А. И. Рупасов, А. Н. Чистиков
«Наши страны — близкие соседи, кажется, встань на носки — и увидишь, что делается по ту сторону границы».
В.Маркин. С позиции убогого интеллекта
Эпоха в истории СССР, связанная с именем Никиты Сергеевича Хрущева, интересна не только неожиданными поворотами во внутренней политике, но и поисками политической элитой (партийной, государственной, советской) новых способов взаимодействия с внешним миром, которые обусловливались отнюдь не только стремлением найти выход из тупиковой ситуации, порожденной холодной войной. Нескрываемое стремление к поискам компромисса вовне, пускай и маскируемое традиционной антиимпериалистической риторикой, порождалось осознанием неизбежности осуществления серьезных перемен во внутренней жизни страны. Самым мощным инструментом, имевшимся в распоряжении властей, были средства массовой информации, прежде всего пресса и радио, в значительно меньшей степени — телевидение. Хрущев приобретал власть, в том числе над средствами массовой информации, постепенно. По крайне мере относительно для первых двух-трех лет после смерти Сталина не приходится говорить о целенаправленном и активном воздействии Хрущева на публикации в mass media по международным вопросам. Устранение в 1956 г. с поста главы внешнеполитического ведомства В.М.Молотова и назначение главой МИД главного редактора «Правды» Д.Т.Шепилова, еще с 1947 г. плодотворно, с точки зрения политического руководства, работавшего в отделе агитации и пропаганды ЦК ВКП(б)/КПСС, было лишь одним из шагов в этом направлении.
Только в 1957 г., после известных событий, когда значительная часть прежней партийной гвардии и «примкнувший» к ней Шепилов в были устранены с политической сцены, последовал целый ряд серьезных кадровых перемещений на дипломатических постах и в редакциях центральных газет. На пост главного редактора «Известий» в 1959 г. пришел из «Комсомольской правды» зять Хрущева А.И.Аджубей. Преемником Шепилова на посту главы внешнеполитического ведомства стал А.А.Громыко, его первым заместителем был назначен не профессиональный дипломат, а близкий Хрущеву партийный функционер Н.С.Патоличев [1]. Эти перестановки свидетельствовали о том, что находившаяся прежде на периферии забот Первого секретаря ЦК КПСС сфера внешней политики стала приобретать для него приоритетный характер [2]. Именно при Хрущеве зарубежные визиты государственных и партийных деятелей и соответствующее их медийное обеспечение, не в пример предшествующей эпохе, стали обычным явлением.
Насколько бы сильным ни было пренебрежительное отношение на Западе к утверждениям советских дипломатов о наличии в СССР общественного мнения по тем или иным международным проблемам, пренебрегать которым советское руководство не может, на практике для власти и редакторов советских газет подача международной информации для широких читательских кругов порождала массу проблем. Далеко не самой серьезной из них был дефицит квалифицированных кадров журналистов. Наиболее трудным был поиск приемлемой формы подачи материала, сочетавшей в себе традиционную риторику (скрыто или явно поясняющую цели советской политики и презумпцию ее невиновности в возникающих на мировой арене конфликтных ситуациях), информацию (неизменно сводимую к такому минимуму, который не позволяет читателю делать самостоятельно политически некорректные выводы) и учитывавшей прежде уже сформированные у населения представления, резкое разрушение которых считалось как неуместным, так и невозможным. В последнем случае наиболее характерными примерами являются как раз Финляндия и расчлененная Германия.
Иными словами, советская пресса из нескольких своих ролей (прежде всего — носителя и интерпретатора информации) вынуждена была довольствоваться почти исключительно ролью творца образов. Создание образа, как одна из задач или целей — в зависимости от конкретной ситуации — политической пропаганды, само по себе исключает необходимость использования и передачи сколько-нибудь обширной информации, поскольку образ является объектом вовсе не понимания, а эмоционального восприятия (неопределенность его содержательной стороны не позволяет ему быть объектом понимания, образ интерпретируется и осмысляется). Минимальность информации только способствует целостности создаваемого образа и создает возможность для «творческого» манипулирования общественным сознанием [3].
Данная статья посвящена частному вопросу — образу Финляндии в советской прессе в годы «хрущевского десятилетия» (1953— 1964) — точнее, процессу постепенного формирования образа Финляндии как друга Советского Союза. Стоит оговориться, что завершение этого процесса выходит за указанные выше хронологические рамки. В упомянутый же период (своего рода эпоху незавершенностей в истории СССР) процесс был лишь начат. Он имел свою специфику: осознанная властью потребность в отказе от некоторых стереотипов прошлого и поиск новых способов взаимодействия с миром наталкивались на реалии двусторонних отношений. Разница между желаемым и наличным оказалась разочаровывающей для политического руководства СССР. На президента Урхо Калева Кекконена в этот период еще не была возложена советской прессой высокая роль символа советско-финляндской дружбы и гаранта незыблемости добрососедских отношений [4]. С другой стороны, обращает на себя внимание стилистика публикаций: полное отсутствие метафор в текстах, которые были нередки в предшествующие времена и использовались в качестве одного из средств восполнения пробелов в логике. Объяснение этому, пожалуй, стоит искать не в повысившемся чувстве гражданской ответственности журналистов и редакторов изданий, а в зыбкой атмосфере неопределенности, созданной чередой крупных событий (некоторые из которых были потрясениями для советского человека), когда на вопрос «что дальше?» власть, в конце концов, была вынуждена ответить программой построения коммунистического общества за двадцать лет [5].
