В дверь аудитории, прямо посреди лекции по геоморфологии, просунулась голова Генки Кулешова с параллельного потока. Он что-то сказал сидящей у самой двери девушке, она явно переспросила у него что-то, он что-то добавил, и мигом исчез. Что было крайне разумно, учитывая строгий нрав доцента Якова Марковича, который уже оторвался от выведения формулы расчета возраста какого-то там гидротермального метаморфического процесса и начал оглядываться в поисках того наглеца, который посмел помешать учебному процессу.
Однако что-то понеслось по залу аудитории – как огонь по сухой степи – и это что-то становилось все громче и громче – и все ближе к Ленке, которая старательно записывала лекцию своим идеальным почерком – за что ее конспекты и были так любимы однокурсниками.
— Немедленно прекратить! – рявкнул Яков Маркович, теперь уже оторвавшись от доски окончательно и смотря на аудиторию.
Но случилось странное – такое, во что Ленка бы никогда поверила – шум не только не утих, а стал еще громче. Все, сидящие рядом с ней, тоже оторвались от своих тетрадей и стали смотреть на очаги шума с немалым любопытством.
— Яков Маркович! – вскочил вдруг Марат, комсорг факультета. – Тут… случилось такое…
Доцент смотрел на Марата как голодный тигр на кролика. Ленке даже стало страшно: что могло случиться такого, что Марат посмел бы прервать Яшку Ужасного, как его звали все – потому что его боялись: «Яшка опять лютует» – это говорилось не только во время сессий.
— Яков Маркович! – Марат собрался, словно приготовился нырнуть в холодную воду. – Понимаете, только что сообщили – в космос выведен советский космический корабль с человеком на борту.
Марат сказал и замер.
Яков Маркович снял очки. Потом надел. Потом спросил:
— Кто вам сказал?
— По радио объявили. Только что. В 11 утра.
И тут из-за тяжелой старинной двери, отделяющей аудиторию от коридора, все услышали топот ног и громогласное: «Ура!»
Какой-то незнакомый парень влетел в аудиторию и срывающимся голосом стал выкрикивать отдельные слова: «Майор Гагарин! Гражданин СССР! Корабль «Восток»! 302 километра от земли в перигее! 175 километров в апогее! Благополучная посадка! В заданном районе Советского Союза! Ураааааа!!!» – и исчез.
Тишина была недолгой, может, секунду, а потом Яков Маркович снял очки и сказал:
— Наоборот, молодой человек, все строго наоборот – вы просто перепутали апогей с перигеем.
И улыбнулся вдруг – и те, кто видели впервые в жизни улыбку Яшки Ужасного, потом будут рассказывать об этом как о чуде.
И вот тогда вся аудитория закричала «Ураааааа!!!»
***
Учебный день был практически официально сорван, а, так как погода была очень даже теплая, все высыпали на улицу. Там уже стали готовить митинг – пока только подключили репродукторы, из которых снова и снова дикторы, не скрывающие волнения и радости в голосе, читали то сообщение ТАСС, то обращение ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и правительства Советского Союза, то телеграмму товарища Хрущева майору Гагарину.
Благо, что общага была рядом, Ленка решила сбегать и переодеться – как раз накануне она закончила шить новое платье, которое делала по польскому журналу мод – и не надеть его в такой день было бы настоящим преступлением.
Она взлетела на третий этаж, свернула в коридор – и около своей двери увидела двух мужчин в плащах и шляпах. С портфелями в руках. Оба смотрели, как она приближается к двери. Почему-то Ленка напряглась.
— Елена Эдуардовна? – вежливо спросил один мужчина и снял шляпу.
— Да, а что?
— Вы не могли бы уделить нам немного времени? – сказал мужчина. Голос у него, как отметила для себя Ленка, был очень приятный, как у певца или актера.
— А по какому вопросу, товарищи? – бесстрашно спросила Ленка, хотя почему-то ей стало тревожно. Может, отец нашелся? Отец пропал во время войны на оккупированной территории и маме, члену партии, однажды пришлось даже писать объяснительную в парторганизацию – с этим тогда было очень строго.
— Давайте мы пройдем в вашу комнату и там мы вам все объясним, — сказал второй мужчина и тоже снял шляпу. Он был удивительно похож на первого, только небольшие усики над губой и небольшой шрам на виске.
