В статье с марксистских позиций опровергается ряд расхожих критических представлений как о природе Октябрьской революции вообще, так и о характере позднего СССР.
Эпштейн Давид Беркович — доктор экономических наук, главный научный сотрудник ГНУ Северо-Западного НИИ экономики и организации сельского хозяйства Российской академии наук.
В каком году мы с вами ни родились,
Родились мы в семнадцатом году! [1]
Тот факт, что в СССР был построен социалистический общественный строй, обеспечивающий на основе отношений общественной собственности рост благосостояния и условия для развития всех классов и слоев общества, как минимум с начала шестидесятых годов XX века, легко доказывается анализом фактических данных о развитии экономики Советского Союза и сложившихся социально-экономических отношениях [2]. При этом опережающими темпами росло благосостояние рабочих и колхозного крестьянства, а не государственных служащих или инженерно-технических работников.
Социализм был построен, благодаря свершению в октябре 1917 года революции, о характере которой споры продолжаются до сих пор, причем особенно существенные разногласия имеются как раз в среде людей, разделяющих (по крайней мере, в заявляемых намерениях) левые, марксистские взгляды. В связи с этим мы рассмотрим далее некоторые из основных трактовок и аргументов, отрицающих социалистический характер Октябрьской революции и общественного строя СССР.
Первое, наиболее часто встречающееся возражение против социалистического характера Октябрьской революции состоит в том, что для социализма в России в первой четверти XX века еще не созрели условия, поэтому социализм и не мог быть построен. Но тогда сразу возникает серия естественных вопросов: какие условия не созрели, в чем они (эти условия) состоят, в чем проявлялась бы зрелость условий и кто доказал, что именно эти условия являются, как говорят математики, необходимыми и достаточными для социалистической революции? Напрасно, как показал опыт, искать детальный, обоснованный ответ на эти естественные вопросы у людей, отрицающих социалистический характер Октябрьской революции и СССР. Обычно приводятся лишь те соображения, что рабочий класс крупных промышленных предприятий составлял в России к началу Первой мировой войны 1-1,5 млн чел., что, очевидно, является явным меньшинством, в то время, как 80% населения составляло крестьянство, еще недавно вышедшее из крепостной зависимости, в большинстве своем неграмотное, лишь мечтающее увеличить свои земельные наделы за счет помещиков, но не имеющее никакого представления о социализме и вовсе не желающее следовать в фарватере марксистской радикальной партии. Да и рабочие в своем большинстве — это также были или недавние крестьяне, или даже те, кто оставался крестьянами, пришедшими на фабрику или на завод на заработки на зиму, до посевных работ. Рабочие и РСДРП — это капля в море крестьянской, мелкобуржуазной стихии, которая неизбежно должна захлестнуть и утопить пролетарскую власть, если бы даже таковая вдруг образовалась. И капитализм в России был в одной из начальных фаз своего генезиса, по уровню экономического развития на душу населения страна отставала от США, Англии, Франции, Германии в 3-5 раз, она могла еще долгие десятилетия с пользой для населения развиваться по капиталистическому пути. А если так, то попытка социалистической революции была просто необоснованной. Вот и Ленин еще в ходе Первой русской революции признавал ее буржуазно-демократический характер. Что же вдруг произошло в российском капитализме за десять лет, позволившее Ленину изменить взгляд и ставить задачу социалистической революции?! Очевидно, ничего, Ленин ошибся, решив использовать революционную ситуацию 1917 года для волюнтаристского захвата власти. Такова примерно аргументация и логика сторонников не созревших условий.
Однако насколько эта логика справедлива, верны ли приводимые факты?! На самом деле она, как мы покажем, глубоко ошибочна и не имеет ничего общего с марксистской методологией в подходе к вопросу о характере революции и условиях для ее созревания. Да и факты искажены в существенной степени.
В самом деле, начнем с вопроса, важного для марксистов, так как спор мы ведем в данном случае с ними: вступил ли уже капитализм в России к 1914 году в ту фазу, когда общественный характер производства находится в остром противоречии с частнокапиталистической формой присвоения, или не вступил? Очевидно, вступил, о чем свидетельствуют как регулярные экономические кризисы, так и острые классовые противоречия между рабочими и буржуазией России, выливающиеся в острые экономические и политические противостояния начиная с 1905 года. Более того, перед Первой мировой войной российский капитализм был крупной частью мировой системы империалистических государств и активно боролся за расширение своих позиций в этой системе. К 1914 году численность рабочих промышленности превысила 3 млн чел, увеличившись по сравнению с 1908 года на 24%, в то время как промышленное производство за эти пять лет выросло на 52% [3]. Однако общая численность наемных рабочих в стране к 1913 году составляла 18-19 млн чел, или 23,5% занятого населения. Из них на крупных предприятиях в фабрично-заводской, горной промышленности и на транспорте было занято около 4 млн чел, в мелкой промышленности — 3 млн чел, в строительстве — 1,5 млн. Число наемных рабочих в сельском хозяйстве достигло 6,5 млн, в лесном хозяйстве, в торговле, а также чернорабочих (помимо указанных выше) — 3,3 млн чел., при этом доля потомственных рабочих среди фабрично-заводских и железнодорожных рабочих уже на рубеже веков составляла около 40% [4]. Так что указываемые «мимоходом» 1-1,5 или даже 3 млн рабочих существенно искажают общую картину развития капитализма и наемного труда в России.
Осознала ли к предвоенному периоду наиболее активная и сознательная часть рабочего класса свои классовые интересы, свое противостояние буржуазии, создана ли была в стране партия рабочего класса, тесно связанная с рабочим классом и ставящая своей целью, задачей-максимум, взятие власти для построения социализма? Очевидно, да. Следовательно, и субъективный фактор, обеспечивающий возможность социалистической революции, также имел место.
Тогда речь может идти лишь о том этапе в развитии страны, когда сложится революционная ситуация, которая позволит взять власть. И она сложилась к октябрю 1917 года. О каких еще условиях говорите вы, противники социалистического характера Октябрьской революции?!
Большевики смогли победить в революции и в Гражданской войне вопреки представлениям о малочисленности российского пролетариата. И это — еще одно доказательство зрелости условий для взятия власти и перехода к строительству социалистических общественных отношений, прежде всего к обобществлению средств производства. Большевики смогли победить в том числе и потому, что, во-первых, их политика выражала интересы абсолютного большинства населения, а во-вторых, потому что для победы в такой стране, как Россия, было необходимо иметь существенный перевес по числу сторонников не в абсолютной численности населения, а в крупных городах, и прежде всего в столицах — в Москве и Петербурге. И такое большинство они имели. На это особое внимание обращал Ленин, анализируя итоги выборов в Учредительное собрание, отразившие политические настроения широких масс к концу 1917 года: «Столицы или вообще крупнейшие торгово-промышленные центры (у нас в России эти понятия совпадали, но они не всегда совпадают) в значительной степени решают политическую судьбу народа, — разумеется, при условии поддержки центров достаточными местными, деревенскими силами, хотя бы это была не немедленная поддержка. В обеих столицах, в обоих главнейших для России торгово-промышленных центрах большевики имели подавляющий, решающий перевес сил. Мы имели здесь почти вчетверо больше, чем эсеры. Мы имели здесь больше, чем эсеры и кадеты, вместе взятые» [5].
В отношении того, что изменилось для Ленина в России между Первой русской революцией и 1917 годом, можно сказать следующее: в этот период произошло становление мировой системы империализма, и Россия уверенно вошла в число крупнейших империалистических держав. Мировая научная литература, анализирующая это явление, начала появляться преимущественно в начале XX века [6]. Анализируя развитие империализма, Ленин пришел к выводу, отраженному в названии его работы: «Империализм как высшая стадия капитализма» [7]. Ленин, как известно, пришел в этой легально напечатанной работе 1916 года к выводу о том, что империализм — высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции [8]. Из-за цезурных соображений он вынужден был выражать эту мысль осторожнее: «…Когда из одного центра распоряжаются всеми стадиями последовательной обработки материала вплоть до получения целого ряда разновидностей готовых продуктов; когда распределение этих продуктов совершается по одному плану между десятками и сотнями миллионов потребителей (сбыт керосина и в Америке и в Германии американским „Керосиновым трестом»); — тогда становится очевидным, что перед нами налицо обобществление производства… что частнохозяйственные и частнособственнические отношения составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение, — которая может оставаться в гниющем состоянии сравнительно долгое (на худой конец, если излечение от оппортунистического нарыва затянется) время, но которая все же неизбежно будет устранена» [9].
Как же можно после этого, не извращая самой сути, утверждать, что в развитии капитализма в мире и в России ничего существенного между 1905-м и 1917 годом не произошло?! Как тут не вспомнить: «слона-то я и не приметил»?!
Наоборот, эти факты, если следовать логике, неизбежно приводят, вслед за Лениным, к выводу, что все необходимые и достаточные условия для социалистической революции в 1917 году были налицо.
Но у Ленина были оппоненты, которые утверждали, что если даже большевики и решатся на выступление, то власть они в сложнейшей ситуации войны и социально-экономического кризиса 1917 года удержать не смогут, они будут не в состоянии запустить работу государственного аппарата, их сметет волна противодействующих выступлений. Сегодняшние аргументы несколько иные, так как ныне нелепо утверждать, что большевики не справятся с удержанием власти, поскольку тут история уже свое слово сказала: большевики и руководимый ими рабочий класс в союзе с крестьянством, в союзе непростом, противоречивом, с исторически длительным удержанием власти справились. Но по сути и сегодняшние аргументы примерно того же свойства — в России 1917 года нет необходимого культурного слоя, нет аппарата, механизма, способного справиться со стихией мелкого крестьянского производства.
И чрезвычайно важно, что на все эти аргументы Ленин дал, как известно, детальный ответ в работе «Удержат ли большевики государственную власть», в которой показал, что все эти проблемы он понимает, но он видит их решение. И это решение диктуется именно тем социальным состоянием страны и ее высокомонополизированной экономики, в котором Россия находится. Большевики не собираются в случае взятия власти запускать прежний государственный аппарат в его политической и военной-полицейской части, эта машина угнетения должна быть разрушена, и на ее место встанут Советы трудящихся — орган, выработанный в ходе Первой мировой революции8. А что касается экономического аппарата управления, аппарата финансового, аппарата синдикатов, почты, банков, связывающих всю страну воедино, то этот аппарат большевики разрушать не намерены9.
«Одна справедливость, одно чувство возмущенных эксплуатацией масс никогда не вывело бы их на верный путь к социализму. Но когда вырос, благодаря капитализму, материальный аппарат крупных банков, синдикатов, железных дорог и т. п.; когда богатейший опыт передовых стран скопил запасы чудес техники, применение коих тормозит капитализм; когда сознательные рабочие сплотили партию в четверть миллиона, чтобы планомерно взять в руки этот аппарат и пустить его в ход, при поддержке всех трудящихся и эксплуатируемых, — когда есть налицо эти условия, тогда не найдется той силы на земле, которая помешала бы большевикам, если они не дадут себя запугать и сумеют взять власть, удержать ее до победы всемирной социалистической революции» [10].
Работы Ленина, таким образом, ясно показывают то, что необходимые и достаточные условия в стране есть не только для революции и для удержания власти, но и для длительного, поэтапного социалистического строительства, причем строительства успешного, если политика большевиков будет правильной и если привлечь к управлению широкие массы рабочих, крестьян, интеллигенции:
«Россией управляли после революции 1905 года 130 000 помещиков, управляли посредством бесконечных насилий над 150 миллионами людей, посредством безграничных издевательств над ними, принуждения огромного большинства к каторжному труду и полуголодному существованию. И Россией будто бы не смогут управлять 240 000 членов партии большевиков, управлять в интересах бедных и против богатых… У нас есть „чудесное средство» сразу, одним ударом удесятерить наш государственный аппарат, средство, которым ни одно капиталистическое государство никогда не располагало и располагать не может. Это чудесное дело — привлечение трудящихся, привлечение бедноты к повседневной работе управления государством» [11].
А что касается экономической культуры, цивилизованности, культуры производства, потребления, культуры городов и деревень, культуры всех процессов жизнедеятельности страны, которой в сравнении с западными странами действительно не хватало, то Ленин, как известно, на это отвечал:
«„Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой возможен социализм». С этим положением все герои II Интернационала, и в том числе, конечно, Суханов, носятся, по-истине, как с писаной торбой. Это бесспорное положение они пережевывают на тысячу ладов, и им кажется, что оно является решающим для оценки нашей революции…
Ну, а что, если своеобразие обстановки поставило Россию, во-первых, в мировую империалистическую войну, в которой замешаны все сколько-нибудь влиятельные западноевропейские страны, поставило ее развитие на грани начинающихся и частично уже начавшихся революций Востока в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз „крестьянской войны» с рабочим движением, о котором, как об одной из возможных перспектив, писал такой „марксист», как Маркс, в 1856 году по отношению к Пруссии? Что, если полная безвыходность положения, удесятеряя тем силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории? Изменились ли от этого основные соотношения основных классов в каждом государстве, которое втягивается и втянуто в общий ход мировой истории? …Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный „уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы» [12].
Ленин тем самым и предсказывал будущее развитие, и подсказывал одно из направлений преобразования страны после взятия власти — «двинуться догонять другие народы» в области культуры и экономики, что и было, безусловно, осуществлено. К середине тридцатых годов СССР вышел на второе место в мире по объемам национального дохода. А по уровню культуры он к шестидесятым годам XX века, в том числе «на душу населения», возможно, вышел и на одно из первых мест в мире, если бы такой показатель исчислялся. Как же можно после этих, уже свершившихся и всеми признаваемых фактов говорить об отсутствии условий для построения социализма в России?! Можно говорить лишь о более или менее благоприятных условиях, но никак не об их отсутствии.
Но даже вопрос о более или менее благоприятных условиях для социалистической революции в более развитых странах не столь очевиден, как может показаться, если принять во внимание, с одной стороны, империалистический характер мировой экономики и, с другой, зависимое, периферийное или полупериферийное положение царской России в ней. Буржуазия более развитых стран, мировые лидеры, как известно, и об этом Ленин пишет в работе «Империализм как высшая стадия капитализма», имея более высокий уровень производительности общественного труда, а также огромные дополнительные доходы от эксплуатации колоний, стран периферии и ресурсов полупериферии, могут обеспечивать для части своего рабочего класса условия жизни, существенно снижающие их революционный настрой. Поэтому рекомендация для российских большевиков идти в 1917 году в русле буржуазной революции и ждать, пока социалистическая революция созреет и произойдет на Западе, если бы они ей последовали, с большой вероятностью означала бы, что социалистическая революция задержалась бы на десятилетия. О том, что это не диалектическая, не марксистская и не революционная позиция, говорить не приходится. Во всяком случае, мы не знаем в первой половине XX века, после завершения в середине двадцатых годов периода «бури и натиска», вызванного Великой Октябрьской революцией, ни одной попытки ни социалистической революции, ни мирного, даже временного перехода власти к действительно социалистическим силам.
Правда, противники большевистской революции утверждают, что, если бы она не произошла, а большевики не боролись с Временным правительством, а поддерживали бы его, то Россия оказалась бы в числе стран-победителей в Первой мировой войне, ее союзники преподнесли бы ей Босфор и Дарданеллы в качестве приза, и она, контролируя вход в Средиземное море, продолжила бы свое энергичное экономическое развитие и вышла бы на лидерские позиции в мире. Но при этом забывается, что развитие царской России осуществлялось в основном на средства иностранного капитала, оно носило «наведенный» характер роста потребностей мировых лидеров в ресурсах (примерно как и в настоящее время). И такое же место сырьевого придатка было уготовано России в случае буржуазного развития. Ни о каком мощном развитии современных (тогда) отраслей, таких как автомобилестроение, авиастроение, танкостроение, моторостроение, электротехника и электроэнергетика, химия и т. д., в этом случае не могло быть и речи. А в 1929 году разразился мировой кризис, перешедший в многолетнюю депрессию, от которой, как показывает история, страны — экспортеры ресурсов страдают существенно больше, чем страны, производящие преимущественно продукцию с высокой добавленной стоимостью. То есть этот кризис оказался бы еще более затяжным для России, и в случае мировой империалистической войны Россия имела высокие шансы потерять свою независимость и, возможно, всю европейскую часть территории. Для такого прогноза, во всяком случае, гораздо больше оснований, чем для оптимистического выхода в мировые лидеры из состояния полупериферийной, зависимой от иностранного капитала державы.
Почему же тогда большевикам понадобилось захватывать власть, говорят оппоненты Октябрьской революции, если уже второе Временное правительство (с 24 июля 1917 года) более чем наполовину состояло из представителей социалистических партий? — вопрошают иные противники Октябрьской революции. Наконец, выборы в Учредительное собрание дали социалистическим силам явное большинство, причем эсеры, получившие 58% голосов, и большевики (25%) имели абсолютное большинство голосов, а вместе с меньшевиками — более 87% голосов и более 90% мандатов [13]. Надо было лишь объединиться и вместе с эсерами и меньшевиками мирно строить социалистическую Россию.
Но о каком совместном мирном «строительстве социалистической России» могла идти речь, когда и эсеры, и меньшевики категорически осуждали свержение Временного правительства большевиками, считая, что в России происходит буржуазная революция и власть в стране должна перейти к буржуазии!?
Еще одна цепочка аргументов против социалистического характера социалистической революции 1917 года и, соответственно, СССР идет по следующей линии: СССР не был социалистической страной, так как решал в основном буржуазные задачи: проведение индустриализации, последующее развитие индустрии, повышение культуры, рационализация производства, распределение с учетом эффективности, приучение к трудовой дисциплине (Ленин говорит об этих задачах с начала 1918 года). Все эти сугубо буржуазные задачи должны были быть решены на капиталистической стадии, и то, что в СССР они вышли на передний план, говорит о том, что его экономический строй был не социализмом, а капитализмом.
Разумеется, это очередной софизм, суть которого — в подмене сущностного определения социализма некоторой выборкой задач, которыми российскому социализму действительно пришлось заниматься. Ведь социализм определяется характером общественных отношений, целью производства, свойственными ему формами регулирования производства, обмена и потребления, а отнюдь не набором задач, вытекающих из известной отсталости российского капитализма. Социализм — это строй, базирующийся на общественной собственности на средства производства, в рамках которого развитие общественного производства и регулирование всех его стадий осуществляется в интересах повышения благосостояния всех классов и слоев, в интересах создания все более благоприятных условий для полного и всестороннего развития каждого индивида и общества в целом. А уж какие частные задачи приходится решать для этого, насколько они отличаются от задач, решаемых развитым капиталистическим государством, — зависит от того, на какой стадии развития находится государство, в котором произошла социалистическая революция.
Подтекст указанной выше подмены сути общественного строя задачами развития индустриализации состоит в том, что, дескать, раз России понадобилась индустриализация, значит, промышленности в России не было, не было в ней, стало быть, и капитализма, а раз не было капитализма, так о каком социализме может идти речь?! Конечно, это подмена и фальшивая аргументация! Первые предприятия, использующие наемный труд, появляются в России уже в XVI веке, индустриализация России, то есть создание крупной промышленности в ней, причем как государственной, так и частной, началось еще при Петре I, примерно за сто лет до того, когда началась промышленная революция в Англии, хотя и на другом социально-экономическом базисе, с широким использованием труда крепостных крестьян. Развитие капитализма, хотя и с отставанием от Западной Европы, шло эти три века и в России, ускорившись после реформы 1865 года. Поэтому в России имело место сочетание противоречий развитого, передового капитализма с пережитками феодализма, что, разумеется, с одной стороны, обостряло эти противоречия, но, с другой стороны, существенно повышало шансы на победу революции, которой предстояло решать одновременно и задачи ликвидации указанных пережитков крупного помещичьего землевладения и сословных привилегий, и задачи ниспровержения буржуазного строя.
По Марксу, по марксистской методологии революция происходит в одной или нескольких достаточно развитых капиталистических странах, но отнюдь не во всех и не одновременно, и, следовательно, какое-то время страны, где пролетариат взял власть, вынуждены сосуществовать со странами, где господствует буржуазия. А это значит, что и те, и другие страны будут решать задачи экономического развития, рационализации хозяйствования, дальнейшего развития промышленности, сельского хозяйства, повышения культуры и т. д., фактически будут вынуждены соревноваться… что и имело место на самом деле.
Если же представлять дело так, что сугубо социалистическая революция происходит лишь в той капиталистической стране и в такой момент, когда для нее уже нет необходимости ни развивать промышленность и культуру, ни заботиться о рационализации экономических решений, то это означает, что капитализм в этой стране вступил, по существу, в такую стадию, когда промышленность (индустрия), сельское хозяйство, строительство и т. д. практически полностью автоматизированы, тем самым решены проблемы экономического развития страны и благосостояния всех классов. Но если такая стадия капитализма возможна, значит, капитализм, оставаясь таковым, сумел каким-то волшебным образом преодолеть свойственные ему противоречия между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения. Тогда зачем же в этой стране вообще нужна социалистическая революция, если все противоречия благополучно разрешены без нее?! Согласитесь, подобное представление о времени социалистической революции полностью порывает и с логикой, и с марксизмом.
О каком социализме в СССР может идти речь, если в стране даже после разоблачения культа личности Сталина не было подлинной демократии, свободы слова, многопартийности — это иное возражение против признания строя в СССР социалистическим, и оно, пожалуй, наиболее серьезное. Но откуда взято, чем обосновано утверждение, что первое социалистическое государство должно было оказаться самым демократическим или одним из самых демократических в мире?! Маркс подобных положений не высказывал, да и не мог высказывать, ибо был и реалистом, и революционером. Парижская коммуна показала, сколь беспощадной становится буржуазия при попытке лишить ее собственности и власти. Если признать, что взятие власти в России необходимо должно было произойти вооруженным путем и что за ним последует гражданская война, а это Ленин признавал уже в статье «Удержат ли большевики государственную власть» [14], то как можно требовать от первого социалистического государства осуществления высших стандартов демократии? Когда страна была только что расколота на воюющие лагеря, когда в ходе Гражданской войны погибло более 8 млн человек, о какой многопартийности могла идти речь, о какой полноте свободы слова!? Да и следующие годы были для советской власти очень непростыми, требующими поворотных решений, связанных с осуществлением индустриализации и вызванным этим снижением уровня жизни, с мобилизацией страны для победы в Великой Отечественной войне. Для преодоления последствий этих десятилетий обществу требовались также десятилетия. Да и, будучи марксистом, невозможно не признавать, что «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества» [15]. При этом нельзя отрицать и того, что даже в урезанном, неполном виде в СССР власть действовала в интересах народа, состояла из представителей народа, в большинстве — выходцев из рабочих и крестьян, и привлекала широкие слои народа к управлению через систему Советов. А в этом состоит важная, если не важнейшая, часть демократии. В отношении же производственной демократии СССР дал образцы, намного опередившие мир и ставшие примером для других стран [16].
Еще одним ходячим аргументом против социалистического характера революции 1917 года и построенного в СССР общественного строя является утверждение, что в СССР господствовал так называемый «государственный капитализм». Если бы этот аргумент был бы справедлив, то в период, начиная с 1960 года, когда со сталинскими репрессиями было покончено, должна была бы опережающими темпами расти зарплата служащих, но не рабочих и колхозников. Более того, должно было бы иметь место существенно сокращение доли необходимого продукта в национальном доходе. Обратимся к фактическим данным (табл. 1).
Примечание: * — в % к 1970
Очевидно, и это бросается в глаза, что лидерами по росту заработной платы в 1960-1980 годах (при среднем росте на 109%) из крупных социальных групп были рабочие промышленности (рост на 106,3%) и сельского хозяйства (рост на 186,1 %), колхозники (рост на 208,6%), но никак не аппарат управления (рост на 84,7%) и даже не ИТР (рост на 56,6% в промышленности и на 60,6% в сельском хозяйстве). Это полностью опровергает гипотезу о «государственном капитализме», ибо что же это за капитализм, который ставит во главу угла опережающий рост доходов рабочих и колхозников.
Правда, если присмотреться к динамике по отраслям, то обращает на себя внимание, например, опережающий рост заработной платы в торговле (на 134,6%) и финансовой сфере (на 129,4%), культуре (126,1%). Зато отстают по темпам заработные платы ИТР (прирост в пределах 55-60%) и в науке и научном обслуживании (на 62,1%). Но причина тут в очень низком стартовом уровне (в 1960 году) зарплат в этих сферах (в торговле 58,9 руб., в финансах 70,7 руб., в культуре вообще 49,2 руб., при средней зарплате по народному хозяйству 80,1 руб.). В науке же и у ИТР заработная плата и в 1960 году, и в 1980 году заметно превышала среднюю по стране, что, собственно, и должно иметь место, если стоит задача стимулировать рост эффективности производства на основе науки. Скорее, надо признать, что она недостаточно опережала среднюю зарплату по стране в эпоху научно-технической революции.
Очевидно, таким образом, что в послевоенном СССР имело место не господство интересов аппарата управления, а тенденция к единству интересов и сближению уровней зарплат различных классов и слоев, соответствующая закономерностям социализма, а не государственного капитализма или «господства партийно-чиновничьей бюрократии».
Обращает на себя внимание отставание в 1960-1980 годы роста средней заработной платы в стране от роста национального дохода. Может быть, тут зарыт рост эксплуатации?! Нет, не тут, так как опережающий рост национального дохода частично обусловлен ростом численности занятых в экономике. Она (численность занятых), как видно из приведенных данных, выросла за 1961-1980 годы почти на 50%. Перемножение индексов роста численности занятых и заработной платы дает 314%, то есть почти совпадает с индексом роста национального дохода (319,5%). Если же учесть и рост индекса розничных цен за 20 лет всего лишь на 3%, то очевидно, что доля национального дохода, идущего на потребление трудящихся, почти не изменилась.
Это означает, что доля национального дохода, идущего на заработную плату, осталась в 1980 году почти такой же, как и в 1960 году, то есть весь прирост национального дохода ушел на вполне прозрачный рост заработной платы всем категориям трудящихся и на накопление, причем доля накопления не выросла. Этот факт опровергает также бытующее утверждение о том, что в СССР рост производства вооружений с шестидесятых годов происходил за счет снижения уровня жизни населения. Нет этого, факты этому противоречат, ибо доля потребления населения в этот период практически не сократилась. Иное дело, что сокращение доли национального дохода, идущей на повышение обороноспособности, могло бы дать дополнительный прирост потребления. Но поскольку именно в этот период был достигнут паритет в военной сфере с США, то приходится признать, что партийно-государственное руководство действовало и в этом вопросе не в своих особых частных интересах, а в интересах всего народа, по сути дела, гарантировав безопасность страны на многие десятилетия. Остатками той, прежней, мощи мы и сейчас пользуемся.
В 1981-1985 годы потребление населения выросло на 16,7%, но и произведенный национальный доход вырос на 17%, то есть завершающий этап «периода застоя» также не означал наступления на потребление трудящихся. Наоборот, этот рост демонстрирует соответствие роста потребления трудящихся росту произведенного экономикой общественного богатства.
Несоциалистический якобы характер СССР иногда выводится из того, что СССР «развалился за несколько дней или месяцев», а социализм превратился в капитализм, чего быть в принципе не может. Дескать, общественный строй может развиваться лишь в прогрессивном направлении. Это не только смешной своей не-диалектичностью, ибо считается возможным лишь общественный прогресс, но не регресс, но и лживый довод. Глубоко ошибочная политика руководства нашей многонациональной страны, нарушавшая правильную последовательность экономических и политических реформ, возобладала в СССР уже в 1987 году, так что страна продержалась не дни и месяцы с этого момента, а четыре с половиной года, несмотря на допущенную и не встречавшую от руководства КПСС отпора разрушительную деятельность радикальных националистических и прокапиталистических сил. А переход общественных связей, общественного порядка на более низкий уровень развития наблюдается каждый раз, когда в силу экономических и политических неурядиц и кризисов или слабости руководства государство на существенный период оказывается не в состоянии выполнять свои функции по поддержанию элементарных норм общественного порядка и обеспечению функционирования основных институтов. Частные интересы начинают немедленно разрушать прежнюю общественную ткань, и она заменяется существенно более простой и грубой, общество оказывается во власти смеси различных типов отношений, от патриархальных и феодальных до капиталистических. Это случалось в истории много раз.
СССР просто не успел выработать такие формы реализации общественной собственности и их сочетания с личными и коллективными интересами, которые позволили бы значимо обогнать развитые капиталистические страны по уровню производительности труда, хотя продвигался в этом направлении, преодолевая монополизм в политике и экономике, догматизм в идеологии. На это требовалось время, а это значит, что грубые политические ошибки могли привести к потере социализма. Это и произошло. Но если учесть, что капитализму потребовалось около 500 лет и множество попыток, чтобы утвердиться в Европе к середине XIX века, то странно было бы ожидать полного успеха от первой социалистической попытки. При этом, разумеется, современные взгляды марксистов на пути и методы изживания частной собственности и товарного производства, а поэтому и на социализм, отличаются от радикального видения тех, кто совершал революцию в Октябре. Но вызванные Октябрьской революцией 1917 года процессы полностью преобразили мир: благодаря влиянию ее успехов и успехов СССР начался переход к восьмичасовому рабочему дню в большинстве стран Европы, к повышению роли рабочего класса в политической жизни стран, к предоставлению права голоса всему взрослому населению вне зависимости от пола, национальности, социального статуса. Началось кардинальное расширение прав профсоюзов, резкое увеличение числа тех, кто пользовался социальными льготами, удешевление медицинской помощи и образования, кардинальное изменение социальной роли государства в сторону создания «социального государства».
Революция 1917 года дала сильнейший стимул и ликвидации колониальной системы империализма. В этом позитивном преобразовании всего мира — великое и непреходящее значение Великой Октябрьской социалистической революции.
Примечания:
1
Из песни к кинофильму «На графских развалинах» (Мосфильм, 1957), слова Евг. Евтушенко.
2
См., например, Эпштейн Д. Б. Непотерянное время, но потерянный шанс // «Застой». Потенциал СССР накануне распада. М.: Культурная революция, 2011. С. 115— 183.
3
История России XX — начала XX века / Под ред. Л. М. Милова. М.: Эксмо. 2007.
С. 38.
4
Там же. С. 73.
5
Ленин ссылается на труд Дж. А. Гобсона: «Империализм», вышедший в Англии в 1902 году, и на работу Р. Гильфердинга, вышедшую в Вене в 1910 году, а на русском языке — в 1912 году в Москве. См.Ленин В. И. Империализм как высшая стадия капитализма // Полн. собр. соч. Т. 27. С. 309.
6
См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 299-426.
7
Там же. С. 425.
8
«Если бы народное творчество революционных классов не создало Советов, то пролетарская революция была бы в России делом безнадежным, ибо со старым аппаратом пролетариат, несомненно, удержать власти не мог бы, а нового аппарата сразу создать нельзя». Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 34, с 305.
9
«Капитализм создал аппараты учета вроде банков, синдикатов, почты, потребительных обществ, союзов служащих. Без крупных банков социализм был бы неосуществим. Крупные банки есть тот „государственный аппарат», который нам нужен для осуществления социализма и который мы берем готовым у капитализма, причем нашей задачей является здесь лишь отсечь то, что капиталистически уродует этот превосходный аппарат, сделать его еще крупнее, еще демократичнее, еще всеобъемлющее. Количество перейдет в качество. Единый крупнейший из крупнейших государственный банк, с отделениями в каждой волости, при каждой фабрике— это уже девять десятых социалистического аппарата. Это — общегосударственное счетоводство, общегосударственный учет производства и распределения продуктов, это, так сказать, нечто вроде скелета социалистического общества». Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 307.
10
Ленин б. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 332-333.
11
Там же. С. 313.
12
Ленин В. И. О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова) // Полн. собр. соч. Т. 45. С. 380-381.
13
Ленин В. И. Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата // Полн. собр. соч. Т. 40. С. 2.
14
«…Революция, настоящая, глубокая,„народная», по выражению Маркса, революция есть невероятно сложный и мучительный процесс умирания старого и рождения нового общественного строя, уклада жизни десятков миллионов людей. Революция есть самая острая, бешеная, отчаянная классовая борьба и гражданская война. Ни одна великая революция в истории не обходилась без гражданской войны. А думать, что гражданская война мыслима без „исключительно сложной обстановки», могут только человеки в футляре. Если бы не было исключительно сложной обстановки, то не было бы и революции». Ленин В. И. Удержат ли большевики государственную власть // Полн. собр. соч., т. 34. С. 321.
15
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 19.
16
В основу статьи положена публикация автора «СССР — незавершенный проект. Семь поворотов» // См. Развитие и экономика. № 14, сентябрь 2015.
Источник: «Вершина Великой революции. К 100-летию Октября.», М., 2017.
