Шахматов В.В. * Революция 1917 года и правомонархическое движение в России (2017) * Статья


СКАЧАТЬ В PDF


Революция 1917 года без преувеличения является одной из наиболее актуальных и одновременно острых тем в современном историческом и общественном дискурсе. Споры вокруг роли этого эпохального события в истории России выходят далеко за пределы академического сообщества и приобрели общественно-политическое значение. Подобное внимание общественности к теме революции 1917 года можно объяснить активным поиском альтернатив коммунистической идеологии, наблюдаемым в российском обществе на протяжении последних тридцати лет, и как следствие выработки новых смысловых оценок революционных событий столетней давности.

Одним из направлений современной российской общественно-политической мысли, получившим второе рождение в постсоветское время, является русский консерватизм и свойственная ему монархическая идеология. Популярность консервативных и монархических идей среди части населения Российской Федерации в значительной степени связана с ростом религиозности российского общества, обозначившимся после отказа от материалистического мировоззрения, а также обращением к традиционным культурным ценностям, как реакции на распространение так называемой «свободы нравов».

Распад Советского Союза и крах коммунистической идеологии побудили эту часть российского общества искать ответы на вопросы государственного строительства и общественного устройства в трудах консервативных русских мыслителей и свойственным им политических традициях. При этом одним из ключевых вопросов явилась проблема падения самодержавия в России и крушения Российской империи, а также роль сторонников царской власти в событиях 1917 года.

Данная тенденция нашла свое отражение и в российском научном сообществе. За последние тридцать лет в отечественной историографии появилась целая плеяда ученых, посвятивших свои научные изыскания исследованию русской консервативной традиции и политической деятельности русских консерваторов. Отдельное место в этом спектре научных исследований также заняла проблема деятельности правомонархических организаций во время Русской революции 1917 года, а также причины их политического поражения.

В современной российской историографии наблюдается определенное созвучие в оценках состояния правомонархических организаций в преддверии Февральской революции 1917 года. Исследователи отмечают разрозненность, деморализацию и хаотизацию правомонархических движений накануне революции. Черносотенное движение было дискредитировано в глазах широкой общественности и расколото внутренними противоречиями. Еще до начала революции оно демонстрировало свою недееспособность, что говорит о закономерности их политического поражения в ходе революционных событий 1917 года.

Иллюстрируя положение русских монархистов накануне революции, один из ведущих современных исследователей черносотенного движения, А. А. Иванов приводит следующие слова главы Союза Русского Народа Н. Е. Маркова: «падению монархии предшествовало численное и качественное оскудение монархистов, падение монархического духа, расслабление монархической воли»[1]. Нередко в отечественной историографии также цитируют высказывание члена Президиума Монархического Движения И. И. Дудниченко, сказанные им в адрес печатного органа Всероссийского Дубровинского Союза Русского Народа «Русское знамя»: ««Русское знамя» ведется возмутительно. — Не газета, а какой-то злобный листок… люди бегут от такой пустоты и выписывают газеты противоположного направления»[2].

Исследователями не раз подчеркивалось, что правомонархические организации не столько были побеждены политическими противниками, сколько не смогли оказать организованное сопротивление революционному движению и фактически перестали быть субъектом политического процесса в революционной России. И это особенно любопытно, ввиду того, что численно правомонархические организации являлись одним из крупнейших движений страны. По оценке Ю. И. Кирьянова в феврале 1917 года они насчитывали от 30 до 35 тысяч человек, практически втрое больше, чем большевики[3].

Подобное разрушение русского монархического движения, в свое время мощного и динамичного, решительно противостоявшего революции 1905 года, не произошло в одночасье. Как отмечал Ю. И. Кирьянов оно длилось на протяжении десятилетия между двумя русскими революциями. Он же предпринял одну из первых попыток в постсоветской историографии дать системную оценку причинам деградации правомонархического движения. Согласно Ю. И. Кирьянову, первой и наиболее существенной причиной ослабления правомонархических организаций явилось «изменение отношения к правым со стороны правящих «верхов»»[4]. Ключевую роль в данном процессе сыграл П. А. Столыпин, в частности его конфликт с А. И. Дубровиным, достаточно подробно описанный А. Д. Степановым в книге «Правая Россия: жизнеописания русских монархистов начала ХХ века»[5]. Именно политика Председателя Совета министров Российской империи, направленная на смену председателя крупнейшей правомонархической организации — Союза Русского Народа, запустила центробежные силы среди сторонников монархии, недавно сплотившихся в патриотическом порыве, и привела к расколу Союза Русского Народа на ряд более мелких, враждующих между собой организаций. Более того, П. А. Столыпин сыграл заметную роль в дискредитации Союза Русского Народа и черносотенного движения в глазах Николая II.