Ленка пожала плечами – и отважно пустила незнакомцев в свою комнату, отперев ключом дверь и молясь всем богам, которых она знала и не знала, чтобы девчонки, учебная пара которых начиналась позже, не оставили за собой бардак. Но, к счастью, все кровати были прибраны, и на полу ничего не валялось.
Ленка вытащила мужчинам два стула, на которые те сели, а сама села на кровать.
— Елена Эдуардовна, — сказал первый. – Мы пришли из будущего.
— И хотим, чтобы вы отправились туда с нами, — прибавил второй.
Ленка некоторое время ошарашено смотрела на них, а потом рассмеялась.
— Это такая шутка. Вы из архитектурного, наверное? Мы познакомились на танцах?
Мужчины переглянулись. Затем один открыл свой портфель и вынул оттуда черную пластмассовую коробочку, открыл ее наподобие табакерки. В коробочке было много кнопочек. Мужчина нажал одну – и комнату залило голубым светом.
***
…Мужчина нажал на кнопку – и все исчезло. Закрыл коробочку. Вопросительно посмотрел на нее.
— Хорошо, — сдалась Ленка. – Я верю, что вы не американские шпионы и что вы из будущего. Но почему вы хотите, чтобы я отправилась с вами туда?
— Понимаете, Елена Эдуардовна, это будет не так просто объяснить в двух словах, но я все-таки попробую.
Он помолчал немного. Ленка терпеливо ждала, боясь пошевелиться.
— Лена, вы будущий геолог. При этом очень талантливый. А у нас как раз сейчас на Марсе начинается очень большой проект – терраформирование целой планеты, нам будут крайне нужны специалисты. А исчезновение вашей линии из данной хронореальности не повлечет за собой никаких последствий.
— Это как, я не понимаю?
— Ваш сын погибнет в 1984 году в Афганистане. Других детей у вас не будет. Поэтому обрыв линии не повлияет…
— Сын? В Афганистане? Почему?
— На войне.
— С американцами?
Мужчина на секунду задумался.
— Ну, можно и так сказать.
— А коммунизм? – вдруг вспомнила Ленка ни к селу — ни к городу. – Коммунизм ведь построят?
— Нет. – сказал мужчина твердо. – Коммунизм не построят. Более того, в 1991 году Советский Союз распадется.
Ленка вдруг почувствовала, как стало колотиться ее сердце.
— Вы врете! Вы все врете!
Мужчина достал из портфеля фотографию. Цветную.
На ней был черный обелиск, на обелиске тонкими штрихами лицо улыбающегося парня в берете с автоматом в руках и надпись:
1965 – 1984
— Это могила вашего сына, — сказал второй.
— А почему Кузнецов? – спросила Ленка, вглядываясь в лицо на обелиске.
— Так будут в данной реальности звать вашего мужа. Вы с ним проживете всего один год – а потом он уедет, и вы уже никогда не встретитесь. Поэтому это тоже не повлияет на будущее.
— Но почему коммунизм не построят? – даже не слушая, сказала Ленка. – Ведь должны же!
— Не смогут, — сказал один из мужчин.
— Но если я – прямо сейчас – пойду в партком института, и попрошу связаться с товарищем Никитой Сергеевичем, и попрошу передать ему, что коммунизм не построят – ведь все же тогда изменится, да?
— Вам не поверят. Ну и… если вы отклоните наше предложение, вы все забудете. Мы вернем ситуацию к исходному временному пункту.
Мужчина протянул руку, чтобы забрать у нее фотографию, но Ленке почему-то не хотелось ее отдавать.
— А что я там буду у вас делать?
— Закончите образование у нас, естественно, на совершенно другом уровне. Адаптируетесь, заведете семью…
— А там, у вас, у меня дети будут?
— Елена, мы же знаем только наше прошлое и ваше будущее тут. В будущее свое мы попасть не можем – и знать его тоже не можем.
— А здесь? Какое у меня здесь будущее?
— После окончания института вы будете работать в Западносибирской геологической экспедиции, там вами будет проделана огромная работа, вас даже наградят медалью «За трудовые заслуги» за участие в открытии нефтяного месторождения. К сожалению, потом у вас начнутся проблемы со здоровьем – последствие тяжелых условий и неустроенности экспедиций. После гибели сына вы переедете к маме в Ленинград, и там будете работать в геологическом управлении, до выхода на пенсию.
