Учитель даже не стал надевать железный панцирь, который любовно выковали ему накануне мастера из квартала ремесленников.
— Нет нужды, — сказал он, поблагодарив. – Нет такого оружия, которое может поразить вестника Божьего.
Хромой Ленц попытался последний раз:
— Учитель, подкоп уже почти готов. Ты ударишь по рыцарям, они ввяжутся в бой и тут сзади выйдем мы, таким образом, рыцарская конница окажется между молотом и наковальней. Мы перемолотим их в прямом смысле. В фарш.
Ленц, до того, как стал начальником войска Коммуны, сам был кузнецом и молотом орудовал не менее ловко, чем мечом. Родись он не в семье кузнеца, а в семье благородной, с родословной, то быть бы ему знаменитым воином, о котором трубадуры слагали бы песни, а прекрасные дамы бросали бы на него томные и призывные взгляды. Но, впрочем, воин из него вышел и так, по крайней мере, под его началом Коммуна отбила два штурма Рыцарей – и это при том что второй был организован не так хаотично, как первый, а проведен по всем правилам воинского искусства, но и его коммунары под командованием хромого кузнеца отразили, нанеся рыцарям большой ущерб. Хотя, конечно, и тут, как сказал Учитель, рука Господня была главным залогом славной победы, а солдаты Ленца, то есть городская голытьба, разбившая слуг Сатаны, закованных в железо, была лишь Его орудием.
— Пустое, — ласково сказал Учитель Ленцу. – Бог говорил со мной – и все будет по Его воле. А ты, кузнец, все же слаб в вере. Но сам ты увидишь, как ангелы спустятся с неба и поразят рыцарей огненными мечами – и тогда ты поймешь и уверуешь до конца.
С этим словами он сел на коня. Так же сделали двенадцать юношей и дев в белых одеяниях. И все они – тоже без оружия.
— Бог с нами, с простыми людьми, дети мои, — обратился Учитель к толпе. – Молитесь, чтобы Он даровал всем нам грешным прощение за прегрешения наши. Победа над рыцарями – это не самое трудное. Труднее победить свою жадность, свою нечистоту, свои грехи. Вот это настоящий враг и брань с ними – то, что воистину требует от нас подвига и сил.
Он подал знак и коммунары открыли ворота. Учитель впереди, а двенадцать юношей и дев за ним выехали из города в поле, где уже стояли в несколько коробок отряды рыцарей.
Учитель запел псалом о призвании Воинства Небесного. За ним запели юноши и девы. За ними коммунары – и те, кто стоял у ворот, и те, кто на стенах.
Ударили колокола церкви.
***
Ворота успели закрыть – лишь одна девушка из свиты Учителя проскочила в Город. Ей, правда, отрубили правую руку и она истекла кровью.
Рыцари на штурм не пошли, все так и продолжали гарцевать вокруг городских стен, гогоча и выкрикивая непристойности и оскорбления.
Собравшиеся у ворот подавленно молчали. Женщины плакали.
Любимый Ученик подошел к Ленцу. Указал на кузнеца пальцем.
— Ты, — сказал он.
Ленц посмотрел на него с недоумением.
— Ты, — повторил Любимый Ученик. – Учитель сказал про твою слабость веры. Это были его последние слова. Но это не слабость, Ленц. Среди апостолов был предатель, вот и ты слабое звено средь нас.
— Послушай, — начал Ленц сперва миролюбиво, – ты думай, что говоришь. Я вел мастеров и подмастерьев на штурм Цитадели, где сидел Курфюст, я дрался на улицах во время первого и второго штурма, я лично снес голову Гуго фон цу Мейну, а ты смеешь меня называть слабым звеном?
Любимый Ученик, не обращая внимания на его слова, повернулся к коммунарам.
— Учитель принес себя в жертву ради того, чтобы мы поняли истину – как Сын Человеческий принес себя в жертву, чтобы искупить грех первородный. И как среди его учеников один был черной овцой, так и среди нас есть такая овца, неверие которого губит нашу Коммуну свободных и равных людей. И это – кузнец Ленц!
Люди угрожающе загудели.
— Или мы очистимся – или мы погибнем. Ибо нет пути назад, потому что рыцари, слуги Сатаны, железные псы, нам не простят и никого из нас в живых не оставят. Только благодать Господня защитит нас от мести Дьявола за наше желание жить свободными и равными. Но без веры – без веры абсолютной, полной, безупречной, эту благодать нам не обрести. И тогда смерть и Городу, и нам. Выбирайте, жители. Я такой же, как вы, я равный среди равных. И я говорю вам – или мы очистимся, или погибнем.
