Суслика не видно — но он есть.

Алексей БЛЮМИНОВ

 

«Плебейский Майдан», особенно жители провинции, не мыслят себе страну без сильной регулятивной роли государства, без профсоюзов (о намерении тесно сотрудничать с которыми сразу же после бегства Януковича объявил «Правый сектор») / На фото: сгоревшее здание Совета профсоюзов

Расхожее мнение гласит, что киевский Майдан не выдвигал никакой социальной повестки. И действительно, если подходить к украинской революции с поверхностными мерками и лекалами догматических постсоветских левых, то участники протестов ограничивались достаточно общими и расплывчивыми лозунгами типа «Банду геть!», «Вместе — сила!», «Стоим до отставки Януковича» и т.д. и т.п. Словом, все, как и в России, где венцом дискурса Болотной стала фраза «Путин, уходи!». Таким образом, уход авторитарного правителя мыслился как залог чудесных изменений к лучшему прямо сейчас.

Однако это мнение ошибочно. Социальная повестка на Майдане всё же имела место. Просто в силу особенности политической ситуации в Украине она находила свое выражение в совсем иных формах, чем в той же России или европейских странах. Что же это за особенности такие? Давайте посмотрим в первом приближении.

Дело в том, что Майдан представлял собою в первую очередь национально-буржуазную революцию. Фактически он решал те же самые задачи, которые в странах восточной Европы решали «бархатные революции» конца 80-х годов прошлого столетия. В силу разных причин Украина, получившая формальную независимость примерно в те же годы, этого этапа в своём развитии не прошла.

Фактически все последние 23 года существовал странный симбиоз — УССР под личиной «незалежной Украины». То есть имело место противоречие между формой и содержанием как государства, так и отношений в обществе. Говоря марксистским языком, противоречие базиса и надстройки. Базис (то есть экономика и отношения между людьми в обществе) был уже буржуазно-рыночным, за два десятка лет сформировалось новое буржуазное государство. А вот сфера надстройки (ментальность людей) за этим процессом не поспевала, оставаясь все еще квазисоветской. Соответственно, такая квазисоветская ментальность формировала и такой же тип общественных отношений.

Сменявшие друг друга власти, президенты и правительства сознательно консервировали вот эту советскость в одной части страны, умело противопоставляя её носителей жителям другой части страны. Политика «разделяй и властвуй» долгое время давала свои плоды. Тем не менее, если есть буржуазное государство, то в нём все равно, так или иначе будет формироваться буржуазная нация и сопутствующая ей идеология буржуазного национализма.

Она просто не могла не формироваться. И с каждыми новыми выборами граница между условно советской и антисоветской Украинами сдвигалась всё дальше на восток, пока, наконец, процесс формирования  новой украинской нации не охватил 17 областей из 25. Собственно, по этой линии и проходил водораздел между поддержкой «оранжевых» и «бело-синих».

Однако политика режима Януковича оказалась настолько антисоциальной и настроила против себя практически все слои украинского общества, что парадоксальным образом именно при Януковиче в стране начался подъём радикально-националистических настроений. Замечу, не при Кравчуке или Кучме и даже не при Ющенко. А именно при формально «пророссийском» Януковиче.

Только при нем и во многом благодаря его политике стравливания востока страны с её западом возник и развился феномен «Свободы» Олега Тягнибока. И результат не заставил себя долго ждать. За последние годы правления Януковича украинский национализм проник ещё дальше на восток, в его «хартленд» — в Днепропетровск, Одессу, Харьков, Запорожье. Только Крым и Донбасс оказались вне этой волны «нового национализма».

 

Национализм большинства украинцев — это не более, чем гипертрофированное чувство «любви к Родине». «Чтобы Украина была»

По мере того как сокращалась, подобно шагреневой коже, отступавшая всё дальше на восток УССР, режим Януковича всё больше, в целях собственной легитимации, обращался к квазисоветским символам и практикам, плясал ритуальные танцы вокруг советских памятников, вкладывал деньги в реанимацию культов советских героев и т.д. и т.п.