— А… — Ленка замялась – В каком году я умру?
Мужчины снова переглянулись.
— Позвольте нам не отвечать на этот вопрос.
— Это такая страшная тайна? Какая разница – ведь я же все забуду – или улечу в будущее, к вам? И тогда не будет разницы?
— Не нужно. Знание даты своей смерти может повлиять на принятие вами решения. Исказить ваши чувства.
— Да уж куда больше исказить-то, — горько, прямо по-взрослому, усмехнулась Ленка. – Коммунизм не построят, муж сбежит, сына убьют американцы в Афганистане, СССР распадется… И что будет на его месте? Американцы оккупируют? Или немцы опять? Реваншисты Аденауэра?
— Елена, – вмешался второй мужчина. – Наше пребывание тут достигается работой большого числа людей и определенных энергетических мощностей. Желательно не слишком затягивать. Мы вам сообщили все, что могли сообщить – теперь решение принимать вам. Не скрою – будущее нуждается в таких людях, как вы, но заставлять вас мы не можем и не будем. У вас есть право прожить свою жизнь здесь – но знайте, что конец ее будет трудный, как будет трудно всему вашему поколению. После распада СССР будет дикий капитализм, страшная бедность. Или попробовать построить жизнь у нас, с чистого листа.
— А если я соглашусь – как все это объяснить девчонкам, моей маме?
— Это мы возьмем на себя, — сказал первый.
— А другие, другие были – как я? Чье исчезновение тут не отразится на вашем прекрасном будущем там? Которые что были, что нет – как я?
Мужчина вздохнул.
— Это не так, Елена Эдуардовна. Вы, безусловно, проживете не зря, но ваше исчезновение тут просто не вызовет катастрофических последствий, как если бы исчез, ну, скажем…
— Гагарин, — сказала Ленка.
— Да, — кивнул мужчина. – У разных людей разный след в будущее, ваш не хуже других, он просто обычный. И обрывается.
Снова вмешался второй мужчина:
— Давайте так. Мы на час сходим по своим делам, вы можете спокойно подумать, а потом мы вернемся сюда – и вы скажете нам свое решение. Идет?
— Идет. А можно я оставлю фото – на час, на этот час?
Мужчины опять переглянулись.
— Я не буду никому ничего говорить, честное комсомольское! – сказала Ленка.
— Хорошо, — сказали в один голос оба мужчины из будущего.
***
Она шла по городу – а город праздновал. То тут, то там стихийно собирались небольшие толпы у репродукторов, снова и снова передающих сообщение о полете Гагарина, кто-то, забравшись на будку для милиционера, читал оттуда стихи – и милиционеры не свистели в свисток, а улыбались. То тут, то там появлялись группы студентов с листами ватмана в руках, на которых было написано:
СЕГОДНЯ ГАГАРИН – ЗАВТРА Я!
КОСМОС БУДЕТ СОВЕТСКИМ!
ДАЕШЬ КОММУНИЗМ МАРСИАНАМ!
А Ленка ходила в своем новом платье с фотографией в руках могилы сына, которого у нее еще даже и не было, и думала.
Час прошел быстро. Мысль обмануть их, убежать на вокзал, сесть на поезд, уехать в Ленинград появлялась, но ей показалась, что это будет нечестно. Да и – раз они знали о ней все – если захотят, то найдут. И даже КГБ СССР не поможет. Потому что даже у КГБ нет такой техники, как у этих, будущих.
Они поджидали ее на скамейке в сквере перед общагой. На этой скамейке парни любили распивать противнейший портвейн «Три семерки» – Ленка один раз попробовала, и больше ей этого делать никогда не хотелось. Поэтому комендант общежития Палыч всегда бдительно следил, чтобы студенты не использовали скамейку не по назначению. Но, видно, мужчины средних лет в шляпах и с портфелями не вызывали у него подозрений.
Ленка присела на краешек скамейки. Мужчины встали.
— Вы решили? – спросил один из них.
— Да, — Ленка протянула ему фотографию, он положил ее в карман плаща.
— А нельзя посмотреть на ваше будущее еще раз прямо тут? Или мы можем пойти в общагу… Правда, может девчонки уже пришли…
— Можно прямо здесь, — успокоил ее мужчина. Он достал из портфеля другую коробочку, поменьше, протянул ее Ленке.