И он показал рукой в сторону Ленца.
Толпа пришла в движение.
***
Ленца затолкали в грязную вонючую камеру, которая оказалась не пуста. Когда дверь лязгнула, закрывшись, и глаза привыкли к темноте, он узнал своего соседа, как и тот узнал его.
— Какими судьбами, господин Ленц! Царство свободы вдруг открыло свою темную сторону, не так ли?
Это был Книжник, бывший библиотекарь Курфюста.
— А я думал, ты ушел из города вместе с другими несогласными, — удивился Ленц.
— Схватили на выходе, — с горьким смешком сказал Книжник. – У вашего Учителя на меня был большой зуб еще по прошлым временам. При старом порядке мы частенько спорили.
— Нечестно это, — огорчился Ленц. – Учитель же обещал, что все несогласные могут уйти из Коммуны свободно.
— Не все обещания, которые дают пророки, правдивы. Даже такие святые, как наш Учитель, да хранит его Господь.
— Уже не хранит, — бесстрастно заметил Ленц.
— Как? – притворно-огорченно воскликнул Книжник. – Не уберегли, значит, отца родного, ведущего овец своих в царство свободы и справедливости. Как же произошла сия огорчительная неприятность? Среди паствы возникли некоторые разногласия о том, какой путь в царство свободы и справедливости более правильный или более короткий?
— Язва ты, Книжник, — устало заметил Ленц. – Мне тоже тебя иногда хотелось засунуть в подвал…
Тут в углу что-то зашуршало.
— Крысы, — сказал Книжник. – Даже в Коммуне Равных и Свободных без них никак. Как и без тюрем, впрочем. Однако, что же все-таки произошло с Отцом Свободы, Учителем Справедливости и Пастырем Равенства?
— Рыцари убили, — коротко ответил Ленц. – А отрубленную голову отдали голодным собакам.
Книжника передернуло.
— Жестокое время, жестокие нравы, — огорченно заметил он. – Даже этот безумец, шарлатан и демагог, не заслужил такой смерти.
— Учитель всегда хотел лучшего простым людям, — упрямо сказал Ленц.
Он сел на солому, обхватил колени руками, откинулся спиной к холодной стене.
— А за что тебя в подвал, кузнец? – спросил Книжник.
— Недостаточно верил. Так сказал Любимый Ученик.
Книжник аж подскочил.
— О, так старина Франц, теперь, значит, у вас за главного! Вот это отлично. Нет, я понимаю, Учитель ваш – при всем моем к нему неуважении, был человеком честным. То есть верил в то безумие, которое проповедывал, жил – с некоторыми исключениями — в согласии с тем, что говорил, носил простую одежду, спал на каменном ложе и ел вместе с последними нищими. Но вот городской советник Франц как исполняющий обязанности пророка! Это вы там, господа коммунары, уже совсем…
— Братья, — поправил Ленц. – Мы – братья.
— Ну вот тебя, брат кузнец, твои братья в подвал и запихали. И будут теперь служить цинику и приспособленцу. Которому всегда хорошо при любой власти. А теперь он уже и сам власть. Знаешь, что-то я не нахожу это лучшим выбором, чем жить под Курфюстом, человеком не таким-то уж и злым, в сущности.
Ленц устало махнул рукой:
— Книжник, ты так много говоришь, что у меня голова раскалывается.
Книжник развел руками.
— Извини, брат-кузнец, я уже счет дням потерял, а поговорить тут — разве что с крысами. Теперь вот веселее будет – не один.
— Не радуйся, Книжник, потому как уже завтра утром меня казнят. На рассвете. И я бы очень хотел провести последние свои часы без твоей болтовни.
Ленц отвернулся к стене, поерзав, устроился кое-как на сырой и грязной соломе и закрыл глаза.
***
Скрипнула обитая железом дверь и оба узника, проснувшись, стали напряженно всматриваться в сумрак. Серая фигура в капюшоне стояла со свечой в руках.
— Что, уже утро? — грустно спросил Книжник.
— Т-с-с-с! – прошипела фигура и прикрыла дверь.
Потом фигура откинула капюшон.
— Анна! – воскликнул Ленц. – Что ты тут делаешь?
— За тобой пришла, — сказала девушка.
— Но как ты прошла через стражу?
