Ряд имен видных вьетнамских политических деятелей, в том числе тех, жизнь которых на определенных этапах была связана с СССР, находится в забвении. Одной из таких исторических личностей, оставивших в свое время заметный след на дипломатическом поприще, представляя интересы ДРВ во взаимоотношениях с Францией, был Чан Нгок Дан.
Селиванов Игорь Николаевич — доктор исторических наук, профессор Курского государственного университета.
В России хорошо известны имена вьетнамских политиков-коммунистов: основателя независимой Демократической Республики Вьетнам (ДРВ) Хо Ши Мина, его преемника на высших постах в партии и в государстве Ле Зуана, многолетнего главы вьетнамского правительства и талантливого дипломата Фам Ван Донга, выдающегося военачальника Во Нгуен Зиапа. В последние годы появились работы и о политических оппонентах вьетнамских коммунистов — бывшем императоре Бао Дае и президенте Республики Вьетнам в 1955 — 1963 гг. Нго Динь Зьеме. Постепенно появляется объективная информация о лидерах вьетнамского троцкистского движения, руководстве религиозно-политических сект Као Дай и Хоа Хао.
Однако ряд имен видных вьетнамских политических деятелей, в том числе тех, жизнь которых на определенных этапах была связана с СССР, находится в забвении. Одной из таких исторических личностей, оставивших в свое время заметный след на дипломатическом поприще, представляя интересы ДРВ во взаимоотношениях с Францией, был Чан Нгок Дан [1].
Архивные материалы позволяют восстановить основные вехи жизненного пути Чан Нгок Дана [2], осмелившегося в конце 1949 — начале 1950 г. направить в ЦК ВКП(б) несколько посланий, в которых сдержалась резкая критика теоретических воззрений и практической деятельности Хо Ши Мина и его ближайших соратников. После этого он был вызван для объяснений в Советский Союз и вскоре бесследно исчез.
Чан Нгок Дан родился 1 января 1909 г. в городе Хатинь — административном центре одной из самых слаборазвитых вьетнамских провинций, граничащей с Лаосом. На свет ему было суждено появиться последним ребенком в многодетной семье чиновника и домохозяйки. По имеющимся косвенным сведениям, отец уже скончался к моменту рождения младшего сына либо умер в первые месяцы его жизни. К этому времени в семье было три сына и две дочери, и воспитание младшего легло в основном на старших детей. По некоторым источникам, глава семьи являлся высокопоставленным чиновником в местной администрации (должность соответствовала на французской государственной службе суперпрефекту); из патриотических соображений он отказался выполнить приказ колониальных властей о расстреле на подконтрольной ему территории восставшего населения и покончил с собой [3].
Мать пережила главу семьи лишь на пять лет и не оставила детям никакого наследства. Старшие братья и сестры в поисках лучшей доли разъехались из родного дома. Двум младшим братьям — Чан Фу и Чан Нгок Дану — было в тот момент, соответственно, десять и пять лет [4], и только благодаря помощи старшей сестры, содержавшей их на нищенскую зарплату младшего медицинского работника в больнице города Хюэ, они могли весьма скромно жить, не отказываясь ни от каких, даже самых незначительных подработок.
Чан Фу окончил четырехлетнюю начальную школу и думал продолжить образование, но вскоре сестра заболела, была уволена и уже не имела возможности материально поддерживать младших членов семьи. На помощь пришел один из старших братьев, с трудом выкраивавший средства из своего скудного заработка для оказания родственникам незначительной финансовой поддержки.
Вскоре Чан Фу сам стал зарабатывать, давая частные уроки, потом получил государственную стипендию и на эти средства сумел получить среднее образование. В 1922 г., в девятнадцатилетнем возрасте, он устроился на работу учителем в начальную школу в г. Вине, где преподавал четыре года. Работу учителя он совмещал с участием в деятельности подпольных революционных кружков.
Чан Нгок Дану, по всей видимости, тоже повезло с государственной поддержкой для продолжения учебы, поскольку ему удалось получить среднее образование в Ханое.
В 1927 г. Чан Нгок Дан возвратился в Винь и там вступил в коммунистический кружок — Товарищество революционной молодежи Вьетнама, а через год он стал членом организации Новый Аннам [5]. Старшего брата в этом городе уже не было, поскольку незадолго до его возвращения Чан Фу сменил род занятий, служил на горных рудниках в соседнем Лаосе, а затем отправился в охваченный революционными событиями Китай.
В начале 1927 г. Чан Фу поехал учиться в Москву, в тогдашнюю кузницу революционных кадров — Коммунистический университет трудящихся Востока им. И. В. Сталина (КУТВ) [6] и находился там до 1929 года. Проявив себя в Москве с положительной стороны, он возвратился через Китай на родину для подготовки к созданию еще одного детища Коминтерна на Востоке. — единой индокитайской коммунистической партии, организационно отделенной от французской [7].
На смену старшему брату в Москву в КУТВ приехал Чан Нгок Дан. До этого времени, прожив некоторое время в Вине, он перебрался в Шанхай, где продолжил свое марксистское образование и революционную деятельность среди вьетнамской диаспоры. По его утверждению, в Москву он поехал по собственной инициативе, разыскал здание Исполкома Коминтерна и обратился к его сотрудникам за поддержкой.
Чан Нгок Дан был зачислен в КУТВ в июле 1929 года. Все иностранные учащиеся университета числились там под псевдонимами и так наз. домашними именами. Чан Нгок Дан получил имена «Блоков» и «Морис». В 1930 г. он вступил в ВЛКСМ и, по некоторым данным, был переведен на учебу в еще одно заведение, находившееся в ведении Коминтерна — Международную ленинскую школу (МЛШ).
Судя по заполненным в тот период анкетам, Чан Нгок Дан свободно владел вьетнамским и французским языками и немного английским, который, вероятнее всего, начал изучать в Шанхае. Русский язык, как видно из собственноручно написанной автобиографии, он начал осваивать в Москве и преуспел в этом (по крайней мере, на письме) лишь на самом элементарном уровне. Впрочем, большинство других вьетнамских слушателей не могло похвастаться хорошим знанием французского или английского языков, что создавало для преподавательского состава КУТВ и МЛШ определенные трудности в их обучении [8].
В январе 1931 г. Чан Нгок Дан прервал обучение и возвратился в Китай, где, по-видимому, был принят в ряды КПИК [9]. Можно предположить, что он поехал помогать родному брату, незадолго до этого избранному первым генеральным секретарем новой партии.
После неудачного для молодой компартии восстания в провинциях Хатинь и Нгеан под лозунгом создания «власти Советов», многие ее лидеры либо были расстреляны, либо оказались в заключении. Чан Фу также вскоре был арестован колониальными властями и в октябре 1931 г. умер в сайгонской тюрьме. С этого момента у Чан Нгок Дана появился новый жизненный стимул — мстить врагам за смерть брата, продолжить революционное дело и быть достойным его светлой памяти. Теперь и в Коминтерне о нем говорили не иначе как о «брате Ликвея» [10].
Во второй половине 1932 г. Чан Нгок Дан возвратился из Китая во Вьетнам и включился в подпольную работу, но вскоре был арестован и приговорен к пожизненным каторжным работам [11]. Соответствующая информация его товарищами была переправлена в Москву вместе с исписанными от руки листками, на которых Чан Нгок Дан фиксировал результаты своей революционной деятельности.
За два года пребывания в тюрьме в Буон Ме Тхуоте, а затем на каторге и ссылке в Кохинхине [12] Чан Нгок Дан морально не сломался, как некоторые его товарищи, а продолжил и в той обстановке свою работу среди заключенных. По воспоминаниям бывших узников, при всех невыносимых условиях содержания, у них имелась возможность не только вести между собой дискуссии, но и изучать революционные материалы, которые разными путями попадали к ним на Пуло-Кондор. Заключенные переписывали их от руки и передавали из камеры в камеру; в тайнике хранилось красное знамя и другая революционная атрибутика [13]. Нужно было быть авторитетной среди политзаключенных личностью, чтобы стать в тех условиях партийным вожаком. Могли сыграть свою роль и другие обстоятельства: близкое родство с геройски погибшим генсеком ЦК КПИК и разносторонняя подготовка, полученная в Москве и в Шанхае.
Все попытки бежать не увенчались успехом, и на свободу Чан Нгок Дан вышел лишь после провозглашения в сентябре 1945 г. Демократической Республики Вьетнам. Хо Ши Мин, ее президент и одновременно глава правительства, отправил на Пуло-Кондор несколько судов, чтобы забрать с острова остававшихся к тому времени в живых полторы тысячи бывших политических заключенных [14]. В их числе получил свободу и Чан Нгок Дан, являвшийся секретарем партийной ячейки КПИК на всем острове [15]. К тому моменту его здоровье уже было сильно подорвано нечеловеческими условиями содержания на каторге и он нуждался в постоянном наблюдении со стороны врачей.
Стремясь тактически переиграть своих политических оппонентов внутри страны, обвинявших его в принадлежности к не очень популярной среди местной верхушки (особенно на юге страны) коммунистической партии, Хо Ши Мин пошел на нетрадиционные для деятеля с таким мировоззрением шаги: обратился за помощью к президенту США Г. Трумэну (на его имя было отправлено до начала 1946 г. несколько писем, правда, ответа ни на одно из них не последовало), а в ноябре 1945 г. он официально объявил о прекращении деятельности компартии; вместо ее ячеек были созданы так наз. группы по изучению марксизма, объединенные в общенациональном масштабе в Ассоциацию. Стоит отметить, что Хо Ши Мин осенью 1945 г. обращался за поддержкой и в Москву, но ответа на свои две телеграммы, отправленные на имя И. В. Сталина, не получил. Поэтому Хо Ши Мину привилось самому вырабатывать стратегию и тактику, направленную на отстаивание независимости родины.
К ноябрю 1945 г. высшее руководство компартии Индокитая условно состояло из трех категорий: это были, во-первых, функционеры, получившие подготовку в Москве в «школе Коминтерна», во-вторых, работники, овладевшие азами марксистской подготовки в районах, контролировавшихся коммунистами на территории Китая, и, в-третьих, «теоретики», сформировавшиеся в ходе многолетнего каторжного «сидения» на Пуло-Кондоре. Естественно, что каждая из перечисленных групп по-своему отреагировала на «самороспуск» КПИК, что привело к разладу в рядах партии.
Новые вьетнамские руководители, судя по всему, весьма благожелательно приняли заслуженного революционера, значительную часть своей сознательной жизни проведшего в застенках колониального режима. Он остался работать на юге страны, был избран в состав Национального собрания ДРВ, стал кандидатом в члены ЦК КПИК.
Позиции коммунистов на юге были слабее, чем в северной и центральной частях Вьетнама. В практической работе по привлечению местного населения на сторону коммунистов Чан Нгок Дану и другим партийным лидерам пришлось столкнуться с противодействием со стороны местных антикоммунистически настроенных политиков, популяризацию идей социализма также затрудняло влияние религиозных сект Као Дай и Хоа Хао [16].
В сложившихся обстоятельствах Хо Ши Мин предпочитал не вступать в дискуссии с оппонентами, взяв на себя личную ответственность за будущее Вьетнама. Все несогласные с ним либо должны были принять его правила, либо рисковали быть объявленными врагами и подвергнуться суровым мерам воздействия. Такие методы властвования никак не вязались с европейскими представлениями о демократии, но вполне отвечали политическому менталитету индокитайских левых [17].
В первой половине 1946 г., накануне начала переговоров лидеров ДРВ с руководством Четвертой республики о будущем юридическом статусе Вьетнама, Чан Нгок Дан был направлен во Францию на ответственную работу: сначала в качестве члена (заместителем главы) генеральной делегации ДРВ в Париже, а затем и возглавил ее в ранге полномочного министра. Делегация выполняла роль своеобразного дипломатического представительства ДРВ, и от ее имени были выдвинуты многие важные для сторонников Хо Ши Мина внешнеполитические инициативы [18].
Чан Нгок Дан вошел в состав делегации ДРВ, возглавляемой Фам Ван Донгом, на конференции о будущем статусе Вьетнама, которая началась 6 июля 1946 г. в Фонтенбло. О его прямолинейной, с точки зрения дипломатии, позиции красноречиво говорил тот факт, что, находясь в конце октября 1946 г. в Лондоне по приглашению одной из английских общественных организаций, Чан Нгок Дан в беседе с корреспондентом агентства Рейтер заявил: являясь депутатом Национального собрания ДРВ от Кохинхины, он будет всячески сопротивляться отделению французами этой территории от остального Вьетнама [19].
Скорее всего, французские руководители, объявляя, накануне начала переговоров, о создании на юге Вьетнама автономной «Республики Кохинхина», пытались оказать давление на представителей ДРВ, показав им, что у них есть с кем договариваться; статус Кохинхины в составе французской колониальной империи это вполне позволял сделать [20]. Делегации ДРВ пришлось уступить по некоторым важным вопросам, но представителям метрополии этого показалось мало: началась подготовка к силовому захвату контролируемой ее сторонниками территории.
Деятельность Генеральной делегации ДРВ, вопреки ожиданиям политических противников Хо Ши Мина, не прекратилась с началом во второй половине декабря 1946 г. вооруженного вмешательства Франции в дела ДРВ, вскоре переросшего в полномасштабную колониальную войну [21].
Возникает закономерный вопрос: почему выбор Хо Ши Мина для представительства ДРВ в метрополии в ранге министра, упал на человека, почти всю сознательную жизнь проведшего на каторге и, по-видимому, не очень склонного к коллективным тактическим действиям — качества, столь необходимого на дипломатической работе? Надо полагать, руководство ДРВ прагматично использовало такого рода политических деятелей, подчинив их личные амбиции общей задаче — достижению независимости. Чан Нгок Дан, следуя этой логике, даже при отсутствии какого-либо практического опыта, более всего подходил для работы во Франции, где ему пришлось контактировать как с властями, так и с руководителями ФКП [22].
В марте 1947 г., когда уже три месяца на территории Вьетнама шли боевые действия, Чан Нгок Дан сделал заявление представителям печати, в котором от имени правительства Хо Ши Мина потребовал немедленно прекратить войну в Индокитае и освободить из заключения его заместителя, арестованного по ордеру, выданному французскими властями в Сайгоне. Официальные правительственные круги немедленно отреагировали заявлением, что Чан Нгок Дан не имеет никакой связи со своей родиной и, таким образом, является самозванцем, представляющим лишь самого себя, но никак не интересы народа Вьетнама [23].
В начале июня того же года Чан Нгок Дан опубликовал коммюнике, в котором от имени своего правительства отверг мирные предложения французской стороны, заявив при этом: «Мы хотим мира, но такого мира, в котором нет ни победителя, ни побежденных» [24].
Французские власти раздражала такая несговорчивость, и было принято решение об аресте Чан Нгок Дана. 21 января 1948 г. он в первый раз подвергся задержанию. После этого в действие вступила пропагандистская машина французской компартии, использовавшая эту акцию властей Четвертой республики в своих целях. Чан Нгок Дан был объявлен «узником антинародного режима» и по стране покатилась волна демонстраций протеста в его поддержку, в которых активное участие принимали выходцы из Вьетнама [25].
В центральном печатном органе ФКП «L’Humanite» в начале февраля появилось сообщение, из которого следовало, что незаконный арест Чан Нгок Дана был произведен французскими властями по указанию из США. Связывалось это с именем американского политика Дж. Буллита, который 22 декабря 1947 г. на страницах журнала «Life» в категоричной форме потребовал ликвидировать Генеральную делегацию ДРВ в Париже [26].
Сообщения о стойком вьетнамском дипломате дошли до Москвы. В газете «Правда» было помещено сообщение о том, что Политбюро ЦК ФКП «с возмущением протестует против ареста вьетнамского парламентария Тран Нгок Дана» и, «решило поддержать действия народных масс, требующих его освобождения» [27].
Спустя месяц после ареста по настоянию судебных врачей Чан Нгок Дан на короткое время был отпущен на свободу, но затем вновь отправлен под арест и с перерывами находился в заключении до января 1949 года [28].
Между арестами Чан Нгок Дан успевал выступать перед французскими журналистами с жесткими заявлениями. Во время пресс-конференции, состоявшейся 29 октября 1948 г., он заявил, что «ответственность за события, происшедшие в ноябре и декабре 1946 г., и за продолжение в настоящее время военных действий несут французские колониальные власти, решившие вести войну за отвоевание колоний, — войны, которая противоречит духу французской конституции». Чан Нгок Дан также утверждал, что недействительным будет являться всякое соглашение, заключенное французским правительством от имени Вьетнама с какой-либо третьей державой и игнорирующее законное правительство Хо Ши Мина. Он заявил, что ДРВ «всегда готова сотрудничать со всеми членами Французского Союза в рамках Французского Союза и со всеми демократическими нациями в рамках ООН» [29].
Вскоре по инициативе лидеров ДРВ, считавших себя единственными законными представителями вьетнамского народа и не признававших созданное французами на территории Вьетнама лояльное метрополии правительство [30], был поставлен вопрос о членстве ДРВ в ООН. Министерство иностранных дел ДРВ 15 ноября 1948 г. поручило Чан Нгок Дану официально обратиться в ООН и передать просьбу о принятии в эту организацию, а также в юридическую комиссию ООН [31]. Спустя неделю эта просьба и обязательство о принятии правительством ДРВ обязательств, вытекающих из членства в ООН, за подписью Чан Нгок Дана были отправлены в Нью-Йорк [32].
Дипломатические маневры правительства ДРВ были основаны на определенном расчете. Конечно, Хо Ши Мин понимал, что в Совете Безопасности ООН Франция и ее союзники наложат вето на такую инициативу, но с точки зрения логики начавшейся «холодной войны» подобный шаг мог стать отправной точкой к признанию ДРВ со стороны Советского Союза. По крайней мере, СССР в случае попыток принять в ООН «профранцузский» режим, мог также наложить вето на такой проект.
Министерство по делам заморских территорий Франции 24 ноября 1948 г. выступило с официальным заявлением о том, что «правительство Франции признает только одно правительство Вьетнама — правительство генерала Ксюана [33], связанное с Бао Даем». В этом же заявлении подчеркивалось, что «демократическая республика Вьетнам», которую пытается представлять в Париже Чан Нгок Дан, официально не существует, в связи с чем Чан Нгок Дан «не может выполнять никакой дипломатической миссии и его сообщения не могут считаться достоверными» [34]. По этой причине просьба ДРВ даже не была обсуждена на заседании Совета безопасности ООН.
В тот момент ничто не свидетельствовало о нарастании серьезных противоречий между Чан Нгок Даном и руководством ДРВ. Но дальше началось нечто неожиданное, необычное в среде революционеров, отстаивавших — кто с оружием в руках, а кто дипломатическими методами — независимость своей родины: в середине 1949 г. Чан Нгок Дан уехал из Парижа в Прагу [35]. В столицу Чехословакии он прибыл без согласования своих действий с Хо Ши Мином, руководившим в те дни сопротивлением французам из горного района Вьетбак [36]. В одном из документов, составленном по «горячим следам» в МИД СССР, по этому поводу содержалась следующая информация: «8 августа 1949 г. Чан Нгок Дан объявил от имени своего правительства о прекращении деятельности постоянной делегации ДРВ во Франции с 1 августа 1949 г. в связи с позицией, которую занимает французское правительство в отношении Вьетнама» [37].
Ряд французских газет на следующий день выступил со статьями, осуждающими политику французского правительства, которая привела к такому развитию событий. Появление Чан Нгок Дана в Праге выглядело отнюдь не случайным. Организацией там представительства ДРВ занимался другой промосковски настроенный вьетнамский политик — Ле Хи, во многом по своей инициативе устанавливавший в августе 1948 г. контакты с советскими дипломатами в Москве и вскоре подвергнутый критике руководством ДРВ за «самодеятельность» [38].
В Праге у Чан Нгок Дана возникло желание «открыть глаза» Сталину на положение во вьетнамском коммунистическом движении, особенно на неправильную линию Хо Ши Мина и его ближайших единомышленников. В середине октября 1949 г. через секретариат ЦК компартии Чехословакии Чан Нгок Дан попытался передать свое первое послание в Москву [39], которое состояло из краткой пояснительной записки к подборке материалов КПИК и ДРВ, имевших, с его точки зрения, «антипартийный» характер. Чехословацкие коммунистические руководители, видимо, какое-то время раздумывали, стоит ли ввязываться в такое «щекотливое» дело, и медлили с отправкой материалов Чан Нгок Дана.
В начале второй декады декабря 1949 г., когда в Москве завершались приготовления к празднованию 70-летия со дня рождения Сталина, на торжества по случаю которого из Пекина на специальном поезде выехал лидер незадолго до того провозглашенной Китайской Народной Республики Мао Цзэдун, Чан Нгок Дан отправил еще одно послание в ЦК ВКП(б) [40] и одновременно просил «советских товарищей» передать в ЦК КПК аналогичное по содержанию письмо [41].
По заведенному в советском партийном руководстве правилу, бумаги Чан Нгок Дана вначале попали на стол председателю Внешнеполитической комиссии В. Г. Григорьяну, который после ознакомления с ними отправил 31 декабря 1949 г. на имя Сталина и ряда других членов Политбюро записку с кратким изложением обвинений Чан Нгок Дана по адресу своих непосредственных руководителей, а также биографическую справку на отправителя. Материалы для справки он затребовал в Архиве Коминтерна, где с начала 1920-х годов собирали сведения на всех слушателей КУТВ и МЛШ [42].
Кроме того, Григорьян рекомендовал Сталину разрешить переслать копии представленных Чан Нгок Даном материалов представителю ЦК КПК в Москве Ван Цзясяну и поставить в известность об этом Мао Цзэдуна [43]. Ознакомившись с документами, В. М. Молотов (вероятно, по указанию Сталина) дал распоряжение составить резюме присланных из Праги материалов [44].
Чан Нгок Дана, видимо, не поставили в известность, что его письма дошли до адресата, поэтому 10 января 1950 г. он решил отправить в Москву свое очередное послание, причем адресатом на этот раз являлся не ЦК ВКП(б), а главный редактор газеты «За прочный мир, за народную демократию!» П. Ф. Юдин [45]. Через какое-то время (скорее всего в начале последней декады января) оно также попало в ЦК ВКП(б) [46].
Сталину и другим членам советского руководства информация по данному вопросу была доложена трижды: 31 декабря 1949 г. и 9 и 18 февраля 1950 года [47].
Из первого письма Чан Нгок Дана [48] следовало, что проводимую руководством ДРВ «оппортунистическую и националистическую линию» он понял благодаря документам Коминформа [49]. По мнению автора письма, роспуск КПИК в 1945 г. «мог быть произведен только в результате энергичного вмешательства товарища Хо Ши Мина». При этом Чан Нгок Дан не стал отрицать большой авторитет, которым тот пользовался во вьетнамском народе. Правда, объяснял он это обстоятельство не личными качествами и революционными заслугами президента ДРВ, а тем, что в глазах коммунистов тот оставался представителем Коминтерна на вьетнамской земле. На самом деле, писал Чан Нгок Дан, перерождение Хо Ши Мина началась не вчера: еще когда он в начале 1920-х годов присутствовал на Турском съезде компартии Франции [50], уже там Хо Ши Мин сформулировал свою «порочную» доктрину [51].
Как видно из письма, Чан Нгок Дан перед тем как отправить свое послание и приложенные к нему документы советовался с неназванными членами руководства своей партии, которые «рекомендовали» ему этого не делать. Тем не менее, исходя из «благих» побуждений, Чан Нгок Дан взял на себя ответственность информировать советское руководство о положении в революционном движении Вьетнама. В конце письма автор заверил своих адресатов в личной преданности и дал клятву «всегда быть верным знамени Ленина-Сталина» [52].
Пояснительная записка к направленным в Москву официальным бумагам ЦК КПИК имела более конкретный характер и содержала резко сформулированные претензии Чан Нгок Дана в отношении Хо Ши Мина и его единомышленников. В ней он вновь поставил вопрос о незаконности роспуска КПИК в ноябре 1945 г. и дополнил содержание своего первого послания выражением озабоченности — не создает ли название «Индокитайская коммунистическая партия» впечатление, что Вьетнам вмешивается во внутренние дела Камбоджи и Лаоса, которые являются самостоятельными государствами? По мнению Чан Нгок Дана, у руководства КПИК имелось ясно выраженное желание установить над ними контроль через образование Федеративной республики Новых демократий Индокитая. Он предлагал переименовать КПИК во Вьетнамскую коммунистическую партию, поскольку с момента ее основания «настоящая работа велась только на территории Вьетнама» [53].
Оценивая деятельность КПИК, Чан Нгок Дан добавил к своим прежним обвинениям новые: из-за своих националистических взглядов руководство ДРВ недопонимает историческое значение Великой Октябрьской социалистической революции, отступает от марксизма-ленинизма, отрицает руководящую роль коммунистической партии, что привело к появлению в ней «оппортунистических и бухаринских ликвидаторских тенденций». Кроме того, они недооценивают собственные силы и переоценивают силы противника, развивают «ревизионистские концепции» по вопросу о классах, классовой борьбе и гегемонии пролетариата, интересы нации ставят выше классовых интересов.
Отдельным пунктом обвинений Чан Нгок Дана являлся вопрос о крестьянстве, поскольку он считал, что у руководителей КПИК проявляются «народнические тенденции в отношении крестьянства», которое, по их мнению, «является главной силой революции». Ко всему прочему, Хо Ши Мин недооценивал классовую борьбу в деревне, допускал «бухаринскую проповедь о врастании капитализма в социализм»; поощрял «левацкие тенденции социализации земли», проповедовал оппортунистические взгляды по вопросу о кооперативах [54].
По мнению Чан Нгок Дана, «антиленинская» позиция Хо Ши Мина в вопросе о революции и власти допускала полное «растворение партии в едином национальном фронте», поскольку при социализме члены единого фронта якобы поднимутся до уровня сознательности членов партии. Отсюда у него вытекало отрицание необходимости партии, а также отказ от «основных организационных принципов и ленинско-сталинского учения о партии», отсутствие внутрипартийной демократии, критики и самокритики, «обожествление» партийного руководства и т.д.
Чан Нгок Дан попытался доказать, что он не одинок в своей критике Хо Ши Мина. Он писал, что имел в Праге ряд бесед «с некоторыми товарищами, прибывшими из Вьетнама» [55], и на основе своих впечатлений сделал вывод, что вьетнамское партийное руководство «пытается политически изолировать тех, кто протестует против проводимой им политики», прибегает к различным маневрам с целью показать, что его политика правильна. Ответственные партийные работники «цепляются за свое положение», в то время как «товарищи, принимавшие участие в классовых боях» в первые годы существования Компартии Индокитая, «более или менее теоретически вооруженные», сохраняют «верность принципам партии». К этой категории он отнес около 2% членов партии «из рабочих и передовых крестьян» [56]. Свое послание Чан Нгок Дан закончил фразой: «Примите, дорогие товарищи, выражение моих коммунистических и сталинских чувств».
Поскольку советское руководство не стало знакомиться с присланными материалами в оригинале, несомненный интерес представляет текст резюме, подготовленного сотрудником аппарата Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) И. И. Козловым, так как именно оно легло на стол Сталина и других членов Политбюро.
Составитель этого документа обратил внимание на то, что Чан Нгок Дан «ограничивается только общими заявлениями о националистском и оппортунистическом уклонах у руководства компартии Индокитая и не дает оценки политики и тактики компартии по конкретным вопросам» и лишь подчеркивает отдельные места в самих документах, где видел неправильность или спорность того или иного высказывания своих оппонентов [57].
Как считал Козлов, в тех материалах, где шла речь о внутрипартийном положении, Чан Нгок Дан приводил противоречивые данные. Но, отмечалось далее в записке, «наиболее серьезное расхождение в партии вызывает вопрос о ее роспуске, о чем свидетельствовал тот факт, что ЦК Индокитайской компартии рассматривал данный вопрос на одном из своих заседаний в расширенном составе и принял специальную резолюцию, в которой подчеркивалось, что «выход партии из подполья считается преждевременным»». Часть обвинений Чан Нгок Дана, отмечал Козлов, все же имела под собой какие-то основания, поскольку «некоторые из высказываний Хо Ши Мина действительно вызывают недоумение и даже сомнение» [58].
В итоге истории с первыми двумя посланиями Чан Нгок Дана в Москву очевидно, что вердикт партийного чиновника был для Хо Ши Мина в целом положительным и мнение Козлова не могло не сказаться на решении Сталина принять в Москве Хо Ши Мина и обсудить с ним затронутые в письме Чан Нгок Дана проблемы.
Следующее, самое пространное письмо (по сути, обширная аналитическая записка) Чан Нгок Дана было написано в Праге 10 января 1950 года. В добавление к уже изложенному, Чан Нгок Дан выдвинул еще несколько, с его точки зрения, весомых обвинений по адресу руководства ДРВ. Прежде всего, в очередной раз был приведен, как ему казалось, убийственный аргумент: Хо Ши Мин явно сочувственно относится к Тито и проводимой им в Югославии политике, и резолюция Коминформа по югославскому вопросу «помогает правильно определить положение во Вьетнаме» [59]. Кроме того, по его информации, никакого энтузиазма у руководства ДРВ не вызвал факт победы коммунистов в Китае и провозглашение ими 1 октября 1949 г. КНР, да и вообще Хо Ши Мин «больше не является коммунистом» [60].
Очевидно, Сталин внимательно изучил представленные материалы, попытался вникнуть в аргументацию Чан Нгок Дана и, обменявшись мнениями по этому вопросу с находившимся в Москве Мао Цзэдуном, уже в начале 1950 г. (еще до получения в Москве последнего послания из Праги) принял решение не в пользу вьетнамского оппозиционера, о чем косвенно свидетельствует пассаж из его письма Мао Цзэдуну, датированного 6 января 1950 г.: «Я имел возможность просмотреть на днях материалы о Вьетнаме и тов. Хо Ши Мине. У меня получилось убеждение, что тов. Хо Ши Мин является твердым и толковым коммунистом, ведет свое дело хорошо и заслуживает всяческой поддержки» [61]. В этом заключении отражено признание того, что Хо Ши Мин относился к числу тех коммунистических руководителей, которые практически самостоятельно, без указаний и материальной поддержки из Москвы пришли к власти в географически отдаленных от СССР государствах.
В начале февраля 1950 г. Сталин пригласил Хо Ши Мина в Москву. В середине февраля состоялась личная аудиенция в присутствии ряда членов советского руководства, которая показала, что Хо Ши Мин вполне соответствовал той роли, которая ему отводилась в социалистическом лагере. Естественно, что интерес к Чан Нгок Дану, оторванному от вьетнамских политических реалий и не имевшему такого авторитета, как президент ДРВ, у Сталина пропал.
Промежуточную точку в данном вопросе Сталин поручил поставить секретарю ЦК М. А. Суслову, на имя которого Хо Ши Мин перед своим отъездом из Москвы написал письмо, в котором дал неблагоприятную оценку личности Чан Нгок Дана и его практической деятельности на посту дипломатического представителя ДРВ во Франции. Анализ содержания этого «документа эпохи» позволяет несколько по иному взглянуть на Хо Ши Мина, представленного во вьетнамской и советской пропаганде обычно в образе «доброго дядюшки», снисходительно относившегося к «прегрешениям» своих единомышленников.
Вначале письма Хо Ши Мин в краткой форме изложил некоторые биографические данные Чан Нгок Дана [62], а затем перешел к характеристике его «парижской деятельности», в частности, объясняя отъезд в Чехословакию (названный «дезертирством») испугом перед преследованием со стороны французских властей. При этом роспуск Генеральной делегации он произвел без разрешения высшего руководства ДРВ. Хо Ши Мин далее отмечал, что Чан Нгок Дану неоднократно предлагали вернуться в ДРВ, но он не подчинился, ссылаясь на свою болезнь. Хо Ши Мин также обвинил Чан Нгок Дана в том, что он доставил «неприятности» Французской коммунистической партии, о чем якобы сообщил «один товарищ, вернувшийся из Парижа» [63].
В дополнение к этим грехам, Хо Ши Мин приписал Чан Нгок Дану еще один, с его точки зрения, существенный порок: в Париже тот женился на вьетнамке, натурализованной француженке, которая, по его словам, имела сомнительную репутацию, дважды до него выходила замуж за французов, а ее двоюродный брат являлся министром в кабинете «предателя Бао Дая» [64].
Исходя из всего изложенного, Хо Ши Мин считал, что в Москве должны были принять следующие меры: рассказать о позиции и ошибках Чан Нгок Дана представителям ФКП и просить руководство КПЧ приказать ему «возвратиться немедленно во Вьетнам через Китай и до его отъезда наблюдать за его антипартийной деятельностью» [65].
Очевидно, что Сталин распорядился ознакомить Хо Ши Мина с обвинениями, выдвинутыми Чан Нгок Даном [66], и дать ему возможность оправдаться, отправив перед отъездом из Москвы соответствующее письмо на имя Суслова. Но аргументация Хо Ши Мина не показалась Сталину и Суслову вполне убедительной. Поэтому Внешнеполитическая комиссия ЦК ВКП(б) запросила о Чан Нгок Дане дополнительные сведения от Международного отдела ЦК КПЧ.
С пометкой «Секретно» 22 марта 1950 г. за подписью Козлова появилась еще одна справка о Чан Нгок Дане, из содержания которой становилось понятно, что Хо Ши Мин сгустил краски, оценивая деятельность своего представителя во Франции. Ссылаясь на Б. Геминдера [67], Козлов сообщал, что Чан Нгок Дан отнюдь не «дезертировал» из Парижа, а тайно был переправлен в Прагу по инициативе руководства ФКП и что его деятельности во главе дипломатического представительства ДРВ во Франции дал очень высокую оценку Ж. Дюкло — один из самых авторитетных лидеров ФКП.
Критические оценки Чан Нгок Даном деятельности руководства ДРВ, по мнению Геминдера, могли быть вызваны неправильным толкованием им слов Тай Луонг Нама [68], сообщившего во время своего визита в Прагу, что под компартией во Вьетнаме подразумевают небольшой нелегальный аппарат высших функционеров, оставленный после роспуска КПИК. Но на самом деле Тай Луонг Нам заявлял лидерам КПЧ, что положение компартии во Вьетнаме «прочное», ее численность за последнее время выросла до 200 тысяч, под контролем партии находятся профсоюзы и другие местные массовые организации. Кроме он сообщил Чан Нгок Дану, что во Вьетнаме «осуждают» его за безосновательную критику Хо Ши Мина «без анализа действительного положения вещей». Чехословацкие партийные чиновники также сообщали, что в период пребывания в Праге Чан Нгок Дан проявил себя исключительно с положительной стороны, как «активный, политически грамотный работник» [69].
Полученная новая информация не прояснила, а еще более запутала вопрос, и в Москве утвердились в желании лично познакомиться со «смутьяном». Согласно донесению советского Посла в Чехословакии М. А. Силина, самолет, на борту которого находился Чан Нгок Дан, вылетел 14 июня 1950 г. из Праги [70] и в тот же день приземлился в советской столице. Что произошло после этого, пока не представляется возможным объективно осветить в силу отсутствия достоверных материалов.
На что же все-таки мог рассчитывать Чан Нгок Дан, отправляя в Москву свои послания с приложенным к ним «документальным» компроматом? Очевидно, в первую очередь он руководствовался теми политическими реалиями, которые сложились к концу 1949 г. в социалистическом лагере в связи с разоблачением «клики Тито» и ее «приспешников». Судебные процессы над некогда всесильными К. Дзодзе в Албании, Р. Л. Райком в Венгрии, Т. Костовым в Болгарии, главное обвинение в отношении которых заключалось в поддержке ими курса Югославии в социалистическом строительстве, вселяли в него надежду, что нетрудно будет скомпрометировать и Хо Ши Мина, предъявив Москве свидетельства его нелояльности по отношению к СССР и сообщив об его отказе публично осудить Тито.
Кроме того, являясь свидетелем происходившей в конце 1920-х годов в СССР резкой критики сталинским руководством так называемого «правого уклона» в ВКП(б), Чан Нгок Дан для убедительности приводил факты, с его точки зрения подтверждавшие то, что Хо Ши Мин и его соратники заражены «бухаринской» идеологией. Естественно было с его точки зрения рассчитывать на соответствующую реакцию Сталина по отношению к Хо Ши Мину.
Со своими догматическими представлениями о социализме Чан Нгок Дан мог оказаться для Москвы предпочтительнее, но Сталин и к догматикам относился в зависимости от конкретной ситуации, а Хо Ши Мин для него в тот момент оказался нужнее.
Во всяком случае заслуживают большого сомнения высказанная в литературе версия, будто Чан Нгок Дан мог являться в конце 1940-х годов «тайным агентом Москвы» и Хо Ши Мина [71].
Существуют две версии дальнейшего жизненного пути Чан Нгок Дана. Согласно первой, он жил в Чехословакии и там скончался [72], а по другой — его возвратили в ДРВ, где он погиб в период проведения аграрной реформы [73]. Таким образом, еще рано ставить точку в освещении судьбы вьетнамского дипломата и революционера, попытавшегося выступить против внутренней и внешней политики своего руководства в один из самых напряженных периодов «холодной войны».
Чан Фу, в отличие от своего младшего брата, в современном Вьетнаме является весьма почитаемой фигурой в «революционном Пантеоне» и признан одним из главных основателей правящей коммунистической партии и верных соратников Хо Ши Мина.
Примечания:
1. Мы используем современную транскрипцию его имени. В работах того времени на русском языке оно. звучало по разному: Тран Нгок Дан, Транн-Нгок-Дан, Тран Нгок Данн, Тран Нгок Занх и др. Иногда такая транскрипция встречается и в некоторых современных переводных с французского или английского языка работах.
2. В первой половине 1990-х годов вьетнамской стороне были переданы копии ряда хранящихся в РГАСПИ документов, относящихся к деятельности Чан Нгок Дана в период учебы в 1929 — 1931 гг. в Москве, а также к его работе во главе дипломатический миссии ДРВ в Париже в 1946 — 1949 годах. Другие архивные материалы о Чан Нгок Дане пока не стали доступными для исследователей.
3. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 495, оп. 154, д. 648, л. 1, 5.
4. Согласно вьетнамской традиции, датой рождения зачастую считается не день появления на свет, а приблизительный день зачатия. От этого в Москве иногда возникала путаница с определением точной даты рождения приезжавших на учебу вьетнамцев, сообщавших устно или писавших в анкетах либо дату своего зачатия, либо дату появления на свет, как это принято в европейской традиции.
5. РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1157, л. 6.
6. Там же, ф. 495, оп. 201, д. 71, л. 19об.
7. Официальной датой создания КПИК считается 8 февраля 1930 года. Вначале она называлась Коммунистическая партия Вьетнама, но по настоянию Коминтерна была вскоре переименована в индокитайскую.
8. СОКОЛОВ А. А. Коминтерн и Вьетнам. М. 1988, с. 41 — 51.
9. Эта дата фигурировала в кратких биографических данных, которыми Чан Нгок Дан сопроводил одно из своих писем в Москву (РГАСПИ, ф. 17, оп. 137, д. 425, л. 60).
10. Псевдоним Чан Фу во время учебы в КУТВ.
11. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10, л. 25.
12. Буон Ме Тхуот — местность в 363 км от Сайгона, где была расположена тюрьма для политических заключенных. Кохинхина — одно из названий южной части Вьетнама, где на архипелаге Пуло-Кондор (Кондао) находились места заключения с наиболее тяжелым режимом содержания политических противников французских колониальных властей.
13. АФОНИН С. Н. Жаркие годы. М. -Киев. 2011, с. 16 — 17. — http.://www.biblio.nhat-nam.ru/Afonin-Zarkie_gody.pdf.
14. Их общее число, по официальным данным, приближалось к 5 тыс., остальные погибли от издевательств охраны, болезней и из-за тяжелых условий содержания.
15. РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1157, л. 53.
16. Секта Као Дай была создана в 1926 г., а секта Хоа Хао в 1939 году. В обоих случаях это происходило при участии властей метрополии, стремившихся отвлечь население Южного Вьетнама от влияния «чуждых» идей.
17. Некоторые авторы, анализировавшие положение во Вьетнаме накануне выборов в Национальное собрание ДРВ в начале 1946 г., высказывали мысль, что система, при которой правящая партия может еще до их начала обещать своим политическим оппонентам определенное количество депутатских мандатов, не имеет ничего общего ни с демократией, ни с парламентаризмом (FALL В. Le Viet-Minh. La Republique democratique du Viet Nam 1945- 1960. P. 1960, p. 46).
18. Франция де-юре не признавала ДРВ, но, как считают некоторые исследователи, признанием де-факто послужил официальный прием в Париже делегации ДРВ во главе с Хо Ши Мином и подписание соглашения, по которому ДРВ была признана «независимым государством в составе Французского Союза».
19. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10, л. 21.
20. Кохинхина до марта 1945 г. имела статус полной колонии, управляемой чиновниками метрополии, а Аннам и Тонкин являлись протекторатами с местной администрацией во главе с императором.
21. В ДРВ она называется «Первой войной Сопротивления», а в остальном мире более известна как «Первая индокитайская война».
22. Представители ФКП до мая 1947 г. входили в состав правительства. Партия получила в 1946 г. на выборах более 28 процентов голосов избирателей, и ее депутаты создали многочисленную фракцию в парламенте.
23. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10, л. 20.
24. Там же, л. 19.
25. Там же, л. 14.
26. L’Humanite, 5.II.1948.
27. Правда, 7.II.1948.
28. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10, л. 8.
29. Там же, л. 7.
30. Французское правительство в качестве альтернативы ДРВ к тому времени уже создавало на юге страны «Республику Кохинхин» и готовилось к провозглашению на всей вьетнамской территории «Государства Вьетнам» с приглашением в качестве правителя ушедшего в августе 1945 г. в «добровольную» отставку императора Бао Дая.
31. Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), ф. 79, оп. 8, д. 1, п. 3, л. 26.
32. Там же, оп. 2, д. 3, п. 1, л. 7 — 9.
33. Генерал Ксюан (Нгуен Ван Ксуан) сформировал лояльное метрополии «центральное» правительство Вьетнама в мае 1948 года. В следующем году его сменил Бао Дай.
34. АВП РФ, ф. 79, оп. 4, д. 4, п. 1, л. 25.
35. В начале 1948 г. в Чехословакии при поддержке СССР к власти пришли коммунисты, образовавшие собственное правительство и отстранившие от руководства государством буржуазные партии.
36. Местность, примыкающая к границе с Китаем.
37. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10, л. 26. Полный текст заявления Чан Нгок Дана был опубликован 9 августа 1949 г. в «Правде».
38. По данным Б. де Треглоде, официальные представители ДРВ сообщали в Москву: деятельность Ле Хи привела к усилению в ДРВ «левацких» настроений, неуместных в сложившейся там ситуации (TREGLODE В. Heroes et Revolution du Vietnam. Paris. 2001, p. 99). Как и Чан Нгок Дан, до сих пор во Вьетнаме Ле Хи остается «фигурой умолчания».
39. Копия, датированная 12 октября 1949 г., хранится в Архиве МИД Чешской Республики, где ее обнаружил Треглоде.
40. Опять же через секретариат Компартии Чехословакии, датирована Чан Нгок Даном 12 декабря.
41. РГАСПИ, ф. 575, оп. 1, д. 183, л. 1 — 3.
42. Там же, ф. 495, оп. 201, д. 10. К делу подшита расписка И. И. Козлова о его временном изъятии из Архива Коминтерна.
43. Там же, ф. 82, оп. 2, д. 1157, л. 1. Мао Цзэдун жил в это время на одной из подмосковных дач и был очень недоволен тем, что Сталин не хочет с ним встретиться лично.
44. Там же, л. 8 — 17.
45. Сотрудник газеты приехал в Прагу, и от него при встрече Чан Нгок Дан узнал, что Юдин поручил ему попросить Хо Ши Мина написать статью для данного издания. Вместо того, чтобы оказать содействие, Чан Нгок Дан вручил ему свое послание для передачи Юдину.
46. Записка Чан Нгок Дана опубликована: Исторический архив, 2008, N 2, с. 86 — 111.
47. РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1157, л. 1, 48, 85.
48. Датировано Чан Нгок Даном 12 декабря 1949 года.
49. Полное название — Информационное бюро коммунистических и рабочих партий. Учреждено в 1947 г. и должно было выполнять координирующие функции, которые ранее возлагались на Коминтерн. Прекратил существование в 1956 году.
50. Турский съезд Французской социалистической партии, на котором было принято решение о выделении из ее рядов ФКП, состоялся во второй половине декабря 1920 года.
51. РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1157, л. 2.
52. Там же, л. 3.
53. Там же, л. 50.
54. Там же.
55. Там же, л. 51.
56. В письме Чан Нгок Дана на имя ЦК Китайской компартии значилось 5% (там же, л. 52. Примечание в конце русского перевода текста).
57. Там же, л. 10.
58. Там же, л. 14, 16. При этом Козлов сделал важную оговорку: «Имеется ряд неправильных и политически вредных высказываний Хо Ши Мина, если только они не извращены буржуазными телеграфными агентствами», а «из-за отсутствия надежной информации непосредственно из Вьетнама проверить подлинность заявлений Хо Ши Мина невозможно». См. Проблемы преподавания и изучения истории зарубежных стран (Курск), 2012, вып. 8, с. 32 — 48.
59. Действительно, в номерах «Правды» (за 14, 22, 24, 31 августа, 2 и 3 сентября 1949 г.) с зарубежными откликами в осуждение политики Тито нет ни одного упоминания о негативной реакции в ДРВ на югославскую политику. Хо Ши Мин в тот период объяснял отсутствие с его стороны критики Тито «незнанием» причин, которые привели к разрыву отношений Москвы и Белграда. После поездки в Москву в феврале 1950 г. и он подключился к критической кампании против Тито и продолжал ее некоторое время после «примирения» между СССР и Югославией.
60. Исторический архив, 2008, N 2, с. 89, 95, 97, 91.
61. Русско-китайские отношения в XX веке. Т. 5, кн. 2. М. 2006, с. 260.
62. На русский язык в этом письме в ЦК ВКП(б) его имя перевели как Тран Нгок Занх.
63. РГАСПИ, ф. 82, д. 2, оп. 1157, л. 85 — 86.
64. По вьетнамским традициям, это существенное негативное обстоятельство. Сам Хо. Ши Мин хотя и был влюблен в русскую В. Я. Васильеву и, по некоторым сведениям, в китаянку во время своего пребывания в Южном Китае, во имя сохранения своего авторитета в народе никогда не предлагал им официально оформить брак и до конца жизни оставался холостяком.
65. Там же, л. 86.
66. Скорее всего, это сделал составитель резюме материалов, присланных Чан Нгок Даном, Козлов. В этом предположении убеждает также и тот факт, что в середине февраля 1950 г. Сталин лично передал Мао Цзэдуну поступавшие к нему ранее телеграммы из Китая от просоветски настроенного Гао Гана, в которых тот критиковал руководство КПК, то есть фактически «сдал» его новому союзнику (КАПИЦА М. С. На разных параллелях. М. 1996, с. 52).
67. Б. Геминдер занимал должность заведующего Международным отделом ЦК КПЧ.
68. Член Политбюро ЦК Компартии Индокитая, более известный в хот период под псевдонимом Фонг.
69. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10, л. 22.
70. Советский фактор в Восточной Европе. Т. 2. М. 2002, с. 352.
71. ВОЛЬТОН Т. КГБ во Франции. М. 2003, с. 81.
72. СОКОЛОВ А. А. Ук. соч., с. 127.
73. РГАСПИ, ф. 495, оп. 201, д. 10. Аграрная реформа в ДРВ проходила в середине 1950-х годов.
Источник: «Вопросы истории», 2013, №04.