В качестве источников были использованы центральные газеты («Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Литературная газета») и некоторые местные издания («Ленинградская правда», «Вечерний Ленинград»), а также журналы «Новое время» и «Международная жизнь». Следует заметить, что процесс формирования в советской прессе образа Финляндии в значительной мере обусловливался осознанием на рубеже 40-50-х гг. политическим руководством СССР ограниченности своих ресурсов (экономических, политических, культурных), не позволявшей изначально гарантировать на длительную перспективу желательное развитие отношений с Финляндией [6].
Вместе с тем на этот процесс оказывали сильное влияние как сформированные у советского читателя за предшествующие три десятилетия представления об этой стране, так и память нескольких поколений. Этот процесс формирования образа Финляндии в интересующий нас период времени почти полностью исключал такой важный компонент, каким являются накопленные впечатления от личного восприятия соседней страны — впечатления тех немногих, кому доводилось посещать эту страну, оставались, как правило, неизвестными широкой публике [7]. Мизерность информации о Финляндии в советской прессе (об Албании в 50-е гг. на ее страницах подчас писали больше), на радио и телевидении [8] была обусловлена не только тем, что ее расширение могло подталкивать читателя к опасным политическим выводам, но и тем, что она являлась принципиальной основой «управления» всей внутриполитической жизнью страны.
Политические последствия так называемой войны-продолжения (1941-1944) для Финляндии в первые послевоенные годы расценивались руководством Советского Союза не как потенциально, а именно как актуально весьма выгодные для интересов СССР. Внешнеполитическая ориентация соседа СССР на Севере Европы считалась предопределенной на длительную перспективу [9]. Последующий период показал, однако, что даже заключение в 1948 г. Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи и данное в 1955 г. согласие отказаться от аренды под военную базу территории Порккала-Удд не превратили потерпевшую поражение в войне страну в безоговорочного союзника Советского Союза. Возможности последнего в оказании воздействия на внутриполитические процессы в Финляндии оказались сильно ограниченными. Ярким примером тому, что напоминания о необходимости учета печального опыта прошлого утрачивали силу и не приносили желаемых результатов, стало возвращение в большую политику В.Таннера, человека, которого в Москве еще с 20-х гг. считали своим злейшим врагом [10]. Возвращение в политику осужденного военного преступника, который, как выяснилось, не утратил за годы пребывания в тюрьме своего авторитета (и не только в кругах социал-демократии), было символичным. Стоит отметить, что советская пресса, как правило, избегала прямых упоминаний об использовании Советским Союзом этих, пусть и ограниченных, возможностей оказания давления на правительства Финляндии. О том, что о них в Москве, однако, не забывали, советскому читателю предпочитали сообщать через советскую прессу устами финнов [11].
Весной 1951 г. в советско-финляндских отношениях была преодолена та фаза напряженности, которая длилась более двух лет. Одними из ее частных проявлений стали отказ от приглашения финских дипломатов на торжества, связанные с празднествами в 1949 г., посвященными «Калевале» [12], воздержанность представителей советской стороны при посещении приемов в финском посольстве и резкая критика в советской прессе и на радио правительства Финляндии во главе с К.-А.Фагерхольмом. Эта критика несколько ослабела после формирования в марте 1950 г. правительства У.К.Кекконена и встречи финляндского премьера в середине июня с И.В.Сталиным. Впрочем, критические выпады полностью не исчезли со страниц печати, хотя из них были устранены прежде характерные для нее грубые выпады. Тем не менее именно в этот период начинает постепенно складываться то отношение к соседу на Севере Европы, которое один из финских дипломатов называл «латентным дружелюбием». Поворот в отношении Финляндии, происходивший постепенно в 1951-1952 гг., осенью 1952 г. привел к формулированию советским руководством тех общих подходов, которые расценивались в Европе как намеренная демонстрация готовности СССР к равноправному сотрудничеству даже с государствами, которые не относились Москвой к странам народной демократии [13].
На визит осенью 1952 г. в Финляндию советского министра внешней торговли Кумыкина возлагалась особая задача: он должен был способствовать закреплению наметившейся в двусторонних отношениях тенденции. Однако Советский Союз явно не стремился на этом этапе к тому, чтобы Финляндия в системе международных отношений на Севере Европы заняла положение, характеризующееся исключительной особостью связей с СССР: в таком случае тренд Швеции в сторону Запада приобрел бы более заметные очертания, что неизбежно повлекло бы изменение всей геополитической ситуации в регионе Балтийского моря.