Другой причиной поражения правых явилась их «обособленность»[6]. Характерной особенностью правомонархического движения было стремление его лидеров играть доминирующую роль среди всех политических и общественных объединений монархистов. Так показательны взаимоотношения внутри «триумвирата» руководителей трех организаций, созданных на основе расколотого СРН — А. И. Дубровина, В. М. Пуришкевича и Н. Е. Маркова. Личные амбиции, взаимная неприязнь и откровенная борьба за власть в рамках монархического движения, несмотря на крайнюю близость политических взглядов, особенно СРН и ВДСРН, не позволяли им выступать единым фронтом.

Заметную роль в ослаблении правомонархического движения сыграли и перемены в кадровом составе их организаций и сторонников монархической идеи. Так накануне войны скончались В. А. Григмут, П. Н. Дурново, прекратили активную деятельность член Главного совета СРН академик А. И. Соболевский, товарищ председателя ВДСРН, юрист и поэт Б. В. Никольский, редактор «Московских ведомостей» Л. А. Тихомиров, бывший председатель РМП архимандрит И. И. Восторгов. Некоторая часть монархистов постепенно отходила от жестких монархических позиций, в частности В. М. Пуришкевич, который в дальнейшем явился активным участником Февральской революции[7].

К существенным недостаткам монархических организаций исследователи также относят отсутствие у них четкой экономической программы, понятной для рядовых сторонников движения[8].

Накануне революции 1917 года правомонархическое движение испытывало и вполне ощутимые материальные трудности. В частности, И. В. Омельянчук отмечает, что в провинции правомонархические организации сталкивались с «катастрофической нехваткой денег»[9]. Это объяснялось низким достатком сторонников движения, социальную основу которого составляла преимущественно низкоквалифицированные рабочие и мелкие лавочники. Также существенно сказалось и численное сокращение сторонников правомонархического движения, вызванное оттоком значительной части лояльных монархическим идеям на фронт, что также подрывало позиции монархистов.

Еще одну важную особенность революционного процесса 1917 года, сыгравшую против правомонархистов, наглядно показал А. А. Иванов в одной из своих последних статей. По его замечанию «разразившаяся в 1917 г. революция, в отличие от революции 1905 г., проходила под национальными, патриотическими знаменами»[10]. Сторонники революции отошли от пораженческих настроений 1905 года и вооружились патриотической риторикой и призывами к победе в войне. Это лишало патриотично настроенных монархистов традиционных преимуществ в их полемике со сторонниками революции.

Кроме того, ссылаясь на Н. Е. Маркова, А. А. Иванов указывает на то, что за время функционирования Государственной думы именно она стала восприниматься широкими слоями населения как средоточие «истинного патриотизма»[11]. Именно этот политический институт во главе с Гучковым и такими правыми политиками как В. В. Шульгин и В. М. Пуришкевич, по мнению ученого, смог убедить не только народ, но и высшее военное руководство страны в измене Царя и его правительства.

И наконец еще одним существенным фактором поражения монархистов явилась, также обозначенная А. А. Ивановым пассивность правомонархического движения и их ориентация на инициативу сверху и ожидание «именно от действующей власти активности, решительности и руководства всеми контрреволюционными силами»[12]. Однако, если верить свидетельствам К. Н. Пасхалова, Николай II не разделял идей русских монархистов. Ю. И. Кирьянов приводит следующие строки монархиста, написанные им для Д. А. Хомякова в 1912 года после приема у императора: «И Он, и все, что Его окружают, больны недугом «русского» либерализма, который и приведет нас к гибели». По точному замечанию Ю. И. Кирьянова «уже в конце своей деятельности некоторые правые (в том числе А. И. Дубровин и К. Н. Пасхалов) признавали, что, отстаивая интересы самодержавной монархии, они выступали большими роялистами, чем сам король»[13]. Фактически в преддверии революции русские монархисты были лишены сочувствия и покровительства своего государя. В этих условиях добровольное отречение императора окончательно лишило монархистов воли к политической борьбе.

Скорее всего именно подобная пассивная позиция правых и явилась одной из стержневых причин их поражения в 1917 года, так как, несмотря на то, что они предвидели революционные потрясения и располагали вполне конкретными инициативами по противодействию революции, воплощать их в жизнь самостоятельно они не стали.

Одной из таких инициатив в конце 1916 года был призыв членов кружка А. А. Римского-Корсакова снабдить «войсковые части пулеметами для подавления мятежа»[14]. Схожие решения предложил императору и Н. Н. Тиханович-Савицкий в конфиденциальном письме от 30 декабря 1916 года. Члены кружка предупреждали Николая II о вероятности государственного переворота и предлагал распустить Государственную думу и Главный комитет Союза земств и городов, а также обязать всех губернаторов всячески поддерживать монархистов. Против революционеров он предлагал применять «радикальные устрашающие меры». Как показала Е. М. Михайлова схожие по содержанию телеграммы направлялись в адрес министра внутренних дел А. Д. Протопопова и члена Государственного совета Н. А. Маклакова. Среди прочего они рекомендовали «ввести в печати военную цензуру, поставить деятельность Союза земств и городов под военный контроль и передать власть «сильно правым» военачальникам»[15].

Одним из последних политических актов сторонников монархии явился совместный визит членов правой группы Государственного совета А. А. Ширинского-Шихматова, А. Ф. Трепова, Н. А. Маклакова на заседание Совета министров 25 января 1917 года. Делегаты предложили перевести Петроград на осадное положение, однако, их голоса не были услышаны[16].

Именно после этого события согласно часто цитируемой фразе меньшевика Н. Н. Суханова «чёрная сотня сгинула в подполье»[17].

Несмотря на катастрофические последствия революции 1917 года для сторонников монархии в России, далеко не все они однозначно оценивали различные ее этапы.

Ряд видных участников монархического движения поначалу положительно и местами даже восторженно встретил Февральскую революцию. В частности, активное участие в поддержке Временного правительства и агитации на фронте принял В. М. Пуришкевич. Руководитель кружка, члены которого составили упомянутую выше контрреволюционную записку, А. А. Римский-Корсаков заявлял о готовности служить новому строю. В. В. Шульгин и вовсе был одним из лиц, принявших отречение Николая II[18].

Показательно отношение различных групп монархистов к большевикам. Несмотря на то, что подавляющее большинство монархистов негативно оценивало программу и идеи левых радикалов, в то же время часть из них увидела в большевиках, хоть и бессознательное, но стремление к продуктивному государственному строительству. Эта группа правых придавала торжеству большевизма в России характер стихии, кары небесной, согласующейся с Божественным промыслом. В качестве примера подобного отношения к Октябрьской революции в отечественной историографии часто приводят цитаты Б. Н. Никольского[19]. «В активной политике они с не скудеющею энергиею занимаются самоубийственным для них разрушением России, одновременно с тем выполняя всю закладку объединительной политики по нашей, русской патриотической программе, созидая вопреки своей воле и мысли, новый фундамент для того, что сами разрушают…» — писал он[20]. Кроме того, некоторые бывшие черносотенцы даже поддерживали большевиков. В частности, как убедительно показали Д. И. Стогов и А. А. Иванов, академик А. И. Соболевский в своем письме к упомянутому Б. Н. Никольскому писал: «Я голосую за список большевиков (они теперь моя пассия), веду за собой сестру и братьев и убеждаю знакомых», положительно оценивая то, что большевики «уж больно здорово… расправляются с либеральной слякотью»[21].

Симптоматично и то, что подавляющее большинство сторонников правомонархических партий, по выражению А. А. Иванова «уклонились от вооруженного противостояния»[22] большевистской власти, а те, кто и вступил в ряды Белого движения, как Н. Е. Марков или В. М. Пуришкевич, оказались в правой оппозиции генералитету.

В то же время, как показал Д. И. Стогов приход к власти большевиков в сохранившейся после мартовского запрета правой прессе («Новое время», «Южный край», «Киевлянин») освящался резко отрицательно. Большевики подчас представали в качестве иностранных агентов, действующих по указке германского генштаба. Исключение составляла газета «Гроза», изначально негативно относившаяся как к Керенскому, так и выступлению Корнилова, а также «занявшей по отношению к Октябрю особую позицию»[23].

Примечательно и то, что, несмотря на свою политическую несостоятельность, наблюдаемую в период революции 1917 года, правые проявили удивительную прозорливость в отношении грядущей революцииее последствий. Это было продемонстрировано Ю. И. Кирьяновым и А. А. Ивановым[24].

Правые ясно видели собственную слабость и преимущества своих политических противников. Так в записке кружка А. А. Римского-Корсакова, вероятным автором которой был член Главного совета СРН М. Я. Говорухо-Отрок, утверждается, что победа либеральных партий привела бы только к исчезновению правого движения, а «затем выступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погром имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник»[25]. При этом положение левых оценивалось следующим образом: у них «есть идея, есть деньги и есть толпа, готовая и хорошо организованная»[26].

В. В. Кожинов приводит следующие слова В. В. Розанова написанные им в 1912 году писал: «У француза — «chere France», у англичан — «Старая Англия». У немцев — «наш старый Фриц». Только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия». Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии «ниспровержения» государственного строя»[27].

Немногим позже него была написана знаменитая записка министра внутренних дел П. Н. Дурново, в которой он предвидел финал русско-германской войны, грозящей революциями для обеих враждующих сторон[28]. Аналогичного мнения придерживался и Н. Е. Марков[29]. А. А. Иванов акцентирует внимание на следующих пророческих словах П. Ф. Булацеля, опубликованных им в конце 1916 года: «ужасы французской революции побледнеют перед ужасами той революции, которую вы хотите создать в России пользуясь нерешительностью теперешнего правительства. Вы готовите могилу не только «старому режиму», но бессознательно вы готовите могилы себе и миллионам ни в чём неповинным гражданам. Вы создадите такие погромы, такие варфоломеевские ночи, от которых содрогнутся даже «одержимые революционною маниею» демагоги бунта социал-демократии и трудовиков!»[30].

В дополнение к указанному выше можно привести еще ряд публикаций праворадикальных газет, иллюстрирующих настроения монархистов в преддверии революции 1917 года.

Наиболее радикально настроенные правые, представленные преимущественно Всероссийским Дубровинским Союзом Русского Народа, не просто остро воспринимали вызовы переживаемой ими эпохи. Они буквально были пропитаны ощущением надвигающейся катастрофы, грозящей не только страданием для России, но и, по их мнению, гибелью всему живому. Так в ноябре 1914 года среди читателей «Русского знамени» получило существенный резонанс некое афонское пророчество, подлинное происхождение которого вызывает определенные сомнения, в котором говорилось, что «в 1919 году Царьград и Москва будут полны идолопоклонниками», а 1923 год был объявлен годом пришествия антихриста и конца мира[31]. По всей видимости, ввиду обсуждаемости данного пророчества, спустя некоторое время редакция газета разместила уже более подробную статью, посвященную обстоятельствам его возникновения и призывом к поиску дополнительных свидетелей его содержания[32].

В июле 1916 года в «Русском знамени» публикуется реакция И. И. Дудниченко на вести о представленной правительству страны «записке правых о сильной власти»[33]. Помимо полной поддержки, которую высказывает автор подобной инициативе, если таковая имела место быть, он также делает неутешительные выводы о состоянии и грядущей судьбе России. По его мнению, российское государство в «отсутствии сильной власти» держится «только надеждой на Бога и на Его Святую Волю». «Отымите, при отсутствии твердой и сильной власти, эту веру, и наша родина будет разгромлена» — утверждает И. И. Дудниченко. Но и этот последний оплот Российской империи уже подвергается нападкам: «Но волки в овечьей шкуре идут уже походом и на нашу веру, дабы ее сначала ослабить, а потом и распылить… Тогда конец России».

В апреле 1916 года на страницах «Русского знамени» в статье Д. И. Булатовича с говорящим названием «Предчувствие» делаются следующие выводы, основанные на речи члена Государственного совета В. И. Гурко: «заговорщики выработали или во всяком случае вступили на путь выработки насильственного внезапного захвата власти»[34]. К признакам готовящегося переворота автор статьи причисляет «циничный образ действия» противников режима, их агитацию за необходимость «властной и решительной власти», и активизацию антиправительственных выступлений немецкого населения России, в частности «немецкого населения демократического — г. Люца в думе и аристократического — г. барона Шиллинга в Гос. Совете».

Далее в статье дается довольно удачная на наш взгляд и симптоматичная оценка позиции В. И. Гурко и В. В. Шульгина. Для них «безразлично, кто осуществит необходимую сейчас России сильную власть, лишь бы она не медлила приходом». «Вялость власти гонит в ряды противников законной власти талантливых людей, готовых там искать спасения от мертвечины» — резюмирует автор. В заключении он делает еще более драматичный и прозорливый вывод: «Ведь это ужасно. Ведь этак дело окончится тем, что, стремясь никого не раздражать, люди, осуществляющие долг власти, добьются того, что от нее отпадут все».

Однако нельзя сказать, что крайне правая печать была полностью охвачена унынием. Все-таки монархисты стремились найти лучики надежды в развивающихся политических событиях. Так в ноябре 1916 года на страницах «Русского знамени» мы можем найти довольно положительное отношение к уходу Б. В. Штрюмера и назначению А. Ф. Трепова. «О победе заговорщиков не может быть и речи» — вещает газета. Подобная кадровая перестановка сигнализирует об «ультиматуме» прогрессивному блоку: «отрешиться от преступной в дни войны позиции упорного недоверия к правительству или сойти с арены, где блок способен только мешать успеху войны»[35].

А. А. Иванов утверждает, что, «понимая неизбежность революционного взрыва, правые не ожидали, что он произойдёт уже в феврале 1917 г.»[36]. В то же время материалы газеты «Русское знамя» дают противоречивые сведения об отношении правых к конкретным срокам революции. Так один из выпусков ноября 1916 года газеты свидетельствует, что некоторые черносотенцы не только предвидели революцию, но и вполне отдавали себе отчет о том, что она может произойти в самое ближайшее время. Так Д. И. Булатович, под псевдонимом Люцилий, пишет: «Мы знаем, что сделают вожди класса посредников в январе, если декабрь не принесет поворота истории в ту или другую сторону: за декабрь посредники выработают план ожесточенного штурма власти и начнут его в январе». Под штурмом он подразумевает «парламентский штурм». В то же время, непосредственно 24 февраля 1917 года тот же автор без комментариев приводит слова некоего «лица», пессимистично утверждающего, что «вместо возрождения Россия неудержимо понесется к развалу, — но он произойдет еще не завтра, и потому не стоит смущаться мрачными предчувствиями»[37].

Так или иначе даже довольно точное предвидении по сути было бесплодным, так как, все надежды автора обращены к власти, «не имеющей опоры в организованных кругах населения». Единственный выход по его мнению — это «обессилить врага»[38]. В следующем выпуске автор конкретизирует свое видение необходимых государственных преобразований, направленных в первую очередь на лишение «посреднического класса», включающего банкиров, ростовщиков, перекупщиков и представителей других непроизводственных профессий реальной власти и ресурсов[39].

На страницах «Земщины» мы находим несколько иное видение положения в стране на рубеже 1916 и 1917 годов. Редактор газеты С. К. Глинка положительно оценил назначение «прямолинейного князя Н. Д. Голицына председателем Совета Министров», а также «замену Г. Куломзина таким мужественным человеком как И. Г. Щегловитый». Все это, по мнению автора, указывало на то, что правительство «не намерено продолжать прежних колебаний» и будет «выполнять волю и предначертания Державного Вождя»[40]. Накануне Февральской революции С. К. Глинка отказывался признавать массовое полевение населения страны. Напротив, он утверждал, что страна «не только не левеет, но значительно правеет». По его мнению, «народ полевеет и отвернется от правительства только тогда, если оно само отвернется от него»[41]. Кроме того, уже в середине февраля 1917 года, он же утверждал, что «стомиллионный русский народ» не пойдет за «Милюковыми, Родзянко, Шидловскими и другими»[42].

Газета «Колокол» также констатировала надвигающийся кризис и отмечала, что «во всех областях нашей жизни как в политической, так и в экономической намечается коренная ломка, которая после войны не только не приостановится, а, напротив будет расширяться и углубляться, пока не преобразует наше государство сверху донизу». В то же время, подобные перемены «Колокол» оценивал положительно и выделял несколько тенденций, свидетельствующих благополучном развитии России. Война, по мнению автора приведет к тому, что «в будущей политике Европы России будет принадлежать первое место». «В нынешних общественных движениях намечаются именно те здоровые и светлые пути, о которых можно было только мечтать, что культурный русский человек превращается в гражданина в английском вкусе» — отмечается в одной из статей, опубликованных в газете в июле 1916 года[43].

Более того, несмотря на то, что «жизнь так осложняется, так запутывается, дарит такими неожиданными сюрпризами, что положительно трудно ставить какие-нибудь определенные гороскопы на будущее», основное внимание «Колокола» сосредоточено на послевоенном обустройстве России. «В какую же сторону будет направлен излишек свободных интеллигентных и неинтеллигентных рук, который неизбежно образуется после войны?» — подобными вопросами задавался «Колокол», веря «в молодые силы русского народа, в его гений, в его проснувшуюся энергию,.. его страстное желание… выпутаться из той тины всевозможных засилий, в какой он по своей инерции очутился»[44].

Революционные призывы левых воспринималась черносотенцами, как подрывная деятельность в пользу немецкого штаба, в том числе физически осуществляемая нерусским населением, в частности немцами и евреями. При этом они не проводили различий между различными течениями российских левых. «Желая поправить невыгодное впечатление от социал-демократов, поступавших в их войска, немцы в последней прокламации ругательски уже ругают социал-демократов и приглашают их не слушать. Зато просят поверить сладким немецким голосам, выдающим себя за анархистов-коммунистов» — утверждало «Русское знамя»[45]. В качестве аргументов в пользу связи левых с немцами приводились случаи финансирования беспорядков рабочих в июле 1914 года и лингвистические особенности формулировок в распространяемых левыми прокламациях, по мнению редакции, свидетельствовавшие о нерусском происхождении их автора.

Аналогичная позиция транслировалась и на страницах «Земщины», где утверждалось, что «итальянская социалистическая печать издается немецкими акционерами», из чего делалось предположение о спонсировании «рабочей печати» в России из тех же источников[46].

Русские правые радикалы ставили в укор социал-демократам их связи с еврейским населением России и борьбу за его права. «Если бы социал-демократы действительно были самостоятельной и независимой от иудеев социально-политической единицей, то они безусловно должны были бы враждебно относиться к иудеям, как элементу буржуазному», утверждалось в «Русском знамени»[47]. По мнению автора статьи это обнажало подлинное значение социал-демократов, созданных с целью «разрушения устоев ненавистных иудеям христианских государств».

На страницах «Земщины» был предпринят анализ динамики рабочего движения в 1914-1915 гг. Знаменательно, что в этом кратком исследовании делаются довольно положительные выводы о том, что «к концу истекшего года забастовочное движение достигло минимальных размеров. Русский рабочий по праву взирает с упованием на лучшее будущее». При этом он создает это лучшее будущее «на национальных русских основах, — на новых разумных творческих началах, исключающих директивы разных «большевиков» и «меньшивиков», готовых «поставить родину под молот германского империализма»[48].

«Колокол» же в большинстве своем не углублялся в иностранное или инородческое происхождение инициаторов забастовок, однако всячески их осуждал и призывал к решительным мерам по борьбе с ними. Так в июне 1914 года после забастовки рабочих нефтяных промыслов в Баку на страницах газеты предлагалось «применять со всей строгостью репрессивные меры против тех забастовщиков, связь которых с преступными партийными организациями будет вполне точно установлена»[49].

Нередки среди крайней правой прессы и призывы к продовольственной диктатуре, «понимаемой как увеличение влияния правительства на товарообмен, с принятием, в случае надобности, беспощадных принудительных мер». Инициатором подобной диктатуры должен был выступить, «если не диктатор, то по крайней мере П. Н. Массальский»[50]. Однако высказывались и более резкие требования в частности, призывы к созданию института «главноуправляющего продовольственным делом империи или продовольственного диктатора», которому должны быть предоставлены неограниченные права[51].

Менее конкретны, но также эмоциональны были призывы газеты «Земщина». С ее страниц С. К. Глинка призывал «заставить их (сановников, не дающих себе отчета в своем предательстве — В. Ш.) помнить о долге и присяге»[52]. Редакции газеты также была близка идея более строго регулирования продовольственного вопроса, в частности «правительственная монополия на необходимые продукты» по примеру германской[53].

Газета «Колокол», тем не менее выступала против продовольственной диктатура и каких-либо «решительных» мер в этом вопросе. В одной из ее передовиц, озаглавленной «Не диктатура нужна, а правда», утверждалось: «более чем когда-либо нужен спокойный голос власти, нужен спокойный голос печати. Необходимо спокойное полное разъяснение населению существующего положения продовольственного дела. Необходимо решать продовольственный вопрос в непосредственном соприкосновении с десятками миллионов населения… , но не ограничиваться расправою с кучкой мародеров, пользующихся общим замешательством»[54].

Наиболее ярко внутренние противоречия, наблюдаемые в стане правых, демонстрирует публикация в газете «Колокол», в которой автор разбирает критику в адрес издания со стороны трех газет «Русское знамя», «Новое время» и «Речь». Как ни странно, наиболее положительную оценку получает газета «Новое время». Автор статьи заключает, что «и тон, и доводы, и самые предметы спора показывают, что газета дорожит прежде всего истиной». Совершенно противоположную крайне негативную оценку получает «Русское знамя». «Единственным конкретным обвинением» газеты «Колокол» признает «менее частое, чем того хочет «Русское знамя», употребление слова «жид»[55].

Приведенные примеры, в подавляющем большинстве подкрепляют тезисы, высказанные исследователями в указанных работах.

В последние полтора десятка лет проблема политического поражения правых в 1917 году была достаточно полно освещена в отечественной историографии, позволяя составить комплексную картину происходящего и выделить основные причины их политического фиаско. Помимо разрозненности, дискредитации в глазах общественности, недостатка финансирования, ограниченности идеологического аппарата и сокращения численности крайне правых политических движений и партий, пожалуй, корневой причиной их беспомощности перед лицом революции явилось отсутствие понимания и поддержки идей радикальных монархистов со стороны Николая II и политического руководства страны. Значительная часть правых была готова поддержать и даже жаждала самых решительных действий царя по предотвращению и противодействию революционному движению и инакомыслию в стране, начиная еще с революции 1905 года, и не прекращала призывать к ним вплоть до окончательного падения самодержавия в 1917 году.

Однако российский император и правительство Российской империи не только последовательно дистанцировались от яростных защитников самодержавие, но и внесли значительный вклад в раскол черносотенного движения и его сторонников. Вместо грамотного руководства и управления этой поначалу могущественной политической силой, выступившей опорой царского режима в 1905-1907 годах и сыгравшей заметную роль в подавлении революционных волнений, царская власть целенаправленно ее ослабляла. Все это привело к маргинализации движения, его вырождению и политической недееспособности правых, проявившейся в 1917 году.

Отречение Николая II и отказ от власти в пользу Временного правительства великого князя Михаила Александровича фактически подписали смертный приговор и всему монархическому движению России, лишившемуся, по справедливому замечанию А. А. Иванова «формального повода протестовать»[56].

Часть его участников довольно стремительно перешла в стан февралистов, другие со временем поддержали октябристов, а подавляющее большинство осталось пассивным, встретив крушение царской власти полным недоумением или религиозной покорностью, как Промысел Божий о России.


Примечания:

1

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов // Российская история. — 2017 — №2 — С. 48.

2

КирьяновЮ. И. Правые партии в России. 1911-1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. — С. 414.

3

Там же. С. 417.

4

Там же. С. 389.

5

Правая Россия. Жизнеописания русских монархистов начала XX века. Сост. А. А. Иванов, А. Д. Степанов. — СПб.: «Царское дело», «Русская народная линия», 2015, — С. 72-77.

6

КирьяновЮ. И. Правые партии в России. 1911-1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. — С. 398.

7

КирьяновЮ. И. Правые партии в России. 1911-1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. — С. 398.

8

Там же. С. 413.

9

Провинциальная контрреволюция: Иваново-вознесенская самодержавно-монархическая
партия в 1905–1917 гг. / И. В. Омельянчук // Российская история. – 2017 – №2 – С.130.

10

«Революция будет национальною.»: к вопросу о причинах стремительного поражения правых в 1917 году / А. А. Иванов //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. / Ред. колл.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2016. — С.32.

11

«Революция будет национальною…»: к вопросу о причинах стремительного поражения правых в 1917 году / А. А. Иванов //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. / Ред. колл.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2016. – С.33.

11

КирьяновЮ. И. Правые партии в России. 1911-1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. — С. 402. Последняя попытка спасти монархию: «записки», составленные в кружке А. А. Римского-Корсакова, и их политическое значение/ Д. И. Стогов //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. /Ред. кол.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2011. — С. 12.

12

Там же. С.29.

13

КирьяновЮ. И. Правые партии в России. 1911–1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. – С. 402.

14

Последняя попытка спасти монархию: «записки», составленные в кружке А. А. Римского-
Корсакова, и их политическое значение/ Д. И. Стогов //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. /Ред. кол.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2011. – С. 12.

15

«Не Дума нужна, а диктатура, Государь»: Астраханская народно-монархическая партия накануне и в 1917 г./ Е. М. Михайлова //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. /Ред. кол.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2010. — С. 22.

16

«Не Дума нужна, а диктатура, Государь»: Астраханская народно-монархическая партия накануне и в 1917 г./ Е. М. Михайлова //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. /Ред. кол.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Ива^в. СПб., 2010. — С. 24.

17

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов // Российская история. – 2017 – №2 – С. 50; КирьяновЮ. И. Правые партии в России.
1911–1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. – С. 388.

18

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов // Российская история. — 2017 — №2 — С. 51.

19

Д.И. Стогов, А. А. Иванов. Черносотенцы и большевики: правый взгляд на триумфаторов
Октября. URL: http://ruskline.ru/analitika/2008/11/14/chernosotency_i_bol_sheviki_pravyj_vzglyad_na_triumfatorov_oktyabrya

20

Кожинов В. В. «Черносотенцы» и Революция. М., 1998. URL: http://kozhinov.voskres.ru/
cher-sot/chersot.htm

21

Д. И. Стогов, А. А. Иванов. Черносотенцы и большевики: правый взгляд на триумфато-
ров Октября. URL: http://ruskline.ru/analitika/2008/11/14/chernosotency_i_bol_sheviki_pravyj_vzglyad_na_triumfatorov_oktyabrya

22

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов // Российская история. – 2017 – №2 – С. 59.

23

Право-консервативная печать и события июля-октября 1917 г./ Д. И. Стогов // Револю-
ция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. /Ред. кол.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2010. – С. 114

24

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А.А.Иванов // Российская история. — 2017 — №2 — С. 43; «Революция будет национальною.»: к вопросу о причинах стремительного поражения правых в 1917 году /А. А. Иванов //Революция 1917 года в России: новые подходы и взгляды. Сб. научн. ст. / Ред. колл.: А. Б. Николаев (отв. ред. и отв. сост.), Д. А. Бажанов, А. А. Иванов. СПб., 2016. С. — 27; КирьяновЮ. И. Правые партии в России. 1911-1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. — С. 344.

25

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов //Российская история. — 2017 — №2 — С. 46.

26

Там же. С. 46.

27

КожиновВ. В. «Черносотенцы» и Революция. М., 1998. URL: http://kozhinov.voskres.ru/ cher-spt/chersot.htm

28

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов //Российская история. — 2017 — №2 — С. 43.

29

Там же. С. 44.

30

Там же. С. 44–45.

31

Русское знамя. — Петроград, 16 ноября 1914 г.

32

Там же. — Петроград, 3 декабря 1914 г.

33

Там же. — Петроград, 8 июля 1916 г.

34

Русское знамя. — Петроград, 5 апреля 1916 г.

35

Там же. 13 ноября 1916 г.

36

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А. А. Иванов // Российская история. – 2017 – №2 – С. 48г.

37

Русское знамя. — Петроград, 1917 г.

38

Там же. 10 декабря 1916 г.

39

Там же. 11 декабря 1916 г.

40

Земщина. — Петроград, 3 января 1917 г.

41

Там же. 18 января 1917 г.

42

Там же. 11 февраля1917 г.

43

Колокол. – Петроград, 16 июля 1916 г.

44

Там же. 31 июля 1916 г.

45

Русское знамя. — Петроград, 17 декабря 1914 г.

46

Земщина. — Петроград, 22 декабря 1915 г.

47

Русское знамя. — Петроград, 11 февраля 1916 г.

48

Земщина. – Петроград, 15 января 1916 г.

49

Колокол. — Спб., 17 июня 1914 г.

50

Русское знамя. — Петроград, 1 мая 1916 г.

51

Там же. 14 мая 1916 г.

52

Земщина. — Петроград, 24 ноября 1916 г.

53

Там же. 27 июня 1915 г.

54

Колокол. — Петроград, 12 октября 1916 г.

55

Колокол. — Спб., 4 июля 1914 г.

56

«Черная сотня сгинула в подполье»: русские правые и революция 1917 г. / А.А.Иванов
// Российская история. – 2017 – №2 – С. 50.


Источник: «Октябрьской революции – 100 лет». Сб. ст. – М.: АИРО-ХХI. 2017.

Поделиться ссылкой:
  • LiveJournal
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Tumblr
  • Twitter
  • Facebook
  • PDF

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *