ОПТИМИЗМ.
Юрий Килин.
Журнал Родина. Зима 1995/12 № 52
На что надеялись финны в 1939 году?
Отвергнув весной 1939 года предложения Германии и СССР о заключении, соответственно, пакта о ненападении и договора о военной помощи, руководство Финляндии сделало ставку на политику нейтралитета, надеясь в будущем на тесное сотрудничество в военной области с северными странами, в первую очередь с Швецией.
В октябре 1939 года на конференции глав государств Северной Европы выяснилось, что ни одно из них не согласно взять на себя обязательства о военной помощи Финляндии в случае войны с СССР. Перед лицом военной опасности Финляндия осталась один на один со своим мощным восточным соседом.
Ожидали ли финны войну?
Известныи своим пессимизмом маршал Маннергейм, который с 10 октября возглавил оборонительные силы Финляндии, 27 ноября 1939 года направил президенту К. Каллио докладную записку о состоянии вооруженных сил страны.
В ней был подведен итог продолжительному противостоянию парламента и военных по проблеме финансирования армии.
Скупившиеся в расходах на оборону законодатели могли теперь собственными глазами увидеть итоги своей ра боты. Из скромного количества в боль шинстве своем устаревших самолетоволько половина могла подняться в воздух, практически отсутствовали танковые войска, крайне мало былосредств ПВО и противотанковой обороны, не решена проблема производ ства боеприпасов. Из 15 дивизий три были без вооружения, одна — без артиллерии.
Маннергейм приходил к логическому заключению о невозможности вести успешную войну. 6 ноября 1939 года он высказал мнение, что шансы на успешный исход войны появятся не раньше чем через год интенсивной подготовки. Однако большинством военных и политиков в Финляндии ситуация осе ни 1939 года отнюдь не расценивалась как безнадежная; они усматривали в ней такие обстоятельства, которые позволили бы не только избежать войны, но и в случае ее начала иметь шансы на успех. Принимая во внимание соотношение сил (население Финляндии составляло в то время около 3,5 миллиона человек, армия на 27 декабря 1939 года — 336738 человек, а вместе с военизированными организациями —около 500 тысяч; СССР, соответственно, 183 миллиона и около 300 дивизий), подобный оптимизм даже сейчас, когда известен исход дела, кажется чрезмерным. Что же лежало в основании таких радужных расчетов?
Во второй половине ноября 1939 года, когда до начала войны оставаись считанные дни, армейские аналитики и большинство политиков в Финляндии пришли к выводу о том, что война в ближайшее время, по крайней мере до весны 1940 года, не начнется.
Рассмотрим последовательно составные части системы доказательств, которые приводили аналитиков к мысли о возможности избежать войны, сохранив нейтралитет.
Весной 1939 года для ведения переговоров о закупке вооружений и военных материалов в США отбыл полковник Пааво Талвела. 12 июня полковник выступил перед высокопоставленными государственными деятелями США с докладом, в котором положение Финляндии оценил так: СССР и Германия не имели бы никаких выгод, вторгнувшись в Финляндию, поскольку страна не обладает такими ценными стратегическими ресурсами и естественными богатствами, которых не было бы у потенциальных агрессоров.
Мощная береговая оборона делала бы шансы Германии на успешную десантную операцию весьма небольшими. В свою очередь СССР, напав на Финляндию, приобрел бы тем самым еще одного противника без получения соответствующих экономических и политических выгод.
Укрепив с помощью Швеции единственное слабое место в своей обороне — Аландские острова, Финляндия способна была сохранять нейтралитет при условии достаточных поставок из-за рубежа, в том числе и из США, вооружений и военных материалов, заключал полковник Талвела.
Со своей оценкой ситуации высту пил 31 августа 1939 года Генеральный штаб финляндской армии. В документе, составленном через неделю после заключения пакта Молотова—Риббентропа, констатировалось, что «Россия намеревается быть сильной в тот момент, когда другие страны будут истощены войной, чтобы в итоге ей доста лись плоды победы».
