Александр Рабинович — историк, почетный профессор Университета Индиданы, США, считается крупнейшим из ныне живущих западных специалистов по революции 1917 года в России.
В данной статье я хочу сосредоточиться на шести вопросах относительно моего жизненного профессионального интереса к Русской революции в Петрограде.
1. Первый вопрос — как я, молодой американец, впервые заинтересовался этой темой и с какой точки зрения?
Ответ кроется в моем детстве. Мой отец Евгений Исаакович Рабинович, родившийся в Петербурге, был известным физхимиком и публицистом. Моя мать, из Украины, была актрисой русского театра. Оба бежали из России в 1918 году и поселились в Соединенных Штатах накануне Второй мировой войны. Так случилось, что в мои ранние годы моя семья была частью общины выдающихся русских эмигрантов на восточном побережье Соединенных Штатов. С некоторыми из этих эмигрантов мы проводили летние месяцы в горах Вермонта недалеко от Нью-Йорка и Бостона. Среди них были такие фигуры, как Владимир Набоков, Александр Керенский, Георгий Вернадский, Михаил Карпович, Владимир Зензинов, Иракли Церетели и Борис Николаевский. Для этих выдающихся русских эмигрантов приход к власти большевиков был результатом преступного заговора без какой-либо значительной народной поддержки, который финансировали немцы. От них я впервые познакомился с русской революцией. Вполне естественно я впитал их взгляды. Также мои негативные взгляды на исход революции усилились преобладающей атмосферой враждебности по отношению к Советскому Союзу, характерной для холодной войны.
2. Этот ответ неизбежно вызвал второй вопрос: что изменило мое мнение. Была ли это идеология, Вьетнамская война или что-то другое?
Ответ прост. Мои взгляды изменили горы соответствующих данных из архивных документов и газет, выходящих из моих первоначальных профессиональных исследований революции. Они нарисовали картину фундаментальной политической и социальной революции, которую я, по чистой совести, просто не мог игнорировать.
3. Третий вопрос, редко поднимавшийся до этого столетнего юбилейного года даже среди эмигрантов, которых я знал в юности, относится к свержению Николая II.
Были ли события Февраля 1917 года, которые привели 300-летний русский царский режим к внезапному концу и к созданию Временного правительства, заговором или настоящей народной революцией?
Идея о том, что Февральская революция была заговором узкого круга русских генералов, масонов и / или западных либералов против законного стабильного Российского государства опровергается огромным, убедительным корпусом подтверждающих исторических документов. Эти доказательства убедительно показывают, что свержение царского режима было результатом глубокой, по существу спонтанной общенародной революции. Теоретиками тайного заговора игнорируются два важных момента. Во-первых, Февральская революция была сюрпризом для всех политических партий и групп в России. Во-вторых, революция в Петрограде распространилась по всей Российской империи с незначительным сопротивлением.
4. Почему либералы, которые возглавили новое русское Временное правительство потеряли влияние и власть так быстро? И наоборот, как большевики смогли завоевать значительную политическую поддержку и набрать силу так быстро?
Главные цели умеренных либералов заключались в поддержке военных усилий союзников и формировании либерально-демократического правительства западного типа в народно избранном Учредительном собрании. Однако большая часть обычных россиян не разделяли эти цели. Рабочие, крестьяне и солдаты больше всего стремились к немедленному прекращению участия России в долгой, страшной, мировой войне и быстрому улучшению их повседневной жизни. Временное правительство и даже Советы, возглавляемые умеренными социалистами, с самого начала были обременены существенным напряжением между целями элиты и народными желаниями. Иными словами, все основные политические партии России, кроме партии большевиков, были скомпрометированы в народном сознании из-за своей поддержки внешней и внутренней политики Временного правительства. Это дало большевикам огромное преимущество в период между Февральской и Октябрьской революциями.
5. Еще один вопрос, который мне часто задают [пятый] — чего в первую очередь я пытался достичь в своих исследованиях и публикациях?
