Волокитина Т.В. * Болгария — 16-я республика СССР: замыслы и действительность. 1960-е годы. * Статья

Но дело не ограничивалось эмоциональными оценками. После падения режима Т. Живкова в конце 1989 г. болгарская общественность впервые узнала, что в «верхах» существовали конкретные планы превращения Болгарии в одну из республик Советского Союза, что четырежды в 1963 и 1973 гг. пленумы ЦК Болгарской коммунистической партии (БКП) принимали по этому вопросу ответственные политические решения, а болгарские «друзья»¹ неоднократно обсуждали подобную перспективу с советскими руководителями. Длительное время важнейшие источники, способные пролить свет на этот вопрос, оставались недоступными для исследователей. И только с открытием национальных архивов и рассекречиванием большого комплекса документов появилась возможность для всестороннего анализа и оценки событий почти полувековой давности.

Современная болгарская историография в целом отражает два подхода к изучению болгаро-советских отношений: политический и экономический. Двусторонние экономические связи в соответствии с этим, как правило, оцениваются болгарскими учеными отрицательно, с точки зрения политики, и положительно, с точки зрения экономики². Независимо от подобного деления характерной чертой, определяющей сегодня состояние научных исследований, является постоянное обогащение их источниковой базы, в частности внимательное изучение широкого круга документов из коллекции БКП, официально переданной в 1993 г. в качестве отдельного фонда в Центральный государственный архив Республики Болгария. Они позволяют проанализировать процессы, развивавшиеся «за кулисами» реальной политики, реконструировать механизм принятия важнейших политических решений в социалистической Болгарии практически на всех этапах ее существования. Однако, как справедливо подчеркивают болгарские коллеги, особо важные для них документы российских архивов пока еще введены в научный оборот далеко не в полной мере³.

Развивающийся медленно и притом с «откатами» процесс рассекречивания документов российских архивов негативно отражается на формировании стойкого исследовательского интереса отечественных ученых к проблематике 1960 — 1970-х годов. Тем не менее в последние годы здесь отмечается обнадеживающая позитивная динамика⁴, с которой связано появление работ, написанных на качественно новой, оригинальной источниковой базе⁵. Предлагаемая вниманию читателя статья — попытка автора содействовать этому процессу, опираясь на впервые вводимые в научный оборот документы из Архива внешней политики РФ. Хронологические рамки статьи ограничиваются 60-ми годами XX в.

* * *

Начало единоличного правления Живкова датируется 1962 г., когда в его руках оказалась сосредоточенной, помимо партийной, и высшая государственная власть. Это совмещение, отменившее принципиальное решение апрельского (1956 г.) пленума ЦК БКП, как и метод его осуществления (последовательное устранение политических конкурентов), отразили фактический переход в Болгарии к общественно-политической модели, получившей впоследствии название «живковизм». Отныне, как указывается в болгарской историографии, основные вызовы власти будут поступать не со стороны соратников, претендующих на то, чтобы потеснить Живкова на партийно-государственном Олимпе⁶. «Ахиллесовой пятой» коммунистического режима вплоть до его падения в конце 1980-х годов остаются проблемы экономики, которые болгарский руководитель в соответствии со своими представлениями пытался решать зачастую волюнтаристскими методами.

Утвердилась подобная практика еще в конце 1950-х годов, когда Живков начинает активно участвовать в разработке экономической стратегии.

В июне 1958 г. на VII съезде БКП был озвучен принципиальный идеологический тезис о «полной победе социалистических производственных отношений» в Болгарии⁷; в октябре на пленуме ЦК БКП объявлено об ускорении темпов экономического развития, а уже в ноябре очередной пленум принял решение не просто о сокращении сроков третьей пятилетки, рассчитанной на 1958 — 1962 гг., а о «скачке в развитии… страны», который, по словам Живкова, позволит шагнуть «на 10 лет вперед»⁸. Вряд ли можно считать новые подходы Живкова его личным изобретением: перед ним были яркие примеры, в первую очередь модель большого китайского «скачка».

Предложенные в докладе Живкова цифры рисовали заманчивые перспективы, но были абсолютно нереалистичными. Так, в сельскохозяйственной отрасли согласно директивам пятилетнего плана первоначально предусматривалось увеличение объема производимой продукции на 35%, что само по себе предполагало небывалые темпы среднегодового роста, а в связи с объявленным ускорением этот показатель должен был достичь 74%. Для решения поставленной задачи уже в 1960 г. объем сельскохозяйственного производства 1958 г. предстояло превзойти в три раза. Хотя на пленуме говорилось о более полном использовании производственных мощностей и внутренних резервов производства, о развитии собственной сырьевой базы, болгарское руководство, безусловно, изначально рассчитывало на помощь Советского Союза. С ней, подчеркивал Живков, «мы сможем взять любую крепость».

Уже итоги 1959 г., как с тревогой отмечалось в материалах советского посольства в Софии, показали, что намеченная программа в целом оказалась нереальной, а по сельскому хозяйству «явно надуманной». Советские наблюдатели в аналитических материалах прямо констатировали провал «скачка», называя в качестве главной причины «слабости в планировании». Не удалось решить основные проблемы сельского хозяйства — зерновую и животноводческую, следствием чего явилась острая нехватка в 1959 г. мяса, молока и других продуктов, вызвавшая сильное недовольство населения⁹. Во второй половине 1960 г. темпы развития экономики пришлось снизить. По сообщениям из советского посольства, лозунг «скачка» стал замалчиваться, а затем незаметно сошел на нет, сменившись установкой на «ускоренное экономическое развитие страны»¹⁰. Подготовленный болгарскими экономистами проект перспективного плана развития на 1961 — 1980 гг. был подвергнут аппаратом экономического советника советского посольства обоснованной критике. Соответствующее заключение в декабре 1960 г. было направлено из Софии министру иностранных дел СССР А. А. Громыко¹¹.