Так как советско-германские переговоры показали, что СССР рассматривает Финляндию и Прибалтику как «направление своей экспансии, что происходит из его уязвимого стратегического положения на Балтике», то до начала большой европейской войны к нему следует относиться осторожно. СССР может «по примеру немцев предпринять неожиданный марш».
Захватить всю Финляндию СССР попытается только в «чрезвычайно благоприятных условиях, например во время затяжной войны между крупными государствами, в которой Россия не приняла бы участия». Генштаб учитывал и возможность развития событий по другому сценарию. СССР мог попытаться захватить некоторые особо важные для него территории Финляндии: — острова в Финском заливе (для размещения растущего военно- морского флота), — Карельский перешеек и часть северного Приладожья. — При «благоприятных» для СССР условиях он постарался бы овладеть всей юго- восточной Финляндией.
Впрочем, это не означало, что война неизбежна. Во-первых, дислокация вооруженных сил СССР в Европе показывала. что до последнего времени финский вопрос считался руководством страны второстепенным. СССР, занятый борьбой за влияние на Балканах в условиях, когда оставалась нерешенной проблема Бессарабии, не сможет перебросить значительные силы на другое направление. Кроме того. недоверие к Германии не позволит ослабить группировку, размещенную в Западной Белоруссии и Западной Украине. Аналитики разведотдела приходили к естественному выводу: «поскольку в настоящее время между великими державами возникло равновесие сил, маловероятно, что СССР начнет наступление на каком-нибудь направлении, ибо он не может заранее знать, с кем ему в итоге придется сражаться. СССР остережется вступать в войну, продолжительность которой нельзя заранее оценить».
Однако события могли пойти и по иному руслу. «Все сложится по-другому, если Германия начнет на Западе мощное наступление. За появившимся железным занавесом СССР смог бы свободно перегруппировать войска и начать наступление либо на севере (Финляндия и Скандинавия), либо на юге (Румыния), но ни в коем случае не одновременно на обоих направлениях».
Процитированный выше документ, составленный за пять дней до начала войны, был разослан руководителям государства и лег бальзамом на душу тех политиков, кто не мог поверить в неотвратимость развития событий похудшему сценарию.
К концу ноября усилилось давление на военных со стороны политиков-оптимистов, было предложено провести частичную демобилизацию армии для облегчения экономической ситуации. Еще 3 ноября Генштаб предложил два варианта сокращения вооруженных сил: в первом случае под ружьем оставалось бы 144940 человек из 262870, во втором — 59000.
Мобилизацию было предложено провести в ответ на аналогичное мероприятие, зафиксированное разведкой финляндской армии, которое было проведено в ЛВО в начале сентября. 11 октября маршал Маннергейм направил письмо министру обороны Ю. Ниукканену, в котором предлагалось, «учитывая современную обстановку и особо обращая внимание на преимущества, которые имеют уже отмобилизованные войска русских, движущиeся в направлении к границе с Финляндией… безотлагательно приступить к мобилизации». Так же как и в СССР, резервисты, для маскировки, призывались на учебные сборы. Одновременно началась добровольная эвакуация населения из Хельсинки в сельскую местность, а также из приграничных районов в глубь страны.
Разумеется, эти дорогостоящие мероприятия предпринимались еще и с целью оказать давление на СССР, который устами В.М. Молотова пригласил 5 октября финнов провести переговоры по конкретным политическим вопросам.
Помимо неверных аналитических выкладок о дальнейшем развитии ситуации, военные в Финляндии крупно просчитались еще в одном: они неправильно оценили возможности концентрации войск противника на Карельском перешейке и к северу от Ладоги. Получивший в большинстве своем хорошую подготовку в иностранных военных академиях командный состав финляндской армии предполагал, что их противник будет действовать в соответствии с канонами военной науки.
Учитывая недостаточную оперативную емкость театра военных действий в приграничных с Финляндией районах СССР, проще говоря, экономическую недоразвитость и малонаселенность этого региона страны, военные аналитики Финляндии предполагали, что здесь можно будет сконцентрировать и эффективно использовать не более 15 дивизий РККА.
По оценке оперативного отдела Генштаба финляндской армии от 31 августа 1939 года, сценарий будущей войны выглядел следующим образом. На Карельском перешейке наступали бы одна кавалерийская дивизия, один мотомеханизированный корпус и 4 стрелковые дивизии в первом эшелоне и 3—4 дивизии во втором. В северном Приладожье предполагалось наступление 3 дивизий, в северной части Финляндии на широте города Оулу границу перешла бы одна дивизия и через 10 суток после начала войны — вторая. Кроме того, здесь могли быть задействованы воздушно-десантные части. На Крайнем Севере, на Петсамо, закрывая Финляндии выход в Ледовитый океан, наступала бы неполная 54-я стрелковая дивизия. Такой расклад сил не пугал военных в Финляндии: особенности театра военных действий, протяженные коммуникации от Кировской железной дороги к границе, общее плохое состояние дорог сводили, по их мнению, на нет численное и техническое превосходство Красной Армии. Армия Финляндии вполне могла противостоять 15—17 дивизиям противника в течение, как минимум, полугода. За это время правительство страны или нашло бы союзников, или заключило мир с СССР на приемлемых для Финляндии условиях.
Успокоительным оценкам ситуации не соответствовали многочисленные нарушения воздушного пространства Финляндии самолетами ВВС СССР, а также отмеченная агентурой, действовавшей на территории ЛВО, концентрация сил вдоль границы. Однако и здесь было найдено приемлемое объяснение. 19 ноября командир 2-го армейского корпуса, оборонявшего Карельский перешеек, генерал-лейтенант X.Эквист следующим образом оценил степень опасности: «Концентрация 45 дивизий у границы на укрепленных позициях и наличие 2 дивизий в резерве не превышают принятых в Красной Армии нормативов на оборону. Генеральное наступление сравнительно небольшими силами, до того как будет сосредоточена главная группировка против полностью отмобилизованных и готовых к бою наших сил, не представляется вероятным».
Подытоживая собранные разведкой сведения, Эквист приходил к выводу: «В настоящее время не следует ожидать серьезного наступления». За границей, помимо оборонительных мероприятий, впрочем, «создаются и предпосылки для действий наступательной группировки, когда сложится подходящая ситуация».
Диссонансом в общем хоре успокоительных голосов прозвучало лишь мнение штаба группировки «Северная Финляндия», который 13 ноября отправил начальнику Генштаба просьбу о посылке подкреплений. «Все свидетельствует о том, что русские и на севере сразу после начала войны перейдут в наступление. Красная Армия, улучшив дороги и осуществив другие подготовительные мероприятия, может преподнести сюрприз нашим прежним планам».
Подготовленный 25 ноября ставкой финляндской армии документ, о котором говорилось выше, содержал последний перед войной анализ ситуации. «Наблюдения и полученные сведения не дают оснований предполагать, что на Карельском перешейке сосредоточена наступательная группировка». Данные о прибытии на перешеек еще одного корпуса «дают повод для решения, что это означает подготовку к наступлению», однако этот факт мог означать смену сконцентрированных здесь войск.
Отмеченное усиление войск к северу от Ладоги также нашло вполне удовлетворительное объяснение: «Поскольку через Восточную Карелию идет единственная в СССР дорога, ведущая к океану … концентрация здесь дополнительных сил не превышает необходимых пределов».
Приемлемое объяснение военные нашли и для причины разрыва переговоров в Москве 4 ноября. Демонстрируя знание истории и ментальностирусских, специалисты Генштаба сравнивали Финляндию с Турцией, заявляя, что СССР в отношении этих двух стран проводит выжидательную тактику, используя присущее русским «восточное искусство ведения переговоров, выставляя для начала столь чрезмерные требования, что после торга добыча оказывается больше ожидаемой поначалу».