На фоне резкого ухудшения жизни простых людей, на фоне удушения мелкого бизнеса олигархами подобные заигрывания режима с «совком» не могли не привести к тому, что всё, что было связано с советским прошлым, стало восприниматься не склонным к самообразованию обывателем как часть «коллективного Януковича».

Так советские памятники стали символами «антинародного режима». А освобождение от режима и восстановление социальной справедливости не мыслилось без избавления (теперь уже решительного и окончательного) от символов советского прошлого. В этом, кстати, смысл тотального «ленинопада», которым увенчалась победа Майдана. Фактически в дни Майдана окончательно умерла УССР и на её месте возникла Украина.

Но бог с ними — с памятниками.Гораздо большие и серьёзные последствия имел фактический «запрет» на левый язык. Тем более, что «Коммунистическая партия Украины» сама добровольно от него отказалась в пользу пророссийских лозунгов. Вмонтировавшись в качестве младшего партнера в режим Януковича, она стала восприниматься людьми как его часть, а не как защитница интересов трудящихся. Оборотной стороной этого процесса стало то, что любой разговор с украинскими гражданами о социальных правах и гарантиях, о социальной справедливости и т.д и т.п. заканчивался, не начавшись, лишь только звучали табуированные массовым сознанием слова «социализм», «классовая борьба» и так далее.

В условиях, когда любой социальный активист, использующий советскую символику или риторику однозначно воспринимается как «коммуняка» и «агент Москвы», объяснять людям элементарные вещи можно только, не называя их своими именами. Например, именуя буржуазию олигархами, а классовую борьбу «борьбой с бедностью». Вступая тем самым на скользкую тропу социального популизма.

 

Социальная повестка на Майдане всё же имела место. Просто в силу особенности политической ситуации в Украине она находила свое выражение в совсем иных формах, чем в той же России или европейских странах

Но, парадоксальным образом, всё та же «коммунистическая» риторика, только изложенная без использования «подозрительных слов» находит живейший отклик в сердцах и умах большинства даже самых убеждённых «националистов». Вдруг выясняется, что весь их «национализм» — это не более, чем гипертрофированное чувство «любви к Родине». «Чтобы Украина была». Ну, а как же.

А вот если говорить о том, как должно быть устроено социальное житье-бытье в этой Украине, то оказывается, что за исключением продвинутой столичной интеллигенции, чьи головы забиты неолиберальными идеями свободного рынка, «плебейский Майдан», особенно жители провинции, не мыслят себе страну без сильной регулятивной роли государства, без профсоюзов (о намерении тесно сотрудничать с которыми сразу же после бегства Януковича объявил Правый сектор), без социальных гарантий и без справедливого налогообложения.

Например, уже после победы революции Совет Майдана выдвинул фактически ультиматум олигархам, состоявший в требовании уплаты обязательной десятины от их доходов в бюджет, с дальнейшим переходом к прогрессивному налогообложению сверхбогатства. А неделей позже на Совете Майдана заговорили о необходимости введения прозрачного реестра прав собственности, что в условиях страны, где практически полностью отсутствует крупная собственность, приобретённая честным легальным путем, равносильно призыву к социальной революции.

Что интересно, сразу вслед за этим призывом в адрес активистов, его озвучивших посыпались обвинения от либеральной части Майдана. Мол, такие требования — это провокация и вообще вам никто не давал полномочий выступать от имени всего Майдана.

Однако, несмотря на то, что политическое руководство протестом перехватили либеральные и националистические политиканы, требования национализации незаконно приватизированных объектов собственности находят отклик у довольно большого числа «низов».

Доходит до смешного. На днях самая богатая женщина-депутат в Верховной Раде Украины Оксана Калетник, представляющая фракцию Компартии, пожаловалась на своей странице в фейсбуке на то, что к ней пришли представители самообороны Майдана и уведомили ее о том, что у нее есть ровно 24 часа на подготовку документов о передаче народу принадлежащего ей рекреационного комплекса.