В документе, помимо прочего, были поставлены и такие принципиальные вопросы, как целесообразность развития в Болгарии машиностроения «такими темпами и в таком объеме и номенклатуре, как в проекте», необходимость корректировки роста объемов отдельных видов производства в соответствии с потребностями страны, выбор «экономически правильного направления» в развитии народного хозяйства и установление «правильных пропорций» и др. Подчеркивались сложности обеспечения болгарской промышленности сырьем, трудности сбыта готовой продукции из-за ее низкого качества и неспособности выдержать конкуренцию, отсутствие необходимого опыта и собственных квалифицированных кадров. Документы свидетельствуют, что советские специалисты, анализируя состояние и долгосрочные перспективы советско-болгарского экономического сотрудничества, заостряли в то время внимание на необходимости координации промышленного производства в рамках СЭВ, ставили вопрос о назревшем переходе к сотрудничеству с социалистическими странами «на взаимной основе», т.е. с предоставлением ими Советскому Союзу товарных и иных кредитов. Среди претензий к болгарской стороне указывалось на ее «слабое реагирование» на рекомендации по части промышленной специализации, желание производить максимально широкий ассортимент продукции, низкое качество товаров и сельскохозяйственной продукции, поставляемой в соцстраны, в том числе в СССР (по признанию самих болгар, они полагали, что емкий советский рынок «перемелет» любое количество продукции при любом ее качестве), систематическое сокращение посевных площадей под пшеницу в расчете на решение зерновой проблемы за счет СССР и пр.¹²

Тем не менее складывается впечатление, что болгарская сторона не извлекла необходимых уроков из тревожной ситуации. Более того, у руководителей страны возникло очередное искушение «скачком», правда, на сей раз во многом под влиянием внешнего, советского, фактора. На XXII съезде КПСС (октябрь 1961 г.) была принята новая Программа КПСС, отразившая не только расчеты на построение в Советском Союзе к 1980 г. коммунистического общества, но и стремление КПСС к интеграции и укреплению мировой социалистической системы в политической, экономической и культурной сферах. В документе подчеркивалось, что главным итогом такого курса станет все большее сближение социалистических наций. Союзникам по восточному блоку было предложено последовать советскому примеру¹³. Предусматривалась озвученная еще на XXI съезде возможность выравнивания их экономического и культурного уровня как предпосылка одновременного с СССР перехода к коммунизму¹⁴.

Для болгарского руководства, верного блоковой дисциплине и заявившего, что программа КПСС является также и программой БКП, иного выхода, как обращения к идее очередного «скачка» на сей раз почти прямо в коммунизм, не было. Это нашло отражение в скорректированном проекте перспективного плана развития экономики страны до 1980 г. В июле 1962 г. проект был рассмотрен советскими и болгарскими экспертами, в августе последовали консультации в Государственном научно-экономическом совете Совета министров СССР. В окончательном варианте документа, получившего одобрение Политбюро ЦК БКП¹⁵, а затем и VIII съезда партии (ноябрь 1962 г.), предусматривался рост промышленной продукции в 6,5 — 7 раз, сельскохозяйственной — в 2,5 раза, машиностроения — в 16 — 17 раз, химической — в 25 раз. Национальный доход предполагалось увеличить в 4,5 — 5 раз¹⁶. Тем самым в течение 20 лет предстояло создать экономическую основу для перехода к развернутому строительству материально-технической базы коммунизма в Болгарии.

Заметим, что советские наблюдатели, хорошо знакомые с состоянием народного хозяйства, время от времени пытались «придерживать» болгар. Как отмечал в обзоре экономического положения Болгарии за 1962 г. советник посольства СССР по экономическим вопросам А. Г. Гусев, болгарская сторона часто намечает «непосильный объем строительства, рассчитывая, как правило, на помощь Советского Союза», и на предварительной стадии рассмотрения просьб «мы всегда… стремимся сдерживать друзей… Однако болгарские товарищи нередко решение этих вопросов переносят в вышестоящие советские организации»¹⁷. Чрезмерную увлеченность болгар «головокружительными и фантастическими задачами», «самодовольство и неудержимое стремление вперед» при игнорировании неизбежных трудностей и недостатков неоднократно отмечал в беседах с советским послом Г. А. Денисовым зимой 1962 г. посол Чехословацкой Социалистической Республики в Софии И. Веселы¹⁸.

Не удивительно поэтому, что реалии оказались гораздо менее оптимистическими, чем выкладки партийного съезда. Хотя, благодаря «манипуляциям с показателями», «большой скачок» был признан состоявшимся¹⁹, уже в феврале 1963 г. болгарская сторона была вынуждена объявить режим строжайшей экономии и борьбы с расточительностью во всех звеньях государственного и партийного аппарата, приняла решение сократить объем капитальных затрат, в частности в тяжелой промышленности, ввести нормирование отдельных продуктов питания (яиц, сыра, брынзы и др.), причем на периферии это было сделано раньше, чем в столице, повысить розничные цены на большую группу продовольственных и промышленных товаров и некоторые виды тарифов и услуг, т.е. сделать, по признанию первого заместителя председателя Совета министров Народной Республики Болгарии (НРБ) Ж. Живкова, «маленький шаг назад»²⁰. Этот шаг оказался не единственным: проведенная в 1963 г. болгарскими экономистами новая экспертиза неопровержимо доказала, что при ограниченных природных ресурсах и значительных финансовых и иных проблемах, в том числе неумолимо растущей валютной задолженности Западу (в начале 1958 г. она исчислялась в 20,8 млн. долл. США, а в январе 1960 г. уже в 120 млн.²¹), выдержать предложенные темпы невозможно. Предстояло срочно искать выход.

По всей вероятности, важным стимулом и определителем вектора в размышлениях Живкова явились серьезные изменения, предпринятые в 1962 — 1963 гг. в деятельности СЭВ по инициативе советского руководства. Имеется в виду разработка Долгосрочной программы расширения и укрепления экономического и научно-технического сотрудничества стран — членов СЭВ с перспективой создания единого коммунистического хозяйства (июнь 1962 г.) и принятое годом позже, в июле 1963 г., решение создать Международный банк экономического сотрудничества, проводя многосторонние расчеты в так называемых переводных рублях. Тенденция к экономическому сближению социалистических стран приобретала, таким образом, вполне конкретные очертания. Адекватно оценивший этот процесс Живков уже в июле 1962 г. на пленуме ЦК БКП заявил о перспективе «полного органического слияния» экономик стран — членов СЭВ²², надо полагать, озвучив замыслы советского руководства. Судя по всему, Живков с энтузиазмом воспринял также и попытки советской стороны форсировать экономическую интеграцию восточноевропейских стран, декларировав создание в рамках СЭВ единого планового органа. Как известно, реализации задуманного помешало активное сопротивление румын²³.

Судя по архивным документам, именно во время июльского (1963 г.) заседания в Москве по вопросам СЭВ болгарская сторона впервые подняла перед советским руководством вопрос об экономическом и политическом слиянии с СССР. Развивая в одной из бесед идею Г. Димитрова об осуществлении тесного экономического сотрудничества между Болгарией и СССР, Т. Живков уточнил, что это сотрудничество должно быть настолько тесным, чтобы отвечать целям слияния наций, «к чему мы идем и придем в ходе коммунистического строительства»²⁴. Исследователи обратили внимание на благоприятную для подобного заявления политическую конъюнктуру: после крупных неудач в международных делах (Карибский кризис, создание Движения неприсоединения с его антиблоковой направленностью, неспособность утвердить советское влияние в странах «третьего мира», несмотря на колоссальные финансовые вливания, утрата лидирующих позиций в международном коммунистическом движении, и в частности влияния на Югославию, Албанию, Корею, Китай, наконец первые, еще слабые, признаки начинавшейся эрозии Варшавского Договора и СЭВ) советскому руководству и лично Хрущеву было важно добиться хотя бы частичного зримого успеха во внешней политике²⁵. Не следует забывать и о внутренних трудностях, проявившихся в Советском Союзе: рывок к коммунизму явно откладывался, критические настроения в стране и в партийно-государственном руководстве в связи с волюнтаристскими действиями лидера и его «шараханиями» из крайности в крайность ослабляли позиции Хрущева. У Болгарии в этих условиях появилась неплохая возможность использовать югославский и румынский «факторы» в своих интересах: укрепить имидж последовательного и верного союзника Москвы, «утяжелить» собственный геополитический «вес» в одном из наиболее конфликтогенных регионов мира — на Балканах.

Не менее важное значение имели и факторы идеологического порядка. «Десталинизатор» Хрущев, провозгласивший возврат к аутентичному марксизму-ленинизму, «искаженному» Сталиным, вполне логично обратился к прежним идеям единого экономического пространства для стран социализма и создания на этой основе единой советской республики как формы общенародного государства с отдаленной перспективой его постепенного отмирания. Болгарская инициатива сближения вплоть до полного слияния с центром будущей мировой коммунистической державы, надо полагать, не могла вызывать принципиального отторжения у догматика-«романтика» Хрущева. Однако на состоявшейся во время пребывания в Москве встрече Т. Живкова, Б. Велчева и С. Тодорова с членами Президиума ЦК КПСС реакция Н. С. Хрущева на болгарское предложение о будущем слиянии с СССР отразила явное понимание советским руководителем прагматизма болгар. Живков не случайно вспоминал о шутливом заявлении Хрущева: «Вы хотите, чтобы Болгария пришла к нам, поскольку имеете на душу населения по 35 кг мяса, а мы — по 45. И вы придете, чтобы потреблять по 45 кг». Но в целом, по словам болгарского руководителя, «советские товарищи [были] недалеки от такой идеи более тесного сотрудничества»²⁶, хотя и заняли достаточно осторожную позицию: вопрос следует подработать и придать ему официальный характер²⁷.

По всей вероятности, Живков решил «ковать железо пока горячо». Вернувшись из Москвы, он в спешном порядке, 31 июля, созвал пленум ЦК, на котором предложил обратиться с письмом к ЦК КПСС и советскому правительству, аргументируя необходимость «создания более тесной связи между советской и болгарской экономикой с перспективой их сближения и дальнейшего политического слияния [обеих стран]». Отдав дань критике китайской и румынской позиции, Живков произнес знаменитую фразу, ставшую впоследствии поводом для серьезных политических обвинений: «Румынские и китайские товарищи говорят об уважении суверенитета. А для народа суверенитет — это когда он имеет что есть и на что жить. Счастье и благоденствие народа — вот что значит суверенитет. Мы работаем для народа, а не для формы»²⁸. Живков предложил «начальную форму» будущего объединения: создание при Госплане СССР сектора или отдела планирования экономики Болгарии с учетом кооперирования и специализации прежде всего с Советским Союзом. Намечавшийся масштаб кооперирования впечатлял: до 50 — 60% болгарской экономики предстояло связать с советской. Как подчеркнул Живков, «включить нас в свои расчеты» будет для Советского Союза делом более выгодным, нежели искать какой-то новый режим взаимного сотрудничества. «После этого постепенно пойдем дальше»²⁹.

Бурные аплодисменты пленума, однако, фиксировали лишь внешнюю сторону дела. Подготовленный Живковым в августе проект письма в Москву вызвал, по некоторым сведениям, неоднозначную реакцию в Политбюро ЦК БКП. Попытки болгарского лидера «продавить» свою идею в полном объеме не увенчались успехом³⁰: в частности было снято содержавшееся в первоначальном варианте указание на форму объединения в виде «федерации или конфедерации». В скорректированном виде документ, представленный как записка Политбюро ЦК БКП «По вопросу более тесного экономического, политического и культурного сотрудничества и сближения между Народной Республикой Болгарией и СССР», был вручен Т. Живковым послу СССР в Болгарии Н. Н. Органову при личной встрече и 2 октября 1963 г. передан в Москву по телеграфу. 10 октября записка (оригинал и подготовленный в посольстве перевод) обычным порядком была направлена Органовым Хрущеву³¹.

В записке особенно акцентировалась экономическая составляющая сближения, о политическом слиянии говорилось только как об отдаленной перспективе, признавалось, что его форсирование явилось бы «большой ошибкой». В качестве первого шага по «сближению и более тесному связыванию экономик» предлагалось создание при Госплане СССР смешанного планового органа обеих стран для осуществления планирования всех отраслей, по которым экономика НРБ будет кооперирована с экономикой Советского Союза. Нет сомнений, что Живков попытался обратить в свою пользу провал советского предложения сформировать в рамках СЭВ наднациональный плановый орган. Заявив о перспективности решения сложнейших и острых вопросов кооперирования, специализации, цен и расчетов, ресурсов и прочего на двусторонней основе, коль скоро это не удается сделать на многосторонней, Живков фактически сформулировал своеобразную альтернативу для Болгарии деятельности совета. Болгарская сторона заявила также и о готовности обсудить любые другие конкретные предложения «советских товарищей» по этому вопросу³².

Материалами, раскрывающими ход обсуждения указанной записки советскими руководителями, мы не располагаем, да и не факт, что такое обсуждение имело место. Более того, есть основания считать, что вопрос поначалу «замкнулся» на Хрущеве, перед которым письмо из Софии поставило резонный вопрос о возможностях использования инициативы болгар прежде всего в интересах всего восточного блока. Предстояло учесть и возможную реакцию на болгарский прецедент в международном коммунистическом и рабочем движении. Словом, вопросов было гораздо больше, чем ответов. Не внесла окончательную ясность и проведенная по инициативе Хрущева встреча в Москве в начале октября с Живковым и Тодоровым. Позднее Живков рассказывал, что ехал в Москву с целью предварительной консультации «по существу» вопроса и был убежден, что «товарищ Хрущев и советские товарищи не воспримут такую постановку вопроса и поэтому приготовился говорить долго и убеждать их в правильности его постановки и самой перспективы». Однако этого не потребовалось: реакция Хрущева оказалась положительной. Подробного обсуждения не было. Хрущев ограничился повторением принципиальной установки о неизбежности слияния всех социалистических стран в будущем, но отказался от обсуждения его конкретных форм, заявив: «Трудно сейчас сказать, может быть будет федерация, может быть конфедерация. Трудно сказать, как это будет»³³. В воспоминаниях Тодоров расценивает позицию Хрущева как неприятие в то время болгарской инициативы³⁴, но нам представляется, что на октябрьской встрече был четко определен предел возможного в постановке указанного вопроса. Это подтверждают материалы заседания Президиума ЦК КПСС 21 октября 1963 г., на котором Хрущев информировал «о беседе с т. Живковым». Черновая протокольная запись лаконична: «М[ожет] б[ыть], выгодно создать совместный плановый орган»³⁵. Формулировка явно указывает на приоритет экономической составляющей в размышлениях советского руководителя, к которым он решает подключить соратников. Только на этой стадии члены и кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС и секретари ЦК получили возможность непосредственно ознакомиться с болгарским документом: 24 октября по указанию В. М. Молотова записка была разослана указанным адресатам³⁶.

Вместе с тем тот факт, что вопрос «О дальнейшем более тесном сближении и слиянии в перспективе Народной Республики Болгарии с Советском Союзом» был вынесен 4 декабря 1963 г. на пленум ЦК БКП, свидетельствует о полученном в Москве принципиальном одобрении. Партийный форум утвердил письмо-обращение к советскому руководству. Таким образом, высказанная еще в июле 1963 г. Москвой рекомендация придать вопросу официальный характер была выполнена.

Материалы пленума опубликованы и доступны сегодня исследователям. Однако в литературе, как правило, объектом внимания авторов являются те установки Живкова, которые в период болгарской гласности обрели скандальный характер.

К их числу, прежде всего, следует отнести утверждение, что для большинства болгар Советский Союз является «второй родиной», что перспектива будущего объединения «вызовет у подавляющей части болгарского народа небывало высокий политический и трудовой подъем», что русский язык должен стать языком международного общения и пр. Вместе с тем Живков точно нащупал «невралгические точки» своего замысла, несколько раз подчеркнув в докладе, что никакого посягательства на болгарскую нацию не будет и Болгария в семье советских социалистических республик останется «во всех отношениях суверенным и равноправным членом», что болгарский язык, национальный характер культуры, литературы и искусства будут сохранены и получат возможности дальнейшего развития, и пр. Многократные заявления на пленуме о том, что слияние с СССР не является непосредственной задачей, были, на наш взгляд, призваны сгладить предполагаемую острую реакцию части болгарского общества на эту перспективу. Надо признать, что, в конечном счете, Живков, в известной степени противореча самому себе, продемонстрировал более точное понимание ситуации, нежели некоторые его соратники, прежде всего из числа «старой гвардии», убежденные в единодушном одобрении слияния «народными массами»³⁷. «Мы, Политбюро, — подчеркнул Живков в конце заседания, — считаем, что не с таким уж энтузиазмом вся наша партия и народ воспримут это. Будут круги, которые не воспримут идею [слияния]. Мы это должны учитывать»³⁸.

Тем не менее эйфория, охватившая отдельных участников пленума, в связи с перспективой для Болгарии стать «одной из республик СССР», нашла выражение в предложениях открыть болгарские границы для советских граждан, превратить Болгарию в курорт для стран «социалистического лагеря», в первую очередь для СССР (Л. Аврамов)³⁹, а Болгарскую академию наук — в «филиал АН СССР» (проф. И. Попов)⁴⁰. Конкретное звучание приобрел и вопрос о сроках объединения: реальным, например, некоторые делегаты (Д. Дичев) посчитали срок в 10 — 15 лет⁴¹. Реагируя на это, Т. Живков заявил: «Слияние не может произойти в этом году, когда трудности переживает Советский Союз и мы. Очевидно, что это слияние произойдет в условиях подъема и дальнейшего улучшения материального и культурного положения нашего народа. Не представляю себе, что нужно ждать 15 — 20 лет, но и за 2 — 3 года это не произойдет. Это не значит, что мы не сделаем решительного шага. Может быть, через 2 года откроем границу»⁴².

С подъемом некоторые участники пленума (Дичев) подчеркнули, что в постановке вопроса о слиянии с СССР болгарское руководство опередило другие страны «социалистического лагеря» («мы впереди на 1 — 2 ступени»), выражали также желание, чтобы они последовали болгарскому примеру: «Было бы еще радостнее, если бы вместе, группой, все социалистические страны объединились вокруг СССР и создали конфедерацию. Но пока для всех стран это невозможно» (С. Стоименов)⁴³. Мнения разделились по вопросу о целесообразности согласования идеи слияния с компартиями стран «социалистического лагеря». Взвешенные оценки («не следует думать, что мы легко решим вопрос [в международном плане]» Д. Димова⁴⁴) и предложения («не ставить братские коммунистические партии перед фактом, а получить одобрение чехов, венгров, поляков» Д. Дичева, «лучше проработать вопрос о реакции социалистических стран» Р. Видинского⁴⁵) резко контрастировали с категоричной позицией старого партийного функционера Р. Дамянова: «Другим партиям говорить не следует»⁴⁶.

Отдельные критические голоса, хотя говорить о таковых можно, на наш взгляд, с определенной натяжкой, касались акцентов доклада Живкова о «выгодах для Болгарии» от слияния с СССР. Прозвучали предложения сделать упор на идее «равноценного партнерства» обеих стран, разделив поровну все его выгоды и тяготы (Л. Крыстанов)⁴⁷, разъяснять «великое самопожертвование» советского народа, поскольку в некоторых районах СССР люди живут хуже, чем у нас (Н. Папазов)⁴⁸, но вместе с тем не считать, что «повиснем на шее у советской стороны: они постятся, а мы разговляемся» (Р. Видински)⁴⁹. Некоторые выступавшие (Е. Матеев, И. Башев) пытались акцентировать внимание прежде всего на экономической интеграции по подобию Общего рынка⁵⁰. Поднимался при обсуждении и вопрос о корректности использования термина «слияние», на котором настаивал Живков, и замене его на «объединение» (Ф. Козовски)⁵¹. В конечном счете именно оно было закреплено в решении пленума и нашло отражение в письме-обращении в Москву. Это ставит под сомнение утверждение болгарских авторов, что данное изменение осуществилось под нажимом советской стороны⁵².

Показательно, что участники пленума обошли вопрос о необходимости выяснить мнение «народных масс», от имени которых они выражали «радость и восторг». Мимоходом его затронул Т. Павлов, подчеркнувший, что «нет смысла проводить по этому вопросу референдум», а следует ограничиться широкой и серьезной разъяснительной кампанией, опубликовав для начала «прекрасный доклад» Т. Живкова⁵³. На невозможность «завтра объявить народу о решении ЦК присоединиться к Советскому Союзу» и необходимость длительной подготовки указал Д. Димов⁵⁴. Итог подвел Живков, призвавший «нигде, ни в каком виде не говорить кому бы то ни было» о решениях пленума. Мотивация: «Это не только наш вопрос, это вопрос и Советского Союза. Мы не знаем, что конкретно имеет в виду Советский Союз в плане практической реализации. Мы в Политбюро обсуждаем, а что думает Советский Союз, не знаем. …Решение ЦК остается решением только для ЦК, пока не договоримся с советскими товарищами. Иначе создадим трудности»⁵⁵.

Вместе с тем, по всей вероятности, самому Живкову перспектива политического слияния представлялась более простой и понятной, нежели экономическое сближение. Как вспоминал Ж. Живков, еще на стадии подготовки письма советскому руководству в ответ на предложение оставить в тексте мотивировку только экономического сближения, он услыхал раздраженный ответ Т. Живкова: «Сближение, сближение… Что значит это сближение?»⁵⁶. Дальнейшие события показали, что отсутствие у болгар полной ясности в этом вопросе сохранялось на протяжении длительного времени.

Вскоре после пленума в беседе с советским послом размечтавшийся Живков заметил: хорошо, если бы Советский Союз включал в свой народнохозяйственный план развитие экономики Болгарии так, как это делает Совет министров СССР в отношении союзных республик⁵⁷.

Несмотря на предупреждения Живкова хранить в тайне всю информацию о пленуме, она все же просочилась в общество, обрастая слухами о превращении «советской губернии»- Болгарии — в «16-ю советскую республику», о грядущих перестановках в болгарском руководстве, о готовности болгарских руководителей отдать югославам Пиринскую Македонию, о чем якобы договорились в Москве, и пр.⁵⁸

Важной хронологической вехой в планах объединения явился 1964 г. В условиях эскалации конфликта между КПСС и КПК и острой критики китайцами Программы КПСС болгарская инициатива приобретала для советского руководства особое значение. Вписав ее в контекст развития мировой социалистической системы, придав установкам о сближении и слиянии закономерный характер, можно было попытаться поднять престиж Москвы, усилить роль КПСС как лидера мирового социализма. Перед замыслом Живкова зажегся «зеленый свет», а для него самого открылись прекрасные перспективы резко нарастить свой политический капитал в глазах советского руководства.

В феврале 1964 г. представительная болгарская делегация во главе с Живковым прибыла в СССР. Встреча гостей по своей торжественности и размаху явно превосходила все подобные визиты — в ней участвовали руководители Молдавии, Украины, РСФСР, Президиум и Секретариат ЦК КПСС в полном составе, члены правительства, дипкорпус. Переговоры проходили на высшем уровне. На повестке дня стояли два вопроса: обсуждение решения декабрьского пленума ЦК БКП и информация о работе над планами пятой болгарской пятилетки и вопрос о предоставлении Болгарии дополнительного кредита.

Выступая по первому вопросу, Живков сразу же высоко поднял планку, противопоставив «разделению и разобщенности, националистическим по сути центробежным проявлениям», наблюдаемым во взаимоотношениях социалистических стран, как между собой, так и с СССР, «еще большее сближение, вплоть до объединения между ними». «Наша партия, — подчеркнул он, — считает необходимым показать пример марксистско-ленинского решения [этого] вопроса».

Остановившись на принципиальном вопросе о форме объединения, Живков подверг критике «ошибочную» установку и проводимую после Второй мировой войны на ее основе политику Димитрова по созданию болгаро-югославской федерации. Также «ошибочным» был объявлен и замысел более широкой по составу Балканской федерации «в отрыве от Советского Союза». «Этот лозунг сегодня не актуален и не реален», — подчеркнул болгарский руководитель⁵⁹. При наличии целого клубка противоречий между Москвой, Белградом, Афинами, Бухарестом и Анкарой Живков сделал беспроигрышный ход.

Крайне важным с точки зрения реализации идеи объединения явилось предложение о создании Межправительственной двусторонней комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству, предполагавшее усиление прямых связей между министерствами, ведомствами, институтами, административными и территориальными органами, партийными и общественными организациями и пр. Живков, однако, не ограничился сугубо экономическими вопросами, указав на исключительную важность выработки согласованных позиций в вопросах идеологии, культуры и внешней политики.

И, наконец, нельзя не отметить еще один тонкий ход Живкова — напоминание, что объединение может породить надежды на стремительное улучшение жизненных стандартов в Болгарии, а если это не произойдет, то возникнет большое разочарование и даже всплеск антисоветских настроений. Советская сторона, иными словами, получила в аккуратной форме намек «не экономить» на Болгарии.

Рассмотрение конкретной экономической ситуации в стране (об этом, помимо Живкова, говорил в подробном докладе и Тодоров) закончилось просьбой болгар увеличить размер кредита на следующую пятилетку: к уже отпущенным 300 млн. руб. добавить еще 400 млн. Это вызвало у ироничного А. И. Микояна остроумную реплику. Когда Хрущев, обращаясь к Тодорову, назвал его «нашим дорогим Станко Тодоровым…», Микоян поправил: «Не дорогой, а золотой…»⁶⁰.

По итогам переговоров Болгария получила 300-миллионный кредит, меньше чем запрашивала. Ей было, кроме того, обещано техническое содействие в строительстве крупных промышленных предприятий, в том числе трех заводов по производству электронного оборудования.

Ключевым моментом встречи стало выступление Хрущева, с изложением концепции развития всего «социалистического лагеря» по пути интеграции — вплоть до оформления конфедерации. Поблагодарив ЦК БКП за «мужество, зрелость» и поддержав в принципе предложение болгар, Хрущев предложил план конкретных действий: уже на ближайшем заседании Политического консультативного комитета Организации Варшавского Договора обосновать необходимость начавшейся подготовки конфедерирования НРБ и СССР; особо подчеркнуть при этом внешнеполитический момент и напомнить, что на юге Болгария граничит со странами НАТО — Турцией и Грецией. Эта задача была возложена на Живкова как на руководителя страны-инициатора.

Вместе с тем, обойдя вопрос о конкретных сроках объединения, оба лидера указали на недопустимость спешки, на необходимость создания экономических, политических и идеологических предпосылок. Окончательный итог подвело указание Москвы на то, что «вопрос об объединении НРБ с СССР по политическим и экономическим причинам, а также соображениям международного характера в настоящее время является преждевременным»⁶¹. Как указывалось в одной из справок V Европейского отдела МИД СССР, «болгарские товарищи согласились с этим мнением»⁶².

Встреча завершилась подписанием помимо совместного заявления для печати⁶³ соглашения о создании Межправительственной советско-болгарской комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству, замысел действия и объем задач и полномочий которой наводит на определенные размышления. За комиссией закреплялись функция согласования стратегических планов развития, право действовать на разных уровнях — от правительства до конкретных хозяйственных структур, создание самостоятельных временных и постоянных органов, наличие собственного устава, утверждаемого правительствами, наконец, право контроля тех органов и ведомств, на которые комиссией возлагались конкретные задачи. Характерно, что комиссия должна была действовать бессрочно, что подчеркивало ее особый статус фактического рабочего органа сближения⁶⁴.

Визит в Москву вызвал в Болгарии новую волну слухов. Советское посольство в Софии, внимательно отслеживая ситуацию в стране, систематически информировало о настроениях в обществе. В политписьме временного поверенного в делах СССР в Болгарии И. Ильина от 27 марта 1964 г. подчеркивалось, что «многие не поняли смысла и значения переговоров, вели вокруг них неправильные и порой вредные разговоры». Поездку в Москву чаще всего объясняют экономическими трудностями Болгарии и намерением получить от советской стороны дополнительную помощь, но распространено также мнение, что поводом явились разногласия между БКП и румынской компартией, напряженность в международном коммунистическом и рабочем движении, неурегулированность кипрского вопроса. (Заметим, что последняя причина была явно связана с трудностями и издержками в решении вопроса о турецком национальном меньшинстве в Болгарии.) Часть населения, как бывало и прежде, поспешила обвинить «старшего брата» в корыстных действиях: намерении поглотить Болгарию, лишить ее независимости, превратить в собственный сельскохозяйственный придаток. Высказывались предположения о предстоящем существенном снижении жизненного уровня населения⁶⁵. Волна слухов вызвала обеспокоенность и у некоторых иностранных дипломатов. Посол СФРЮ в Софии Маркович, как отмечали советские наблюдатели, пытался выяснить у секретаря ЦК БКП М. Григорова отношение болгар к «давно забытому вопросу о так называемой Балканской федерации»⁶⁶.

В начале июля 1964 г. в Москве состоялось первое рабочее заседание Межправительственной комиссии. Используя предоставленные ей полномочия, комиссия приняла конкретные рекомендации государственным плановым органам обеих стран и поручила им разработать процедуру согласования перспективных планов. Был решен вопрос о предоставлении Болгарии дополнительного долгосрочного кредита в 120 млн. руб. Вскоре при правительстве Болгарии и почти во всех министерствах были созданы специальные отделы и службы, курирующие вопросы двустороннего научно-технического сотрудничества. Практическое выполнение решений Межправительственной комиссии было возложено на специальный отдел государственного внешнеторгового предприятия «Техноимпекс», подотчетный Государственному комитету планирования НРБ и Совету министров НРБ.

Таким образом, в середине 1964 г. в Болгарии уже существует специальная структура, призванная осуществлять экономическую интеграцию с Советским Союзом. Судя по опубликованным болгарскими экономистами сведениям, она действовала достаточно эффективно⁶⁷.

Документы свидетельствуют, что болгарская сторона, постоянно подчеркивая важность экономического сближения с Советским Союзом, не упускала из виду и перспективу государственно-политического объединения. Во время пребывания в Болгарии в сентябре 1964 г. в связи с празднованием 20-летия социалистической революции советской партийно-правительственной делегации во главе с Л. И. Брежневым этот вопрос неожиданно для гостей был поднят вновь, причем публично. По сообщению советского посольства, на митинге в г. Казанлыке Живков якобы заявил, что при соответствующих условиях можно ставить вопрос о вхождении Болгарии в СССР, но сейчас этот вопрос является преждевременным. В материалах посольства отмечалось, что болгарские газеты этот пассаж выступления Живкова не опубликовали⁶⁸. Нет сведений об этом и в подробной информации о пребывании советской делегации, помещенной на страницах «Правды». Обращает на себя внимание также тот факт, что Брежнев во время визита настойчиво интересовался, не вызовет ли перспектива объединения всплеска антисоветских настроений в стране.

Позиция советской стороны и самого Хрущева в вопросе объединения оставалась неизменной, хотя, по некоторым сведениям, он испытывал определенные колебания. На заседании Президиума ЦК КПСС 10 сентября 1964 г., подводя итоги своей поездки в Чехословакию, он сообщил о том, что по инициативе А. Новотного обсуждался вопрос о вхождении Чехословакии в СССР. Как следует из стенограммы заседания, именно чехословацкому лидеру принадлежали вариант «16-й республики» и предложение обговорить вопрос с Я. Кадаром во время предстоящей поездки партийно-правительственной делегации ЧССР в Будапешт. Хрущев поначалу согласился, заметив, что «этот разговор был у нас с Живковым, и они [болгары] очень настаивали». В стенограмме позиция Хрущева с его слов передана так: «Но сейчас в свете текущего разлада в социалистическом лагере этот шаг не способствовал бы [его] укреплению. Все-таки может быть конфедерация? …Потом, когда я приехал, я подумал, и я боюсь, когда он поговорит с Кадаром, это может быть как раз обратный результат. Поэтому я хочу поговорить с ним и отговорить, чтобы он этих вопросов с Кадаром не поднимал»⁶⁹. Интересно, что А. Новотный в беседе с советским послом в Праге М. В. Зимяниным 16 октября 1964 г., уже после вынужденной отставки Хрущева, несколько по-иному расставил акценты. Со слов Новотного Зимянин записал в дневнике, что Хрущев «развивал идею» о конфедерации СССР с другими социалистическим государствами, а «тов. Новотный, естественно, не мог отбросить постановку вопроса о дальнейшем сближении и даже объединении наших государств в будущем, тем более что в принципе он и сейчас исходит из этого. Но тов. Хрущев проявлял в этом торопливость. Осуществление высказанных им намерений означало бы повод для международных конфликтов. Тов. Хрущев уже после отъезда в Москву вынужден был изменить, как известно, точку зрения»⁷⁰. Влияние изменившейся политической конъюнктуры на оценки Новотного очевидно. Конкретные же материалы не дают основания утверждать, что Хрущев намеревался искусственно ускорить процессы конфедерирования стран «социалистического лагеря». В этой связи нельзя не согласиться с российским исследователем А. С. Стыкалиным, указавшим, что при снятии Хрущева его соратники безосновательно выдвигали подобное обвинение, в частности «припомнив» его желание якобы решить и сверхзадачу включения Болгарии в состав СССР⁷¹.

Уход Хрущева с политической сцены, однако, не означал заката идеи «сближения и объединения». Главной целью болгарского руководства становится обеспечение преемственности прежнего стратегического курса, что на практике означало спешное налаживание доверительных отношений с новыми советскими руководителями, и прежде всего с Брежневым. Задача была непростой, поскольку Москва первоначально несколько дистанцировалась от болгарского «протеже» Хрущева, присматривалась к нему. Живков, со своей стороны, не стал клеймить Хрущева, а, в отличие от лидеров других социалистических стран, предпочел «подходить к этому случаю (отставке Хрущева. — Т. В.) так, как подходят к нему все организации Коммунистической партии Советского Союза»⁷². С этого времени Живков, как указывалось в материалах советского посольства в Софии, постоянно подчеркивает преимущества нового, брежневского, стиля руководства: «деловитость и уверенность», «точность и взвешенность формулировок», «вдумчивость», «отсутствие излишне шумных, громких эпитетов и внешних эффектов …свойственных докладам и выступлениям Н. С. Хрущева», стремление «на научной основе и без поспешностей» решать внутренние проблемы «коммунистического строительства в СССР» и т.п.⁷³ Завидное умение Живкова тонко чувствовать ситуацию, определявшееся современниками как «особый, редкий нюх» болгарского руководителя⁷⁴, способствовало успеху. В целом можно сказать, что к концу 1965 г. ему удалось «разрулить» обстановку. На пленуме ЦК БКП 1 ноября 1965 г. по итогам поездки болгарской партийно-правительственной делегации в Москву (материалы пленума «по традиции» остались засекреченными, ознакомлены с ними были только первые секретари окружных комитетов партии) Живков торжествующе объявил: «Но что радостно, товарищи? Радостно то, что советские товарищи, а они до сих пор — я имею в виду после освобождения тов. Хрущева — не говорили о нашем сближении по экономической линии и вообще о нашем сближении, дружбе и дальнейшем расширении сотрудничества, а мы хотели знать, поддерживают ли они этот курс, которым Центральный комитет специально занимался, сейчас заявили: «Мы не только поддерживаем этот курс, но считаем его генеральной линией». Тов. Брежнев выразился так: «Это должно быть генеральной линией сотрудничества между Советским Союзом и Народной Республикой Болгарией»»⁷⁵. С подъемом говорил об этом Живков и в беседе с Органовым вскоре после возвращения из Москвы⁷⁶.

В последующем лозунг сближения поддерживается обеими сторонами, хотя надо признать большую активность болгар, которые постоянно используют его при решении многообразных экономических задач, требовавших помощи и содействия советской стороны. Вместе с тем в дальнейшей проработке вопроса о конкретных формах и путях сближения экономик не было сделано никаких принципиально новых шагов. Болгары неоднократно заявляли о желательности расширения кооперации и специализации, советская сторона, в свою очередь, как указывалось в одной из справок V Европейского отдела МИД СССР от 22 октября 1966 г., «с конкретными предложениями о путях дальнейшего сближения экономик практически не выступала». По разным поводам стороны не раз констатировали необходимость вводить «новые, более высокие формы» сотрудничества в виде «прямых связей» между местными партийными и государственными органами и общественными организациями при участии сотен тысяч граждан. Болгарская сторона при этом шла дальше, полагая, что пришло время для превращения национальных предприятий в «филиалы» советских. В это время по советской инициативе возросло внимание к двусторонней Межправительственной комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству как постоянно действующему специальному органу сотрудничества.

Обращает на себя внимание нарастание в это время критических оценок отдельных сторон экономического сотрудничества в аналитических материалах советского посольства в Софии. Прежде всего в них указывалось на нежелание болгар учитывать возможности «старшего брата», стремление руководствоваться только собственными нуждами и интересами⁷⁷. «Друзья» с завидным постоянством обращались в Москву с просьбами увеличить поставки многих видов промышленного сырья, фактически нарушая долгосрочные соглашения⁷⁸. В наиболее трудные моменты они поднимали вопрос об оказании срочной экономической помощи. Советская сторона нередко была вынуждена отказывать или удовлетворять поступавшие запросы частично. Тогда следовали повторные обращения, в том числе и на самом высоком уровне, и, как правило, болгары добивались успеха. Аналитики V Европейского отдела МИД СССР констатировали, что подобная тактика «в известной мере осложняет взаимоотношения между нашими странами»⁷⁹.

Возможность закрепить принципиальную позицию сторон на государственном уровне открылась в связи с подготовкой нового Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между НРБ и СССР, развернувшейся весной 1967 г. Уже на стадии согласования проекта документа делегациями МИД СССР и НРБ в Москве 27 февраля — 1 марта⁸⁰ выявилось намерение болгарской стороны в максимальной степени отразить в документе идею «самого тесного сближения в политической, экономической и военной областях». При этом болгарские представители предложили исключить из проекта договора формулировку о взаимовыгодной основе сотрудничества. Глава делегации заместитель министра иностранных дел Болгарии И. Попов прямо указал на малую выгоду для Советского Союза от сотрудничества с Болгарией и невозможность практического оказания ею помощи СССР. «Если же оставить формулировку о взаимовыгодной основе, — пояснил дипломат, — то мы не сможем освободиться от нее и в последующих договорах с Венгрией, Чехословакией, Польшей». Однако предложение болгар не прошло. Руководитель советской делегации на переговорах Л. Ф. Ильичев, признав, что «формулировка о принципе взаимности, может быть, и не будет… отражать истинного положения дел в буквальном смысле слова, но она соответствует характеру наших двусторонних отношений и смыслу социалистического интернационализма».

В целом в согласованный сторонами текст проекта по просьбе болгар были включены формулировки о сближении в экономической и культурной областях, внесено дополнение, согласно которому вооруженное нападение на одну из договаривающихся сторон будет рассматриваться другой стороной «как нападение на нее».

После подготовительного этапа последовала неофициальная встреча болгарской делегации (Т. Живков, Ж. Живков, Т. Цолов) с высшим советским партийным и государственным руководством в Москве в марте 1967 г., зафиксировавшая, по словам Т. Живкова, «качественно новый этап болгаро-советских отношений»⁸¹. 23 марта 1967 г. на пленуме ЦК БКП по итогам поездки Живков информировал о предложении болгарской стороны строить двустороннее сотрудничество с Советским Союзом «в опытном порядке», сделав для болгар «исключение»⁸². Подтекст такого заявления можно интерпретировать по-разному, но, думается, есть основания трактовать его и через призму идеи «16-й республики».

В конце 60-х годов стало очевидно, что серьезно осложнявшая деятельность СЭВ проблема выравнивания уровней экономического развития стран-участниц превратилась в «ахиллесову пяту» сотрудничества, что, не догнав своих партнеров, Болгария не сможет осуществить подлинную экономическую интеграцию с СССР и другими социалистическими странами⁸³. А между тем многие авторитетные болгарские экономисты, как показала научная дискуссия, проведенная в октябре 1965 г. Комиссией по экономическому и научно-техническому сотрудничеству при Совете министров и Институтом экономики БАН, скептически оценивали перспективу «постепенного подтягивания НРБ к уровню наиболее развитых братских стран»⁸⁴. По оценке советских наблюдателей в стране, Болгария «жила не по средствам» благодаря иностранным кредитам⁸⁵.

С нашей точки зрения, именно это обстоятельство в значительной степени обусловило новый всплеск внимания болгар к замыслу превращения страны в одну из республик Советского Союза как наиболее быстрого и прямого пути решения огромного комплекса накопившихся внутриполитических задач. Болгарское руководство посчитало, что пришло время напомнить об этой идее, хотя бы и неофициальным способом. Так, при посещении Звездного городка 16 июня 1969 г. Живков во всеуслышание заявил: «Болгария хотела бы стать 16-й республикой Советского Союза, но кое-кто вне нашей страны считает, что сейчас неподходящая для рассмотрения этого вопроса международная обстановка»⁸⁶. Намек болгарского руководителя на советское руководство был более чем прозрачным, как, впрочем, и робкая попытка дистанцироваться от позиции Москвы в этом вопросе.

Таким образом, изучение корпуса документов из Архива внешней политики РФ подтверждает выводы болгарских исследователей о том, что замысел включения Болгарии в состав СССР в качестве союзной республики, безусловно, имел под собой в первую очередь экономические основания и был призван содействовать решению многотрудных и, заметим, амбициозных народно-хозяйственных задач. При этом политика всестороннего сближения социалистических стран вплоть до их политического объединения отвечала существу и конечной цели коммунистической идеологии, что, несомненно, во многом объясняет искренний энтузиазм протагонистов идеи «слияния». В 1960-е годы, однако, экономический фактор был для болгарского руководства решающим. Настойчивость Софии принесла свои плоды: именно в эти годы Болгария превратилась в «любимое дитя» советского руководства. При Брежневе сложившаяся неравноправная система двустороннего сотрудничества (за важное стратегическое сырье — электроэнергию, нефть, стальной прокат и прочее, поставлявшееся из СССР в огромных количествах и по ценам, значительно ниже мировых, — Болгария расплачивалась продуктами сельского хозяйства и промышленными товарами низкого качества, не имевшими спроса на мировых рынках⁸⁷) достигла апогея. В личных беседах с зарубежными лидерами Живков неоднократно позволял себе «шутить», что Болгария являет собой «колониальное государство»: из своей «колонии» — СССР — вывозит сырье, а продает ей в свою очередь машины и оборудование⁸⁸.

Новые попытки придать импульс идее всестороннего сближения вплоть до объединения приходятся на 1970-е годы. На данном этапе болгарская сторона действует на упреждение своего советского партнера: без предварительного согласования и консультаций с Москвой на пленуме ЦК БКП в июле 1973 г. вторично было принято решение о превращении Болгарии в советскую республику, образно подкрепленное яркой метафорой — «стать одним организмом, орошаемым единой кровеносной системой». В принятом пленумом документе «Основные направления развития всестороннего сотрудничества с СССР на этапе построения развитого социалистического общества в НРБ» обосновывались принципы и формулировались установки на глубокое интегрирование Болгарии с Советским Союзом во всех сферах — экономике, политике, идеологии, культуре, военных вопросах⁸⁹. Такой формат интеграции в интерпретации болгарской стороны не мог означать ничего иного, кроме реального государственно-политического объединения. Документы свидетельствуют о настойчивой готовности Софии воплотить его в жизнь, используя прямые выходы на Брежнева. На наш взгляд, это не дает оснований считать замысел превращения Болгарии в союзную советскую республику лишь «приманкой» для советской стороны, хитроумным тактическим ходом, направленным на решение сугубо экономических вопросов.

⁸⁷ Калинова Е., Баева И. Българските преходи. 1939 — 2002. София, 2002, с. 147.

⁸⁸ Гартхоф Р. Свидетелства за студената война. Посланикът на САЩ Реймънд Гартхоф за българо-американските отношения (непубликувани спомени и документи). София, 2001, с. 83 — 84.

⁸⁹ Подробный анализ документа см.: Стоянов Л., Лефтеров Ж. Указ. соч., ч. II, с. 22 — 24.