Итак, военные в Финляндии грубо ошибались как в отношении времени начала боевых действий, так и в отношении количества военных сил СССР, готовившихся к войне. 29 марта 1940 года, через две недели после окончания «зимней войны», разведотделставки армии Финляндии подвел итоги. В боях участвовало 46 дивизий РККА из 10 военных округов. 27 ноября, за 3 дня до начала боевыхдействий, оперативный отдел Генштаба армии Финляндии в записке «Оборонительные возможности Финляндии» заявил, что «захват Финляндии будет даже для державы, подобной СССР, крайне тяжелой задачей, а с помощью энергичных работ по усилению обороны … можно сделать решение этой задачи непосильным».
Определенные надежды возлагались и на помощь извне.
Иностранное бюро ставки армии Финляндии 4 ноября 1939 года весьма оптимистично оценивало шансы вступления Швеции в войну против СССР. Поскольку и правые, и левые политические партии Швеции решительно настроены в пользу Финляндии, то, несмотря на оппозицию политического центра, «с началом войны между Финляндией и СССР настроения в пользу Финляндии настолько усилятся, что последствия этого могут оказаться решающими».
Далее, бюро констатировало, что и в Норвегии настроения в пользу Финляндии настолько сильны, что, «если Финляндия вступит в войну, участие в ней добровольцев из Норвегии будет весьма заметным».
Помимо перечисленных обстоятельств, уверенность в том, что в 1939 году войны удастся избежать, зиждилась на пессимистичных оценках состояния экономики, устойчивости политического режима и боеспособности армии большого восточного соседа.
Сведения, полученные разведкой, о вводе войск в страны Прибалтики осенью 1939 года подтвердили представления финнов о том, что собранные вместе командиры и рядовые РККА не способны к организованным действиям. «Сведения об оккупации Балтийских стран, полученные до настоящего времени, говорят об очень слабом порядке в Красной Армии». Кроме того, Иностранное бюро ставки финляндской армии 8 ноября 1939 года отмечало высокие потери боевой техники на марше вследствие ее плохого технического состояния. «Автомобили и танки по качеству посредственные, а частично плохие».
Своего рода итоговую оценку состояния Красной Армии сделало 28 октября 1939 года Статистическое бюро Генштаба армии Финляндии, подготовившее «Замечания о боевом состоянии Красной Армии». «Красная Армия в настоящее время не является и в ближайшее время не станет эффективным средством ведения войны». Поэтому, «принимая во внимание внутриполитическую ситуацию в СССР, советское правительство не начнет войну, хотя бы и против численно слабейшей армии». Дальнейший ход мысли приводил авторов документа к логическому заключению: «Самая незначительная осечка, неудача может потрясти существующую политическую систему в СССР, и руководство страны осознает это».
Учитывая все вышеперечисленные обстоятельства, а также высоко оценивая боевую подготовку своей армии, ее несомненное превосходство в ведении войны зимой, военные и политики Финляндии видели в своей стране достаточно серьезную силу,которая могла либо избежать войны, либо затянуть ее ход, получив помощь от северных стран или принудив руководство СССР к миру на приемлемых для Финляндии условиях.
В системе доказательств в пользу развития событий по этому сценарию был один просчет: в Москве к Финляндии, как к достойному внимания противнику, не относились.
Расчет на то, что Финляндия сможет повторить подвиг маленького Давида, повергшего наземь гиганта Голиафа — СССР, был отражен и в оперативных планах финляндской армии, действовавшей на обширном фронте от северного Приладожья до Баренцева моря. Предполагалось сразу после нападения СССР перейти в наступление и занять ряд территорий, прежде всего в Советской Карелии. Помимо военной целесообразности, видимо, учитывалась и возможность выступления местного населения против большевистского режима. Командование финляндской армии окончательно отказалось от этих планов лишь через неделю после начала «зимней войны», поскольку группировка Красной Армии на этом направлении оказалась неожиданно мощной.
В статье использованы материалы, собранные автором в Военном и Национальном архивах Финляндии (Хельсинки).