произведенное Носака на Эммерсона, его стремление к разумной демократии, здравомыслие его политического курса — все это убеждало, что КПЯ может быть использована в качестве партнера США в деле демократизации Японии.

Историк Араки Ёсинобу справедливо отметил, что курс Носака на демократическую революцию сформировался под влиянием доктрины «новой демократии» КПК и программы Коммунистической партии Италии, поддержанной Москвой[40]. Отношение итальянских коммунистов к монархии заставило Носака снова задуматься над проблемой императорской системы. Лозунг свержения императорской системы как таковой был заменен на призыв к отречению нынешнего императора. Политическая демократизация оставалась необходимой первоочередной мерой, однако вопрос о сохранении самого института императорской власти должен был решаться волеизъявлением японского народа. Напомню в этой связи, что в США и Китае в то время многие влиятельные лица решительно высказывались за ликвидацию императорской системы в Японии.

Носака проработал в Яньани пять лет. В 1945 г., когда положение Японии стало безнадежным, Советский Союз, одержавший победу над нацистской Германией, присоединился к Потсдамской декларации союзников и 9 августа объявил войну Японии. Разумеется, он должен был оказывать влияние и на строительство новой Японии. Вот тут-то и настал черед вспомнить о Носака и его яньаньской группе.

10 августа 1945 г., на следующий день после объявления войны, Г. Димитров и его политический помощник Б.Н. Пономарев направили И.В. Сталину, Г.М. Маленкову и В.М. Молотову памятную записку о «группе Окано». «Нам кажется, что группа т. Окано могла бы быть использована при установлении нового режима в Японии»[41]. Не значит ли это, что Носака уже решили вызвать в Москву? Во всяком случае, как показали последующие события, звали его туда отнюдь не в гости.

Перед возвращением в Японию Носака и сам хотел съездить в Москву для консультаций с руководством ВКП(б). 9 сентября он покинул Яньань на транспортном самолете американских ВВС С-46 вместе с группой Сюй Сяньцяня[42]. Самолет, на борту которого находился Носака, в тот же день совершил посадку в Ринкю, затем группа в течение недели продолжала путь пешком, на лошадях, грузовике и поезде, пока не добралась до Калгана. Здесь они остались еще на неделю, работая с местными японцами, потом вылетели на советском военном самолете в Мукден. На следующий день Носака был уже в Чанчуне, где находилось командование советских войск Его пожелание было передано в Москву, и после получения необходимого разрешения он отправился туда, снова на военном самолете[43].

В Москве Носака и трое его спутников оказались во власти ГРУ, полностью отрезавшего их от внешнего мира. 11 октября, во время первой встречи с начальником ГРУ Ф.Ф. Кузнецовым Носака сообщил ему свои просьбы. Он хотел получить разъяснения относительно советской политики в ходе войны с Японией и после ее окончания, задач КПЯ на этот период и необходимых мер по организационному восстановлению партии. Кроме того, перед легализацией партии он хотел посоветоваться насчет пересмотра ее программы и устава[44].

Димитров предложил Молотову следующий план:

«1. Оказать содействие переброске его (Носака. — В.Х.) и его товарищей в Японию, а также наиболее проверенных людей из Народно-освободительной Лиги, находящихся в Северном Китае.

2. Послать имеющуюся у нас марксистско-ленинскую литературу на японском языке, а также важнейшие произведения на русском и английском языке.

3. Оказать известную материальную помощь, необходимую для восстановления японской компартии, ее работы, печати и пропаганды.

4. Поддерживать связь с т. Окано через доверенного и подходящего работника НКГБ или Разведывательного Управления Красной Армии, а не по линии ЦК ВКП(б).

5. Посоветовать японским коммунистам вести курс на объединение прогрессивных сил Японии в борьбе за демократическое преобразование страны.

6. Поддержать идею организации политической работы под лозунгом “За демократическую Японию” среди проживающих в Маньчжурии и Корее японцев, а также среди японских военнопленных.