— Они все спали, кроме одного. Я ему предложила любовь, он и согласился. Дурак.
И она показала нож. На лезвии была кровь.
— Не теряй времени. А то, не ровен час, кто-нибудь заметит, что на посту никого. За стеной стоит лошадь, уйдем из Города и потом через лес, рыцари там тоже пока спят.
Ленц поколебался немного.
— Анна, понимаешь, наш Город, Коммуна – это все, что у меня есть…
— Ленц, идиот, завтра тебя казнят. И теперь уже казнят со мной. И, вообще-то, у тебя еще есть я, чертов упрямец. А через пять-шесть месяцев будет еще кое-кто.
Анна похлопала себя по животу и добавила:
— Если только ты сейчас не поторопишься.
— Ты…? – начал кузнец.
— Я! – сказал девушка. – Надо уносить ноги отсюда, времени у нас нет.
— А мне можно с вами? – попросил Книжник.
— Это кто там еще? – спросила девушка подозрительно. – Какой-нибудь вор? Разбойник?
— Нет, — сказал Книжник. – Я не вор и не разбойник. Я гораздо хуже, милая девушка. Я философ и поэт.
***
Лес остался позади. Было еще темно, но над горизонтом уже стал появляться утренний свет.
— И куда ты теперь? – спросил Книжник.
— Пойду на юг, — сказал сидевший на коне Ленц. Анна пристроилась сзади. – Там чехи, говорят, рыцарей не очень жалуют. Лишний боец им не помешает. А не пристану – пойду дальше, искать таких же, как я. Хоть у турков.
— Не можешь ты спокойно жить, — вздохнул его спутник. – А ведь скоро отцом станешь.
— Мой отец, он ведь тоже был кузнец, — сказал Ленц, глядя на постепенно светлеющее небо. – И, хотя был из простых, он выучился читать сам, и научил чтению меня. У нас была только Библия, по ней я и учился. Отец сказал: Ленц, сынок, они нас дурят, путают, обирают и грабят и так будет до тех пор, пока мы не начнем читать их книги и думать своей головой. И научил меня думать, спасибо старику. И вот знаешь, что я надумал. Вот вы, книгочеи и священники, говорите, что есть ангелы и есть демоны. И каждый говорит, что он за ангелов, и что его враги – это демоны. И наоборот. И так везде. И вот тягаются между собой – кто ангелы, кто демоны. Кто слуга Господа, а кто слуга Сатаны. Режут, убивают, жгут. Но, быть может, есть еще кто-то. Какие-то ангелы, которые не за тех и не за других. Не за Бога, и не за Дьявола. Они просто ждут своего часа. Проверят иногда – не пришло время? Нет, не пришло. И снова скрываются. Потому что они враги для всех. Для всех, кроме нас, простых людей.
— И чего же они хотят? – спросил с любопытством Книжник.
— Ждут они. Когда придет время. Чтобы не было ни бедных, ни богатых, ни святош, ни лжепророков, ни курфюстов, ни любимых учеников.
— Долго же им ждать, — сказал Книжник. – А жизнь коротка.
Ленц не ответил.
— А я, — тогда продолжил Книжник, — пойду на север, может в имперскую столицу. Буду учить детишек, потому что мир можно изменить только делая его немного лучше. Добрая книга лучше, чем кровавые мятежи, библиотеки лучше, чем фанатики справедливости и равенства, которых все равно не будет. Сколько бы рыцарей ни зарезал, брат-кузнец, мир ты этим не изменишь.
— Не изменю, — согласился Ленц. – Но страху на них нагнать попробую. Потому как есть такое слово – надо.
С первыми лучами солнца они расстались.
Где-то крестьяне выходили в поле, монахи в монастырях лениво шли к заутрени, рыцари, бароны и герцоги еще спали в своих замках. Кому-то предстояло сегодня быть убитым в бою или быть сожженным на костре, где-то матрос с мачты корабля видел новую, неизвестную землю, а в каком-то пыльном, забитом книгами чердаке, ученый чудак искал формулу, которая объяснит устройство Вселенной. Мир вступал в свой следующий день. В этом мире было полно демонов, ангелов и прочих всяких странных и невидимых простому смертному существ. Среди этих существ был один призрак, которому предстояло еще только через несколько сотен лет начать бродить сначала по Европе, а потом и по всему миру. И были где-то те отверженные всеми ангелы, которым не было места ни в Раю, на Небесах, ни в Аду, во Тьме.