После смерти Сталина происходившие в Финляндии внутриполитические процессы оценивались советской прессой как вызывающие вполне оправданную настороженность [14]. Фактически эта оценка являлась лишь развитием заявления главы советского правительства Г.М.Маленкова. В августе 1953 г. на заседании Верховного Совета СССР он в своем докладе подчеркнул, что «необходимо неуклонное проведение в жизнь договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи не только нашим Правительством, но и Правительством Финляндии» [15]. Это «…но и…» предопределило настороженную сдержанность прессы в оценке степени дружественности Финляндии в отношении СССР. Эта сдержанность сохранялась на протяжении всего хрущевского десятилетия. Время от времени появлявшиеся на страницах центральной партийной и советской печати утверждения о том, что с каждым годом укрепляются дружественные отношения между народами СССР и Финляндии (что находит поддержку подавляющего большинства финского народа) [16] удивительным образом соседствовали с более часто появлявшейся информацией о неких антисоветских «неугомонных писаках» [17], «реакционных силах» [18], оживлении деятельности союза офицеров запаса [19], «недоброжелательных политиках», «раскольниках» в рабочем и молодежном движении, а также о «ренегатах» [20], которые руководствуются «узкими и корыстными устремлениями» [21] и пр. Иными словами, категория активно действующих недоброжелателей Советского Союза постоянно пополнялась, что служило, с одной стороны, косвенным объяснением затянутости процесса становления дружественных двусторонних отношений, а с другой, ставило вопрос о причинах, тормозивших расширение круга сторонников развития этих отношений.
У советского читателя, интересующегося проблемами мировой политики и международных отношений, невольно должны были возникать многочисленные вопросы. Почему «обладающих чувством трезвого реализма» послевоенных политических деятелей Финляндии, учитывавших «печальный опыт прошлого» [22], оказывалось так немного? Почему экономические выгоды от сотрудничества с СССР не устраняют вероятности отказа Финляндии от линии Паасикиви-Кекконена [23]? Почему в Финляндии к власти приходят правительства, политика которых вызывает тревогу в Москве [24]? Насколько уместно говорить о дружественных отношениях двух народов, если такому государственному и партийному деятелю СССР и переводчику «Калевалы», как О.В.Куусинен, отказывают во въездной визе, не забывая его уже весьма отдаленное революционное прошлое [25]? Внимательный читатель не мог не обратить внимания также на то обстоятельство, что на страницах печати одновременно могли появляться весьма различные, так сказать, «количественные оценки» «лагеря врагов» СССР. «Кучка занятых возней реакционеров» [26] неожиданно могла разрастись до влиятельных кругов буржуазии и социал-демократии [27].
В целом внутриполитическая жизнь в Финляндии освещалась в советской прессе крайне скупо. Информация носила фрагментарный характер. Политический ландшафт этой страны для советского читателя оставался размытым [28]. Позиции политических партий по насущным социальным проблемам не затрагивались. Даже о Демократическом союзе народа Финляндии (ДСНФ), о котором советская пресса отзывалась пусть и с формальной, но теплотой, у читателя могло сложиться лишь весьма туманное представление [29]. За все 50-е годы в печати упоминалось не более десятка имен государственных и политических деятелей Финляндии, из которых лишь трое-четверо изображались как основные радетели за развитие отношений с Союзом, — У.К.Кекконен, Ю.К.Паасикиви, В.Песси, X.Куусинен. Читателю приходилось довольствоваться неизменно присутствовавшим обезличенным противопоставлением — народ и широкая общественность versus государственные и политические деятели («шумливая клика воинствующих политиканов»), Первые выступали в газетных публикациях в роли некого монолитного единства, на которое по неведомым причинам могли не обращать особого внимания вторые. Это, впрочем, не преподносилось прессой как в 20-30 гг. в качестве доказательства некой ущербности демократии в Финляндии. Критические замечания по поводу политической системы Финляндии, в отличие от довоенных времен, не допускались.
Характерной чертой практически всех публикаций в прессе было наличие в явной или скрытой форме тезиса о том, что с советской стороны для создания атмосферы «добрых соседских отношений» сделано буквально все, и что дело остается исключительно за правительствами Финляндии. Под этим «все» читателю предлагалось понимать исключительно выгодную для Финляндии (с точки зрения советского политического руководства) торговлю, а также отсутствие огромных затрат на военный бюджет («необремененность военными расходами»; особо подчеркивалось, что в период холодной войны для всех без исключения европейских государств затраты на оборону являлись серьезной экономико-политической проблемой). На фоне встречавшихся упоминаний о серьезных экономических и социальных проблемах Финляндии (особенно в конце 50-х гг.) и неизменно присутствовавших сентенциях об оживлении антисоветских и реакционных сил, упомянутый тезис определенно утрачивал в глазах внимательного читателя свою весомость: из публикаций в прессе становилось как-то само собой разумеющимся, что взаимовыгодная торговля с СССР не спасала экономику Финляндии от серьезных кризисных явлений, наличие же последних способствовало ослаблению позиций просоветски настроенных кругов. Более того, само стремление к развитию торговли с Финляндией неизбежно представало как некая плата советской стороны за отказ соседа от прозападной внешнеполитической ориентации. Невольно напрашивался вывод, что плата была недостаточно весомой.