 

По мере того как сокращалась, подобно шагреневой коже, отступавшая всё дальше на восток УССР, режим Януковича всё больше, в целях собственной легитимации, обращался к квазисоветским символам и практикам, плясал ритуальные танцы вокруг советских памятников, вкладывал деньги в реанимацию культов советских героев

«Какая национализация? Кто её санкционировал? — кипит от возмущения миллионерша из фракции Компартии. — Тогда уж легче всё сжечь, чем просто дать ублюдкам возможность наживаться на своём многолетнем труде. Чтобы не было ощущения, что в любой момент кто угодно может прийти с оружием руках, и ничего не создавая, может чем-то завладеть».

Картинка очень сильно напоминает 1917 год. Тогдашние фабриканты тоже зачастую предпочитали уничтожить принадлежащие им предприятия, чем допустить, что они перейдут в руки всего общества.

Революцию Майдана часто называют спонсировавшейся олигархами политтехнологией. И это правда в той части, что олигархические СМИ поддерживали и симпатизировали протестам в той мере, в какой их собственники рассчитывали стать выгодополучателями от раздела собственности, «отжатой» семьёй Януковича у других бизнесменов. Тем не менее, нелюбовь к олигархам в обществе такова, что многие с радостью бы восприняли новую версию «раскулачивания» богатых.

Ещё одна черта новой, постмайданной Украины — это самоорганизация населения на местах и тяготение к прямой демократии. Проявляется она самыми разными способами — от стихийно сформировавшихся в спальных районах столицы «самооборон» и «автомайданов», осуществляющих ночное и дневное патрулирование от преступности жилых микрорайонов, заканчивая созданием всевозможных «общественных советов», норовящих контролировать все сферы управления. И чиновники просто вынуждены с ними считаться.

Так, рассказывают об одном случае на Волыни, когда к заведующей районо, сидевшей в своём кресле долгие годы взяточнице, пришла делегация членов местной самообороны и уведомили её о том, что у неё есть ровно 24 часа на то, чтобы написать заявление на увольнение, собрать вещи и покинуть свой кабинет. После чего люди выбрали себе нового главу районо и с тех пор прекрасно справляются сами.

А «суровый разговор» ровенского активиста Александра Музычко с местным прокурором с хватанием последнего за грудки и наглядной демонстрацией того, что с ним, прокурором, будет, в случае невыполнения требований закона, стал хитом Yotube. Ещё бы он им не стал, если в новой Украине обыденностью становятся немыслимые раньше вещи. Ведь, кто такой раньше был прокурор в районе? Царь и Бог в одном лице. А теперь его «берут за жабры» люди с улицы.

(На самом деле Музычко этому прокурору, отпустившему человека, убившего женщину, спас жизнь. Собрался вооружённый народ, который хотел сжечь прокуратуру  и расправиться с прокурором. Музычко вызвался этот конфликт остановить. В итоге и люди остались довольны, и прокурор дело заново открыл — прим. ред.).

 

Ещё одна черта новой, постмайданной Украины — это самоорганизация населения на местах и тяготение к прямой демократии

В Фастове, одном из райцентров Киевской области, узнав, что местные депутаты собрались под шумок революционных событий в Киеве собраться на сессию и «втихаря» переделить между собой должности без совета с горожанами, местная самооборона заявилась на заседание совета и заставила депутатов сначала избрать исполняющего обязанности городского головы, а затем самораспуститься.

Типичная картинка из украинской жизни последних двух недель.  На днях большой митинг футбольных болельщиков перед офисом Федерации футбола Украины требовал аудита финансово-хозяйственной деятельности председателя ФФУ, угрожая в противном случае привести его на Майдан и заставить отчитаться перед народом там. В результате впервые в истории независимой Украины заседание Президиума Федерации Футбола прошло с участием представителей болельщиков, на равных с футбольными чиновниками участвовавших в обсуждении финансовых и хозяйственных вопросов.