— Держите просто в руках и нажмите на кнопку.
Ленка нажала.
…Она летела над землей. Не очень высоко – ниже, чем на самолете (на котором она летала всего раз в жизни). Скорее, как птица. Под ней были города с белыми зданиями странного вида, поля изумрудного цвета, иногда почти знакомые, а иногда странные механизмы, которые не походили ни на что. Она видела людей – разных, молодых, старых и детей. Они улыбались, разговаривали друг с другом, смеялись, иногда плакали. Потом вдруг она стала набирать высоту – выше, выше, поднялась над облаками, а потом небо стало черным и она поняла, что оказалась в космосе. Мимо нее проплывали странные блестящие металлические конструкции, иногда возле них работали люди в скафандрах, которые делали что-то очень непонятное. Скорость вдруг стремительно стала нарастать, и уже через несколько секунд она стала приближаться к Луне – серому шарику, изъеденному как воронками кратерами – и там она увидела тоже белые сферы построек, чудные шагающие машины, с открытыми кабинами, в которых сидели люди в скафандрах, огромные ракеты, которые явно собирали прямо здесь – чтобы потом на них двигаться дальше в черноту космоса.
А потом все закончилось и она вновь сидела на скамейке в сквере перед общежитием, а возле нее стояли двое посланцев из будущего.
— А у вас все-таки коммунизм, да? – спросила Ленка с надеждой.
— Ну, можно сказать и так, — сказал один из мужчин. – Понимаете, Елена, дело не в словах.
— Я понимаю, — сказал она, хотя ничего не поняла. Но это уже было неважно.
— Вы решили? – осторожно спросил тот же мужчина.
— Я? – Ленка вздохнула. – Да, я решила. Я остаюсь здесь.
— Но почему? – спросил мужчина.
— Если я уйду с вами, Игорь никогда не родится. Я не буду растить его, воспитывать, ухаживать за ним, учить его читать и писать. Он проживет так ужасно мало, всего 19 лет, я посчитала – но если я уйду с вами, его вообще не будет. Ни секунды.
Она вдруг заплакала.
— Если его не будет, кто-то другой отправится воевать с американцами в этот проклятый Афганистан – и кто-то другой погибнет вместо него. И вот эта ваша экспедиция – про которую вы говорили. Кто-то другой, не я, будет ходить в экспедиции, открывать нефть для страны…
— Потом эту нефть будут продавать ваши новые капиталисты и получать с нее сверхдоходы, — прервал ее мужчина.
— Ну и пусть, — упрямо сказал Ленка, вытерев слезы и сопли носовым платком. – А все-таки и наши, советские, ею еще попользуются, вы же сказали, что страна погибнет только в 1991 году. Значит, польза будет и для нас, для советских. Вот. Я решила так.
Мужчины помолчали. Потом один протянул ей руку:
— Елена, мы уважаем ваше решение. Хотя страшно жалко – мы ведь еще и просто хотели помочь тем, кому мы можем помочь. К сожалению, таких крайне немного.
— Если бы хотели помочь, вы бы помогли бы нам сохранить СССР. Дали бы нам такое оружие, чтобы западногерманские реваншисты и американцы не победили бы!
Ленка демонстративно проигнорировала протянутую ей руку.
— Мы не можем, Лена. И – мы уходим. Прощайте.
Оба повернулись – и пошли к выходу из сквера, мимо пробегающих мимо студентов.
Светило солнце. Кто-то раскрыл окно, поставил на подоконник радиолу, и оттуда грянуло в исполнении Ивана Козловского: «Всю-то я вселенную проехал». Все, кто был около общаги, стали смеяться, аплодировать и кричать «Ура!»
***
В дверь аудитории, прямо посреди лекции по геоморфологии, просунулась голова Генки Кулешова с параллельного потока. Он что-то сказал сидящей у самой двери девушке, она явно переспросила у него что-то, он что-то добавил, и мигом исчез. Что было крайне разумно, учитывая строгий нрав доцента Якова Марковича, который уже оторвался от выведения формулы расчета возраста какого-то там гидротермального метаморфического процесса и начал оглядываться в поисках того наглеца, который посмел помешать учебному процессу…
моей маме и ее поколению посвящается
31.12.2011
Если бы хотели помочь, вы бы помогли бы нам сохранить СССР.