Публикации на страницах советской печати более создавали впечатление заинтересованности СССР в развитии отношений с Финляндией, чем наоборот. Причины не скрывались: признавалась исключительная важность военно-политической составляющей для двусторонних отношений, обусловливающей готовность Москвы идти на выгодное для Финляндии хозяйственное сотрудничество. Запись председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева, сделанная в книге посетителей музея Ленина в Тампере в 1960 г. (музей — «символ нерушимой дружбы финского и советского народов» [30]), а также его выступление на 12 съезде Компартии Финляндии, в котором в очередной раз упор был сделан на понимании «взаимной выгоды» добрососедских отношений народом Финляндии, служили косвенным признанием живучести в памяти народа этой страны событий совсем еще недавнего прошлого. Сам народ Финляндии при этом удостаивался, как правило, лишь одной характеристики — трудолюбивый. Это качество, с учетом неизменно повторяющихся напоминаний о выгодности хороших отношений с СССР (что народ-труженик хорошо понимал), имплицитно подразумевало другое важное качество — прагматичность, тем самым низводя «дружбу» до «расчета».
Несмотря на обилие тревожных тонов в публикациях советской прессы на политические темы, которые лишь отчасти компенсировались довольно частыми, хотя и скупыми сообщениями о развитии двусторонних культурных связей, в период «хрущевского десятилетия» информация о Финляндии не создавала у советского читателя образа соседней страны, развитие отношений с которой относится к советским внешнеполитическим приоритетам. Эта информация скорее способствовала созданию облика страны, которая с опаской глядит на протягиваемую ей дружескую руку, которая раздирается внутренними противоречиями, страны, в которой мощные, казалось бы, силы, выступающие «за мир во всем мире» и сотрудничество, никак не могут одержать верх: максимально, чего они могли однажды добиться на парламентских выборах — получить чуть более четверти депутатских мест. Для 50-х гг. в целом характерно то, что публикуемая информация скорее должна была способствовать созданию у советского читателя образа Финляндии как крайне трудного внешнеполитического партнера, который, несмотря на свое поражение в войне, осмеливается не отказываться от мыслей о возвращении утраченных территорий [31]. Даже в конце 50-х гг. советский читатель не без удивления должен был констатировать, что в Финляндии все еще под вопросом находится соблюдение линии Паасикиви-Кекконена [32].
В связи с этим следует обратить внимание на то, что фактически Финляндия к рубежу 50-60-х гг. рисовалась не столько как дружественная Советскому Союзу страна, сколько как нейтральная. Советская пресса именовала дружественными и миролюбивыми на Балтике только три государства: СССР, Польшу’ и Восточную Германию. Правда, Финляндия представала как потенциальный друг на международной арене. Однако нейтральность Финляндии, о которой с трибуны XX съезда КПСС в 1956 г. заявил Первый секретарь партии Н.С.Хрущев, у читателя, которому ежегодно, в том числе и в начале 60-х гг. настойчиво напоминали об историческом значении Договора 1948 г., не могла не вызывать недоумения: этим договором, например, предусматривалось при возникновении определенных условий проведение двусторонних военных консультаций и оказание военной помощи [33]. На фоне звучавших в то же время упреков в сторону другого государства на Балтике — Швеции, которую нередко клеймили как недостаточно нейтральную страну, подобного рода обязательства как условие отнесения к плеяде нейтральных государств, с одной стороны, вносили в критику Стокгольма элемент лицемерия, а с другой, размывали границы самого концепта «нейтралитет».
В редакционной политике советских газет в подаче материалов о Финляндии имелись определенные различия. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в 50-е годы редакционная политика «Известий» строилась на том, что публикация благожелательной информации о Финляндии едва ли не в обязательном порядке «уравновешивалась» появлением материалов негативного характера. Если, например, сообщения о нахождении в СССР делегации во главе с председателем эдускунты (парламента — А.К.) в июле-августе 1954 г. подавались в благожелательном плане, то одновременно с этим следовала перепечатка из левой финской газеты «Työkansan sanomat» о подозрительном «интересе» американских дипломатов к Северной Финляндии. Сообщалось, что военно-воздушный атташе США 3 августа прибыл на американском военном самолете в Вааса, откуда его повезли на финский военный аэродром: «Финские офицеры являлись его послушными проводниками при ознакомлении с военными тайнами нашей страны».
Основной акцент публикаций в «Известиях» (в данном случае речь не идет об официальных сообщениях) делался на взаимной выгодности двустороннего сотрудничества. Последняя понималась почти исключительно как сотрудничество в экономической сфере. Взаимодействие в области международной политики относилось к области возможного, но не реализованного. Имевшим место контактам в военной сфере намеренно (и, скорее всего, к удовлетворению обеих сторон) придавался подчеркнуто формальный характер. Последнее обусловливало, например, предельную скупость информации о визите в Москву и Ленинград финской военной делегации в апреле-мае 1956 г. (во главе с генерал-лейтенантом Вяйнё Ойноненом), также, впрочем, и о визите главы военного ведомства Эмиля Скуга. Даже посещение последним крейсера «Авроры» (сам министр еще в 1915 г. был в числе тех финских рабочих, которые занимались ремонтом крейсера) не получило освещения на страницах газет.