7. Посоветовать т. Окано не спешить с выработкой программы Компартии Японии.

8. Информировать т. Окано (по линии т. Кузнецова) о состоянии важнейших компартий и рабочих организаций, а также о послевоенных демократических преобразованиях и о положении в Советском Союзе»[45].

28 октября 1945 г. Молотов дал указание Б.Н. Пономареву встретиться с Носака. 30 октября с ним беседовала группа ответственных работников Отдела международной информации ЦК ВКП(б) во главе с Пономаревым в присутствии Кузнецова. Носака сразу заговорил о проблеме императорской системы. «С его точки зрения, в нынешней обстановке неправильно будет ставить вопрос об устранении императора и императорского дома. Он сказал, что нам-то, коммунистам, конечно, император не нужен. Но учитывая, что в Японии с именем императора связано не только понятие о государственной власти, но также и о божественной власти, т. Окано считает, что лозунг об устранении императора и императорского престола не будет популярен в широких массах. Поэтому он считал бы более правильным выдвинуть лозунг не устранения императора и императорского дома, а о замене нынешнего императора его сыном. Это, по его мнению, будет содействовать сплочению демократических сил Японии вокруг других задач». Сразу за этим Носака заявил, что только что освобожденные из тюрьмы, где они находились с 1928 г., и начавшие активную политическую деятельность коммунистические лидеры Токуда Кюити и Сига Ёсио «не имеют опыта антифашистской борьбы и объединения демократических сил и могут занять “левую” позицию в решении основных вопросов политической жизни Японии <…> поэтому он опасается, что они не смогут обеспечить правильного руководства демократическими силами Японии»[46].

2 ноября Носака посетили работники Отдела международной информации ЦК Е. Ковалев и П. Крайнов. На сей раз разговор зашел о более практических вопросах. «О финансовой помощи японской компартии. Окано заявил, что желательно было бы получить около 10 тыс. в американской валюте или золотом, но оформить в Мукдене, как помощь со стороны демократической китайской и японской общественности для антифашистских организаций в Японии[47].

13 ноября Е. Ковалев, П. Крайнов и И. Плышевский составили докладную записку «Об основных проблемах политического курса Компартии Японии», которая была направлена Г.М. Маленкову и Л.П. Берия В ней давался сравнительный анализ взглядов Токуда и Сига, с одной стороны, и Носака — с другой, причем предпочтение отдавалось последним: «Замена правительства барона Сидэхара коалиционным демократическим правительством. Что касается императорской власти, то целесообразно выдвинуть: во-первых, требование о признании ответственности императора Хирохито за развязывание и ведение империалистической войны и, во-вторых, требование о лишении его трона, допуская отречение в пользу сына или установление регентского совета. В принципе японский император должен быть лишен политической и военной власти, но за ним могут быть оставлены его религиозные функции»[48].

17 ноября состоялась вторая встреча Носака и Пономарева, имевшая, как сказано в ее записи, «откровенный товарищеский характер». В результате двух этих встреч у советской стороны сложилось хорошее впечатление о Носака. «В беседах мы дали понять Окано, что Советский Союз заинтересован в том, чтобы Япония была демократической страной, и хочет иметь с демократической Японией дружественные отношения. Это наше заявление Окано встретил с большим удовлетворением. Мы также указали на то, что вполне понимаем всю трудность положения Японии, которая подпала сейчас под пяту американского империализма»[49].

Бесспорно, Советский Союз поддерживал демократизацию Японии. Однако слова о «пяте американского империализма» говорят о признании со стороны ВКП(б) той сложной игры, которую КПЯ предстояло вести с американской оккупационной армией.

В начале декабря Носака и его товарищи в обстановке строгой секретности уехали из Москвы в Мукден, откуда в середине месяца их переправили в Пхеньян. 31 декабря они покинули Пхеньян, выехав на «джипе» в южном направлении; их провожал Ким Ир Сен. После короткого отдыха в пункте, расположенном на 38-й параллели, на следующий день они пересекли полосу «ничьей земли» и продолжали путь уже по южной части Кореи. Днем позже они въехали в Сеул и разместились в казарме американской военной полиции, где провели около десяти дней. В это время Носака дал интервью известному журналисту Э. Сноу. 10 января четверка отплыла из Пусана и через два дня была уже в Фукуока[50].

4. После возвращения в Японию

13 января 1946 г. Носака прибыл в Токио. Сига Ёсио и Камэяма Кодзо ждали его на Токийском вокзале, а на привокзальной площади уже собралась толпа народа, чтобы встретить его. Носака немедленно отправился в штаб-квартиру партии, где провел совещание с Сига и Токуда. Результатом встречи стало беспрецедентное «Совместное заявление» за двумя подписями — ЦК КПЯ и Носака, скорректировавшее курс партии. Кроме Токуда и Сига, никто из членов ЦК не имел к заявлению ни малейшего отношения. 14 января оно было обнародовано на совместной пресс-конференции Сига и Носака.

«Наше мнение относительно правильности курса на свержение императорской системы остается неизменным», — говорилось в заявлении. Однако «упразднение императорской системы, ликвидаций ее как государственного строя и сохранение императорского дома — это отдельные проблемы. Их надлежит решить в будущем, по завершении процесса демократизации Японии и в соответствии с волеизъявлением японского народа». Был затронут в заявлении и вопрос о «едином фронте»: «Мы решительно подчеркиваем <…> необходимость немедленного создания единого демократического фронта всех демократов, имеющих одинаковые устремления. <…> Не замыкаясь в рамках позиции только одной партии, мы признаем необходимость компромиссов там, где компромиссы необходимы»[51].

Совершенно очевидно, что Токуда и Сига признали руководящую роль Носака и скорректировали собственную точку зрения. Токуда и его товарищи определили программный курс КПЯ на ее Первой общенациональной конференции (ноябрь 1945 г.), а затем на Четвертом съезде (декабрь 1945 г.). В программе действий, принятой съездом, первым пунктом было записано: «Свержение императорской системы, установление народно-республиканской власти». Теперь это положение было пересмотрено.

Признание руководящей роли Носака со стороны Токуда и других партийных деятелей было вызвано тем, что Носака заручился поддержкой КПК и ВКП(б) во время переговоров с их руководством Кроме того, из СССР шло финансирование КПЯ. Нетрудно предположить, что авторитет, приобретенный Носака во время работы в Коминтерне и Китае, в сочетании с результатами его переговоров в Москве оказали на японских коммунистов мощное воздействие.

Однако решение о пересмотре курса партии в отношении императорской системы хоть и было принято, но вызывало внутреннее сопротивление у других членов руководства КПЯ. Не приглашенный для консультаций Хакамада Сатоми позднее вспоминал, что был против этого заявления[52]. Миямото Кэндзи в статье для первого номера журнала «Дзэнъэй», теоретического органа КПЯ, за издание которого он отвечал, выступил против отказа от лозунга свержения императорской системы. Он резко критиковал сторонников «реформы конституции, основанной на суверенитете народа», за то, что они «идут на поводу у сознания отсталых масс»[53].

Вот почему Токуда и Сига приняли точку зрения Носака на устранение императора из политики, но не приняли лозунг его отречении. Ведь отречение предполагало сохранение системы.

Носака хотел одержать полную победу. Во время приема, устроенного в его честь в штаб-квартире партии, он заявил, что КПЯ «должна стать партией масс, партией народа, партией нации, партией, пользующейся любовью и поддержкой со стороны народных масс Японии»[54]. Именно здесь первый раз прозвучали слова о «компартии, пользующейся любовью народа», обращенные за ее пределы. Приветственный митинг в честь возвращения Носака, организованный в парке Хибия 26 января, показал, насколько велик был интерес к нему. Выдвинув лозунг формирования демократического народного фронта, Носака выставил программу из девяти пунктов. Коснувшись вопроса об императорской системе, он высказался за ликвидацию феодальной, деспотической, диктаторской политической системы»[55]. Однако лозунг отречения императора не выдвигался.

13 февраля на страницах «Майнити симбун» Носака весьма решительно представил свою точку зрения. Императорская система как политическая структура должна быть упразднена, что же касается императорского дома, то этот вопрос должен решать народ. О нынешнем императоре Носака писал, что тот «несет верховную ответственность за войну наряду с военными и является одним из военных преступников. Если у императора есть хоть какое-то чувство ответственности, он должен немедленно отречься от престола»[56].

В итоге то, на чем настаивал Носака, не было принято коммунистами. Вопрос об отречении императора волновал общество, что проявилось, например, в апрельской речи ректора Токийского университета Намбара Сигэру, призвавшего императора отречься от престола в знак признания своей моральной и духовной ответственности[57]. Поэтому, если бы коммунисты дружно стояли за отречение, события, возможно, приняли бы другой оборот. Поскольку генерал Д. Макартур не хотел этого, а император страшился такой перспективы, добиться отречения было крайне затруднительно. Однако оно, имеете с новой конституцией, могло бы изменить все последующее развитие Японии.


Примечания:

1

Trotsky’s Diary in Exile, 1935. — Cambridge, 1958. P. 43.

2

Токе сайбан-э-но мити (Путь к Токийскому процессу). Сост. Авая Кэн-таро и NHK. Токио, 1994.

3

Сюкан бунсюн, 03.09.1992. С. 40.

4

Носака Сандзо. Фусэцу-но аюми (Сквозь ветер и снег). Т. 8. — Токио, 1989. С. 224, 226.

5

Носака Сандзо, мо хитоцу-но дайдзай (Еще одно большое преступление Носака). — Сюкан бунсюн. 08.10.1992.

6

Сюкан бунсюн. 15.10.1992.

7

Носака Сандзо ва KGB-но эйдзэнто датга (Носака Сандзо был агентом КГБ). — Сюкан бунсюн. 29.10.1992. Позднее эти материалы вошли в книгу: Кобаяси Сюнъити, Като Акира. Ями-но отоко: Носака Сандзо-но хякунэн (Человек тьмы: сто лет Носака Сандзо). — Токио, 1993.

8

Носака Сандзо-ни кансуру тёса кэкка то соти-но рию ни цуйтэ (О результатах расследования в отношении Носака Сандзо и о принятых мерах). — Акахата. 28.12.1992.

9

Акахата. 10.01-16.06.1993; есть отдельные издания на японском, английском и русском языках, выпущенные в Японии.

10

Носака Сандзо. Фусэцу-но аюми. Т. 6, 7. Токио. 1982. 1989. См. также: ЦХСД. Л/д I-I. Л. 123.

11

ВКП(б), Коминтерн и Япония. — М., 2001. С. 655-656.

12

Там же. С. 648.

13

Като Тэцудзиро. Мосукувадэтайхо-сарэта нихондзин (Японцы, арестованные в Москве). Токио, 1994. С. 282; Кобаяси С., Като А. Цит. соч. С. 140— 141,238-239.

14

ВКП(б), Коминтерн и Япония. С. 678-679.

15

Там же. С. 667.

16

Там же. С. 668.

17

Оригинал по-английски; русский перевод сделан в аппарате ИККИ, см.: там же. С. 668-669.

18

Там же. С. 670.

19

Там же. С. 671.

20

Кобаяси С., Като А. Цит. соч. С. 136-138.

21

Дело Ким Сян: Архив УНКВД МО, № 58303; изложение: ВКП(б), Коминтерн и Япония. С. 671.

22

Кобаяси С., Като А. Цит. соч. С. 160.

23

ЦХСД, л/д I—I. Л. 124.

24

РГАСПИ. Ф. 4951 127. Д. 550. Л. 1-38; частично опубликовано: ВКП(б), Коминтерн и Япония. С. 682-687.

25

РГАСПИ. Ф. 4951 127. Д. 550. Л. 41-42; фрагменты: ВКП(б), Коминтерн и Япония. С. 678.

26

Выписка из беседы в ИКК с Андо Юки, 26 ноября 1938 г. — ВКП(б), Коминтерн и Япония. С. 672.

27

Там же. С. 672-674.

28

Там же. С. 674.

29

Оригинал по-английски; русский перевод, сделанный в аппарате ИККИ, см.: там же. С. 674-677.

30

Кобаяси С., Като А. Цит. соч. С. 70.

31

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 722. Л. 93.

32

Вада Харуки. Рэкиси то ситэ-но Носака Сандзо (Носака Сандзо. История). Токио, 1996. С. 91.

33

Носака Сандзо. Энан-но омоидэ (Воспоминания о Яньани). — Носака Сандзо сэнсю. Сэндзихэн (Избранные сочинения Носака Сандзо. Военные годы). — Токио, 1962. С. 238-240.

34

Хансэн хэйси моногатари (История борцов против войны). — Токио, 1963. С. 76-84.

35

ВКП(б), Коминтерн и Япония. С. 762-764.

36

Носака Сандзо сэнсю. Сэндзихэн. С. 293-295; Хансэн хэйси моногата-ри. С. 94-98.

37

The ‘Amerasia’ Papers: A Clue to the Catastrophe of China. — Wash., 1970. P. 762-764.

38

Ibid. Р. 848-851; см. также: Ibid. Р. 1298 (резюме бесед Носака с Г. Штайном). О «деле» «Amerasia» и роли Сервиса в нем см.: KubekA. Introduction. И. The «Amerasia» Case. — Ibid. P. 31-70.

39

Ibid. Р. 1224-1225; на эту тему см. подробнее позднейшие доклады Эммерсона и его помощника Ариёси Кодзи: Ibid. Р. 1302-1308, 1383-1388, 1397-1400.

40

Араки Ёсинобу. Сэнрёки ни окэру кёсансюги ундо (Коммунистическое движение в период оккупации). — Токио, 1993. С. 70-71.

41

РГАСПИ. Ф. 17, on. 128. Д. 716. Л. 97.

42

Носака гитё-о кику. Энан кара Токио мадэ (Слушаем председателя Носака. От Яньани до Токио). Ч. 16. — Акахата. 31.08.1971.

43

Там же. Ч. 18, 2 2. — Акахата. 02,06.09.1971; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 722. Л. 49.

44

Там же. Л. 55-57.

45

Там же. Л. 38.

46

Там же. Л. 44-45.

47

Там же. Л. 6-8 (цитата: л. 7).

48

Там же. Л. 115-117.

49

Там же. Л. 139-140.

50

Носака Сандзо сэнсю. Сэндзихэн. С. 475-476; Носака гитё-о кику. Энан кара Токио мадэ. Ч. 20. — Акахата. 04.09.1971.

51

Майнити симбун. 15.01.1946; Акахата. 22.01.1946.

52

Хакамада Сатоми. Ватаси-но сэнгоси (Моя послевоенная история). -Токио 1978. С. 37—40.

53

Миямото Кэндзи. Тэнносэй хихан-ни цуйтэ (О критике императорской системы). — Дзэнъэй. Т. 1, № 1. С. 7.

54

Акахата. 22.01.1946.

55

Акахата. 03-02.1946.

56

Носат Сандзо. Минсюсюги какумэй-но тэнкай (Развитие демократической I эволюции). — Майнити симбун. 13.02.1946.

57

Намбара Сигэру. Сококу-о окосу моно (Возрождение отечества). — Токио, 1947.


Источник: Вада Харуки, «Политическая история России», М., 2018.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *