Его сбросили с телеги на булыжную мостовую перед ступенями небольшой капеллы, стоявшей внутри городской цитадели. Два дюжих охранника встали по бокам, еще с десяток солдат полукругом сзади. Господа, включая нескольких дам в пышных платьях и священников в черных сутанах, стояли на ступенях капеллы.
— Ну, здравствуй, Стрелок, — сказал граф Грим дир де ла Крусс.
Лежащий человек попробовал подняться, но тут же получил удар в спину и снова оказался на камнях.
— Вот этот вот мерзавец выстрелом из лука и убил молодого рыцаря Галладия, великого воина и божественного поэта. Подстерег его, сидя на дереве, и подло убил. Стрела вошла в щель между латами и шлемом, точно в горло.
Все стоящие на ступенях капеллы негодующе зашумели, хотя обстоятельства смерти знаменитого рыцаря были им хорошо известны.
Граф спустился к лежащему, кончиком сапога приподнял ему голову.
— Рыцарь Галладий, которого ты, простолюдин ничтожный, убил, написал бы еще сотни прекрасных стихов и совершил бы еще немало великих подвигов, но вот нашелся жалкий червяк вроде тебя – и человечество осталось с тобой и без него. Замена неравноценная. Хотя, поверь, жить тебе осталось уже недолго.
Из полукруга солдат вышел пожилой сотник.
— Дрались они за него отчаянно, Ваша Милость. И своих немало положили, да и наших убили с десяток, защищая эту падаль.
Граф присел на корточки, чтобы посмотреть на лежащего. Дал знак рукой, и того приподняли – а один из солдат за волосы поднял Стрелку голову так, что глаза мужчин встретились.
— Откуда же вы беретесь такие? И ведь научил же кто-то стрелять из лука.
Он ударил человека по лицу тяжелой перчаткой. Рявкнул:
— Где так научился стрелять?
Человек сплюнул на мостовую какой-то кровавый сгусток и прохрипел:
— В армии герцога Вали, Ваша Светлость. Или Милость. Никогда не мог запомнить, как к вам, к паразитам, обращаться.
Солдат собрался было влепить Стрелку затрещину, но граф дир де ла Крусс остановил его движением. Улыбнулся.
— Бунтовщик, бунтовщик… Вижу.
Он встал. Солдаты снова бросили Стрелка на мостовую.
— Значит, в армии герцога Вали научили тебя, тварь, луком пользоваться…
— Ага, — сказал лежащий. – Там, именно там. Спасибо, пригодилось. Хороший был герцог вояка, чего там. Пусть и пьяница. После битвы при Кюси арладорцы отрезали всем нашим пленным лучникам средний палец, да вот только придурки не знали, что я-то левша.
Человек показал руку с отрезанным средним пальцем, издал неприятный смешок, потом приподнял голову, снова выхаркнул на мостовую что-то красное.
— Ну, теперь-то ты так легко не отделаешься, Стрелок, — сказал граф. – Сначала тебе отрубят руки и ноги, потом зашьют в твое брюхо живую крысу, а уж только потом сожгут на костре.
— Добрые вы люди, господа. Христиане, чего уж там, — оскалился Стрелок и получил от графа удар сапогом по зубам.
— Да, добрые. Потому что заслужил ты много больше того, что я могу тебе дать. Но в Аду, куда ты потом попадешь, ты узнаешь, что такое настоящие муки.
— А как если все не так, как говорят ваши попы? – прохрипел Стрелок. – Не думали, Ваша Светлость? Слыхали про пятое Евангелие, Евангелие Бедняков. «И сказал Иисус: нет бедных и богатых, рабов и кесарей, жрецов и судей, воинов и мытарей, а есть только люди, и люди те все равны меж собой и свободны, и будет так сейчас и во веки веков!»
— Еретик! – воскликнул со ступеней капеллы монах в рясе ордена святого Агастипа. – Не говорил такого Сын Божий! Ересь то пагубная пещерных братьев Алаузских!
Монах, придерживая руками подол рясы, спустился по ступенькам, подбежал к стрелку и плюнул на него. Стрелок посмотрел на монаха тяжелым взглядом, таким тяжелым, что монах вдруг испуганно отступил.
— Ты пользуешься всеобщей любовью, Стрелок, — язвительно заметил граф. – Я думаю, что немало и крестьян на тебя бы сейчас плюнуло – ведь рыцарь Галладий, которого ты так подло убил, поверг дракона Хааса, наводившего много лет ужас на всю нашу округу.
— Старик Хаас? Эта старая летающая лягушка? – Стрелок издал смешок. – Твои рыцари во время своих охот вытаптывают полей и убивают скота крестьян в сто раз больше, чем этот жалкий беззубый дракон, который разве что иногда воровал домашнюю птицу, а вместо огня из пасти испускал из задницы дым. Тоже мне, подвиг…
Опять гул негодования пронесся среди стоящих на ступенях.
— Да залить свинец в пасть этому ублюдку! – закричал кто-то из тех, кто помоложе.
Но граф поднял руку, и все замолчали.
— Пусть говорит. Говорить ему недолго, но вот знать таких извергов, как этот, нужно. Тем более что и последователей у него много. Среди таких же, как он, детей тьмы. Ненавидящих порядок, знания и красоту Божью.
Стрелок повернул голову к графу:
— Отец наш небесный создал Адама и Еву, но не создавал графов, баронов и рыцарей. А знания мы уважаем. И людей ученых. Тех, которые лечат бедняков, рассказывают о том, как мир устроен, детишек наших письму и счету учат.
Дир де ла Крусс наклонился к нему:
— Ты, отродье, если чему в жизни и научился, так это грабить тех, кого Бог своей милостью наградил богатством, и убивать тех, кто отмечен талантом. Стихи рыцаря Галладия будут и через сотни лет читать дети, и восхищаться их ангельской музыкой и глубиной, а тебя, отродье, если и вспомнят, так только как мерзавца, который оборвал на взлете жизнь этого славного юноши, отмеченного божественной искрой.
— Да такие паразиты с голубой кровью, которые умеют только стихи сочинять и гоняться за старыми больными драконами, у вас снова заведутся, вы уж не сомневайтесь, Ваше Милейшество. Это же не землю пахать с рассвета до заката, да думать все время, как жену, да детишек, да стариков-родителей прокормить. На то немногое, что после тальи да оброка останется. Так что не убивайтесь вы так, не пропадете без него. Без крестьян, которые вас, паразитов, кормят и поят, чтобы вы хренью на турнирах занимались, войны дурацкие устраивали, ну и куртуазничали с дамочками вашими под песни трубадуров – вот без них вы точно пропадете.
Стрелок злобно засмеялся.
Тут, очевидно, чаша терпения переполнилась даже у графа.
— Отнесите этого в подвал, потому как хватит ему осквернять воздух Божий своими испражнениями. Казнь завтра!
Сказав это, граф повернулся и стал подниматься по лестнице.
— А кто примет смерть за братьев своих бедняков, тот удостоится в Царстве Моем особого благословения и… — начал Стрелок, но не смог закончить, так как получил от сотника удар по голове.
***
На площади перед ратушей народ занимал место с раннего утра. Шли семьями, с детьми. Совсем малых несли на руках.
Посередине площади стояла плаха, возле плахи уже был помост, обложенный дровами и вязанками хвороста.
Так как у известного разбойника было немало сторонников в Лесу, ворота в город заперли еще с вечера, а на стены расставили стражу.
Стражей были оцеплены и ратушная площадь, и место будущей казни.
После утренней молитвы на лошадях и каретах подтянулись господа. Для них сколотили скамьи, с которых можно было с удобством смотреть за мучениями негодяя. Поставили на столы еду и питье – мероприятие обещало быть долгим.
Граф Грим дир де ла Крусс с несколькими спутниками прибыли последними. Заняли свои почетные места.
Затрубили трубачи с крыши ратуши. Ворота тюрьмы, что стояла на той же площади аккурат против ратуши, открылись, и оттуда выехала четверка вороных, тащивших за собой телегу, на которой стояла железная клетка. Обычно в ней возили ведьм и колдунов, приговоренных к сожжению, но сейчас в ней был Стрелок. На лице его не было живого места – всю ночь солдаты и тюремщики били его, но разбойник был все еще жив. На кровавой маске, в которую превратилось его лицо, все так же злобно сверкали два глаза.
Четверка вороных остановилась возле плахи, шедшие по бокам телеги солдаты приготовились извлекать приговоренного, чтобы положить его на плаху, подле которой стоял палач в черном капюшоне с прорезями для глаз. Рядом с палачом стоял столик и клетка, в которой шевелились серые крысы – граф свое слово держал. Священник взял свой требник и направился к клетке – даже самая пропащая и черная душа имеет шанс покаяться перед лицом смерти…
Небо вдруг потемнело. Вой ужаса истек из сотен глоток. Заслоняя солнце и становясь все больше, с небесной высоты прямо на площадь опускался огромный молодой дракон. Из пасти его вырвалась струя огня, в котором сгорели и граф, и его спутники, и все благородные дамы и господа, сидевшие за столом с яствами.
Началась паника, все бросились бежать в разные стороны.
Дракон, испустив еще две струи огня в сторону ратуши и в сторону тюрьмы, спикировал к самой площади, подхватил своими когтистыми лапами железную клетку и стремительно начал набирать высоту, хлопая своими перепончатыми крыльями. Не прошло и минуты, как он исчез в небесной синеве.
И наступила жуткая тишина, разрываемая только стонами тех, кто не сгорел сразу до смерти.
***
У сеновала сидели двое. Один — солдат, судя по одежде, другой — крестьянин того же возраста. Они пили вино из кожаного бурдюка, которое наливали в простые глиняные кружки. Вино было молодое, еще не дошедшее до полной крепости и вкуса.
— … ну а Стрелок на это покойному графу: «И сказал Иисус: нет бедных и богатых, рабов и кесарей, жрецов и судей, воинов и мытарей, а есть только люди, и люди те все равны меж собой и свободны, и будет так сейчас и во веки веков!»
Крестьянин оглянулся боязливо.
— Это же из проклятой книги, Евангелия Бедняков!
— Точно, — сказал солдат.
— Говорят, у кого найдут даже выписку из этой книги – глаза выжигают и язык отрезают.
— Угу, — подтвердил солдат.
Крестьянин понизил голос до шепота:
— Еще говорят, там написано, что кто не работает, тот и не ест. И что каждый должен обществу давать по своим способностям, а получать по потребностям.
— Так, — снова подтвердил солдат, хлебнув вина.
— Но как же – по потребностям? – удивился крестьянин. – А если у меня потребность, скажем, во дворце жить? Так дворцов на всех не хватит ведь, нет?
— А зачем тебе дворец, дурило? Ты что, барон какой? – солдат рассмеялся. – Человеку дом нужен прочный с крышей, чтобы не текла она и зимой тепло, жена нужна добрая и ласковая, детишки здоровые. Чтобы делом занимался, землю пахал, плуги ковал или сапоги тачал, что кто умеет лучше делать, Божьи заповеди соблюдал, других людей не обижал, обществу помогал. Жадность свою усмирял. В дворцах пусть красота будет – картины там, фигуры каменные, книги умные. Они сейчас только для господ, а будут для всех. А вот господ не будет.
— Эх, — сказал крестьянин, горестно вздохнув. – Когда ж это такое будет – чтобы без господ…
Они помолчали.
— А куда дракон Стрелка унес, как ты думаешь? – спросил крестьянин.
— В Запретные Земли, наверное, — ответил солдат, подумав. – Там, говорят, люди не стареют. Так что еще вернется он. Может, через сто лет, а может, и позже.
Крестьянин почесал свою лохматую голову:
— Надо бы завтра к кузнецу сходить, он грамотный. Пусть это, которое про бедных и богатых, что нет, подзапишет на память. Человек он верный, не донесет.
— Хорошее дело, — согласился солдат.
Снова наступила тишина. Мужчины молча допили вино и пошли в дом.
Когда они ушли, на крыше послышалось шевеление. Маленький мальчик, слушавший разговор, вылез из кучи соломы, перебрался на крышу сарая, сел на самый край, свесив ноги. И стал смотреть на яркие звезды, которых этой ночью было необычайно много.