«Правда» традиционно оставалась предельно официальной и сухой. Поворот в ее редакционной политике к созданию дружественного образа соседней страны оказался более трудным, чем у «Известий». Стилистика публикаций и в конце 50-х гг. мало отличалась от стилистики 40-х гг. [34] Количество публикаций с негативными оценками внутриполитической ситуации в Финляндии на ее страницах было больше, чем в «Известиях». «Известия», впрочем, в начале хрущевского десятилетия также были весьма далеки от изображения Финляндии в качестве дружественной страны.
Значительные перемены в тональности публикаций в центральной прессе становятся заметны в 1955-1956 гг., когда Хрущев начинает более активно вмешиваться в формирование внешнеполитического курса, что, в частности, привело тогда к нормализации советско-югославских отношений. Именно в 1955 г. возобновились туристические поездки из Финляндии в СССР (поездки советских туристов в Финляндию начались спустя три года — в 1958 г.). Однако события в Венгрии осени 1956 г., всколыхнувшие общественное мнение Европы, снова внесли существенные коррективы [35]. Только с конца лета 1957 г. можно говорить о том, что снова становится заметным стремление через прессу подчеркнуть заинтересованность СССР в развитии отношений с Финляндией. Подчас это приобретало несколько чрезмерный характер. Так, осенью 1957 г. «Известия» опубликовали статью Ореста Евлахова «Национальная опера Финляндии в Ленинграде». Автор, не довольствуясь вполне, вероятно, заслуженным утверждением, что гастроли финских артистов «принесли большую эстетическую радость взыскательным ленинградским зрителям», заявлял: «советские люди всегда с живым интересом следили за развитием культуры финского народа» [36]. Откуда у советских людей появились возможности пристально наблюдать этот сложный процесс и что стимулировало это исключительное внимание, Евлахов не пояснял. С другой стороны, каким бы неправдоподобным ни казалось знакомство матросов Балтийского флота с произведениями Майю Лассила и Вяйне Аалтонена, а также их увлечение музыкой Яна Сибелиуса (удивившее финнов во время посещения советских кораблей Хельсинки в 1954 г.) [37], вполне вероятно, что ко времени визита их, если и не познакомили с некоторыми опусами финского композитора («Грустным вальсом» или симфонической поэмой «Финляндия»), то, по крайней мере, упомянули его имя в ходе занятий по политической подготовке.
В целом образ Финляндии на страницах советских газет 50-х гг. -это образ беспокойной страны, в которой необычайно активны и напористы правые политические круги и примыкающие к ним раскольники рабочего движения из лагеря социал-демократов, а также антисоветски настроенные представители некоторых молодежных организаций. Деятельность этих сил не гарантировала сохранения добрососедских отношений и участия Хельсинки в борьбе за сохранение мира в Европе. В связи с этим интерес, например, вызывает та оценка публичных выступлений председателя исполкома СДПФ В.Таннера, которая была дана 25 августа 1958 г. в «Известиях» в статье «Г-н Таннер в прежней роли»: «Россия всегда была для Финляндии опасным соседом». Пристальное внимание, которое в СССР неизменно уделяли настроениям молодежи, проявилось и в отношении молодежных организаций Финляндии, подача информации о которых была отнесена к «компетенции» «Комсомольской правды» [38]. Ситуация в молодежном движении в соседней стране, судя по публикациям, вызывала озабоченность: учитывалось, что именно с представителями этого поколения в обозримом будущем придется иметь дело. Напротив, деятельность «старых кадров» финской реакции (имелись в виду политические и военные деятели 30—40-х гг.), несмотря на неизменно негативные красочные эпитеты в советских публикациях, все же в изменившихся политических условиях была предсказуема и, судя по публикациям, особых тревог у Москвы не вызывала.
Советская печать крайне редко позволяла читателю забыть о политике и о том, сколь опасен мир за пределами родины. Однако большинство т. н. «неполитических» публикаций по своей форме представляли собой краткие информационные сообщения о культурных связях. Например, о довольно регулярно проходивших в Москве в 50-е — начале 60-х гг. концертах финских исполнителей. В 1953 г. в Московской консерватории выступал дирижер Арво Айраксинен, в том же году в Колонном зале Дома Союзов выступал дирижер У.Песонен, был проведен концерт из произведений Я. Сибелиуса, а в Финляндию поехала делегация деятелей культуры и артистов во главе с А.А.Сурковым. В 1957 г. в СССР начались гастроли национальной оперы Финляндии, а режиссер-постановщик А.Птушко вместе с финскими коллегами взялся за съемку советско-финского цветного фильма «Сампо» по мотивам «Калевалы» [39]. Для читателя в образ соседней страны подобные сообщения ничего не привносили.
Ленинградская пресса на первый взгляд, казалось, должна была быть менее скупой, чем «Правда» и «Известия», на информацию о Финляндии. Однако только в 1958 г. впервые на ее страницах появились материалы, содержание которых позволяло увидеть эту страну. Речь идет о путевых заметках Я.Пановко, принявшего участие в автопробеге по территории Финляндии. Для советского читателя были новостью не только сведения о «щебенчатых дорогах» (!), по которым машина могла легко бежать со скоростью 80 км в час, или о столь высокоразвитом животноводстве, что стакан молока стоил дешевле стакана газированной воды. Приведенные в очерках Пановко описания Хельсинки и Тампере (современного жилищного строительства, устройства уличного освещения и пр.) невольно заставляли читателя сравнивать Ленинград с этими финскими городами [40]. Редакция «Ленинградской правды» позаботилась о том, чтобы у читателя не возникло излишне благоприятного представления о Финляндии. О том, что участники автопробега побывали отнюдь не в райских кущах, напоминали разбросанные по тексту упоминания о безработице, дороговизне жилья и проезда в трамвае (вынуждавшего трудящегося пользоваться велосипедом, а не бегущим по рельсам вагончиком), навязчивой и неуместной рекламе [41]. Дополнительные штрихи в образ Финляндии добавили год спустя сообщения о визите А.И.Микояна. В ходе этого визита высокопоставленный советский деятель посетил в Котке Управление народных пенсий, на котором лежала забота о пенсионном обеспечении 400 тысяч человек (1/11 всего населения Финляндии в тот период времени) [42]. Заметим, что в имевшей более широкое распространение в СССР «Сельской жизни» подобный материал а priori не мог появиться: не нужно гадать, много ли жителей советского села мечтали о таком счастье, как заработанная пенсия.
Гораздо быстрее оправившийся от последствий мировой войны народ Финляндии, хотя и продолжавший испытывать серьезные экономические и социальные трудности, представал со страниц печати прежде всего народом-тружеником, исключительно активно борющимся за свои права. Только в «Ленинградской правде» в марте 1956 г. было помещено 14 материалов о забастовках в Финляндии. Финны рисовались как весьма активный политически, любознательный, честный, миролюбивый, справедливый народ. В качестве иллюстрации такого качества, как справедливость, служили сообщения о том, что пойманные советскими таможенниками на попытке провоза контрабанды финские туристки понесли на своей родине заслуженное наказание [43].
К началу 1960-х гг. в советской прессе происходит т. с. стабилизация «массива клише» в материалах, посвященных Финляндии: от «наличия широкого взаимопонимания» к «стабильным дружеским добрососедским отношениям». К концу хрущевского десятилетия напоминания о досадном для обеих сторон прошлом почти не встречаются. Прокоммунистические симпатии на страницах советской прессы присутствуют, как и прежде, но в гораздо более вуалированной, сдержанной форме. Намеренно подчеркивается заинтересованность Москвы в сохранении Финляндией нейтрально-дружественного внешнеполитического курса. При этом в качестве социальной опоры этого курса предстает не рабочий класс и его авангард — коммунистическая партия, а широкие круги финляндской общественности. Последнее подразумевало возможность сотрудничества с различными политическими партиями, вне зависимости от их внутри- и внешнеполитических программных установок. Все более навязчивой идеей становится подчеркивание прагматизма в двусторонних отношениях — в сфере торгово-экономического сотрудничества. Финляндия настойчиво рисуется как дружественная СССР страна. Наличие противников такого состояния двусторонних отношений («врагов миролюбивого курса советской страны») в лице «реакционных кругов», «воинствующей клики» и некоторых политических и общественных организаций (Представительство молодежных организаций Финляндии (ПМОФ), «правые социал-демократы») перестает оцениваться как сколько-нибудь серьезная угроза.
Примечания
1 Н.С.Патоличев до этого был первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии. В 1956 г. он был назначен одним из заместителей министра иностранных дел; в своих выступлениях в «Правде» он не раз останавливался на советско-финляндских отношениях. — См., наир.: Правда. 1960. 9 марта; Там же. 1960. 16 марта.
2 Насколько внешнеполитическая активность Хрущева стимулировалась внутриполитической ситуацией до сих пор остается темой мало изученной.
3 «В славянских языках имя образ одного корня с глаголом резать: вырезать что- либо значит придавать субстанции форму (…) в “образе” форма и ее содержание не разделены связкой. Они не могут претерпевать взаимонезависимое развитие» (Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998. С. 314-315).
4 Символично, что лишь за месяц до того, как звезда Хрущева закатилась — в сентябре 1964 г. — был подписан указ о награждении Кекконена орденом Ленина за заслуги в деле развития добрососедских отношений. Награда, однако, была вручена ему лишь в конце декабря, во время визита в Финляндию Микояна, что в какой- то мере знаменовало наступление новой стадии в двусторонних отношениях.
5 Читая советскую прессу 50-х годов трудно избавиться от впечатления, что именно тогда должен был Станислав Ежи Лец написать: «Человек! Мир распахнут перед тобою. Не вылети!».
6 Примером того, что для подачи информации о Финляндии было характерно замалчивание ограниченности политического влияния СССР на эту страну, служат публикации о формировании правительства осенью 1952 г.: тогда в финских политических кругах обсуждался вопрос о предоставлении одного из министерских портфелей социал-демократу В.Лескинену. «Правда» в связи с этим выступила 26 ноября с крайне резкой публикацией. Однако когда назначение Лескинена все же состоялось, каких-либо сообщений об этом не появилось.
7 Редким исключением являлись три публикации заметок Я.Пановко об автопробеге по дорогам Финляндии, опубликованные в «Ленинградской правде» (1958. 24 сент., 25 сент., 26 сент.). О них см. ниже.
8 Впервые в общесоюзном масштабе такая информационная акция была предпринята в конце ноября 1955 г., когда по радио полностью, а по телевидению частично транслировалось ставшее уже традиционным ежегодное торжественное собрание в Колонном зале, посвященное советско-финляндской дружбе. В его подготовке были задействованы Всесоюзное общество культурных связей (ВОКС), ВЦСПС и Министерство культуры.
9 В марте 1947 г. посланник СССР в Швеции И.Чернышев в своем отчете отмечал, например, что шведское социал-демократическое правительство в общем примирилось с тем, что «внешняя политика Финляндии отныне не может идти путями, отличными от внешней политики СССР».
10 Решение амнистировать осужденных в качестве военных преступников Р.Рюти. В.Таннера, Э.Линкомиеса, Т.М.Кивимяки и др. президент Паасикиви принял на заседании Государственного совета еще в мае 1949 г., записав в дневнике: «Об этом никаких сведений прессе не дано, но, разумеется, это станет известно» (J.K.Paasikiven päiväkiijat 1944—1956. Toinen osa. Helsinki, 1986. S. 16). Этот акт внес свою лепту в охлаждение отношений с Москвой.
11 Так, в конце 1958 г. в СССР была в сокращении перепечатана статья члена Аграрного Союза Калерво Сникала, который, критикуя «твердолобых», сделавших немало для ухудшения советско-финляндских отношений, отмечал, что у них «не хватает смелости выйти вперед и ответить за то, чего они добились. Наоборот, на линии Паасикиви-Кекконена вновь наблюдается толкучка, словно у бомбоубежища во время воздушной тревоги». Для советского читателя особое значение приобретала имевшая явно двусмысленный характер фраза автора статьи, что «развитие международных событий поставило Финляндию в трудное положение, в котором вопрос о соблюдении линии Паасикиви-Кекконена требует большего, чем словесные признания. Для этого требуются смелые, искусные и перспективные решения, в которых неизменно учитывались бы жизненно важные интересы нашего народа» (Финская газета об отношениях между Финляндией и СССР // Международная жизнь. 1958. № 12. С. 131-133). «Словесность признаний» volens-nolens должна была подчеркивать весомость опасений, высказывавшихся в советской прессе в отношении деятельности враждебных сил в Финляндии.
12 В связи со столетием появления окончательной редакции этого эпоса (1849).
13 Примечательно, что в это же время вышла из печати более чем бедная по содержанию книга Д.И. Архипова «Финляндия».
14 Финская печать о статье «Закулисные махинации врагов советско-финляндской дружбы» // Известия. 1953. 8 нояб. (Упомянутая в названии статья была опубликована в «Известиях» 1 ноября). Поводом для публикации послужили переговоры руководства социал-демократической партии с лидерами коалиционной партии по вопросу о формировании нового правительства. Приход к власти правительства Сакари Туомиоя оценивался как «вовлечение Финляндии в водоворот западного военного союза». (Известия. 1953. 18 нояб.).
15 Правда. 1953. 9 авг. Речь Г.М.Маленкова на заседании Верховного Совета СССР. Заметим, что Посольство Финляндии в Москве в своих докладах, пожалуй, излишне оптимистично оценило заявление Маленкова.
16 Известия. 1955. 4 дек., 1958. 19 авг.; Правда. 1953. 19 сент., 1958. 6 апр., 1959. 6 аир., 1960. 6 апр.; 1960. 10 апр.; Комсомольская правда. 1963. 11 янв., 10 февр., 27 марта; Ленинградская правда. 1959. 29 апр., 1961. 6 апр.; Вечерний Ленинград. 1962. 7 мая.
17 Литературная газета. 1958. 23 сент.
18 Известия. 1958. 24 сент.; Ленинградская правда. 1959. 27 сент.; Там же. 1961. 6 апр.
19 Правда. 1953. 17 апр.
20 Под последними, напр., имелись в виду Туоминен (автор книг «Путь серпа и молота» и «Кремлевские колокола») и Рантанен (книга «Я шел по пути коммунизма»).
21 Рысаков П. Это нельзя игнорировать//Известия. 1958. 25 окт.
22 Юрьев Г. Дорожить дружбой и сотрудничеством соседа// Известия. 1958. 19 сент.
23 Финская реакция захватывает важные позиции в парламентских комиссиях // Известия. 1958. 24 сент. (В комиссию по иностранным делам тогда вошел В.Таннер, а кандидатом в члены комиссии стал Туоминен, как его охарактеризовали в газетной публикации — «специализировавшийся на антисоветской пропаганде»).
24 Голошубов Д. Правительственный вопрос в Финляндии и домогательства правых кругов // Известия. 1958. 13 авг.
25 Известия. 1958. 31 авг. Заметим, что тема толерантности в международной политике, в том числе в таком ее аспекте, как восприятие друг друга представителями политических элит разных государств, требует особого рассмотрения.
26 Отношения добрых соседей. 12 лет договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи // Правда. 1958. 6 апр.
27 Куусинен X. 40 лет КПФ // Правда. 1958. 30 авг.
28 Мы отнюдь не утверждаем, что использование «эффекта тумана» при подаче информации о Финляндии являлось чем-то необыкновенным, характерным исключительно для эпохи «хрущевского десятилетия». В связи с этим уместным будет привести наблюдение одного из крупнейших отечественных филологов — Н.Д.Арутюновой: «Русскому дискурсу присуща своего рода «клаустрофобия» — боязнь пространства, замкнутого конкретной и полностью эксплицированной информацией… Факты утрачивают определенность и вместе с тем приобретают дополнительную значимость, вытекающую из их неокончательности»: Арутюнова Н.Д. Указ. соч. С. 816. Собственно, именно это умение придавать фактам «неокончательность» должно было служить критерием пригодности журналиста в глазах власть предержащих.
29 Иногда информация о ДСНФ в советской прессе фактически превращала эту политическую организацию в аналог Общества дружбы. Так, «Правда», сообщая 29 мая 1953 г. о заседании правления ДСНФ акцентировала внимание читателя на принятой резолюции: «Пусть растет и крепнет союз рабочих, крестьян и интеллигенции (…) во имя укрепления дружбы между Финляндией и Советским Союзом».
30 Правда. 1960. 21 апр.
31 См., напр.: Новое время. 1956. № 28.
32 Международная жизнь. 1958. № 12. С. 133. В этом году количество негативных публикаций о Финляндии значительно возросло. О резком неприятии некоторых событий в этой стране свидетельствовал язык публикаций. Так, «Литературная газета», возмущенная «отменой запрета на антисоветскую литературу» министерством просвещения Финляндии, устами В.Маркина заговорила об убогом интеллекте не угомонившихся писак. (Литературная газета. 1958. 23 сент.).
33 Стоит отметить, что позже — с 1971 г. в советских средствах массовой информации Финляндию стали характеризовать как стремящуюся к нейтралитету. Об использовании концепта «нейтралитет» в советском политическом языке в послевоенное время подробнее см.: Petersson, Во. The Soviet Union and Peacetime Neutrality in Europe // A Study of Soviet Political Language. 1991.
34 См., напр., статью С.Смирнова: Правда. 1958. 23 марта.
35 В начале февраля 1957 г. на заседании Президиума ЦК КПСС, на котором обсуждались проекты докладов на шестой сессии Верховного Совета СССР, А.И.Микоян высказал следующее пожелание: «О Финляндии побольше, более мягкие, гибкие выражения давать, в устах Мининдела — гибче». (Президиум ЦК КПСС. 1954— 1964. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы / Гл. ред. А.А.Фурсенко. М., 2003. С. 228).
36 Известия. 1957. 14 сент.
37 Губарев В. В Финляндию. Из путевого блокнота//Известия. 1954. 12 авг.
38 См.: Комсомольская правда. 1963. 9 янв., 11 янв., 12 янв., 10 февр., 16 марта, 27 марта, 4 аир. Наиболее характерными были публикации: Кузьмин В. «Недоразумения» или линия? О тех, кто мешает дружбе советской и финской молодежи // Комсомольская правда 1963. 23 марта; Наблюдатель. О дружбе настоящей и мнимых «друзьях» // Там же. 1963. 26 марта; Влашев Я. Снова провал // Там же. 1963. 29 марта.
39 «Мы не могли отважиться на постановку большого фильма без дружеского сотрудничества с финскими кинематографистами», — признавался советский постановщик (Известия. 1957. 21 авг.).
40 Пановко Я. По дорогам Финляндии. Ленинград-Тампере (первый очерк) // Ленинградская правда. 1958. 24 сент.; Он же. Друзья и враги (второй очерк) // Там же. 1958. 25 сент.
41 «Мы стояли на площади и смотрели на изображение нагой девы, через плечо которой, как солдатская скатка, была надета автопокрышка. Сколько ни старался я уяснить, каким образом данная дева содействует распродаже автомобильных покрышек, до меня это так и не дошло»: Пановко Я. Когда спускаются сумерки (Третий очерк) // Ленинградская правда. 1958. 26 сент.
42 Ленинградская правда. 1959. 27 окт.
43 О «прегрешениях» финских туристов советская пресса сообщала редко // Ленинградская правда. 1961. 21июня. См. также: Вечерний Ленинград. 1962. 19 янв.
Из книги «Многоликая Финляндия», 2004.