Во время холодной войны моя цель состояла в том, чтобы найти более четкое понимание заклятого врага Америки — коммунистического Советского Союза и динамики того, что я изначально предполагал — узурпации власти большевиками. Однако, чем больше я углублялся в источники, тем больше результаты моих исследований отличались от традиционной западной, а также советской интерпретации. После этого моя цель состояла в том, чтобы воссоздать политику большевиков и их связь с развивающимися народными устремлениями в период крупных политических и социальных потрясений, которые произошли в революционном Петрограде. Во всей моей работе я стремился объективно реконструировать события, признавая, что не существует абсолютных исторических истин, но что даже приблизительная точность прошлого может дать полезные уроки. Я также стремился обосновать свое повествование как можно большим количеством взаимодополняющих документов.
6. Чем отличаются мои выводы о партии большевиков в 1917 году и причины ее победы от стандартных западных толкований?
Объяснения западных историков традиционно были близки к объяснениям русских эмигрантов. Традиционно, западные историки также рассматривали партию большевиков как небольшую заговорщическую дисциплинированную группу революционных экстремистов, жестко контролируемую Лениным. Подобным образом они изображают большевистскую «победу» как следствие великолепно организованного военного переворота. Для них быстрое навязывание однопартийного, ультра-авторитарного коммунистического руководства вытекает из марксистско-ленинской идеологии и большевистской теории, и практики в 1917 году. Однако огромный объем данных, которые мы имеем в настоящее время, напротив, подтверждает документами тот факт, что после свержения царского режима партия большевиков в Петрограде превратилась в настоящую массовую политическую партию. После крупного, почти катастрофического провала в середине лета (я имею в виду неудачное Июльское восстание), партия черпала большую силу благодаря своей численности и своим тщательно развиваемым интерактивным связям с простыми гражданами (фабричными рабочими, солдатами Петроградского гарнизона и моряками Балтийского флота). Партия также выиграла от значительного разнообразия во взглядах и активных дебатов по соответствующим революционным действиям среди своих лидеров.
Эти данные также убедительно показывают, что осенью 1917 года политическая программа большевиков, призывающая к немедленному миру и передаче всей власти Советам, получила широкую народную поддержку в Петрограде. Кроме того, эти данные показывают, что приход партии к власти не был результатом классического переворота, изображенного в стандартных западных и современных российских оценках. Также события Октября не были народным вооруженным восстанием, отраженным в советских оценках. Скорее, это было результатом постепенного, продуманного и широко поддерживаемого мирного подрыва Временного правительства в пользу многопартийной, исключительно социалистической советской власти. Лишь после того, как этот первый, предварительный этап революции завершился и судьба Временного правительства фактически окончательно решена, под руководством большевиков начались боевые действия, которые укрепили свержение правительства. Эти действия привели к аресту членов кабинета Керенского в Зимнем дворце, что, в свою очередь, отдалило все умеренно-социалистические партии от большевиков. В первый раз был открыт путь к формированию исключительно большевистского правительства во главе с Лениным. Все это подтверждается документами в моей второй книге «Большевики приходят к власти».
Один последний момент. Когда я впервые начал профессиональное историческое исследование, я придерживался традиционной периодизации 1917 года, согласно которой Февральская и Октябрьская революции были определенными, отдельными историческими событиями. Поэтому я назвал свою первую книгу об Июльском восстании «Prelude to Revolution». Тогда мне показалось, что это безуспешное восстание было введением в главное событие — «Красный Октябрь». Больше я так не думаю. В свете столетия Февральская революция, Июльское восстание, Октябрьская революция, ликвидация Учредительного собрания, и даже длинная и кровавая Гражданская война представляют собой критически важные этапы глубокого политического и социального процесса. Этот процесс можно назвать «Великой русской революцией». Какой бы ни был на нее взгляд, я полагаю, что можно согласиться, что Великая русская революция была одним из формирующих исторических событий XX века.
Источник: «Российская революция 1917 года и ее место в истории XX века», 2018.
